Fallout 3

Главная


Fallout 4


Поиск


ЧаВО


Статьи


Форум

 

Галерея


Файлы


Файлообмен


Counter Strike


Чат


Новости


Скриншоты


Написать


Ссылки


Ордена


Участники

 

Online:

 
 

 

Форум -- Литература

Бука из Убежища 101
Пользователь
Авторейтинг:
Гуру
(891-0)
Знания
Звание:
писарь
Репутация:
человек на закате
Тема: Серия "Атомный город"
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
Василий Егоров
Рука «Анклава»
    
 
    
    Текст предоставлен издательством http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=2325025
    «Виталий Егоров   «Рука «Анклава»»»: Крылов; Санкт-Петербург; 2011
    ISBN 978-5-4226-0046-5
Аннотация
    
      Сегодня ты пошёл в охрану каравана, чтобы привести браминов в Броккен-Хиллс и
обменять их на золото. Однако на пустошах всегда подстерегает опасность. И вот теперь
ты один — в толстой кожаной куртке и с «Дезерт Игл» в руке. Ты идёшь на поиски
легендарного Братства Стали с целью вступить в его ряды. Нож, кошелек и фляга с
водой, — вот и вся твоя поклажа. Тебе предстоит много узнать о дальних городах,
погрузиться в пучину мафиозного порока и запутаться в сети бандитских интриг.
      Жизнь так жестока к тем, кто промахивается! Но только не к тебе, стрелку-
одиночке, охотнику на кентавров и инопланетную тварь.
    
Василий Егоров
РУКА «АНКЛАВА»
    
Часть I
    
Пролог
    
      Ряды одинаковых фигур стояли в древнем подземном бункере. Силуэты людей в серых
балахонах были еле видны в бледном освещении. Проекционный голубой экран слабо мерцал.
На его фоне резко выделялась фигура АХС-9 — верховного служителя. Последователи с
трепетным молчанием внимали его словам:
      — …Учение Хаба сбывается. Великое колесо прибыло на Землю, и скоро мы войдем в
контакт с Учителями. Нас ждет немало испытаний. Только тот, кто сможет очистить
свои нейродины, взойдет на борт Великого колеса и сравняется в могуществе с небесными
Учителями. Нас ждет радиоактивная пустыня, и, для достижения наших целей, надо
пройти через нее. Я думаю, каждый из вас знает, насколько она опасна. Поэтому для
главной миссии мы выбрали вас — лучших из лучших: метких стрелков, ловких бойцов,
умелых лекарей. Вероятно, нам попытается помешать мясо с обода, но вы — спицы нашего
колеса и должны выдержать. Нам понадобится все ваше мастерство, а впереди вас ждет
Кветзел и вселенское могущество.
      Мы дали вам оружие, продукты и медикаменты, принесите нам звездную мудрость.
Сегодня вы отправляетесь в путь. Мы собрали три группы. Уже через несколько дней
радиостанции нашей базы не смогут поддерживать с вами связь, зато между собой вы
будете общаться. Вы предоставлены сами себе и воле небесных Учителей. Община
надеется на вас, будущее Земли в ваших руках. Уходите с гордостью, возвращайтесь с
победой. Мы с братьями будем молиться за вас…
    
      Тусклый свет мониторов не освещал помещение. Ночное дежурство лишь начиналось.
Привычный мониторинг воздушных перемещений авиабазы Наварро не отличался
напряженностью. Рейсы совершались редко, и передвижение всей техники легко
отслеживалось. Неожиданно на экране появился новый объект, но компьютер не смог его
идентифицировать. Диспетчер приник к экрану радара и схватил устройство
коммутационной связи.
      — Господин капитан, мы засекли неопознанный объект. В данный момент он
движется над Скалистыми горами, направление юго-запад, высота пятьдесят километров,
постоянно снижается. Траектория без изменений. На территорию государства вторгся
предположительно из околоземного пространства. Скорость километр в секунду.
      Начальник базы ответил быстро, будто только и ожидал вызова:
      — Каков размер?
      — Семь-двенадцать метров. Снижение происходит без изменений. Расчетное время
падения: восемь минут одиннадцать секунд. Место падения: восточные склоны северной
части Сьерра-Невада.
      — Сейчас буду.
      Капитан как всегда пришел снаряженный по режиму военного времени, и его тяжелые
шаги в коридоре были слышны издалека. Когда он вошел в диспетчерскую все служащие
вытянулись по стойке «смирно», и лишь один техник скосил глаз на монитор радара.
      — Докладывайте.
      Диспетчер бросился на свое рабочее место.
      — До падения — минута и двадцать секунд. Предположительное место падения
прежнее.
      Капитан склонился над мониторами. Объект двигался в сторону базы.
      — Десять метров, говоришь… Это точно не боеголовка. Значит, просто метеорит.
Он упадет раньше, и база не пострадает. Зря только развел панику.
      — Подождите, объект скорректировал высоту! Место падения на сто километров
юго-западнее. Это управляемый объект.
      Тяжелое тело капитана в боевой броне развернулось, взревев сервомоторами.
      — Траектория движения прежняя. Вы просто ошиблись в расчетах.
      Объект исчез с экрана, и кофе в стаканах едва качнулся.
      — Вот и все, — прогудел капитан. — Это просто крупный метеорит. Металлический,
если не распался в полете. Запишите место падения, если нам понадобится хорошее
железо, слетаем туда.
    
Глава 1
    
    Багровый диск солнца медленно опускался за вершины. Западные горы дышали на
тракт суховеем. Создавалось впечатление, будто жар идет прямо от красного диска,
висящего в небе в паре сотен ярдов над головой, иссушая лица и заставляя воздух завывать в
ветвях карликовых деревьев. Наш караван двигался на север — до Реддинга оставалось еще
около двух дней пути. В этом шахтерском городе сходились практически все торговые пути
Запада той страны, которая когда-то гордо называлась Соединенные Штаты Америки. С тех
пор многое изменилось, и сейчас мы ведем стадо браминов из Броккен-Хиллс, чтобы
поменять на золото. Именно золото притягивает торговцев в Реддинг, и со всех концов туда
идут караваны с медикаментами, наркотой, продуктами сельского хозяйства. А шахтеры
вкалывают практически круглосуточно, ведь под землей не видно, когда садится и встает
солнце.
    Мы не шахтеры, поэтому знали, что вскоре после захода солнца караванщик
скомандует привал. Тогда можно будет расслабиться, перекусить жареной игуаной, и
мужики будут греться самогоном, спасаясь от резко холодающего ветра гор. В охране
каравана было пять человек, трое шли в его главе, двое замыкали шествие. Процессия
растянулась ярдов на пятьдесят. Погонщики вели вереницы браминов, запряженных в
повозки. Караванщик Билл шел с охраной впереди, но постоянно оглядывался, не упуская из
виду никого и ничего. Я шагал перед ним. Взгляд мой упирался в широкую спину Джоя —
здоровенного негра с кувалдой на плече. Рядом с ним Фил — белый, долговязый, опытный
охотник, который никогда не расставался со своей охотничьей винтовкой «Кольт
Рейнджмастер».
    Совсем недавно, когда мне исполнилось восемнадцать, я пришел к отцу и заявил, что
пойду в охрану караванов. Он весь вечер отговаривал меня, рассказывал страшные истории
про уничтоженные караваны, рейдеров и загадочные Когти Смерти, от которых еще никому
не удалось спастись. Я оставался непреклонен. Было далеко за полночь, когда он понял, что
его попытки тщетны. Тогда он молча спустился в подвал, долго гремел старой посудой и
ненужными инструментами, а когда вышел, в руках у него был темный сверток. Отец
развернул промасленную тряпку и протянул мне сверкающий «Десерт Игл» и три полные
обоймы. Откуда взялось такое оружие у моего домоседа, я не знал, но был безмерно
благодарен за подарок, которым уже неоднократно приходилось пользоваться.
    Предавшись воспоминаниям, я проглядел опасность.
    Нападение первым заметил караванщик: на нас выскочил выводок гигантских
мутировавших насекомых. Едва рад-скорпион показался из-за поворота, Билл выхватил свой
десятимиллиметровый «Хеклер Кох МП-9» и выстрелил одиночным. Понятно, он не хотел
зацепить очередью нас, поэтому побежал навстречу монстру. Мы тоже не медлили. Я
вытащил свой пистолет и прицелился в голову ближайшему насекомому переростку. За
первым скорпионом показался второй, но Фил уже ловил его в прицел винтовки. Мы
выстрелили практически одновременно: я уложил своего, а Фил тяжело ранил другого.
Скорпион едва передвигался, но по-прежнему пытался атаковать. Буквально по головам
предыдущих животных на нас выбежал третий хищник. «Десерт Игл» — оружие мощное, но
не отличается скорострельностью, рад-скорпион успел подскочить почти к моим ногам, но
тут пригодилась кувалда Джоя: первый удар отбросил насекомое на ярд, а второй размозжил
его. Скорпион так и не успел нанести удар своим ядовитым хвостом или схватить добычу
клешнями. Фил передернул затвор и пальнул, добивая цель. Все знали, что скорпионы
нападают большими стаями. И точно: из-за валуна на нас выползло еще две твари. Тут снова
заговорил пистолет-пулемет Билла, его очередь нанесла урон обоим скорпионам, я добил
одного, а Фил пристрелил второго.
    Еще минуту мы ожидали продолжения боя. Потом раздались команды караванщика:
    — Джой, Фил проверьте дорогу впереди. Погонщики, распотрошите скорпионов,
хвосты мы тоже продадим. Замыкающие, чего приперлись? А ну марш назад, не хватало,
чтобы эти твари подкрались сзади и отбили брамина. Эд, не стой, помогай!
    Я так и не понял, кому мне надо было помогать, поэтому взялся за самую безопасную
работу — потрошение рад-скорпионов. Достал нож и принялся подрезать жилы, просовывая
лезвие между пластинами плотного панциря в хвосте насекомого.
    За работой я размышлял вслух:
    — Интересно, никто не пытался использовать панцирь скорпионов в качестве брони?
Пулю они, конечно, не выдержат, а вот от ножа защитят…
    Тут же послышался ответ:
    — Ага, ты еще предложи клешни на руки надевать, чтобы «Нюка-колу» удобнее
открывать было. От ножа хорошо защищает и кожаная броня, зато она более гибкая и легкая,
чем скорпионьи панцири. — Караванщик Билл считал, что знает все, и всегда вставлял свое
слово.
    Я закинул первый хвост на плечо и принялся за второй. Хвосты рад-скорпионов
ценились потому, что содержали в себе яд, из которого медики научились делать
универсальное противоядие. Процесс изготовления был очень сложен и не доступен для
простых жителей, поэтому стоили хвосты недорого. Однако Билл был готов продать все, что
угодно, спасибо, хоть на привалах не заставлял нас собирать лекарственные растения.
    Вернулись Джой и Фил.
    — Дальше все чисто, можно двигаться.
    — Отлично. Грузите хвосты, и вперед.
    Я отнес свою добычу к закрытой повозке, переделанной из древнего автомобиля, и
догнал охранников. Фил с ухмылкой посмотрел на меня:
    — А ты не плохо замочил это насекомое, точно между глаз, из тебя выйдет неплохой
стрелок. Надо будет с тобой потренироваться. Вот доведем караван, прикупим патронов и
постреляем. «Десерт Игл», конечно, хорош, но пора тебе винтовку осваивать. Как думаешь?
    — Неплохая идея, только вопрос в том, сколько нам заплатят. — Я оглянулся на
караванщика и понизил голос: — Ты же знаешь его. Хорошо, если накинет сотню сверху за
этот бой, а то вообще скоро без штанов останемся.
    Фил усмехнулся:
    — Это точно. Я слышал, в НКР охране платят по две штуки, не то что эти несчастные
пять сотен.
    Неожиданно из-за спины Фила раздался голос караванщика:
    — Верно, только не забывайте, что они в пути почти в два раза дольше, и в охране там
профессиональные рейнджеры, а не такие ковбои как вы.
    Похоже, доводы шефа были для Фила не новы, и такие разговоры он слышал не раз.
    — Ну конечно! А чем отличается нынешнее побоище от того, которое учинили бы
рейнджеры? Они бы еще из базуки пальнули, да половину браминов очередями покосили.
Знаем мы этих бойцов.
    Я решил не вмешиваться в перепалку старших. Остальные тоже прислушивались к
беседе, но старались молчать. Билл оставался непреклонен, что в его случае понятно: никто
не хочет делиться деньгами сверх нормы. Хотя мне казалось, что Фил не уступит по
подготовке и опыту никаким рейнджерам. При желании он легко мог бы поступить на
службу в НКР, но почему-то не делал этого.
    — Фил, ты заключал договор и знаешь, что такова оплата всех охранников Броккен-
Хиллс. Так?!
    — Так… — Фил решил сдаться, пока караванщик не разозлился и не выдумал причину
для штрафа.
    Я уже несколько раз ходил в охране каравана с Биллом, и каждый раз ближе к концу
пути кто-нибудь да заводил разговор о повышении оплаты. Все уговоры были бесполезны,
хотя ребята рассказывали, что иногда перепадала премия от караванщика. Обычно это
случалось после каких-либо схваток, если скот при этом не пострадал. Когда охотники
получали ранения, надо отдать должное, Билл лечил их на свои деньги, не переставая,
однако, напоминать нам: «Раненого брамина еще купят, а раненый охранник никому не
нужен». В такие моменты я начинал сознавать правоту отца, но притягательность
путешествий, загадки, которые таятся за перевалом, всегда перевешивали чувство
самосохранения.
    С Биллом я ходил в Нью-Рено и Гекко. В Реддинг шел второй раз, но дорога была
настолько длинная, что я постоянно находил что-то новое для себя. Например, в прошлый
раз мы столкнулись с кучей мантиссов, теперь вот скорпионы, и на привале я решил
вплотную заняться изучением содержимого скорпионьего хвоста.
    Между тем солнце село, и на тракт стал постепенно опускаться сумрак. Еще немного, и
путешествие могло стать опасным. Во тьме так легко прятаться хищникам и бандитам, да и
тропа, которая гордо звалась «трактом», мало чем отличалась от местных пологих гор,
поэтому можно было заблудиться или переломать в темноте ноги. Билл, конечно, знал тракт
как свои шесть пальцев, но лучше не рисковать. Мы протопали еще с полмили, и вот
раздалась долгожданная команда:
    — Привал!
    Даже здесь опыт Билла оказался полезным. Из сумрака выступили смутно знакомые
очертания сарая, построенного из листов еще довоенного гофрированного железа.
Неподалеку слышалось журчание воды — видимо, родник или колодец. Легкий ветерок
гулял по постройке, завывая в дырявых стенах. Тропу и «оазис» обступили маленькие
корявые деревца.
    Караванщик принялся отдавать привычные команды:
    — Фил, Тод, пройдитесь по окрестностям, не хватало нам скорпионов или гекко.
Погонщики — повозки в круг, загоните туда браминов. Джой, Эд, разведите костер.
    Пока каждый занимался своим делом, Билл забрался на крышу ветхой постройки и
осмотрелся. Несмотря на вечер, в сумерках кое-что можно было разглядеть. К тому же, как я
понял, караванщик ищет именно то, что видно в темноте: костер рейдеров или бандитов.
Спустился вполне спокойный — значит, опасности нет. Затем он достал пустой мех для
воды, взял счетчик Гейгера и отправился к источнику.
    Мы расположились под открытым небом, хотя ночи были не очень теплые, и горный
ветер приносил прохладу. Так спокойней, ведь стены мешают обзору, а дождя не
предвиделось. Когда костер разгорелся, на вертеле разместили крупную игуану, я решил
воспользоваться свободной минутой. Все равно на часах сейчас стоит Тод, а ящерица будет
шипеть еще несколько минут. Я задумал повторить подвиг караванщика и забраться на
крышу сарая. Оказалось, сделать это сложнее, чем выглядело со стороны. Видимо, Билл не
раз совершал данную операцию. В темноте я с трудом находил выступы, за которые можно
уцепиться и поставить ногу, но молодость и упорство сделали свое: я залез на крышу,
поднялся во весь рост и огляделся.
    Звезды становились все ярче, воздух был чистым и прозрачным. Призрачный свет
заката подсвечивал черные зубцы горного хребта на горизонте. На всей земле воцарялся
мрак, и только искры от нашего костра рассекали черноту, взмывая вверх. Со стороны костра
слышался говор охранников и погонщиков, недовольные покрики караванщика, треск
горящего дерева.
    — Билл, а что там, на западе, за горами на горизонте? — я говорил громко, надеясь, что
он меня услышит.
    — Ты за ближними окрестностями следи, а не за горизонтом. — Билл любил
поворчать. — А вообще там Великая Пустыня — гиблое место. Там столько опасных
радиоактивных тварей, которые рады тобой закусить, что лучше туда не соваться. Слыхал
про Руки Смерти? Так вот, они порождение этой пустыни. Я уж молчу о созданиях
Повелителя.
    Я поднял взгляд в темное небо.
    — А как вы думаете, на звездах есть другие люди?
    — Что? Какие люди? Ты посмотри на звезды, они же такие маленькие, что на них не
устоишь.
    Раздался голос Фила:
    — А вот я слышал, что звезды разные по величине, одни больше Нью-Рено, а другие
даже больше солнца, просто далеко они от нас, вот и все.
    — В Реддинге говорят, что звезды сделаны из чистого золота, — низкий бас Джоя ни с
чьим было нельзя спутать.
    — В Реддинге даже сортиры золотые, там золото везде, только половина жителей на
наркоте сидит, а остальные сказки про звезды сочиняют, — высказался Билл.
    В разговор вступили остальные, каждый имел собственную точку зрения по этому
поводу, все делились опытом и оспаривали соображения собеседника. Когда я вернулся к
костру, говорил Фил:
    — …и этот хабболог рассказывал, что каждая звезда это как солнце, вокруг которого
крутятся планеты, как наша. Они собираются полететь к звездам.
    — Эти буйнопомешанные чего только ни придумают, чтобы затащить тебя к себе в
секту и захватить твои денежки. — Билл категорично отстаивал свое мнение.
    — Может, они сумасшедшие, но не дураки. Один парень из Сан-Франа рассказывал,
что у них такие пушки, что твой «Хеклер» можно выбросить как детскую игрушку.
    — Ага, почему же они тогда ко мне в охрану не нанимаются? Может, нанять одного
хабболога с суперпистолетом, чем пятерых оборванцев с ржавым барахлом?
    Теперь обиделся Фил, но не за то, что его назвали оборванцем — штаны у него и
вправду были драные, да и кожаной куртке нуждалась в починке. Охотник решил отстоять
честь своего оружия:
    — Да я со своей винтовкой не одного сектанта положу, если издалека. Пусть у них
какие угодно пушки, главное — кто их в руках держит. Вон, у нас малец стреляет не хуже
любого хабболога, — Фил махнул в мою сторону.
    Как всегда, треп у костра начинается с одного, а переходит совсем на другое. И так
каждый вечер: сначала кости перемывают друг другу, а потом каждый начинает вспоминать
и рассказывать байки и небылицы, о том, что видел, или не видел, но слышал, или что не
слышал, но придумал. Беседа продолжалась на оружейные темы, а все косились на жареную
игуану, которая источала аппетитный запах. Когда же Билл снял жаркое с вертела, все были
готовы признать любое, самое абсурдное утверждение караванщика, ибо проголодались
больше, чем несчастные рад-скорпионы.
    Мне достался хвост. Видимо, таким образом караванщик решил наградить меня за
сегодняшний меткий выстрел. Я, как и все, жевал жесткое мясо, грыз сухарь и запивал все
это водой. Разговоры стихли, тишина нарушалась только потрескиванием костра и дружным
хрустом поедаемого жаркого. Часовому отнесли еду, он поглощал паек в одиночестве в
отдалении от нас.
    И тут началось что-то странное: все объекты на земле обрели новую тень,
направленную на юго-запад: кроме костра и звезд, откуда-то появился новый источник
освещения. Небо озарилось оранжевым светом с северо-востока, а вся природа настороженно
затихла. Разговоры у костра также умолкли. Я отложил недоеденный кусок мяса и вскочил,
пытаясь разглядеть причину необычного явления. В небе был виден непонятный объект,
напоминающий звезду, но красного цвета и гораздо больше по размеру. Постепенно яркое
пятно стало превращаться в шар, который по яркости превосходил луну. Странный свет
становился все ярче, и послышалось едва уловимое шипение. Это было невероятное видение,
ни о чем подобном я никогда не слышал, поэтому любопытство подвигло меня на
необдуманный поступок. Я побежал к сараю, вскарабкался уже знакомым маршрутом,
оказался на крыше и стал наблюдать за объектом поверх деревьев.
    Кто-то кричал:
    — Звезда падает, конец нам, нужно убежище!..
    — Это ракета, война повторяется!..
    — Ложись!!!
    Испуганные брамины заревели в две глотки и забились за оградой. К счастью,
погонщики сделали ее достаточно надежной. У одного животного подкосились ноги, и оно
легло на землю, за ним попадали и остальные. Караванщик что-то кричал, но его никто не
слышал. Все лежали на земле, один я стоял на крыше и с восторгом наблюдал за ярким
падением звезды. Что же еще может с неба падать, не ракета же?
    За звездой тянулся огненный хвост, и по его направлению я догадался, что она
пролетит рядом, но мимо нас и, скорее всего, врежется в горный хребет на западе. Огненный
шар все рос, приближаясь к нам с невероятной скоростью. В считанные секунды он
промчался мимо, рассыпая искры и оставляя дымный хвост. Тут нас накрыло страшным
оглушающим грохотом. А яркий шар устремился к западным горам — еще миг и воткнется в
скалы. Вдруг звезда взмыла вверх, перемахнула хребет и скрылась за ним. Неожиданно
наступила тишина, и небо погрузилось в привычную тьму. Перед глазами прыгали красные
зайчики, порожденные светом.
    Я был шокирован увиденным зрелищем. Издалека донесся короткий тихий раскат
грома, через несколько мгновений дрогнула земля, и все окончательно стихло. Несмотря на
тишину, никто не торопился подниматься, все лежали, накрыв руками голову. Костер без
подпитки медленно тлел. Я не был уверен, что язык меня послушается, но попытался подать
голос:
    — Эй… кажется все кончилось… это точно не бомба.
    Билл приподнял голову и попытался разглядеть меня в наступившей темноте.
    — Ты как на крыше оказался, жить надоело?
    — Если б эта штука упала на нас, какая разница, стоя или лежа сгореть?
    Фил достал ружье из-под себя и медленно поднялся.
    — Вот так хреновина пролетела! Кому расскажешь, не поверят!
    Джой тоже решил подать голос:
    — Ага, ты теперь будешь эту историю пересказывать по барам, за даровую выпивку.
Еще и приврешь, что сбил звезду из своего хваленого ружья и прикурил от хвоста. Как ты
винтовку-то спрятал, словно бабу.
    — Между прочим, так и полагается делать при ядерном взрыве — спрятать оружие под
себя, чтобы оно не оплавилось…
    Я спустился с крыши, удивляясь, как смог так быстро на нее взобраться, не загреметь
вниз и не свернуть себе шею. Люди понемногу начали отходить от страха и обсуждать
произошедшее. Подошел Тод — его штаны были мокрыми. Кто-то крикнул:
    — Эй, Тод, ты так испугался, что обмочился?
    — На себя посмотри, не наложил ли в штаны! Я в воду прыгнул, думал, там можно от
огня спастись.
    — Ага, сварился бы заживо, если б эта дура по нам долбанула. Ну, что, Билл, так
маленькие звезды или большие? — Фил поймал начальника на ошибке и не собирался
упускать шанс подтвердить свою правоту.
    — Может, это и не звезда была, — огрызнулся караванщик.
    — А что тогда? Бомба или ракета? Война давно кончилась. Эта хреновина падала как
большой горящий камень.
    Я решил подать голос:
    — Нет, похоже, она сама выбирала куда падать. Если б она летела по прямой, то
врезалась бы в горы на западе, а она взлетела и перемахнула хребет.
    Фил не сдавался:
    — Ты-то, малец, откуда знаешь? Ты вообще за сараем спрятался.
    Билл принялся меня защищать:
    — Эд сидел на крыше, пока мы, как цыплята, валялись в пыли. Может, он и полез
навстречу опасности как сумасшедший, но видел он определенно больше всех нас. Так что
давай излагай все подробно.
    Я принялся рассказывать, показывая руками:
    — Объект появился с северо-востока и понесся в сторону той горы. Я думал: сейчас
врежется, но он взлетел вверх, перемахнул между двух вершин и ушел в сторону пустыни.
Думаю, он там и упал, потому что я услышал гром как от взрыва, только очень тихий.
Наверное, далеко упал.
    Остальные закивали. Караванщик поспешил вставить свое слово:
    — Ну, что, Фил, я же говорил, что это не звезда, они точно не могут летать по своему
усмотрению, а то все бы летали как мотыльки.
    — И что же это было? Ракета? Или какая-нибудь еще технологическая штучка со
времен войны? Я слышал какие-то слухи в Нью-Рено о летающих машинах, но это было
больше похоже на бред… Мы тогда купили самогон у Орвилля Райта и здорово надрались.
    Подал голос Джой:
    — Вряд ли. Как ты представляешь полет внутри такой штуки? Спечешься, как в печке.
Вот если б она не горела, я бы поверил. А скорость? Она пролетела за секунду столько, что
нам три дня топать. И что, она всегда так громко приземляется? Да о такой машине весь
Средний Запад бы уже знал. Не удивлюсь, что эту хреновину даже в Реддинге видели.
    Обсуждение продолжилось, но Билл решил напомнить, что пора заниматься делом, и
начал командовать:
    — Вот дойдем до Реддинга, тогда и спросим. Фил, встань на часы, Тоду обсохнуть надо
— ночь будет холодная. Погонщики, что там с браминами?
    Охранник удалился, а Тод устроился на спальнике у костра и принялся стаскивать
штаны.
    Глядя на него, Билл добавил:
    — Смотри не прожги, а то как в казино появишься с дырявыми портками.
    — Я завязал с игрой. Еще должен Аскорти две сотни с прошлого раза, а дома жена
запилила, — огрызнулся Тод. — Эд, сгоняй за дровами, костер уже почти погас.
    Я отправился собирать сушняк. На ощупь это было нелегко сделать, приходилось
постоянно закрывать глаза и прикрывать лицо рукой, чтобы не наткнуться на ветку или
корягу. Между тем за костром все располагались на ночлег, не прекращая обсуждение
события. Кто-то спросил:
    — Интересно, сколько сейчас бы стоила ракета времен войны?
    Ему ответили:
    — Целое состояние, только сначала надо найти того, кто ее купит. Каким-нибудь
погонщикам вроде нас она не нужна. Вот Билл наверняка нашел бы кому ее загнать по
сходной цене.
    Послышался голос караванщика:
    — Еще как нашел бы, я знаю, к кому идти с высокотехнологическими штучками.
    — Куда? В Город-Убежище?
    — Нет, там и так этого добра хватает, у них в убежище даже компьютер нормально
работает. И не в НКР.
    Послышался бас Джоя:
    — В Братство Стали, вот куда он поволок бы эту ракету.
    — Точно!
    Зашел разговор на темы, которыми я интересовался, потому поспешил к костру. Благо
дров набрал уже полную охапку, на всю ночь должно было хватить.
    Билл говорил о Братстве.
    — …в Дене есть их отделение, и в НКР, но это только филиалы. Серьезная точка у них
есть в Сан-Франциско, но и она не главная, где-то на юге находится их основная база, но о
ней никто ничего не знает. Я бы пошел в Сан-Фран.
    — Я думал, что основатель Броккен-Хиллс последний из Братства Стали, а вы
говорите, что их много, — сказал я.
    — Конечно много. Джекоб был из Братства, но там не одобряли его дружбу с
мутантом, поэтому он ушел от них и основал вместе с Маркусом наш город на старой
урановой шахте. Жалко, что Джекоб ушел в своей энергетической моторизованной броне.
Если ее продать, весь Броккен-Хиллс может полгода не работать. Умеют они делать доспехи.
    — А что они вообще делают? — я задавал вопросы, надеясь узнать как можно больше.
    — Говорят, они поклоняются технологии. Где-то глубоко под землей, на их базе, стоит
огромный компьютерный бог, у которого они спрашивают советы и просят помощи.
    — Компьютерный бог? Это что такое?
    — Вроде бы один из тех богов, которые развязали войну. Он выдумывает, как нам
дальше жить, а ребята из Братства Стали выполняют его волю. На мой взгляд, все они
ненормальные, хуже хаббологов, но зато всегда исправно и хорошо платят — кушать-то всем
хочется, а они, похоже, ни в чем себе не отказывают. Когда я жил в НКР, гоняли мы как-то к
ним браминов в Сан-Фран. Правда, моторизованных доспехов я не видел, но и те ребята, что
с нами расплачивались, тоже неплохо были прикинуты.
    — А что за доспехи такие, почему их называют моторизованные или энергетические?
    Похоже, Биллу надоело отвечать на глупые вопросы, он махнул Джою:
    — Расскажи ему, я пойду, лагерь осмотрю, — и встал.
    Джой взял тонкий прутик, сунул его конец в огонь и стал наблюдать, как пламя
медленно поедает ветку. Задумчиво глядя на этот процесс, он начал:
    — Тебе еще не приходилось носить тяжелую броню?
    — Нет, только эту куртку, и все.
    — Так вот, есть еще металлическая броня, она хорошо держит удар, особенно если не
прямой выстрел, но довольно тяжелая. Есть военные доспехи, это даже не панцирь, а целый
комплект: жилет, каска, наручи, сапоги. Они потяжелей, зато крепче. Доспехи Братства
Стали полностью заковывают человека в броню, с ног до головы. Понятно, если все это
надеть, ты с места не сдвинешься. Мастера Братства оборудовали доспехи усилителями,
которые все называют просто моторами. В этих доспехах ты сильнее, чем без них. Очень
удобно, особенно в бою. Поэтому все про них рассказывают небылицы, — Джой посмотрел в
сторону караванщика, — но все им завидуют, так как именно Братство Стали имеет такую
силу, с которой никому не справиться. Еще до нашего рождения один парень из Братства
уничтожил всю армию Повелителя и поставил мутантов на место. Если б Братство захотело
захватить власть во всей стране, они бы это сделали.
    — А почему не захватили?
    — Никто не знает. Может, потому, что их мало, может, просто им этого не надо. Сидят
себе под землей, поклоняются своему компьютеру и никому не мешают. Наверно, это и к
лучшему.
    Все укладывались спать. Костер медленно тлел, подбрасывать в него дрова входило в
обязанность часового. Дежурили охранники по очереди, и мое время приходилось на конец
ночи, когда начинает уже рассветать. Сейчас я мог забыться спокойным сном. Но, конечно,
не спалось, и причина была очевидна, слишком необычное явление мы сегодня видели,
слишком много я узнал. Было о чем подумать. Схватка с рад-скорпионами, о которой я бы
долго хвалился дома, уже почти забылась. Я ворочался с боку на бок и думал, изменится ли
что-то в моей жизни после падения непонятно-чего в западную пустыню. В конце концов
усталость от дороги взяла свое и я заснул.
    
Глава 2
    
    Мне показалось, что только я прикрыл глаза, как получил тычок в бок рукоятью
кувалды Джоя и услышал его голос:
    — Эд, вставай, твое время.
    Я поежился от предрассветного холодка, пытаясь спрятаться в спальник еще на
секунду, но вставать все равно надо было. Хорошо, что подъем ранним утром никогда не
составлял для меня проблем. Я потянулся и вскочил на ноги. Первым делом проверил
пистолет, потом натянул куртку и сказал Джою:
    — Все нормально, иди спи.
    Он прогудел:
    — За костром следи, — и стал устраиваться ко сну.
    Я прошел среди спящего каравана, поглядел, как дремлют двухголовые брамины в
загоне. Поговаривали, что давным-давно, еще до войны, брамины были одноголовые, но
сейчас такие не рождаются. Ходили слухи о родившемся одноголовом брамине, но это тоже
было давно, говорили, что это знамение к беде, как раз перед нашествием мутантов
Повелителя. Караванщики гоняют браминов во многие города, знают все слухи, но в
последнее время ни о чем подобном не рассказывали, значит, в ближайшее время никаких
нашествий не предвиделось. Что, конечно, хорошо.
    Я отошел от костра и направился к источнику. Счетчик Гейгера с собой брать не стал,
ведь Билл вчера проверял. Не думаю, что за ночь сильно изменился радиационный фон.  К
тому же я вырос в городе, где добывают и обогащают уран, поэтому к радиации уже привык.
Далеко на востоке край неба стал светлеть, я глянул в ту сторону, вспомнил вчерашний
полет неизвестного объекта и снова задумался о жизни.
      Что мне дает работа охранником караванов? Приключения, опасность, новые знания?
Действительно, за последний год я повидал и узнал больше, чем за предыдущие
восемнадцать лет.  Но если посмотреть на жизнь Тода или Джоя, то она не слишком
отличается от моей нынешней. Только у каждого из них есть свой дом и жена, дети. Кажется,
работа в охране позволяет моим напарникам уйти от повседневной суеты. Они прячутся от
семьи в походе, в других городах половину денег спускают в казино, барах или на
проституток. А ведь мужикам уже за тридцать. Тод хромает — результат неудачной схватки
с гекконами. У Джоя несколько шрамов от клешней скорпионов и от ножа разбойников.
Иногда караваны уходят и не возвращаются. Достаточно взглянуть на любого из охранников,
чтобы увидеть свое не самое плохое, но весьма обыденное будущее.
    Наверное, только Фил отличается от остальных. Семьей так и не обзавелся, живет на
отшибе, один. В городе не работает. Иногда в одиночку уходит из Броккен-Хиллс, и
вернуться может через месяц. Однажды пропадал почти год, все решили, что уже не
вернется, но он вернулся. На шее у него было необычное украшение из костей, на плече
связка дорогих шкурок золотых гекконов и новая, укрепленная кожаная броня. Прошло
время, куда-то он спустил все деньги, шкурки ушли на уплату долгов, выпивку в баре и
штрафы шерифу Маркусу. Сейчас Фил снова в своей старой кожаной куртке и с любимой
винтовкой. Осталось только ожерелье. Я спрашивал, откуда оно. Говорил, что подарили
дикари, и смеялся, что еще хотели кость в нос вставить. Было бы полезно с таким
пообщаться — мог бы научить многому. Но он одиночка-авантюрист, напарников никогда с
собой не берет, хотя обещал поучить меня стрелять.
    Тут мне в голову пришла оригинальная идея: почему бы нам с Филом не сходить к
месту падения «звезды»? Если предположить, что это упала древняя ракета или другая
технологичная штуковина, то она может дорого стоить. Филу наверняка нужны деньги, а я
готов пожертвовать своими сбережениями, лишь бы устроить эту необычную экспедицию на
запад. Правда, Билл любит рассказывать об опасностях западной пустыни, о ее
радиационных монстрах и прочих страхах, но мы с Филом можем рискнуть. Надо
обязательно поговорить, вдруг согласится.
    Постепенно светало, солнце еще не показалось, но небо окрасилось во все оттенки
розового. Восходы всегда красивы, даже если солнце скрывается за облаками. Закаты же
хороши тем, что предвещают остановку каравана и ужин.
    Я прохаживался в некотором отдалении от лагеря, прислушиваясь к звукам
просыпающейся природы. Кроме скрипа мелких жуков, жужжания насекомых и прочих
мелочей, меня, как любого охранника, интересовали звуки другого характера. Скрип кожи
доспеха разбойника, клацанье клешни скорпиона, шипение геккона — все эти звуки
означали, что через секунду начнется бой. Этим утром ничего подобного я не слышал.
    Вершины западных гор окрасились красным, и значит, через несколько секунд
солнечный диск появится из-за горизонта и придет пора будить караванщика. Он встает
первым, обходит лагерь и начинает поднимать остальных.
    Едва солнце блеснуло первым лучом поверх верхушек сухих деревьев, я направился к
тлеющему костру, вокруг которого спали участники перехода. Билл проснулся от звука
шагов и посмотрел на меня.
    — Рассвет, — тихо сказал я.
    Он кивнул в ответ и поднялся.
    Я подбросил дров в огонь и вернулся к охране, наблюдая со стороны, как просыпается
лагерь. Одно из преимуществ предрассветного дежурства то, что часовой не участвует в
сборе каравана. Недовольное ворчание разбуженных мужиков сменялось шумом собираемых
вещей, мычанием браминов и скрипом повозок. А я бродил неподалеку и следил за
безопасностью. Сейчас уже нельзя было доверять слуху, наступившее утро позволяло видеть
дальше, чем на два шага.
    На завтрак Билл каждому выдал по сморщенному зеленому яблоку и бутылке «Нюка-
колы», что отнюдь не избавило от чувства голода. Все молча сжевали фрукты и выпили
содовую, бросая недобрые взгляды на скрягу караванщика. Затем построились для
выдвижения. Солнце уже начинало припекать, когда мы тронулись вперед. Еще один день,
еще одна ночевка, и мы прибудем в Реддинг, а это значит пять дней отдыха и траты денег
по кабакам и казино.
    Я снова шел впереди, рядом с Филом, но никак не мог начать разговор о задуманном
мероприятии. Билл или Джой постоянно были рядом, и делиться своей идеей с ними я не
хотел. Похоже, что и Фил был погружен в какие-то свои раздумья: говорил не много, с
караванщиком не спорил, изредка поглядывал на меня как-то странно. Мне стало казаться,
что и он тоже что-то задумал, но молчит. Пришлось отложить разговор на вечер. Поэтому я
думал о том, что нам понадобится в странствии, где не будет охраны, браминов и повозок.
Все придется нести на себе, а понадобится многое: мощное оружие, патроны, медикаменты и
еда. И на все это нужны деньги. Даже если Билл выдаст нам премию за сохранность товара и
побоище со скорпионами, все равно не хватит на необходимые припасы. Мои накопления,
спрятанные в подкладке куртки, не велики и, судя по снаряжению Фила, он тоже на мели.
    В этот день нападений на караван не было. Мы спокойно устроились на ночлег у
небольшого ручейка, огибавшего придорожный холм. Одного часового поставили на
вершине, второй бодрствовал в лагере — следил за костром и скотом. Ближе к полуночи
пришла очередь Фила карабкаться на холм. Я поднялся к нему и присел на круглом камне.
Было трудно начинать разговор, ведь я еще практически ребенок по сравнению с Филом. И
вот я хочу предложить бывалому скауту провести сложнейшую поисковую экспедицию. Не
поднимет ли он меня на смех?
    Начал я издалека:
    — Фил, ты не такой как все, у тебя нет семьи, ты ходишь куда хочешь и в охране
караванов участвуешь редко…
    — Хватит, я догадываюсь, что ты задумал, поэтому выкладывай. Какой я
замечательный, я и так знаю.
    — Ладно, скажу прямо: давай с тобой за той упавшей звездой сходим. Вдруг это
ракета? За технологию хорошо платят.
    Фил усмехнулся:
    — Решил разбогатеть по-легкому?
    — Не только, мне просто любопытно. Что за жизнь у караванщика? Путешествий,
конечно, много, но бродишь по старым хоженым тропам, где уже тысячу раз люди да
брамины протоптали. А мне хочется чего-то нового, неизвестного.
    — Приключений на свою задницу тебе надо, вот что. А звезда упавшая или ракета —
это только предлог. Еще и меня решил завлечь этой бредовой идеей. Так?
    Я пожал плечами:
    — В общем, да. Но здесь идти дней пять туда и обратно. Я один раз в караване ходил
до НКР, а это одиннадцать дней. И ничего страшного — мог бы и больше пройти.
    — Ха, пять дней в одну сторону! Эд, да ты видел, с какой скоростью эта хреновина
летела? Она за хребтом еще пролетела неизвестно сколько… — Фил повторил рукой
траекторию падения «звезды». — К тому же ты ходил по тропе, а дикая пустыня совсем не
то, что дорога.
    — Мы на гору залезем и посмотрим: если был взрыв, то в пустыне след легко можно
увидеть.
    — Ты Билла слышал? Знаешь, что такое Западная радиоактивная пустыня? Это просто
атомный ад, где правят его исчадия. Знаешь, что такое летатель? А псевдокентавр? Это такие
твари, что наш караван со всем его оружием будет одного полдня убивать, и еще неизвестно
кто кого.
    — Но ты же следопыт, можно просто не встречаться с ними. Понятно, если пойдет
караван, то его издалека видно будет, но нас-то двое. Просто прокрадемся и посмотрим, что
там упало.
    Фил слушал меня как ребенка, который предлагает этим вечером слетать на луну. Затем
привел еще один довод:
    — Предположим, мы с тобой добрались до цели, нашли эту ракету с кучей
технологичного барахла, а дальше что? Мы ее в рюкзаках понесем или покатим как бревно?
    Но я за день пути уже все продумал и был готов к такому вопросу:
    — Просто возьмем какую-нибудь мелочь, в подтверждение наших слов, а потом
пойдем в Сан-Франциско в Братство Стали и продадим информацию о находке.
    — Да уж, ты все продумал. Только насколько продуман, настолько же и нереален твой
план. Но я скажу тебе кое-что, пообещай только держать это между нами. — Фил
посерьезнел, голос его перешел на шепот, и он посмотрел мне прямо в глаза.
    — Постараюсь… — я отвел взгляд.
    — Слушай, Эд, я тебя переубеждал только для того, чтобы проверить твою
настойчивость. На самом деле я тоже весь день думал о вчерашнем происшествии. Ты
правильно решил, что один-два человека могут пройти там, где не пройдет караван. Но ты
многого не знаешь. Например, пустыню не случайно называют радиоактивной — там до сих
пор фонит так, что деревья светятся. Нам понадобится куча снаряжения и дорогих
медикаментов. Где мы возьмем деньги? Кроме того, мне срочно надо в Нью-Рено, поэтому
обратно с караваном в Броккен-Хиллс я не пойду. Только не говори это Биллу, он не любит,
когда бросают караван, и надеется, что и назад пойдет та же команда. И все же я готов
сходить в пустыню, нельзя упускать такой шанс. Ну, а тебе принадлежит право
первооткрывателя, ведь это ты заметил, что она перелетела горы, пока все остальные рожами
в пыли лежали. Но мне очень надо в Нью-Рено.
    Он задумался. Мне показалось, что в его глазах застыла непонятная тоска. Но я был
настроен решительно, взвесил все «за» и «против» и сказал:
    — Я могу пойти с тобой, там закупим что надо и двинемся в путь. Если пойдем с
караваном, то еще и заработаем на дорогу. Обратно тоже можно наняться с караваном, дойти
до вчерашнего сарая и свернуть на запад. У меня тоже кое-какие накопления есть, надеюсь,
нам хватит.
    Фил молчал, глядя в одну точку. Казалось, он вообще меня не слушал. Внезапно он
резко встал и стал прохаживаться по лысой верхушке холма. Ружье висело за спиной, и Фил
то хватался за приклад, будто готовясь вскинуть его и открыть огонь в невидимого
противника, то просто сжимал и разжимал кулаки. Похоже, причина, которая гнала его в
Нью-Рено, была действительно важной. Таким я никогда следопыта не видел. В ночной
тишине замычал брамин, видимо, испуганный страшным сном.
    Так же неожиданно Фил остановился, прислушался к ночным звукам, а затем
склонился надо мной.
    — Так и сделаем. Я еще обмозгую это, а пока иди спи, тебе рано вставать.
    Поняв, что разговор закончен, я побрел к костру. Под ногами шуршала спекшаяся от
жары глина, при свете звезд кое-как можно было найти спуск, а внизу светился костер. Спать
действительно хотелось, но мысли о предстоящем мероприятии будоражили кровь. Лежа у
костра, закутавшись в спальник, я долго не мог уснуть. В конце концов забылся
беспокойным сном. Разбудил меня голос Джоя:
    — Эд, вставай, твое время. Вставай, время дежурить.
    Я не хотел просыпаться и только промычал что-то. В конце концов, он принялся меня
грубо тормошить, и я с трудом разлепил веки:
    — Ладно, спасибо, что поднял, я готов.
    Джой отправился спать, а я пытался согреться, разминая затекшее тело. Утро, как
всегда, было холодным. Набежали легкие облака, лоскутами закрывая звезды на небе, но
тепла это не принесло. Я обошел лагерь, прислушиваясь к звукам ночи — все было тихо.
Затем поднялся на холм. На севере лежал Реддинг: всего пол дня пути, и мы — там. Что
будет дальше, я представить себе не мог, но твердо решил осуществить наше с Филом
предприятие. Издалека доносилось гулкое эхо разрывов динамита и рокот шахтных машин
— работа на золотых рудниках не прекращалась. Без золота город погиб бы, но и сейчас
разработчики испытывали трудности с рабочими, которые увлекались наркотиками.
    Взошло солнце, и караванная жизнь закрутилась в прежнем режиме: я стоял,
караванщик кричал, и все суетились, собирая нехитрые пожитки в повозки. Завтрак, и путь
по пыльной тропе истоптанной тысячами браминьих копыт.  Было часа три после полудня,
когда мы вступили в шахтерский город.
    
Глава 3
    
    Несколько десятков домов теснилось у трех входов в шахты. Я знал названия
разработок: Кокоуиф, Ванаминго и Утренняя звезда. У каждой из них был свой хозяин,
шахты конкурировали и не соединялись между собой. Практически все население Реддинга
так или иначе было связано с работой рудников. Хотя коренных жителей в городе как раз
осталось не много. Работать на шахтах нанимались люди из разных городов, для них
строились рабочие бараки. Зато местные занимались, прежде всего, обслуживанием жизни
на поверхности. Мэр держал казино, работал бар, в котором шахтерам и охране караванов
такие же приезжие женщины оказывали услуги по «массажу», а рядом с караван-сараем
устраивались для развлечения бои диких зверей. Молодой шериф и доктор также родились в
Реддинге.
    Пока я все это вспоминал, Билл решил проинструктировать нас, как вести себя в
городе, пока он закончит дела и подготовит караван к отправке в обратный путь. Эти
правила всем были известны, но регулярно нарушались.
    — Самое главное, не напивайтесь до свинского состояния и не просадите все деньги у
Аскорти или на боях зверей. Будь моя воля, я бы вам денег не давал до возвращения домой,
но принципы есть принципы. Я посмотрю, как пойдут дела, и, возможно, будет премия…
    После этих слов по каравану прокатилась волна одобрительных возгласов, которая
была прервана окриком Билла:
    — …Но выдам я премиальные только перед самым отправлением. Я не собираюсь по
прибытии выслушивать крики ваших жен о том, что вы не принесли денег в дом. Если кто
попытается споить младшего, — он кивнул на меня, — лишу премии.
    Я взглянул на Фила и по его озабоченному лицу, понял, что ему не понравились слова
караванщика насчет премии.
    Дома в Реддинге строили легкие, дощатые, так, что нельзя было разобрать, что перед
тобой: загон для скота, сарай или жилое помещение. Пригород выглядел совсем жалко, но
ближе к центру здания выглядели более основательно, имелась даже пара каменных. Мы
медленно продвигались через город. Казалось, даже брамины прибодрились и ускорили шаг,
не подозревая, что в городе их пустят на мясо. В лагере шахтеров были оборудованы места
для приходящих караванов. Браминов загнали в стойла, люди разместились в шатрах,
специально поставленных для гостей, рядом поставили повозки. В Реддинге в первую
очередь заботились о безопасности торговцев, поэтому потребность в пришлых охранниках
отпадала, и мы, припрятав оружие, переходили на статус подсобных рабочих. Пока все
пожитки не разместили по своим местам, Билл ни словом не обмолвился о том, что нам
полагается вознаграждение за охрану и работу в пути, когда солнце клонилось к закату, он
собрал всех нас вместе:
    — Что ж, теперь я могу заплатить вам. Учтите, через четыре дня мы отправляемся, так
что не прогуляйте все деньги. Спим мы в этом шатре. Получайте и отдыхайте, а я займусь
продажей браминов.
    Он принялся отсчитывать каждому по пять сотен золотых. На тяжелых монетах с одной
стороны стояла штамповка «100», а с другой ядерный гриб. Мне тоже досталось пять
увесистых кругляшей. Все, кто получил зарплату, отходили в сторону и обсуждали, кто куда
направится. Обычно погонщики и охрана гуляли по отдельности. Однако я заметил, что Фил
стоит в отдалении, не торопясь получить деньги и двинуть со всей компанией. Он дождался,
когда рядом с Биллом никого не осталось, и только тогда подошел за своей долей. Затем он
отвел караванщика в сторону и стал что-то говорить ему, указывая рукой на меня. По мере
того, как Фил говорил, лицо караванщика становилось все более серьезным и недовольным.
Разговор пошел на повышенных тонах. До меня донеслись фразы:
    — Ладно ты, но Эда куда тащишь? Он же ребенок… оставь его в покое… какое Нью-
Рено?.. А контракт?
    Охранники тем временем уже решили, куда направятся тратить деньги. Джой
обернулся к нам и прогремел:
    — Фил, Эд, вы идете?
    Фил был занят разговором, поэтому ответил за двоих я:
    — А вы куда? Мы позже подойдем.
    — Мы в салун «Маламут». Не задерживайтесь, а то придется догонять, — он
усмехнулся.
    Я кивнул в ответ. Между тем разговор караванщика и Фила перешел было в прямую
ругань, но потом Фил понизил голос и начал говорить что-то настолько важное, что,
вероятно, не полагалось ушам слышать даже мне. Билл задумался. Затем спросил так, что я
услышал:
    — Ладно, с тобой понятно, но зачем тебе малец?
    Фил взглянул на меня:
    — Он сам попросил. Говорит, приключений захотелось. Отпусти его, ему опыта
набираться надо. Зато когда я его подготовлю, какой из него охранник выйдет, а?
      Похоже, секреты закончились, и я могу подойти.
    Караванщик опять задумался. Потом, понимая неизбежность нашего ухода,
проговорил:
    — Фил, так дела не делаются. Я вас, конечно, отпущу, но теперь мне придется искать
замену. Нужны ведь проверенные люди, с улицы не подберешь.
    — Да ты же всех караванщиков знаешь и половину этого города. Наверняка есть кто-
нибудь на примете. Пойми, мне очень надо.
    — Понимаю. Может, у меня кто и есть на примете, но вот то, что ты Эда в это дело
впутываешь, мне не нравится. Погубишь парня.
    — Он сам этого хочет. Так ведь? — Фил вопросительно посмотрел на меня.
    Я кивнул:
    — Да.
    — Видишь. Ты там что-то говорил о премиальных…
    Билл, скорчив недовольную гримасу, полез в кошелек. Он отсчитал по четыре сотенные
монеты. Затем проворчал:
    — Все получат по пять, но вам штраф за то, что кидаете меня.
    — Не кидаем, а временно покидаем. Не волнуйся, Билли, мы еще не одно стадо
браминов проведем с тобой.
    Тот рассеянно кивнул и двинулся в сторону караван-офиса.
    Фил положил мне руку на плечо.
    — Ну, что напарник, айда вслед за остальными в салун? Только не напивайся, нам
деньги понадобятся.
    — Нам же еще устраиваться в караван до Нью-Рено.
    Он хлопнул себя по лбу:
    — Черт, забыл совсем. Давай так: ты сходи в караван-офис, а у меня тут еще одно
дельце. Встретимся через пару часов в салуне.
    Фил указал мне в сторону здания, в которое только что удалился наш караванщик. Тем
временем сам развернулся и пошел в сторону шахтерских бараков. Я впервые подумал, что
ввязался в непонятную авантюру. О каком деле говорил с караванщиком Фил, если мы так
спокойно освободились от обязательств контракта? Какое «дельце» у Фила сейчас? Что
вообще я знаю об этом человеке? Как я могу ему доверять?
    С другой стороны, я сам решился на это дело, и Фил — единственный, кто способен
мне помочь. Ведь он обещал обучить меня многому. В конце концов, решение уже принято,
Билл отпустил нас на все четыре стороны.
    Я двинулся в сторону караван-офиса. Там работал человек по имени Джимми, его
знали практически все, кто хоть как-то связан с караванами Запада. В Реддинге именно он
занимался организацией стоянок и отправкой караванов. Я надеялся, что он поможет нам
устроиться в караван до Нью-Рено.
    Пройдя мимо загонов с нашими браминами, я подошел к небольшому зданию,
сколоченному из старых досок и ржавых листов жести. Из-за двери раздавались
приглушенные голоса: похоже, Билл договаривался об условиях отправки своего каравана. Я
решил подождать, когда офис освободится, и присел на ограду загона неподалеку от входа
на таком расстоянии, чтобы не слышать разговоров, которые не предназначались для моих
ушей.
    Вокруг шла размеренная и суетливая жизнь рабочего района Реддинга. Возвращались
со смены шахтеры, караванщики обсуждали участившиеся случаи нападения рейдеров по
пути в Нью-Рено, торговцы спорили о стоимости товара, а зазывалы предлагали сделать
ставки на бестиарии. Местная живность тоже не молчала: рыкали и пищали в клетках
хищные бойцовые крото-крыссы, испуганно отзывались брамины. От скуки я достал из
рюкзака пистолет и принялся его осматривать и протирать. Тут же ко мне подошел человек в
зеленой кожаной броне городского охранника и сказал:
    — Убери оружие.
    Я послушно убрал пистолет в рюкзак и прислушался к звукам, доносившимся из
караван-офиса. Разговор закончился, и Билл подходил к двери, собираясь уходить. Я
соскочил со своего места и медленно двинулся к входу.
    Дверь открылась, Билл с удивлением посмотрел на меня, но промолчал. Пройдя мимо
него, я вошел внутрь.
    — Привет, я хотел бы устроиться в охрану на караван до Нью-Рено. Не подскажете, к
кому обратиться, и когда он отправляется?
    — А не рановато вам, молодой человек? Опыт есть? Оружие?
    — Есть: я несколько раз ходил в охране с Биллом в НКР и Реддинг, к тому же я не один
хочу наняться. Может, знаете Фила из Броккен-Хиллс? Мы нанимаемся вдвоем.
    — Бродяга Фил? Конечно, знаю. Проблема в том, что сам я по торговым путям не
хожу, и сюда приходят караваны уже укомплектованные. Очень трудно убедить
караванщика, что ему нужны еще двое. Хотя… Позавчера пришел Савинелли-старший,
найди его, поговори, может, он и возьмет вас. Его шатер отсюда направо.
    — Спасибо.
    Я вышел и огляделся. Справа действительно стоял шатер, через один от того, где
остановились мы. Возле входа дежурил охранник с винтовкой на плече. По его виду было
ясно, что он готов ее применить немедленно. Похоже, ребята из Нью-Рено не доверяли
местной охране, и та не возражала. Подойдя к охраннику, я поинтересовался:
    — Можно увидеть Савинелли-старшего?
    Боец нам меня посмотрел с любопытством:
    — Тебе зачем? Он человек занятой, ему некогда заниматься детьми.
    Я уже привык к такому отношению, но порой это начинало раздражать.
    — Хочу наняться в охранники.
    Охранник уидивлся:
    — Ты? Почему ты так уверен, что твои услуги нам нужны?
    Едва я приготовился доказывать свою необходимость, как из шатра донесся голос:
    — Ал, кто там? Пропусти.
    Охранник усмехнулся и отошел.
    Внутри царил полумрак, и я не сразу разглядел человека, сидевшего слева от входа. На
коленях у него лежал старенький пип-бой — дорогая игрушка для простого караванщика.
Савинелли что-то набирал на клавиатуре. Он оторвал взгляд от монитора и оценивающе
взглянул на меня:
    — Ты хочешь в охрану? Ты уверен, что она мне нужна?
    — Я слышал про нападения рейдеров. Говорят, они совершаются на дороге в Нью-
Рено. Я не один, со мной еще Фил из Броккен-Хиллс, уверен, что ты его знаешь.
    — Где же он сам?
    — Сейчас занят, но может подойти позже, или завтра.
    — Завтра мы уже отправляемся. Откуда ты знаешь про рейдеров?
    — Говорят. — Я пожал плечами.
    — Какое у вас вооружение?
    — Из доспехов у обоих кожаные куртки. Что касается оружия, у меня — «Десерт-Игл»,
у Фи ла — охотничья винтовка. Мы позавчера стаю рад-скорпионов разделали. — Я не
упустил возможности похвастаться.
    — Хм, вдвоем?..
    — Нет, в караване, но я подстрелил одного, и Фил тоже.
    — А здесь как оказались? Я так понимаю, что вы пришли из Броккен-Хиллс, значит, с
караваном Билла? Почему же вы его покинули? — Савинелли оказался не так уж и прост, он
явно не хотел нанимать тех, кто однажды бросил свой караван.
    — У нас срочные дела в Нью-Рено. — Мне пришлось признаться, что фактически
караван нужен нам, а не мы каравану.
    Савинелли все понял, и теперь оставалось надеяться, что рейдеры действительно его
пугают и нужна дополнительная охрана.
    — А где гарантия, что на половине пути у вас не возникнут такие же дела, и вы не
бросите мой караван?
    Да, поиски летающего объекта еще не начались, а наше предприятие уже плохо влияет
на мою репутацию среди потенциальных работодателей. Придется защищаться, но, похоже,
он в нас заинтересован.
    — Гарантия проста — оплата по прибытии в город. От денег ни я, ни Фил не
откажемся.
    — Ладно, тебе повезло, что я знаю Фила и доверяю ему. Приходите завтра в восемь
утра. Вдвоем. Придешь один — останешься здесь. Оплата стандартная, за дорогу в один
конец.
    Из-за полога шатра высунулась голова Ала и он проговорил:
    — Шеф, нафига они нам, раньше нормально справлялись?
    — Ал, пока караванщик я, это моя забота. Сам знаешь, что случилось с Роком
Удачливым. Подвела его удача, хорошо хоть тела нашли. Лучше потратить две штуки на
охранников, чем потерять все. Ты на посту — не отвлекайся. Все, юнец. До завтра. Ждать вас
не будем.
    Я вышел, взглянул на хмурого Ала, и двинулся к центру города, в бар. Охранник был
недоволен, понимая, что к нам с Филом уйдут обычные премиальные охранников Нью-Рено.
Теперь осталось найти моего напарника и рассказать о результатах.
    Центр рабочего города встретил меня говором множества людей, криками из бара и
звоном игровых автоматов казино Аскорти. Сегодня мой путь лежал мимо этого опасного
заведения, где стоят множество машин, отнимающих деньги. Не успел я свернуть в сторону
бара, как ко мне подковылял какой-то оборванец и простонал:
    — Воин, помогите одной монетой на хлебушек.
    Я презрительно посмотрел на него — сразу видно, очередная жертва «однорукого
бандита».
    — Работать иди, я слышал, на шахтах нужны рабочие. И вообще отойди подальше от
казино, может, не так очевидно будет, зачем тебе монетка.
    Я вдруг понял, почему управляющие шахтами выпускают свою бумажную валюту для
внутреннего пользования — бумажку нельзя просунуть в игровой автомат. Впрочем, в
здании казино их всегда можно разменять на золото. Наверное, хозяева шахт не очень-то
одобряли бизнес Аскорти, но он был мэром и многое решал самостоятельно, в том числе и
как легализовать свое дело.
    Солнце еще не село, а неоновая вывеска на салуне «Маламут» уже светилась мягким
голубым светом. Изображение собаки слегка подрагивало. Я не знал, что означает слово
«маламут» и при чем здесь собака, но все гости Реддинга бывали в этом баре. Я толкнул
дверь, вошел в салун и огляделся. Слева — несколько маленьких столиков, вдоль дальней
стены — барная стойка, за ней — молодая женщина. Стена бара уставлена замысловатыми
частично заполненными сосудами. Справа от входа — большой стол для крупных
мероприятий. Там-то я и увидел нашу уже «теплую» компанию. Караван праздновал
успешное завершение дела, и на столе стоял не только вонючий самогон, но и пара бутылок
дорогого рома «Рентген».
    Меня заметили и закричали, особенно Джой ревел как раненый брамин:
    — Э-э-д, двигай сюда!
    Я помахал им рукой, но двинулся к бару.
    На женщине за барной стойкой была табличка с именем, подойдя ближе, я разобрал:
«Мадам Можеска».
    — Мадам, дайте мне бутылочку «Нюка-колы».
    — Сию секунду. — Она наклонилась под стойку, послышался щелчок дверцы
маленького холодильника и звон стекла.
    — Пожалуйста, пять золотых.
    Я протянул ей одну сотенную монету.
    — Разменяйте.
    Она улыбнулась, оставила на стойке бутылку и нагнулась к кассе, звеня монетами
отсчитывая сдачу.
    Получив свою долю, я двинулся к своим бывшим коллегам. Они с удивлением
взглянули на мою руку с освежающим безалкогольным напитком. Я поспешил пояснить:
    — Сегодня не в настроении пить.
    Скорчив недовольные рожи, они тут же забыли обо мне, вернувшись к бурному
обсуждению прежней темы. Говорил Тод:
    — Да, с этими рейдерами все не так просто, наверняка у них везде полно своих людей.
Не удивлюсь, если они и в охрану устраиваются под видом бойцов.
    — Ладно тебе, всех бойцов караванщики знают, а если и не знают, то не возьмут без
рекомендации. Вон Эд, всего ничего ходит с караваном, но ты же его вот с такого возраста
знаешь, — Джой опустил руку до уровня колена, показывая мой рост в детстве. — Что, он
тоже агент рейдеров?
    — Я не говорю о ком-то конкретном, но подумай сам: рейдеры опасны как никогда
ранее. Похоже, у них появилось логово к востоку от Реддинга. Они появляются почти на
всех торговых маршрутах, только возле самого Нью-Рено не объявлялись, но там своей
мафии хватает. Я удивляюсь, почему патрули Города-Убежища бездействуют, кому как не
им выгодна торговля с Реддингом и Броккен-Хиллс. В любом случае, ходить с караванами
все опаснее, надо либо с Билла требовать больше денег, либо больше человек брать в
охрану…
    Похоже, мне представился не самый удобный момент, чтобы рассказать о своем уходе,
но оставлять товарищей по оружию в неведении я не мог. Как только в разговоре появилась
пауза, я проговорил:
    — Я с вами не пойду…
    — Что?
    — Я не пойду с караваном обратно в Броккен-Хиллс… и Фил не пойдет. Мы идем в
Нью-Рено.
    Охранники на секунду замолчали в недоумении, затем Тод, будучи по натуре
пессимистом, простонал:
    — О-о-о, замечательно. Эй, где тут поблизости стукач рейдеров? Пойду, продам ему
информацию, что наш караван остался без прикрытия — бери голыми руками.
    — Помолчи, — прогудел Джой и с опаской огляделся. — Парень, ты серьезно?
    Я кивнул, подтверждая серьезность своих намерений, и отхлебнул из горлышка
содовой. Все, сидевшие за столом, замолчали.
    — Надеюсь, Билл найдет вам замену. Как бы не нарваться на подставу, — пробормотал
Тод.
    Незримая волна отчуждения прошла между мной и нахмурившимися гуляками. Сразу
стало видно, что они воспринимают меня как не очень желанного знакомого, которому, в
общем-то, нечего делать за их столом. Но секундное замешательство прошло, и Джой
примирительно проговорил:
    — Надеюсь, у вас очень важные дела, раз бросаете наш караван?
    — Да, есть одно дело… даже два. Первое из них у Фила в Нью-Рено.
    — А какое дело может быть там у тебя? Ты же только вчера из-под мамкиного подола
выбрался. Надеюсь это не связано с чем-нибудь вроде наркоты? — Джой пристально
посмотрел мне в глаза, и мне показалось, что он прекрасно понимает, какие у меня могут
быть дела и куда они могут завести. Я поспешил его успокоить:
    — Нет-нет, но пока я не могу вернуться в Броккен-Хиллс.
    Джой отхлебнул пива. Похоже, он задумался над каким-то вопросом и не знал, как его
мне задать при всех, но в этом момент хлопнула дверь и в салун вошел Фил. Судя по
выражению лица, его дела были успешны. Он сразу направился к нашему столу.
    — Глядя на ваши недовольные физиономии, понимаю, что Эд уже вас обрадовал.
Ничего, я уверен, Билл найдет нам замену. Да и какая польза от мальца, который вчера взял в
руки пистолет, и от меня — престарелого траппера?
    Фил положил мне руку на плечо:
    — Хорошо, что ты не успел надраться, я прикупил патронов, пойдем, постреляем, пока
солнце не село, я дам тебе пару уроков.
    Я встал, повернулся к своим бывшим боевым собратьям и дрогнувшим голосом
проговорил:
    — Извините, но мне правда надо уйти. Но это не навсегда, через пару месяцев я снова
присоединюсь в вам. Еще не одного скорпиона завалим.
    — Иди уже, стемнеет скоро, — проворчал Джой.
    Тод недовольно пробормотал, как бы ни к кому не обращаясь:
    — …если нас через неделю не завалят вместе с Биллом…
    Мы с Филом вышли на улицу, и он весело сказал:
    — Не бойся за них, поворчат и забудут, никто их не убьет. Как твои успехи?
    Я пожал плечами:
    — Нормально, караван на Нью-Рено отправляется завтра в восемь утра, нас возьмут за
стандартную плату. Похоже, Савинелли боится схватки с рейдерами, сказал, что возьмет нас
двоих, потому как знает тебя, мне не доверяет.
    — Идем за город, к шахте Ванаминго. — Фил показал рукой, в какую сторону. — Да,
погуляли мы с ним как-то по горам и пустошам. Нормальный мужик, но перестраховщик.
Насчет рейдеров не беспокойся, на караван с семью охранниками они не позарятся, слишком
опасно.
    Мы прошли мимо нескольких домов и вышли за город. Вдалеке виднелись наземные
постройки шахты и служебные помещения, но мы двинулись в другую сторону. Отойдя от
построек, мы нашли удобную площадку с кривыми деревцами поблизости. Я уже допил
«Нюка-колу», Фил взял бутылку и установил ее в развилке сухого дерева на высоте головы
человека. Затем отсчитал двадцать пять широких шагов от цели. Ногой провел черту,
обозначавшую огневой рубеж, и позвал меня:
    — Иди сюда. Доставай свой «Десерт Игл».
    Целый час мы занимались тем, что я пытался поразить цель, а Фил давал советы: как
держать пистолет, как прицеливаться и как рассчитывать погрешность на ветер. В
результате, к тому времени, как солнце скрылось на западе, я сначала разнес бутылку, затем
поразил несколько камней, которые Фил устанавливал на дереве. Один раз к нам подошел
городской охранник, обеспокоенный звуками выстрелов, но, удовлетворившись
объяснением, удалился. Мощный пистолет в момент выстрела тяжело бил по кистевым
суставам, руки быстро утомлялись, но Фил снаряжал магазин за магазином и передавал их
мне. Ствол дерева оказался измочален попаданиями мощных патронов, а мои руки уже
отказывались подниматься и совершать пальцами действия, хоть отдаленно напоминающие
нажатие на спусковой крючок.
    Попутно с обучением Фил рассказывал мне, что ему удалось узнать из разговоров в
Реддинге. Оказывается, падение странного объекта видели как минимум двое шахтеров,
которые задержались в шахте Ванаминго и возвращались домой в темноте. Однако им
практически никто не поверил — решили, что перетрудились или перебрали после рабочего
дня. Грохот тоже многие слышали, но для Реддинга звуки взрывов привычны, поэтому никто
особо не удивился и не смотрел в небо, а земля здесь почти всегда дрожит. Таким образом,
никого в Реддинге ночное происшествие не поразило, и, кажется, никто не собирался
снаряжать экспедицию на поиски странного объекта. Я слушал, но времени на осмысление у
меня не было, потому что я стрелял, стрелял, стрелял. Мои руки уже ныли от боли, я с
трудом поднимал тяжелый пистолет, а указательный палец посинел от нажатия тугого
спуска, когда Фил заявил, что на сегодня довольно, но что это только начало.
    — Тебе еще предстоит научиться стрелять на бегу, стрелять по движущейся мишени,
стрелять на звук и много еще чего. Я не собираюсь тебя опекать в пустыне, где опасен
каждый куст. К тому же умелый напарник — надежная гарантия общей безопасности. Если
понадобится, я надеюсь, что смогу поручить тебе прикрыть мне спину.
    Когда стемнело, мы вернулись в центр города, зашли еще раз в салун «Маламут».
Наши бывшие коллеги уже изрядно загрузились алкоголем, и обида могла подвигнуть их на
необдуманные поступки. Решив их не смущать, взяли еду с собой и пошли к стоянке
каравана Билла. Фил предположил, что пьяницы, скорее всего, останутся в номерах
«Маламута», поэтому мы спокойно расположились в шатре каравана Броккен-Хиллс.
Караванщик не возражал. Похоже, он понимал необходимость нашего ухода. Я вспомнил,
как Фил с ним секретничал о чем-то. Перед сном я пообещал себе обязательно узнать у Фила
причину, почему караванщик позволил нам уйти.
    Рокот шахтовых разработок в Реддинге практически не прекращался, но я был
настольно утомлен дневным переходом и упражнениями в стрельбе, что мой сон ничего не
могло нарушить.
    Утром меня разбудил Фил. Солнце только вставало, а мы уже упаковали свои нехитрые
пожитки, свернули спальники, попрощались с дремлющим Биллом и пошли искать караван
до Нью-Рено.
    Тот стоял на выходе из города. Мы побросали в повозки свои вещи и стали
знакомиться с охранниками. Нам предстояло провести девять дней в опасном пути. Фил
сразу подошел к Савинелли-старшему, поздоровался, перекинулся с ним парой словечек как
со старым знакомым, пожал руки другим охранникам. Савинелли на минуту остановил
сборы и представил нас:
    — Внимание! Из-за возросшей опасности на караванной тропе я принял решение
нанять еще двух человек. Это Фил, думаю, его многие знают, как хорошего стрелка и
надежного человека. Это Эд, друг Фила, у него пока маловато опыта, но твердая рука его не
дрогнет, когда придется пустить в ход «Десерт Игл». Фил и караванщик Билл за него
ручаются, так что мы принимаем его в охранники на равных правах со всеми. За работу… И
вы двое тоже!
    Я стал помогать запрягать повозку в спарку браминов. Солнце поднялось еще немного,
и я услышал команду:
    — Вперед!
    
Глава 4
    
    Наш караван направился из Реддинга в один из самых крупных городов Запада. Если
многие города можно было назвать скорее поселками, то Нью-Рено был именно городом. С
центральной улицей, пригородом, большим разнообразием законных и незаконных
развлечений, развитой системой организованной преступности. В колонне каравана я опять
шел рядом с караванщиком, но Фила рядом не было — он был замыкающим. Я оказался
рядом с уже знакомым Аланом или просто Алом. Также рядом в кожаной броне шел Гарольд
— парнишка, старше меня на три-четыре года, в правой руке он держал тяжелый
двуствольный обрез, положив его на плечо. С этими бывалыми ребятами я чувствовал себя
спокойно и уверенно, похоже, ручному оружию они не доверяли и предпочитали уничтожать
противника на расстоянии.
    Западный хребет был от нас по правую руку, и я часто смотрел туда, пытаясь
представить, что нас ожидает за ним. На первом привале Фил продолжил мое обучение
стрельбе. Савинелли был не против, видимо, надеялся, что рейдеры не подойдут так близко к
Реддингу, только поворчал насчет траты патронов. На последующих стоянках наши занятия
продолжились, к обучению подключились другие охранники. Ал показал, как быстро
выхватывать оружие из разных положений, как его укладывать так, чтобы оно моментально
оказывалось в руке. Еще один охранник, Фрэнк, который тоже был вооружен «Десерт
Иглом», показал преимущества и недостатки этого оружия. В результате после пяти дней
тренировок я узнал о своем оружии больше, чем за предыдущие полгода. Лимит
тренировочных патронов вышел на третий вечер, и в дальнейшем мои занятия носили лишь
теоретический характер. Особенно этому был рад караванщик, он все беспокоился, что наши
шумные занятия привлекут внимание бандитов.
    На четвертой стоянке, поздно вечером караванщик подошел к нашей «обучающей»
группе и сказал:
    — Ал, Фил, мне показалось, что я слышу далекие выстрелы. Сходите вон на ту гору,
посмотрите, что там за дела.
    Охранники привели в готовность оружие и двинулись в указанном направлении.
Савинелли посмотрел на оставшихся:
    — Прекращаем школу, теперь все по-настоящему.
    Мы стали прислушиваться. Поблизости от караванной группы было очень трудно
понять, какие звуки пришли издалека, а какие порождает горящее дерево и браминий помет
в костре. Я и еще пара охранников отошли в сторону. Нам тоже показалось, будто издалека
доносятся сухие щелчки, но сложно было определить природу их происхождения. Через
несколько минут далекие звуки стихли, и нам осталось ждать, когда вернутся разведчики. Те
спустились с горы и подошли к караванщику. Заговорил Ал:
    — Это была перестрелка, далеко, примерно в одном дневном переходе от нас, на
севере. Похоже, какой-то караван подловили на стоянке. Я… — он посмотрел на Фила, —
мы определили две винтовки, возможно, один дробовик, два пистолета-пулемета, два кольта,
и еще какой-то мощный пистолет.
    Савинелли помрачнел.
    — Рейдеры? — полуутвердительно проговорил он.
    Фил кивнул.
    — Больше некому. Мафия так далеко для разборок не забирается. Кто победил в
схватке, непонятно, но если грабители, то сейчас у них неплохой арсенал. Будем надеяться,
что и потери есть.
    Караванщик скомандовал отбой.
    На пятый день пути Савинелли стал совсем нервным, он постоянно оглядывался и не
убирал свой «МП-9». Похоже, это было излюбленное оружие всех караванщиков. Мы тоже
были на взводе, никто не хотел попасть на прицел бандитов. Периодически Фил и Ал
выходили вперед и разведывали местность, где предстояло пройти каравану. Пока было
спокойно, но мы не расслаблялись. Единственное, можно было надеяться, что во вчерашней
схватке рейдеров потрепали и они не высунутся, пока не залечат раны.
    Из-за постоянной перестраховки мы прошли меньше, чем могли бы, но это было и к
лучшему — о месте нашей ночевки никто не знает. Савинелли старательно выбирал место,
как будто готовился не ко сну, а к бою. Он остановил нас на открытой пустоши, окруженной
большими камнями и сухими деревьями. Пока солнце не зашло, караванщик обошел все
окрестности. Видимо, в его голове родился какой-то план. Перед тем, как расположиться на
ночевку, он собрал всех и объяснил:
    — Сегодня будем готовиться к бою. Погонщики, вы располагаетесь как обычно:
спальники, костер, пустые разговоры. Сейчас соберите из камней стену, как от ветра, чтобы
спрятаться в случае стрельбы. Подготовьте много хвороста и дров, если начнется стрельба,
бросайте в костер. А охранникам сегодня спать вообще не придется. К нам подкрасться легче
всего вон по той ложбинке, — Савинелли махнул рукой на север, — ветер будет относить
звуки, поэтому мы оставим там засаду. Ал, возьми еще двоих и найди такое место, чтобы и
рейдеров застать врасплох, и в случае чего быстро вернуться сюда. Фил, ты тоже хороший
стрелок, займи позицию вон на том пригорке, так ты сможешь контролировать ложбину и
нашу стоянку. Остальные расположитесь по периметру, подготовьте себе укрытия на случай
стрельбы в северном и восточном направлениях. На свет не высовываться. Сейчас подойдите
ко мне.
    Мы собрались возле одной повозки, где стоял караванщик. Из-за спин мне ничего не
было видно, но по знакомому шороху упаковок и звону бутылок я определил, что нам
выдают сухой паек. Каждый получил по куску вяленого мяса брамина, несколько сухарей и
бутылку «Нюка-колы». Наверное, Савинелли надеялся, что кофеин поддержит нас в ночном
бодрствовании. После того, как все получили положенное, он крикнул:
    — За работу!
    Все бросились исполнять его указания. Трое охранников удалились в сторону оврага,
который рассмотрел караванщик. Фил, прихватив спальник, пошел занимать позицию
снайпера. Погонщики поставили повозки в круг, внутрь завели браминов, а сами принялись
таскать камни, чтобы построить себе укрытие. Я осмотрелся и попробовал определить, где
наиболее выгодная позиция. Мне показалось, что удобнее будет расположиться с южной
стороны, так я смогу простреливать и восточное, и северное направления. Правда, дистанция
не маленькая и придется очень хорошо целиться, но я надеялся, что тренировки не прошли
даром. Я принялся таскать камни для подготовки надежного укрытия. Привалив несколько
валунов один к другому, я обезопасил себя с двух направлений, но потом, подумав, стал
подтаскивать еще булыжники. Солнце уже село, начало темнеть. Неподалеку от меня
расположился Фрэнк — теперь мы сможем прикрывать друг друга в случае опасности, и,
если кончатся патроны, обменяться обоймами. Караванщик окопался в стороне от нас с еще
одним охранником. Я разложил спальник и уже собрался залечь, когда ко мне подошел Фил.
    — Неплохая позиция, только я на твоем месте сделал бы резервную. Если нападут
серьезные парни, у них наверняка будет снайпер, он тебя вычислит по первым же выстрелам,
а потом подловит. Поэтому подготовь укрытие поблизости, чтобы быстро и незаметно
перебираться туда и обратно. Я бы посоветовал здесь, — он указал на ямку в нескольких
ярдах от меня.
    — Спасибо, — ответил я, подошел к указанному месту и стал подтаскивать камни.
    — Эх, пристреляться бы тебе, но уже поздно. В случае опасности я прокричу крото-
крыссом. Будь внимателен, и — удачи!
    Фил пошел дальше, обходя каждого, предупреждал, подсказывал, помогал и
подбадривал всех охранников. Вел он себя как бывавший неоднократно в таких передрягах
боец, и люди верили ему. Затем Фил подошел к Савинелли и недолго поговорил с ним.
    Я закончил оборудование второго укрытия, перекусил и стал тренироваться быстро
перекатываться с позиции на позицию. Затем прикинул секторы обстрела. Жаль, что не было
времени и возможности пристреляться, поэтому приходилось полагаться на навыки,
полученные в предыдущие дни. Окончательно стемнело, я успокоился и залег на спальнике,
приготовившись к ночному ожиданию. Рядом со мной Френк еще шумел, перекладывал
камни, щелкал затвором, пока со стороны костра не донесся приглушенный голос
караванщика:
    — Затихли все!
    Охранники в своих укрытиях замерли, даже брамины замолчали. А вот погонщики,
напротив, нервно переговаривались и жгли костер.
    Напряженное ожидание не приносило отдыха уставшему телу. Хоть я и лежал, но
утомление переходом не проходило, и лежать в полной тишине и без движения становилось
все труднее и труднее… Хотелось забыться беззаботным сном и проснуться уже утром, в
безопасности и спокойствии. Но нет, нельзя, так я подведу боевых товарищей, которые
сейчас так же борются с желанием заснуть. Пришла в голову мысль, что если рейдеры не
нападут, то все вечерние старания пройдут даром. Следующая мысль была вообще
неожиданной: мне захотелось, чтобы бандиты напали. Проще будет, если мы поскорее
отобьемся, и можно будет уснуть. А когда мы уснем, нам будут сниться разные сны, мне — о
том, как я иду по пустыне и нахожу древнюю ракету, которую у меня тут же покупают люди
из Братства Стали, а их доспехи отливают серебром. Мне в руки сыплются золотые монеты,
я их рассовываю по карманам, а монеты все сыплются, и я никак не могу набить карманы и
начать собирать их в рюкзак. Поток монет достигает моих колен, и вот я не могу уже
переступить с ноги на ногу, а карманы никак не наполняются. Будто смеясь надо мной, где-
то вдалеке кричит крото-крысс…
    Черт! Я все-таки задремал. Черт, черт, черт! Хорошо, вовремя проснулся, а то бы не
проснулся никогда, как и все мы. Я удобнее перехватил пистолет и осторожно высунулся из-
за камня, оглядывая освещенную костром территорию. Огонь вздымался на три ярда,
выхватывая большую площадь лагеря. Погонщиков видно не было, похоже, они спрятались в
своих укрытиях. Стояла полная тишина… Хотя нет, я прислушался и различил необычные
для пустошей звуки: шорох мелкого гравия под сапогом, скрип кожаных доспехов, клацанье
затвора. К нам подкрадывались несколько человек, и они не сильно пытались скрывать свое
приближение. Они уже поняли, что напасть неожиданно не получится, и выстраивались для
атаки. Но пока никого видно не было.
    До конца не верилось в происходящее. Неужели все-таки напали, и предстоит
настоящий бой?
    Тройной ружейный залп разорвал ночную тишину — наша засада с северной стороны
показала себя. В тот же момент на границе светового круга мелькнул силуэт, и в наши
повозки полетел непонятный светящийся предмет. Я услышал звон бьющегося стекла и рев
браминов, сполох огня озарил окрестности, но мои глаза были направлены в другую сторону.
Я поймал в прицел не успевший скрыться силуэт и нажал на спуск. Раздался крик, и человек
упал. Я сделал еще два выстрела в сторону упавшего и тут же начал перебираться во второе
укрытие. По камням моей первой позиции ударила пуля, выбив искры. Я заметил, откуда
стреляли, но место было слишком далеко для ответного огня из моего пистолета.
Оглянувшись, я увидел, что одна повозка полыхает: похоже, подстреленный рейдер бросил
бутылку с коктейлем Молотова. Погонщики суетились во мраке, пытаясь отцепить горящий
прицеп, при этом не выходя на линию огня противника.
    А перестрелка только разгоралась. Палили все: я увидел караванщика, который поливал
очередями темноту перед собой. Пролетела еще одна бутылка, но упала рядом с костром, не
разбившись. Фрэнк неподалеку пытался в щель между камнями разглядеть какого-нибудь
противника и подстрелить его. Это ему удалось, и он высунулся для прицельного выстрела,
затем снова спрятался в укрытие. В него тут же полетели пули из темноты, но он был уже в
безопасности. Внезапно мне пришла в голову шальная идея. Я несколько раз пальнул в
сторону вспышек вражеских выстрелов, опустошая обойму. Перезарядив пистолет, я отполз
со своей позиции на несколько десятков ярдов и, крадучись по кустам, начал обходить место
битвы по дуге. В темноте трудно было ориентироваться, потому как глаза были ослеплены
светом костра. Впрочем, они быстро привыкали. Ярдов через тридцать я залег и огляделся,
оценивая обстановку. Перестрелка затихала, но не потому, что рейдеры прекратили
наступление, а из-за того, что они перестраивали свою тактику нападения. Они явно не
ожидали встретить укрепленную оборону и готовых к бою охранников.
    Вдруг послышались шаги, и в четырех ярдах от меня остановилась темная фигура.
Сначала я дико перепугался, мне показалось, что рейдер стоит прямо надо мной и выбирает,
в какую часть тела выстрелить. Я замер, задержал дыхание, медленно поворачивая голову,
чтобы разглядеть врага. Приглядевшись, я увидел, что бандит стоит спиной ко мне и
наблюдает за полем боя. По его металлическим доспехам пробежал блик молодой луны. В
руке он держал пистолет. Не самый слабый противник, но на моей стороне неожиданность. Я
снова услышал шаги — подошел второй. Он сказал первому:
    — Торговцы хорошо окопались. Похоже, ждали нас. У нас потери. Что делаем?
    — Имитируем отход. Сейчас они подумают, что отбились, начнут собирать свои
пожитки, спасать браминов. Тут мы их и возьмем, — произнесла фигура в металлических
доспехах.
    — Хорошо, передам остальным.
    Второй человек ушел. Воспользовавшись шумом его шагов, я смог лечь удобнее для
выстрела и прицелиться. Похоже, мне удалось встретиться с предводителем этого отряда. Он
продолжал осматривать поле битвы, а издалека раздался крик:
    — Уходим!
    Предводитель повернулся и, осторожно ступая, пошел в ту сторону, откуда кричали. Я
понял, что такой шанс терять нельзя и, недолго думая, выстрелил ему в затылок. Один
выстрел, второй! Рейдер взмахнул руками и стал падать лицом вниз. Его тело еще не
коснулось земли, а я уже откатился на несколько ярдов в сторону — как учил Фил. В меня
никто не стрелял, но и в безопасности я себя не чувствовал. Рейдеры не знали, кто кого
подстрелил, если только не могли отличать пистолеты по звукам выстрелов.
    Среди деревьев в темноте показалось какое-то движение. Я увидел летящую бутылку с
«коктейлем Молотова» и понял, что бандиты все же определили, кто подстрелил их вожака.
Да, вот теперь я по-настоящему попал в переплет.  Я прыгнул в сторону, попал в какую-то
яму, скатился вниз и в этот момент где-то надо мной раздался звук бьющейся бутылки. Тут
же над головой расплескалось жидкое пламя. На меня огонь не попал, но волосы опалились.
Да, вести бой с целым отрядом рейдеров мне еще не приходилось, и шансы на выживание
минимальными. Я перекатился на спину и направил пистолет вверх. По крайней мере, одного
я завалю, а там видно будет. Жалко только не увижу я большую радиоактивную пустыню.  
Пламя хорошо освещало ближайшие окрестности, но и слепило, не давая возможности
разглядеть, что там дальше, в темных кустах. Я лежал в яме, приготовившись подороже
продать свою жизнь. Пока меня никто не увидел, потому и не стреляли, но это только до
первого моего выстрела. Им вообще достаточно бросить в яму бутылку с зажигательной
смесью, и все — я, как игуана на палочке, поджарюсь в собственном соку. Из кустов
выскочили сразу двое, но пока смотрели на тело своего предводителя.
    Один проговорил:
    — Он труп. Забираем его?
    — Подожди ты, кто-то же его замочил, он еще здесь.
    Из-за их спин донесся уже знакомый мне голос:
    — Осмотрите здесь все внимательно, на свет не высовывайтесь. Я прикрою.
      Все, мне точно конец, против троих мне никак не устоять!  Двое разделились и стали
по кругу обходить место, освещенное горящей смесью. Один скрылся из поля зрения,
другой, напротив, приближался ко мне. В руке у него был полуавтоматический
двенадцатизарядный пистолет «Кольт» — не самое опасное оружие, но мне хватит.
Противник был одет в кожаную куртку, похожую на мою, но, более тяжелую. Я хотел
прицелиться в голову, но она оставалась в тени, и сложно было выбрать момент для
выстрела. Пока я выбирал, куда его поразить, рейдер замер, прицеливаясь, и его руки точно
указали, что он хочет выстрелить в меня. Между нами расстояние было около пяти ярдов, я
целился ему в голову и он это видел. Затухающий огонь осветил его лицо. Было отчетливо
видно, как чувство самосохранения, призывающее его к бегству, борется с желанием меня
убить. Мы практически глядели друг другу в оружейные дула. При этом он надеялся на
поддержку своих товарищей, обещавших его прикрыть. В тот момент, когда он принял
окончательное решение, я нажал на спуск. Рейдер не успел даже вскрикнуть, как моя пуля
пробило его лицо, и задняя часть головы разлетелась на куски. Я попытался перекатиться,
чтобы не попасть в прицел бандитов. Получилось плохо. Выбраться из ямы я не мог, чтобы
не попасть на линию огня оставшихся двоих нападавших, а по своему укрытию мог метаться
сколько угодно, все равно представляя собой хорошую мишень.
    Над головой началась перестрелка. Несколько пуль вонзились в землю около меня, но
стреляли не прицельно. Я уткнулся лицом в землю, боясь пошевелиться и вызвать шквал
огня на себя. Я понимал, что это самая проигрышная позиция, но страх не позволял мне
сдвинуться с места. Тишина пришла в сознание неожиданно. Я с удивлением понял, что еще
жив и даже не ранен. Пошевелил руками и ногами — они были целы. Попытался
приподняться на локте, чтобы посмотреть, где мои противники, как услышал шепот Алана:
    — Лежи и не двигайся.
    Я повиновался. Значит, другие охранники пришли мне на помощь, и сейчас численное
соотношение изменилось в нашу пользу.  Неизвестно, сколько еще поблизости бандитов, но
они остались без командира, и это уже хорошо.
    Сложно было понять, сколько я пролежал в этой проклятой яме, которая едва не стала
моей могилой, но спасла. Может, пять минут, а может и целый час. Огонь от зажигательной
смеси погас, и постепенно я привык к слабому свету ночи, медленно переходящей в утро.
Наверно, у меня был шок от пережитого. Сегодня я впервые убил человека и впервые
оказался близок к смерти. Снова послышались шаги, я резко развернулся, наводя пистолет, и
тут же его опустил.
    Надо мной стоял Фил и протягивал руку. Кажется, он улыбался.
    — Вставай, герой, пока твоего рейдера без тебя не раздели.
    — Что значит моего рейдера? Я минимум двоих завалил, — я принял руку Фила и
встал.
    Вокруг нашей стоянки бродили охранники и погонщики, собирали трофеи. Ярко горел
костер. Я вспомнил закон пустошей: взятое с боя принадлежит тебе. Сегодня я подстрелил
одного рейдера и убил двоих. На местах, где пали мои жертвы, их не нашлось, значит, кто-то
заботливый уже оттащил к свету.
    У костра уже набралось немало трупов. Рядом лежало их оружие. Я увидел тело
мужчины в металлической броне, рядом был другой, которого я убил последним. Всего
насчитали шесть жертв. Погонщики подтащили еще одного. Постепенно все наши собрались
у огня. Я сидел в каком-то ступоре, не понимая, что творится вокруг. Подошел Фил. На его
плече висели две винтовки, в руке у него была бутылка, заткнутая тряпкой.
    — Что смотришь, Эд? Твои трофеи, сам их и раздевай. Скажи спасибо, что мы их сюда
перетащили.
    — Зачем их раздевать? — я, конечно, понимал зачем, но было непривычно копаться в
вещах мертвеца.
    — Ну, ты даешь? Это ж твои доспехи, твое оружие. Еще по карманам пошарь, может,
там пара монет завалялась.
    Я приблизился к телам. Снаряжение разбойников большей частью было дешевым и
несерьезным: кожанки, пистолеты, охотничьи винтовки. Лишь у главаря имущество было
интереснее. Я подобрал странный пистолет, больше походивший на обрез, переделанный из
винтовки, но приэтом очень удобный и компатный. Посмотрел обойму, оказалось, он был
заряжен цельнометаллическими пулями 223-го калибра, как у винтовки Фила. Довольно
мощное оружие, только вот в обойме всего пять патронов, как и в винтовке, и отдача,
наверное, дикая.  Засунув пистолет за пояс, я посмотрел на тело предводителя. Как же мне
снимать доспехи, а потом надевать их на себя?
    — Фил, может, мы продадим эту броню и купим другую?
    — Зачем? Что, боишься покойников? Не волнуйся, не укусит. Ты сам подумай: во-
первых, мы потеряем деньги на такой перепродаже, а во-вторых, как ты думаешь, откуда в
магазинах появляются такие доспехи?
    Фил подошел к трупу и стал расстегивать ремни доспеха.
    — Помогай, давай. Сапоги сними.
    Я ухватился за отделанный стальными пластинами сапог и стал его стягивать.
Поначалу не получалось, пока не разобрался с хитрой застежкой на голенище. Через
несколько минут главарь остался в нижнем белье, а Фил помогал мне застегнуть на боку
крепления брони. Я почувствовал, насколько она тяжелее моей куртки, но крепость доспеха
внушала уверенность в себе. Взявшись за второго, я краем уха слушал отчет о прошедшем
бое, что пересказывал Алан караванщику.
    — Их было одиннадцать. Командир подошел с востока, с ним был снайпер, и три
бойца. С ложбины подходили шестеро. Мы положили двоих, остальные залегли. С востока
на погонщиков напали трое под прикрытием снайпера и главаря. Первый бросил бутылку и
поджег повозку, но его тут же и положили. Остальные залегли и начали перестрелку. Затем
решили не атаковать в лоб, а обойти вон по тем кустам и зайти к нам в тыл с юга. Но тут наш
новенький решил погеройствовать и подстрелил главаря. Они этого не ожидали, я понял, что
сейчас его накроют, и вместе с Гарольдом пошел на выручку. Фил держал под обстрелом
ложбину, поэтому там рейдеры ничего не могли сделать. Хорошо, что удалось сразу завалить
снайпера, он увлекся охотой на Эда, поэтому заряда из обреза ему хватило. Еще одного
подстрелил Эд, и одного я.
    — А наши потери?
    Я обернулся и увидел, что Савинелли сидит, привалившись в колесу повозки, и ему
делают перевязку на плече. Алан стоял рядом.
    — Френк ранен в глаз, попала каменная крошка — рикошет от пули снайпера, двое
погонщиков обожгли себе ладони, пока повозку тушили. Меня слегка в руку зацепило, тоже
рикошет.
    — Неплохо, зато теперь эти сволочи не скоро сунутся на эту тропу.
    — Да, если это был один отряд.
    — Будем надеяться. — Савинелли с трудом встал, наблюдая, как Гарольд достает
шприц с красным содержимым.
    Укол стим-пака добавил жизненных сил караванщику. Сразу стало видно, как
координация его улучшилась и в движения вернулась прежняя уверенность.
    — Спасибо. Эй, слушайте все! До рассвета осталась пара часов. Фил и Эд на часах,
остальные спать. Впереди еще четыре дня пути.
    Я понял, что нас оставили сторожить потому, что ни я, ни мой напарник не были
ранены. Остается надеяться, что в пути Савинелли даст нам отдохнуть. Не представляю,
как бы я заснул после пережитой ночи.  Хоть за мной и был грех — ведь я задремал на часах.
Но надеялся, что никто об этом не узнает.
    Фил забрался на свой пригорок, с которого вел стрельбу во время боя, а я принялся
патрулировать по периметру. Я бродил вокруг лагеря, примеряясь к новым доспехам и
прикидывая, какое оружие оставить себе, а какое продать по прибытии в город. По всему
выходило выгоднее оставить новый пистолет, он мощнее, к тому же стреляет теми
патронами, что и винтовка Фила. Если мы собрались в совместную экспедицию, такая
взаимозаменяемость очень поможет, да и по цене патроны к «Десерт Иглу» дороже.
    Я подошел к тому месту, где чуть не погиб из-за своей глупой героической выходки.
Уже немного рассвело, и я разглядел черную проплешину от горючей смеси, яму, где я
прятался, и место, где стоял главарь бандитов. Да, позицию он выбрал удачную, мне просто
повезло, что я вышел прямиком на него. Теперь, когда стало светлее, я понял, насколько я
был уязвим в своем укрытии. Меня спасла темнота.
    Медленно вставало солнце, и даже не верилось, что впереди нас ожидает длинный
дневной переход. Мое уставшее тело надеялось, что сейчас я завершу дежурство и спокойно
лягу спать. Я старался не думать, насколько оно заблуждается. День начался как обычно,
только собирались мы немного медленнее — сказывалась ночная усталость. Еще пришлось
перегружать вещи, которые успели вытащить из горящей повозки, да и ранения сократили
количество рабочих рук.
    Не понимаю, как я смог выдержать шестой дневной переход. Помню только, что
отключился в обед, надкусив сушеное яблоко. Потом мне пришлось снимать свой новый
металлический доспех и идти без защиты, так как ноги совершенно отказывались слушаться.
Я мечтал только об одном — добраться до Нью-Рено и завалиться спать на трое суток.
Думаю, что в этот день нас можно было брать голыми руками, потому что остальным
охранникам было не намного лучше, чем мне. Но, по счастью, рейдеры были шокированы
нашими боевыми возможностями и не стали устраивать засаду. Хотя, возможно, они и сами
спали в своем неизвестном логове. Или напавший отряд был просто бандой
неорганизованных разбойников, которые надеялись встретить кучку безоружных
погонщиков.
    Как мы располагались на ночлег, кого поставили на дежурство и что было на ужин, я не
помню. Меня привел в чувство Фила:
    — Эд, вставай. Твое дежурство.
    Я поднял голову и огляделся.
    На востоке небо посветлело. Неужели я выспался и наступил следующий день? Похоже
на то.  Рядом с моим спальником лежал кусок холодного жареного мяса на широких листьях
мутировавшей кукурузы. Наверно, это был мой ужин. Или завтрак. Я натянул доспех,
проверил пистолет и, жуя заслуженное угощение, пошел обеспечивать безопасность.
      До нашей промежуточной цели оставалось меньше трех дней пути, и если сегодня
ничего не случится, то можно быть уверенным, что оставшийся путь пройдет спокойно.  
Но вот в самом Нью-Рено нельзя считать себя в безопасности. Это не Реддинг с сильной
властью мэра, шерифа и охраной караванов. Нью-Рено поделено между преступными
группировками, и прав бывает тот, кто больше им заплатит. Радовало только то, что пока у
нас и взять-то было нечего, кроме оружия да брони, но мы просто так отдавать их не
собирались. Впрочем, наше благополучие, кажется, во многом зависело от тех дел, что
привели Фила в этот преступный город. Мне так и не удавалось наедине обсудить с ним этот
вопрос.
    На седьмой день на нас натолкнулась стайка мантиссов. Богомолы-переростки даже не
поняли, на кого они попытались напасть. Я впервые опробовал свой новый пистолет.
Прицельным выстрелом уложил одно трехфутововое существо. Действительно, отдача у
оружия была сильной, но вполне терпимой. Зато цельнометаллическая пуля пробила тело
мантисса навылет, вырвав кусок панциря с обратной стороны, он даже не успел подойти на
расстояние удара. Эти существа были совершенно бесполезны, поэтому тела мы побросали
вдоль дороги, в назидание их соплеменникам. В остальном день прошел спокойно.
    Так же спокойно прошли и последующие дни перехода, до тех пор, пока под вечер
девятого дня мы не вступили в пределы Нью-Рено — самого большого из маленьких городов
во всем мире. Он расположен в долине реки и до войны не представлял военного значения,
поэтому бомбы на него не падали, а холмы вокруг защитили город от разрушения, которое
несли взрывные волны водородных бомб. В отличие от Броккен-Хиллс и Реддинга, в его
планировке многое осталось с тех времен, когда аббревиатура «США» имела какой-то
смысл. Нью-Рено пересекали широкие магистрали, с которых еще не полностью слез
асфальт, многие дома были построены еще до войны. Сейчас, несмотря на день, в городе
светились откровенные неоновые вывески, горели бочки с мусором, и повсюду на стенах
были нанесены светящейся краской непонятные рисунки.
    
Глава 5
    
    Еще в пригороде Савинелли-старший расплатился с охранниками, и дальше караван
пошел один. Видимо, караванщик был «под крышей» какого-то босса мафии и не боялся
нападения. Каждый боец получил по тысяче золотых, в том числе, и мы с Филом. Еще
караванщик прибавил каждому по две сотни премии за проведенный бой и пожаловался, что
больше дать не может. Нам сказал, что с радостью примет нас в охрану в любое время, после
чего мы распрощались.
    Мы стояли в начале широкой улицы. У наших ног лежали рюкзаки с нехитрыми
пожитками, оружием и боеприпасами.
    Я посмотрел на указатель на стене дома и усмехнулся:
    — Вирджин-стрит, улица Девственниц. Точнее эту улицу назвать просто нельзя.
Учитывая, что здесь у каждого дома стоит сутенер, а в каждом втором наркопритон.
    Фил кивнул.
    — Да… Послушай, Эд, тебе, наверное, интересно, какое у меня дело в Нью-Рено?
    — Я и забыл спросить, со всеми этими рейдерами.
    Мой напарник подошел к стене дома, исписанной граффити, бросил рюкзак на землю и
уселся на него. Показал рукой, чтобы я сел рядом.
    — Ты же знаешь, что у меня нет семьи. Двенадцать лет назад мне было немногим
больше, чем тебе сейчас. Тогда я тоже был в охране караванов. Я здесь встретился с одной
девушкой. Я полюбил ее, и она отвечала мне взаимностью. К сожалению, она была
несвободна, поэтому не могла остаться со мной, как бы я этого ни хотел.
    — Она умерла? — Почему-то этот вопрос пришел мне в голову.
    — Нет, напротив. Она родила девочку… и отдала ее мне. Ее муж не знал о
беременности — временами он уезжал надолго, что позволяло нам встречаться без опаски.
Ребенок был сильно похож на меня и совсем не похож на мужа моей девушки. Лесли
просила спрятать нашу дочку, и я это сделал там, где смог — в знакомом борделе. А потом
мы расстались… навсегда. Я регулярно платил девчонкам, что растили мою дочь, и следил
как мог, чтобы они не привлекали Китти к своему ремеслу. Эти девочки были умные, они
понимали, что я просто пристрелю их, если узнаю о чем-нибудь подобном. А потом пришел
Сальваторе и забрал Китти… в счет моего долга.
    На противоположной стороне улицы бродяги толклись у горящей мусорной бочки. Фил
замолчал и с минуту сидел, уставившись на огонь.
    — Короче, сейчас я должен семье Сальваторе большую сумму. Моя дочь у них в
заложниках. Поэтому я приехал сюда. Извини, что я впутал тебя, сейчас я понимаю, что зря
это сделал. Знаешь, я подумал, может, и вправду мы найдем что-то необычное в той пустыне,
и это поможет нам с Китти. Но сначала нужно выкупить ее из плена, пока они ничего с ней
не сделали.
    — А ее мать жива?
    — Да, но ничего не знает про свою дочь, и я скорее пойду в радиоактивную пустыню,
чем обращусь за помощью к ней.
    — Это из-за дочки ты пропал на час в Реддинге?
    — Да. Сальваторе дали мне шанс заработать денег. Я доставил их дилеру в Реддинге
партию наркоты. Им выгодно меня так использовать. Сейчас я вроде собрал нужную сумму,
но не уверен, что они освободят ее.
    — Как ты оказался у них в долгу?
    Фил промолчал.
    Я мог лишь предложить:
    — Может, я помогу? Все-таки у меня тоже есть деньги.
    — Нет. Спасибо тебе, Эд. Слишком уж ты добрый для этого отравленного мира. Нам
еще в пустыню идти. Помнишь? — Фил тяжело вздохнул и закрыл глаза.
    Я не знал, что делать, но далекая цель в пустыне по-прежнему не оставляла меня.
    — Фил, нам надо устроиться на ночь. Не знаешь, где можно нормально поспать?
    Я встал и закинул рюкзак за спину, он последовал моему примеру.
    — Есть одно место. У Райтов на вокзале. Конечно, там клоповник, где только алкаши
отсыпаются, зато спокойнее, чем в остальном городе.
    Мы не спеша двинулись по улице Девственниц, отмахиваясь от окриков торговцев
наркотой и зазывал-сутенеров, предлагавших необыкновенные впечатления с их
работницами. Сначала по обе стороны улицы тянулись старые, полуразвалившиеся здания,
кажется еще довоенной постройки. Затем я увидел огромное двухэтажное казино
«Десперадо». Свет многочисленных лампочек озарял широкие двери в казино. У входа
стояли серьезные парни, каждый — шире меня раза в три. Одеты они были в серые пиджаки
по устаревшей моде и в руках держали вообще антикварные «Томми-ганы». Несмотря на
древность оружия, было видно, что охранники способны применить свои коллекционные
модели по прямому назначению. Из казино доносились звон игровых автоматов и проклятья:
кто-то, наверное, проигрался. Мы прошли мимо, а за нашими спинами раздался стук
падающего тела и слабый стон. Я обернулся — на асфальте лежал полуголый человек и
плакал, уткнувшись в бордюр. Вышибалы, выкинувшие его, несколько секунд смотрели на
бедолагу, потом хохотнули и вернулись на свои посты. Я взглянул на Фила и не узнал его:
лицо будто окаменело. Казалось, все мускулы его шеи напряглись, лишь бы помешать голове
обернуться. Я стал догадываться, каким образом можно влезть в большие долги и поставить
на кон дочь, но спросить не решился. Мы прошли под огромной аркой с надписью «Нью-
Рено», перекинутой через всю улицу. Как только звуки казино стали теряться среди
остального шума, Фил понемногу успокоился, а мы вышли на еще более шумную Вторую
улицу, миновали большой спортивный центр «Джунгли» и оказались на перекрестке. Фил
остановился.
    — Это казино «Шарк-клаб» — он указал на здание, как две капли похожее на
«Десперадо». — Если считаешь себя акулой, то тебе туда, но будь готов, что съедят. — Он
снова напрягся и постарался перевести взгляд на другое место. — Слева бар и логово семьи
Сальваторе. Там мои дела, и будет лучше, если они не узнают, что я в городе не один.
Дальше по этой улице будет торговый квартал. Если все сложится нормально, мы там
закупимся перед походом в пустыню. А сейчас нам направо, на Восточной стороне
территория, которую контролируют Райты. Там можно спокойно отдохнуть и не бояться, что
проснешься голым или вообще не проснешься.
    Мы прошли мимо «Шарк-клаба», а через несколько минут, вышли к старому широкому
зданию, которое оказалось железнодорожным вокзалом. Как мне объяснил Фил, раньше был
особый вид транспорта — поезд, из-за своего веса он не мог ездить по обычным дорогам, и
для него строили железные.
    Вокзал оказался открытым со стороны путей, но погода стояла теплая, поэтому спать
можно было спокойно. По словам Фила, здание называлось «зал ожидания». По залу
бродили или сидели на жестких скамейках немногочисленные постояльцы. Здесь рядами
стояли большие скамьи, на которых можно было спокойно растянуться во весь рост. В углу
валялись старые матрасы, но мы не решились ими воспользоваться, боясь, что клопы ночью
отнесут их обратно в угол. В центре вокзала стоял молодой парень в кожаной куртке. Он со
скучающим видом помахивал из стороны в сторону короткоствольным «Хеклером». Фил
подошел к нему, перекинулся парой словечек, достал несколько монет и передал их ему.
Охранник сначала указал на скамейку, а затем на дверь в какое-то служебное помещение.
Фил махнул мне рукой, и мы пошли туда.
    — Спим мы здесь, Крис оставит нам место, а вещи бросим в той комнате, там все
Райты, поэтому можешь не беспокоиться за ценности, если только они не светятся от
радиации.
    Мы вошли в небольшой кабинет, где находился мужчина — тоже охранник, и какая-то
женщина. Фил сказал:
    — Мы от Криса.
    Женщина молча глянула на нас, не вставая из-за стола, охранник кивнул. Я потянул
носом воздух: крепко пахло брагой. В темном углу был вход в подвал, и запах шел оттуда.
Вот основа бизнеса Райтов. Они не занимаются рэкетом и наркотиками, но и не
бедствуют. Алкоголь — не самый вредный бизнес Запада.  Мы бросили в угол свои пожитки
и вышли из кабинета.
    Когда мы уселись на стоящие поблизости вокзальные скамейки, Фил сказал:
    — Поступим так. Я свои сбережения отнесу Сальваторе, а на твои деньги нам придется
снаряжать экспедицию. Понимаю, это не честно, но ведь и идея была твоя, но потом мы все
это учтем, если дело пройдет успешно. Сейчас пойду в их бар, поговорю с Сальваторе, а ты
пока погуляй здесь. Осмотрись, только не суйся в центр, тут у Райтов вполне спокойно, но не
нарывайся на неприятности.
    — Понял, понял. Молчи — за умного сойдешь, так?
    Фил усмехнулся, кивнул, затем резко помрачнел.
    — Надеюсь, мне ее отдадут… — Он встал и пошел к входу.
    — Фил, — крикнул я вдогонку, — если ее освободят, куда мы ее денем? Не с собой же
брать ее?
    Он обернулся и пожал плечами.
    — Она двенадцать лет здесь жила и еще проживет. — И ушел.
    Странный человек. Готов за дочь отдать все свои сбережения и рисковать жизнью, но
при этом совершенно не интересуется, как его дочь будет жить без отца в таком городе как
Нью-Рено.
    Я огляделся. Определенно, на вокзале до захода солнца мне делать нечего. Надо пойти
прогуляться.  Поначалу я вышел на перрон и прошелся туда-сюда, разглядывая странное
устройство железной дороги: мощные стальные балки на бетонных основаниях.
Заинтересовавшись ее направлением, я двинулся по путям, но через пару сотен ярдов рельсы
исчезли в песке. Разочаровавшись, я снова повернул в сторону домов.
    На окраине бегала кучка детей и, судя по палкам в их руках, они играли в войну.
Приблизившись, я услышал их боевые крики и споры, кто кого подстрелил. Наверное, это
были мафиозные разборки или Третья мировая война. Удивительно, человечество почти
уничтожило себя, едва выживает в отравленном радиацией мире, а дети продолжают свои
воинственные игры. Похоже, люди никогда не научатся жить в мире, а значит — обречены.  
Конечно, дети тут же заметили незнакомца в стальной броне и решили включить его в игру.
Трое «бойцов» залегли под стенами домов, взяли меня на прицел и закричали:
    — Воин Братства Стали, все в укрытие, он не должен нас засечь.
    Один ребенок замер посреди улицы и произнес:
    — Генерирую силовое поле. Я неуязвим.
    Я улыбнулся и сделал вид, что не замечаю «накрытого» силовым полем. Между тем
еще двое воинов принялись отдавать команды непонятно кому:
    — Все в летающую машину, уходим по воздуху!
    Дети замахали над головой руками, хором издавая тарахтящий звук, и стали медленно
пересекать дорогу передо мной. Такой наглости я не смог стерпеть, припал на колено и
сделал вид, что целюсь в них из своей лазерной винтовки.
    — Ну, вы двое точно не спрячетесь. — Я поймал в одного «прицел» и приготовился
«открыть огонь».
    — Так нечестно! — завопил один. — Мы же по воздуху летим, ты нас не достанешь!
    — Как же вы по воздуху летите, вы же не птицы?
    — А мы на стальном насекомом летим. Такие бывают. Его Марк видел. Нам все
нипочем.
      Интересно, как дети могли выдумать стальное летающее насекомое? К тому же
какой-то Марк его видел? В нашем небе вот уже несколько десятков лет не встречается
летающих объектов. Кажется, что-то подобное я уже слышал. Хотя, возможно, они
видели то же явление, что и мы неподалеку от Реддинга!
    — Где этот Марк? Как выглядело это насекомое? Оно горело? Дым от него шел?
    Второй мальчик, молчавший до этого, остановился и проговорил:
    — Я видел эту машину, но тебе ничего не скажу. Ты приведешь железных людей, и они
заберут всех нас в ад.
    — Я не знаю никаких железных людей. Что мне сделать, чтобы ты мне поверил?
    — Ничего. Моя мама говорит, если об этом всем рассказывать, то я попаду в ад.
    Друг Марка, стоящий рядом, дернул его за рукав потрепанной рубахи и спросил:
    — А вы дадите нам пять патронов? Мы их в костер кидаем, и они взрываются смешно.
    Я сделал вид, что задумался.
    — Ну-у, это очень много за такие сведения. К тому же это опасно. Хотя…
    Оба пацаненка внимательно меня слушали, а когда я замялся, тут же заныли:
    — Пожалуйста. Мы когда их взрываем, в яме прячемся.
    — Ладно. — Я достал из кармана штанов патроны к «Десерт-Иглу», все равно теперь у
меня другое оружие.
    Дети с вожделением смотрели на них. Подошли и те, что прятались за «силовым
полем». Но Марк по-прежнему сомневался.
    — Мама мне сказала, что меня унесут в ад железные люди, если я проболтаюсь.
    Я встал и сделал вид, что убираю патроны в карман. Тут Марка схватили за рукава его
же друзья и принялись отвешивать ему тычки и затрещины. Били его не сильно, а так, чтобы
убедить, что железных людей не существует и мне о них надо рассказать.
    Он пытался вырваться, но не получалось, в конце концов, он простонал:
    — Я расскажу, только отстаньте.
    Дети крепко держали его за руки.
    — Мы с папой иногда гоняем пастись двух наших браминов вон туда, — Марк указал
на гору, за которую медленно заползало солнце, — там очень вкусная трава для скота, так
папа говорит. Однажды вечером мы услышали такой звук: тр-тр-тр-тр. И в небе появилась
стальная машина, похожая на насекомое. Мы тогда были на другой стороне горы, и город
был не виден. Насекомое летело невысоко, и я смог разглядеть его. Потом оно село на
землю, и из него вылезли какие-то люди. Но папа их не видел, потому что заснул, а я
подкрался ближе. Железных людей на земле ждали другие люди, они жгли костры, и я
разглядел их доспехи, такие же, как у тебя. Потом машина улетела. Я рассказал все папе, и
он велел никому не говорить, а мама сказала, что если я проболтаюсь, то железные люди
заберут меня в ад. — Под конец рассказа у Марка на глазах выступили слезы, похоже, он
всецело доверял мнению мамы.
    — Нет, — сказал я, — теперь за тобой никто не придет. Я проверял твою честность,
если ты не соврал, то тебя никто не тронет. А я еще дам вам патронов. Но если ты это
выдумал, то точно железные люди придут за тобой.
    Он побледнел.
    — Я правду сказал, честно-честно.
    Похоже, и впрямь он не соврал.
    — Пустите его. Марк, дай мне руку. — Он раскрыл ладонь, и я высыпал на нее
патроны. — За твою правдивость возьми эту награду и знай, что железные люди не придут за
тобой, если ты никому не расскажешь о том, что сейчас было. Клянешься?
    — Клянусь.
    — Ну, теперь бегите, и не забудьте спрятаться поглубже в яму, а то поранить может.
    Довольный Марк зажал трофеи в кулаке. Остальные ребята с завистью смотрели на
него. Марк, похоже, уже забыл, как его били, и закричал:
    — Побежали жечь костер!
    Вся компания ринулась в сторону реки, а я неспешно двинулся по заброшенным
улицам Нью-Рено, обдумывая услышанное.
    Наблюдая как солнце медленно сползает по небу между двух островерхих холмов, я
представлял себе, как может выглядеть стальное насекомое, летящее по небу. То, что мы
наблюдали под Реддингом, никак не напоминала насекомое. Можно было предположить, что
какая-то металлическая машина потерпела крушение и упала в Западной пустыне. Но
возникал вопрос: что это за машины, и кто ими управляет? Я слышал, что в Третью мировую
войну активно использовались различные летающие машины, но все они сгорели в
очищающем атомном пламени, так же, как и крупнейшие города всего мира. Неужели кто-
то обнаружил законсервированные летательные аппараты и сейчас ими пользуется? Кто
это может быть?
    Я вспомнил слова ребенка, что в машинах были железные люди. Никто не обладает
полными доспехами, кроме Братства Стали. Про них рассказывают множество небылиц, но
никто не упоминал, что они владеют технологией летающей машины, похожей на насекомое.
Братство Стали закрытое общество, но никак не секретное. Если это еще какое-то
общество, то оно способно противостоять Братству Стали и захватить мировое
господство. Ведь у них есть такие мощные технологические и оружейные разработки.
Братство Стали — сила, которой не способны противостоять даже рейнджеры Новой
Калифорнийской Республики. Что же будет, когда появится еще одна сила, и где она была
раньше? Как бы не началась война подобная битве против полчищ мутантов Повелителя.
      Да, невеселые размышления. Остается понять, какую роль при этом могут сыграть
молодой охранник караванов и разведчик, который имеет проблемы с мафией Нью-Рено.
Конечно можно пойти в НКР или Сан-Франциско и рассказать обо всем Братству Стали.
Но поверят ли нам, и что мы предоставим в качестве доказательств? Мой рассказ о
ночном падении звезды, рассказ ребенка о летающих железных насекомых? Над нами даже
не посмеются, просто предложат поесть «Ментат», чтобы мозги заработали, или дадут
пару монет как умалишенным или бродящим сказочникам. К тому же это будет
единственной выгодой, которую мы получим, а Филу еще дочь выкупать и кормить, да и
мне деньги не помешают. В любом случае надо снаряжать экспедицию за
доказательствами, а уже потом идти в Братство Стали. В общем-то, мы так и
собирались. Пора возвращаться на ночлег, надеюсь, у Фила все прошло удачно.
    Еще было довольно светло, и я отправился на вокзал.
    Когда я вошел под крышу, на нашем месте сидел Фил, и по его виду сразу стало ясно,
что не произошло ничего хорошего. Он сидел на краю скамьи, уперев локти в колени, голову
опустил на руки, в трех футах от него лежало его ружье — непозволительная оплошность
для разведчика. Он услышал мои шаги и поднял голову.
    — Они удвоили выкуп, сказали, что пока я ходил в Реддинг, они тратили деньги на еду
и присмотр за ней, — произнес он.
    В очередной раз подтвердилась старая истина: держись подальше от мафии, дольше
проживешь. Не думаю, что Фила обескуражили эти неожиданные эти обстоятельства, но они
могли поставить крест на нашем мероприятии. Надо было что-то придумывать.
    — А сколько ты должен? Может, если мы продадим трофеи, нам хватит, да и у меня
есть кое-какие накопления. Что думаешь?
    — Все, что мы продадим, потянет на две-три тысячи. А у тебя сколько спрятано, две
тысячи, три?
    — Ну, почти…
    — А мне нужно десять тысяч. — Он внезапно вскочил и закричал:
    — Еще десять тысяч!!! — Огляделся на испуганных бродяг, которых к ночи в ночлежке
накапливалось все больше и больше, и снова сел. — Где я их возьму? Еще он предложил
работу. Нужно отнести партию наркоты в НКР, там у него есть свои люди. Завтра с утра
зайти в бар и получить пакет. Китти пока будет у них. А я буду ходить туда-обратно, к тому
времени они еще накинут. Да она за всю предыдущую жизнь столько не потратила!
    — Сволочи. — Я не находил других слов. Даже как-то неудобно было начинать
разговор о нашей экспедиции, когда Фил был в таком состоянии. Впрочем, успешный поход
мог решить все проблемы, хоть вероятность такого завершения была крайне мала.
    — Фил, извини, что я опять со своей бредовой идеей, но появилась новая информация.
    Разведчик удивленно посмотрел на меня. Я понизил голос почти до шепота, чтобы
лишние уши, которых на вокзале хватало, не разобрали, о чем речь:
    — Я поспрашивал местных жителей. Один мне рассказал, что видел непонятные
летающие аппараты, похожие на насекомых, ими управляют люди в металлических
доспехах. Они приземлялись неподалеку, за горой. Судя по описанию, это не Братство
Стали. В пустыне мы видели либо что-то другое, либо катастрофу как раз такого аппарата.
Помнишь, он же горел.
    Фил задумался.
    — Возможно, ты прав — это не Братство Стали. Но тогда мы вряд ли найдем что-то на
месте падения. Если эти ребята обладают силовыми доспехами и летательными аппаратами,
то они наверняка уже определили место падения и забрали оттуда все, что можно было
забрать. Зачем тогда нам идти неизвестно куда и рисковать жизнями ради пустого места?
    — Да, я об этом не подумал. Что же теперь делать? Торговать наркотой в НКР? Это
тоже опасно. Я бы не хотел попасться с пакетом наркоты рейнджерам — расстреляют, и
фамилии не спросят.
    Я улегся на свое спальное место, Фил последовал моему примеру. Мы умолкли,
задумавшись каждый о своем. Теперь, когда в успех нашего предприятия не верю даже я,
остается только отправиться в Броккен-Хиллс и снова наняться в охрану караванов.  
Необычное видение в небе у Реддинга уже не влекло своей неизвестностью, насущные
вопросы отбивали всякое желание совершать подвиги. Пересекаться с неведомыми людьми,
которые сильнее Братства Стали, совсем не хотелось. И никакой прибыли это не сулило.
    — Фил, как ты думаешь, а Братству Стали известно об этих людях?
    Похоже, и моему напарнику не спалось, потому что его ответ прозвучал немедленно:
    — Не знаю, может, и не известно. Хотя если эти корабли регулярно посещают
окрестности Нью-Рено, то рыцари Братства должны уже быть здесь. Если не рыцари, то хотя
бы разведчики.
    Внезапно меня осенило.
    — Слушай, а Братство Стали хорошо платит своим разведчикам? Может, им продать не
технологические штучки, а информацию? Вот если бы мы сами увидели эти машины, а
потом сходили и посмотрели на обломки в Западной пустыне, то такую информацию можно
было бы неплохо сбыть.
    Фил подумал и ответил через минуту:
    — Хм, интересная идея. Если даже в пустыне те люди нашли свою упавшую машину,
то вовсе не значит, что уничтожили полностью. Они сняли бы все ценное оборудование, а
корпус в худшем случае взорвали, а в лучшем просто так оставили. Кто в здравом уме
пойдет смотреть на железяку в радиоактивную пустыню под угрозой быть съеденным? Беда
в том, что я действительно должен Сальваторе. Вряд ли за наши разведданные нам заплатят
двадцать тысяч.
    — А у него есть враги? Ведь у такого человека должно быть много врагов. Может,
стоит попросить помощи у них?
    — Может, и стоит, но это значит влезть в долги к ним. Знаю я одного врага Сальваторе.
Помнишь казино «Десперадо» на Вирджин-стрит? Его хозяин мистер Мордино. Хотя…
пойдем-ка лучше на улицу, все равно не спится, а здесь слишком много слушателей для
такого разговора.
    Мы захватили свое оружие, вышли на заброшенный перрон вокзала, перешли
железную дорогу и отдалились от нее в сторону пустошей. Спрятавшись от ночного ветра и
посторонних глаз за полуразрушенной кирпичной стеной старой постройки, мы продолжили
разговор.
    — Основной заработок Мордино, — рассказывал Фил, — это не игорный бизнес, а
наркотики. Где-то на севере Нью-Рено у него тайная лаборатория, где разрабатываются
новые виды наркоты и изготовляются уже известные. Мордино ненавидит Сальваторе,
который кормится в основном рэкетом. Это мешает бизнесу Мордино, но их вражда имеет и
какие-то личные мотивы, они мне не известны.
    — Так давай обратимся к нему. — Почему-то мне казалось, что это выход из ситуации.
    — А что мы предложим ему взамен? Мою дочь для опытов с наркотиками? Впрочем, я
думаю, что стоит сходить к одному моему знакомому и порасспросить о последних
разборках между этими кланами. Может, что и разузнаем.
    — Фил, что это за человек? Ему хотя бы доверять можно?
    — Раньше можно было. Это Джимми Джи, со Второй улицы. Он наркодилер Мордино.
Он мне кое-что должен. К тому же за пару золотых он выложит все подробности семейной
жизни своей мамочки, не то что Сальваторе.
    Фил энергично встал, поправил винтовку и сказал:
    — Идем сейчас к нему. Думаю, он не спит и, скорее всего, на своем «рабочем
месте». — Судя по всему, Фил обрел новую надежду, и прежняя обреченность слетела с
него, будто и не бывало.
    Я тоже поднялся, и мы отправились в центр города. На ходу Фил проговорил:
    — Держи оружие наготове, ночью в Нью-Рено опасно.
    Мы пробирались среди темных старых домов пригорода, но впереди светили фонари
центра. Местные мафиозные боссы, что контролировали различные части города, не
скупились на электроэнергию для освещения своих притонов, баров и казино. С
наступлением темноты жизнь в городе только просыпалась. Бродяги жгли мусор в железных
бочках, до нас доносились вопли и рев толпы — как Фил объяснил, это шумели болельщики
на боксерском матче в спорткомплексе «Джунгли». Конечно, спортивные соревнования
организовывались не с целью пропаганды здорового образа жизни, а для того, чтобы
зарабатывать на ставках. Изредка из темных улиц и переулков доносились пистолетные
выстрелы: отголоски чьих-то разборок или разбойных нападений.
    Фил вел меня по каким-то подворотням, обходя освещенные улицы. Он шел с
уверенностью бывавшего в этих местах человека. Пару раз останавливался и оглядывался, но
всегда находил верное направление. Одни раз мы перелезли через мусорную кучу, два раза
продрались сквозь дыры в решетчатых заборах. Наконец мы вышли на освещенную улицу, я
понял, что это Вторая улица, а неподалеку светило огнями казино «Шарк-клаб». На другой
стороне улицы стоял человек в потрепанном красном свитере, окруженный несколькими
подростками. Судя по их потерянному виду и тупым лицам, это были наркоманы, которые
выпрашивали у дилера дозу в долг.
    Фил вышел под свет фонаря, достал ружье и передернул затвор, так, чтобы его
услышали.
    — Нарки, свалили отсюда резко!!!
    На него оглянулись, однако никто не собирался уходить. Я тоже вышел на границу
света, но не показался полностью. Джимми Джи по голосу узнал своего знакомого. Его
физиономия расплылась в улыбке, и он сказал шпане, которая толклась возле него:
    — Сделайте, что он говорит, этот дядя шутить не любит.
    Наркоманы потянулись в сторону ближайшей темной подворотни, а дилер подошел к
нам.
    — Привет, Фил. Давненько ты не навещал старину Джимми. Хочешь полетать или…
Ладно-ладно, шучу.
    Фил закинул ружье за спину и проговорил:
    — Нужна информация. Мы заплатим.
    — О-о, всем нужна информация. А какая тебе нужна информация? Кто продает
паленую наркоту, где самые дешевые девки, кого сейчас застрелили в той подворотне? Что
тебе надо?
    Фил огляделся.
    — Не здесь. Ты в той же норе живешь? Пойдем туда.
    — Да, похоже, у тебя и впрямь важное дело. Идем, но учти, я из-за этого теряю
клиентов, так что, надеюсь, ты не обидишь правдивого Джимми.
    Мы пошли вслед за дилером в тот же закоулок, из которого до этого вышли. «Нора»
Джимми Джи оказалась действительно полуподвальным помещением. Было темно. Первым
шел хозяин. Он остановился, позвенел ключами, скрипнул замок, и тяжелая железная дверь
открылась, хотя светлее все равно не стало. Только когда Джимми щелкнул зажигалкой, и
загорелся огонек масляной лампы, я рассмотрел интерьер жилья. Мы находились в
просторном помещении, углы которого были скрыты в тени, но можно было разглядеть
кровать, сваренную из железных труб, стоявшую у дальней стены, большой шкаф с
множеством ящиков, металлический стол посреди комнаты и несколько стульев. Лампу
Джимми поставил на столе.
    Фил огляделся:
    — Ничего не меняется, даже мебель не передвигаешь.
    — А зачем? Живу как живется и никаких проблем не знаю, к чему изменения?
Располагайтесь пока, а я сейчас.
    Джимми нырнул за дверь, которую я сразу не заметил, оттуда раздался хлопок дверцы
холодильника, легкий звон стекла. Тем временем Фил по-хозяйски уселся за стол, покачал
пальцем аптечные весы, стоявшие рядом с лампой. Усмехнулся и сказал:
    — Джимми, мы ненадолго, лучше сразу ответь на наши вопросы, да мы пойдем.
    — Сейчас, уже иду. — Хозяин принес три бутылки пива и тарелку, на котором лежали
куски вяленого мяса. — Угощайтесь, серьезные разговоры на сухую глотку и голодный
желудок не ведутся.
    Джимми положил на стол угощение, взял весы и спрятал в шкаф. Когда он снова
подошел к столу, мы уже потягивали пиво. Он молча взял бутылку, свинтил крышку, сделал
долгий глоток и сказал:
    — Я слушаю.
    Заговорил Фил:
    — Расскажи, какие дела сейчас между Мордино и Сальваторе. Кто сейчас круче, кто
слабее, какие разборки были недавно.
    Джимми помрачнел.
    — Надеюсь, ты не затеваешь какую-нибудь игру между ними? Ладно, скажу. Впрочем,
об этом сейчас весь город говорит. Примерно месяц назад Сальваторе наехали на дилеров
Мордино, которые работают в центре, и потребовали процент с выручки. Понятно, мы
пришли к нашему боссу Езусу Мордино. Он назначил Сальваторе встречу на Голгофе. Сами
боссы не встречались, но вот боевики между собой не договорились, и Мордино открыли
огонь. В «Десперадо» вернулись лишь несколько израненных бойцов и рассказывали какие-
то бредни про лучевое оружие. Когда наутро Езус послал своих людей на Голгофу, чтобы
узнать подробности, те нашли несколько человек просто порезанными на куски. Похоже,
семья Сальваторе разжилась где-то мощным энергетическим оружием и тут же пустила его в
дело. Сейчас Мордино сидит в своем казино и боится высунуть нос. Не знает чего ждать, то
ли войны мафий, то ли штурма его резиденции.
    Фил заинтересовался:
    — Как ты думаешь, откуда у гангстеров энергетическое оружие?
    — Никто не знает. Кто-то врет про Братство Стали, кто-то выдумывает про старую
военную базу, которую якобы нашли и взломали Сальваторе…
    — Чему веришь ты?
    Джимми пожал плечами:
    — Ничему. Легенды о законсервированной военной базе неподалеку от Нью-Рено
ходят давно, но никто не видел ее своими глазами, а если и видел, то молчит. Что касается
Братства, это вообще бред: зачем этим хорошим ребятам делиться оружием с бандитами, что
те могут предложить взамен? Хотя…
    — Что?!
    — Я слышал, что в последнее время Сальваторе плотно заинтересовались
работорговлей. У них оборудован перевалочный пункт где-то на западе, за горой. Где они
берут товар и кому сбывают, неизвестно, но в Нью-Рено мои клиенты занервничали, хотя
пока вроде никто не пропал.
    Фил посмотрел на меня, как бы спрашивая разрешения, я кивнул, хотя не совсем понял,
на что согласился.
    — Послушай, Джимми, а никто не рассказывал о летающих машинах, похожих на
насекомых? — спросил он.
    Джимми удивленно посмотрел на меня, потом на Фила.
    — О летающих машинах? Никогда ничего подобного не слышал. Я, конечно, знаю, что
подобные разработки были в старину, но сейчас, по-моему, они забыты. Неужели они есть?
И как это связано с войной Сальваторе и Мордино?
    — Эй-эй, Джимми, кажется, это мы пришли за информацией и за нее платим.
Постарайся забыть о моем вопросе. Теперь вот еще что: не сможешь ли ты разузнать точнее,
где Сальваторе держит рабов, когда приходят и уходят партии?
    Джимми отхлебнул пива и кивнул:
    — Постараюсь. Зайдите на днях.
    — Постарайся до завтрашней ночи. — Фил собрался вставать, но хозяин остановил его.
    — Ты даже не поел, и пиво не попили толком. Давай отложим дела и просто посидим.
Ты, малец, тоже налегай, небось, не ел с тех пор, как караван отвели.
    Я принялся жевать жесткий кусок подсоленного браминьего мяса. Джимми, похоже, не
хватало общения с нормальными людьми. Он забросал нас кучей пустых вопросов, о том, где
мы остановились, как дела на караванных линиях, как идет работа в Реддинге, что нового в
Броккен-Хиллс. Было видно, что Фил и Джимми знакомы давно. Фил отвечал
односложными предложениями, но любопытный торговец наркотиками продолжал наседать.
Наверняка он надеялся услышать полезную для кого-то еще информацию, чтобы потом
выгодно ее перепродать.
    В результате мы задержались у нашего осведомителя еще на час. Лишь около полуночи
засобирались уходить. По настоянию Фила я отсчитал сотню золотых и отдал Джимми Джи.
После этого мы распрощались, и двинулись темными трущобами в пригород на ночлег, а
дилер пошел на свое рабочее место, где его уже ждали постоянные покупатели.
    — Ты понял, что все это значит? — произнес Фил, как только мы отошли подальше.
    — Сальваторе работает с людьми в силовых доспехах?
    — Да.
    — И что это нам дает?
    — Многое. С такой информацией можно и к Мордино топать. Попробуем сыграть на
противоречиях между двумя боссами. Я еще подумаю над этим, но и ты не расслабляйся, это
же наше общее дело.
    На вокзале почти все спали. В дальней комнате горела тусклая лампочка, и в ее свете
мы кое-как нашли свои койки. Теперь, когда мы приобрели пару козырей, можно было
спокойно засыпать, не думая о том, что будет завтра. Я заснул быстрее, чем ощутил, есть ли
на моей скамье клопы или нет.
    Под утро я понял, что человечеству несказанно повезло, что эти мелкие твари не
подверглись радиационной мутации и не увеличились до размера собаки. К счастью, перед
сном я снял свою броню, поэтому с утра вытрясать пришлось только штаны и рубаху.
Прославленный разведчик стоял рядом со мной и делал то же самое.
    Утром Фил оставил меня одного, а сам пошел к Сальваторе за обещанной партией
наркоты для доставки в НКР. Конечно, ни в какую Калифорнийскую Республику мы не
собирались, просто Фил решил, что его слова будут убедительнее для Мордино, если
сопроводить их подтверждением лояльности.
    Я сидел на рельсах, поигрывал пистолетом, глядел на солнце, медленно ползущее
вверх, и думал о том, в какую игру мы ввязались. По всему выходило, что сегодня мы
ступаем на опасную дорожку, неверный шаг по которой может оказаться смертельным. А
как все просто начиналось: пройти несколько десятков миль в пустыню, посмотреть на
место падения «звезды» и вернуться. Кажется, сейчас мы все сильнее отдаляемся от
поставленной цели. Хотя кто тогда мог знать, как все повернется? Самое страшное то,
что вся наша игра строится на сведениях наркоторговца и рассказе десятилетнего пацана.
Хорошо еще, что я не проговорился Филу о том, кто мне поведал о летающих машинах.
Впрочем, и раньше ему это рассказывал какой-то алкаш.
    Примерно через час вернулся мой напарник. Он был хмур как туча. При виде его я
вскочил, готовый к любым действиям. Фил только сказал:
    — Идем в «Десперадо».
    Мы снова двинулись закоулками и какими-то крысиными норами. При свете дня
трущобы Нью-Рено выглядели еще омерзительнее. Из куч мусора торчали чьи-то ноги или
руки, может, спящих бродяг, а может, мертвых тел. Из полуразрушенных домов доносились
стоны то ли боли, то ли страсти. Крысы величиной с мелкую собаку нагло перебегали
дорогу, своим писком выражая недовольство двуногими, которые бродят по их владениям.
Пару раз я едва удержался, чтобы не выстрелить в этих тварей. Когда же под моими ногами
зашевелилась куча тряпья, я встретился глазами с очередным бродягой, который попросил у
меня один золотой. Я подбросил монету, поймал ее на лету и догнал Фила, который сегодня
был настроен очень воинственно. Он шел, никого и ничего не замечая. На наше счастье,
утром почти весь город спал, и мусор не летел нам на головы.
    Мы остановились у задней стены двухэтажного дома. Фил произнес:
    — Будет лучше, если я пойду один. Не хочу тебя впутывать, к тому же пусть думают,
что у меня нет никого рядом и мне нечего терять.
    Мне стало немного обидно, что Фил не берет меня на такие важные переговоры. С
другой стороны, я был польщен его замечанием, что я единственный, кто рядом с ним. Но
нам еще предстояло решить, что говорить и о чем умолчать.
    — Что ты им скажешь и что предложишь?
    — Я скажу, что не люблю Сальваторе, расскажу про Китти, попрошу помощи и скажу,
что обладаю информацией о новом оружии и новом бизнесе Сальваторе. Дальше будет
видно. — Фил пожал плечами.
    — Ты им скажешь про Западную пустыню?
    — Если понадобится, скажу.
    Такой поворот дел меня не устраивал. Одно дело — поделиться с Мордино
информацией о летающих машинах и совсем иное — рассказать, что мы знаем, где одну
такую можно найти. Не слишком ли много возможностей получит обычный бандит, хоть и
умный?
    — Ты уверен, что оно того стоит?
    — Не «оно», а «она». Ради Китти я готов на все. К тому же мы-то сами не были на
месте падения. Где гарантия, что там осталось хоть что-то ценное? Мне нужны деньги,
чтобы выкупить дочь. Это последнее слово.
    Я был вынужден согласиться:
    — Хорошо. Но постарайся избежать выдачи всей нашей информации.
    — Постараюсь. Стой здесь, или лучше завались в какую-нибудь кучу, чтобы ни у кого
не возникло вопросов, что делает парень в стальной броне посреди этой клоаки.
    Я отошел в ближайшую подворотню, а Фил отправился на встречу с боссом мафии
Езусом Мордино. Потянулись трудные минуты ожидания. Удивительно: я ни разу не видел
Китти, а уже беспокоюсь, как пройдут переговоры, которые решат ее судьбу. По подворотне
гулял ветер, принося вонь мусорных куч и отголоски далеких выстрелов. Из-за стены казино
слышались мелодичные переливы игровых автоматов, смутное эхо разговоров, женский
смех. Некоторые заведения в Нью-Рено работали днем и ночью.
    Прошло больше часа, когда я услышал приближающиеся шаги. Из-за угла вышел Фил.
Судя по мрачному выражению лица, переговоры прошли не так, как он ожидал.
    — Уходим отсюда, — сказал он. — Мордино поможет нам. Но за это он попросил нас
выполнить одно поручение.
    — Что значит «поможет нам» и «попросил нас»?
    — Идем, сейчас объясню все по порядку.
    Мы пошли обратной дорогой, но теперь я уже не обращал внимание на крыс и бродяг,
увлеченный рассказом Фила.
    — Сначала он принял меня весьма недоверчиво. Он знает, что я должен Сальваторе, но
не знал про Китти. Денег просто так он, конечно, не дал. Зато когда я отдал ему пакет с
наркотой, его отношение ко мне изменилось в лучшую сторону. Дело в том, что
производством и торговлей наркотиков занимаются только Мордино. Поэтому его сильно
задело, что Сальваторе полез в чужой бизнес. Конечно, у Мордино достаточно сил, чтобы
противостоять своему врагу, здесь Джимми Джи приукрасил, но сейчас Мордино
действительно не знает, что предпринимать. Затаиться и ждать — значит признать свою
слабость, но если начать войну, то неизвестно, чем она закончится. У Сальваторе меньше
людей, но теперь есть мощное оружие и из бара его нелегко будет выкурить. Я рассказал
Мордино о летающих машинах и людях в доспехах. Ему понадобились доказательства. И тут
я, наверное, допустил ошибку. Я же не знал, кто тебе рассказал об этих людях, поэтому
сболтнул, что сам видел падение такого аппарата. Он заинтересовался, и пришлось
рассказывать обо всем в подробностях. Я умолчал о тебе, но он решил снарядить
экспедицию в пустыню, чтобы найти обломки этой машины…
    — Черт, только таких помощников нам и не хватало.
    — Подожди, я еще не все сказал… Когда он узнал, что падение произошло две недели
назад, то перестал торопиться, рассудив, что если этот аппарат пролежал в пустыне
полмесяца, то и еще может столько же полежать. Езус дал нам другое задание: выследить
место высадки людей в доспехах в окрестностях города и увидеть летающие машины.
Только после этого он обеспечит финансирование экспедиции в пустыню.
    — Хорошая работенка — выслеживать каких-то насекомых непонятно где по заказу
непонятно кого? — раздраженно воскликнул я.
    Фил остановился, взял меня за плечо и сказал:
    — Езус Мордино — это не «непонятно кто», он единственный в этом сраном городе
человек, кто может помочь освободить Китти. Когда мы выследим Сальваторе и их
загадочных партнеров и вернемся к Мордино, он подготовит наш поход в Западную
пустыню.
    Я совсем не предполагал, что обстоятельства сложатся именно так, поэтому моему
недовольству не было предела.
    — Замечательно, теперь мы участвуем в мафиозных разборках на стороне одного из
кланов! О большем я и не мечтал!
    — Погоди, это еще не все.
    — Как?
    Фил невесело усмехнулся.
    — А вот так. Он сказал, что за гору со мной пойдет его сын, младший Езус Мордино. И
он должен все увидеть своими глазами и подтвердить мои слова. Поэтому я подумал…
    — Что еще?! — возмущение, переполнявшее меня, мешало думать и формулировать
вопросы.
    — Ну, неизвестно, сколько нам придется сидеть в засаде и чем это обернется. Может,
ты пока сходишь с караваном до Броккен-Хиллс, а когда вернешься, начнем собираться в
пустыню? Если, конечно, я сам вернусь.
    — И не подумаю. Ты с бандитским отпрыском пойдешь выслеживать самое загадочное
сообщество на этой стороне материка, а я буду браминов пасти?! Не дождешься! Я иду с
тобой.
    Фил засмеялся и хлопнул меня по плечу.
    — Отлично, я надеялся, что ты это скажешь, и рад, что не ошибся. В любом случае,
тебе надо набираться опыта перед походом в пустыню. Идем, у нас еще несколько дел перед
уходом.
    Несмотря на то, что впереди было много дел, Фил не торопился совершать их днем.
Сейчас нам было нужно, чтобы Джимми Джи разузнал, где именно расположен за городом
лагерь Сальваторе. А оттуда легче будет вычислить и место приземления летательных
аппаратов. Фил допытывался, кто мне рассказал о летающих металлических насекомых, но я
отговаривался тем, что у этого человека ничего нового мы не узнаем.
    Первую половину дня мы провели на вокзале. Когда солнце стало клониться к закату,
Фил собрал все наши пожитки. Мы расплатились с Райтами и отправились к нашему
осведомителю. От расторопности Джимми Джи зависела не только судьба нашего
предприятия, но и жизнь двенадцатилетней девочки, ради которой и затевалась эта
рискованная игра.
    С рюкзаками за спиной было труднее пролезать через заборы, но было еще светло,
поэтому мы смогли преодолеть все препятствия и не потерять ни куска одежды на железных
прутьях.
    Джимми Джи был уже на своем рабочем месте, когда мы выглянули из подворотни.
Его «постоянные клиенты», видимо, еще не проспались, поэтому наркоторговец со
скучающим видом поигрывал широким охотничьим ножом и ни на кого не обращал
внимания. От этого занятия его отвлек тихий свист Фила. Джимми нарочито лениво
осмотрелся и не спеша двинулся в нашу сторону.
    — Ты узнал, где лагерь рабов Сальваторе? — спросил Фил, забыв о приветствии.
    — Говорят, это где-то на юго-западе, — Джимми указал рукой на гору, которая
закрывала четверть всего горизонта на западе. — По крайней мере, точно знаю, что лезть
через нее не придется, но где-то за отрогами. Из города не увидишь. Ты следопыт, поищи
тропы или стоянки… Фил, ты думаешь, Китти там?
    — Надеюсь.
    — И как ты надеешься ее освободить? Наверняка Сальваторе надежно охраняет свой
лагерь.
    — Надо хотя бы узнать, где она, а там видно будет. Эд, дай ему еще сотенку.
    Я отсчитал монеты, и мы удалились. По пути к «Десперадо» я спросил у Фила:
    — Как думаешь, Мордино даст нам денег на эти поиски или опять за свой счет
предложит все делать?
    — Если б он послал меня одного, то наверняка не дал бы, но с нами идет его сынок,
которого надо хорошо кормить, он не должен замерзнуть ночью, и крото-крыссы его не
должны покусать. Поэтому нас снарядят как следует.
    — Хотелось бы в это верить. А то у нас вообще денег не остается на поход в пустыню.
    Фил усмехнулся:
    — Не волнуйся, похоже, старший Мордино всерьез заинтересовался этими летающими
машинами. Думаю, в пустыню он нас снарядит, и даже не пошлет своего сына в нагрузку.
Одно дело гулять по горе в миле от Нью-Рено, и совсем другое — Западная радиоактивная
пустыня, это уже не игрушки.
    Мы подошли к задней стене казино.
    — Будь здесь. Я сейчас вернусь вместе с младшим Езусом, и тогда мы заглянем в
«Оружие Нью-Рено», надо много чего купить. Все равно мы не все запасы потратим в
вылазке на гору, и остатки нам пригодятся в пустыне.
    
Глава 6
    
    Через два часа мы уже втроем покинули пределы города и топали вдоль реки на запад.
Мелководная мутная река бежала с восточных гор, огибала город с юга и, прорезая
холмистые предгорья, уходила на юго-запад — через пустыню, к далекому океану. На
северо-западе над городом нависала пологая скала, в отрогах которой где-то скрывалась база
Сальваторе и посадочная площадка неизвестных летательных аппаратов.
    Младший Езус Мордино оказался моим ровесником, а может, и еще моложе. Высокий,
черноволосый, мускулистый. Казалось, черная кожаная куртка была ему мала, она
обтягивала его тренированное тело даже слишком плотно. Тем не менее он сумел припрятать
под ней кошелек с монетами, нож и пистолет-пулемет «Хеклер Кох МП-9». Наверное, босс
мафии доверял Филу, если послал на такое опасное дело своего сына. В оружейном магазине
мы закупили патроны для моего пистолета и ружья Фила. Свой «Десерт Игл» я продал
вместе с остатками патронов, так же были проданы наши старые боевые куртки. Из
подкладки своей куртки я предварительно достал немногочисленные сбережения, но
маленький Езус об этом, естественно, не узнал. Все покупки в магазине осуществлялись на
его деньги. Фил заказал себе еще пневматическое ружье, которое стреляло стальными
шариками. Он объяснил, какое преимущество по сравнению с любым другим огнестрельным
оружием имеет это ружье: оно практически бесшумно. Еще мы купили медикаменты и
стимуляторы, запаслись провиантом на несколько дней и двинулись в путь.
    Мы шли, прячась от нежелательных глаз в складках местности, благо отроги гор
позволяли это делать без труда. Попутно Фил пытался обнаружить следы, ведущие к лагерю
Сальваторе, но пока безуспешно. Мы почти не разговаривали, я не хотел заводить
знакомство с бандитом, а тот не желал разговаривать с деревенщиной. Иными словами, в
компании царило полное взаимопонимание.
    Когда солнце приблизилось к вершинам гор, мы свернули на запад и пошли вверх по
склону. Мне подниматься было нетрудно, опыт караванных переходов не прошел даром.
Когда весь путь представляет собой такие подъемы и спуски, то уже не замечаешь, как
преодолел очередной. Езус тоже держался неплохо, может, это был результат тренировок, к
тому же ему было проще идти без рюкзака в восемдесят фунтов за спиной. Все снаряжение
тащили мы, а он только помахивал из стороны в сторону своим автоматом, видимо,
представляя, как сейчас пристрелит десяток человек в силовых доспехах. Через час
стемнело, и пробираться по ненадежной местности стало труднее. Езус предложил
остановиться на ночлег и взобраться наверх утром. Фил ему объяснил, что днем нас будет
видно как на ладони, потому что Сальваторе сидят где-то в горах, а мы внизу пыль
поднимаем.
    В итоге мы продолжали подниматься при свете звезд и остановились, только когда уже
перевалило далеко за полночь, а местность стала более каменистой и опасной. Фил выбрал
укромное местечко, где нельзя было увидеть нас сверху. Мы не стали разжигать костер,
выставлять дозор, и до утра кутались в свои спальники, не снимая доспехов. Такой сон не
принес отдыха, но все же это было лучше, чем ничего. Я вспомнил, в каком состоянии
пребывал после ночного боя в караване и сравнил с сегодняшней ночью. Получалось, что
сегодня было гораздо лучше. Тяжелее всех было Езусу. Я уже находился на полпути в страну
сна, но все еще слышал, как несчастный сын мафиози, привыкший к комфорту, ворочается с
боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее в нашей яме. Удалось ему это или нет, я не узнал,
потому как отключился.
    Когда мы проснулись, было уже около полудня. Идти дальше нам не позволил Фил,
поэтому мы пообедали и принялись осматривать местность. Фил прихватил «воздушку» и
ушел искать следы тропы. Езус от безделья долго пытался разглядеть вдалеке свое родное
казино. Удивительно, но ему это удалось. Город выглядел серым пятном, растекшимся по
коричневой долине, которую рассекала зеленоватая полоса реки. В центре пятна были
различимы кубики строений, в том числе и «Десперадо».
    Я разбирался со своим оружием, затем принялся осваивать ружье Фила. Езус достал
боевой нож с ярко-красной рукоятью, видимо, сделанный по индивидуальному заказу, и
принялся играть с ним. Он подбрасывал его в воздух и ловил то за лезвие, то за рукоять,
затем стал метать нож в землю. Следует отдать ему должное — с ножом он неплохо
управлялся, мне даже завидно стало. Надо будет освоить эту ловкую технику.
    Вернулся Фил.
    — Ничего, — коротко бросил он.
    — И куда мы сейчас идем? — спросил Езус.
    — Вон к тому утесу, — Фил указал рукой вверх. — Попробуем обойти его справа или
слева.
    Мы продолжили восхождение. Угол подъема все увеличивался, шагать становилось все
труднее, рюкзак настойчиво тянул назад, и все ближе над нами нависал утес почти в три
сотни футов. Без специального снаряжения пытаться вскарабкаться на него было
бессмысленно, но Фил и не собирался этого делать. Оставался вопрос, с какой стороны его
обходить. Оба пути опасны, к тому же мы не знали, где наш враг.
    Когда мы подошли вплотную к скале, Фил остановился.
    — Сегодня заночуем здесь. Мало прошли, но лучше не рисковать. Наверняка
Сальваторе добираются туда за один день, но нас-то они не ждут в гости, поэтому идем в
обход. Вечером я пойду наверх, надеюсь, увижу какой-нибудь свет в их лагере.
    Мы стали устраиваться на ночлег. Фил выложил из рюкзака все припасы, оставил
только спальник, немного еды и воды и полез наверх.
    — Скорее всего, заночую там, чтобы ночью на спуске шею не свернуть, —
предупредил он.
    Теперь нас прикрывала скала, и расположиться можно было свободнее. Я собрал
небольшую стену из камней от ветра и попытался устроиться с максимальным комфортом.
Езус последовал моему примеру. Времени было еще много, и «младшенький» от скуки
решил разрушить стену молчания. Он стал расспрашивать меня о том, как продвигается
торговля с Реддингом, чем интересна работа охранника каравана и не хотел бы я заняться
чем-нибудь другим. Попытку завербовать меня в Семью я отверг. Перспектива выколачивать
долги с торговцев и распространять наркотики меня не прельщала. К тому же на такой
работе резко возрастала вероятность нарваться на выстрел лазера в очередной разборке с
Сальваторе. Конечно, сейчас у меня еще больше шансов попасть в прицел, но я надеялся, что
это не надолго. Пока воевать мы не собираемся, и в будущем я хотел бы жить, не
нарываясь на пули.  Я изложил Езусу свои соображения. Они его не убедили. Так мы и
заснули, каждый со своими мыслями.
    Я проснулся от шороха камешков, которые осыпались под чьими-то ногами. Через
мгновение я держал на прицеле Фила, который целился в меня.
    — Очень даже неплохо! — сказал он. — Только ты забыл снять пистолет с
предохранителя, и я первым прицелился в тебя. Правда, у меня было два преимущества: я не
спал и знал, где вас искать. Доброе утро, Езус, — обратился он к сонному мафиози.
    — Зато у тебя «воздушка», а у меня нормальный ствол, — парировал я.
    Сын мафиози был не столь расторопен, как я, поднимался не спеша, потирая заспанные
глаза и разминая непривычное к таким ночлегам тело. Фил перебрался через мою ограду,
выудил из рюкзака кусок мяса и принялся жевать.
    — Вчера вечером я разглядел небольшой огонек, даже, наверное, отсвет. Похоже,
там, — он махнул налево, — пещера, где держат рабов. Сегодня поднимаемся днем, утес
обходим слева и к ночи будем все вместе наблюдать за лагерем Сальваторе. А больше там
быть и некому.
    В этот день нам предстоял трудный подъем. Фил настоял, чтобы часть запасов из моего
рюкзака понес Езус. Тот стал возражать, и Фил сказал:
    — Хорошо, иди впереди, указывай дорогу.
    Молодой бандит осмотрел неровные склоны и согласился с мнением разведчика. Мне
идти стало легче, но три сотни футов вертикального подъема впереди и шестьдесят фунтов
за спиной сделали свое дело. Скала не была вертикальной, но частенько приходилось
передвигаться по склону при помощи всех четырех конечностей. Когда мы оказались на
гребне утеса, ноги у меня подкашивались. Фил указал место южнее, где ночью видел свет:
там был небольшой обрыв, в котором могла быть пещера или старая шахта. Тропу
разглядеть мы не смогли, но опытный разведчик приблизительно рассчитал, где она может
проходить. Выходило, что мы прошли не один десяток лишних миль, но зато подкрались
незаметно. А вообще-то оказалось, что от Нью-Рено до логова Сальваторе меньше дня пути.
    Выбрав удобную ложбину, мы впервые за три дня решили развести огонь. Неподалеку
росли корявые полусухие деревья, которые могли быть легко превращены в дрова. Я
приволок несколько старых стволов, и с наступлением темноты мы разожгли костер. Со
стороны огня не было видно, а вот дым в светлое время суток мог нас выдать. Наконец-то мы
поели горячей еды и нормального жареного мяса. Заканчивалась вода, но Фил обещал найти
ручей. В любом случае, на следующий день предстояла смена позиции.
    Когда взошло солнце, мы были уже в пути. Фил предложил разбить долговременный
лагерь на скале выше входа в подозрительную пещеру-шахту. Оттуда легко можно было
производить поиски посадочной площадки неизвестных летательных аппаратов. Весь
следующий день мы продирались через заросли карликовых деревьев, растущих на склоне.
Наконец, когда в четырехстах футах под нами оказался вход в старую шахту, переход
завершился. До полуночи мы собирали камни, чтобы сделать укрытие от ветра и на случай
внезапной перестрелки. Впервые пригодился нож Езуса, когда понадобилось вырезать колья
и натянуть тент над нашими припасами. К счастью, сезон дождей еще не скоро .
    В течение следующих нескольких дней мы занимались тем, что тщательно разведывали
окрестности, стараясь при этом никому не попасться на глаза. За это время обнаружили три
тропы, ведущие в логово бандитов. Одна вела в сторону Нью-Рено, вторая уходила через
горы на северо-восток, а третья на юг. Куда именно она приводит, мы узнали только на
третий день — в одну укромную долину, которая не просматривается из города. Там была
оборудована странная ровная площадка, примерно сто на двести футов. По ее углам мы
нашли кострища, как определил Фил, двухнедельной давности. Их назначение было неясно.
Мы установили постоянное наблюдение за входом в шахту. Дежурили по очереди: один
следит за входом, другой находится в лагере, а третий осматривает местность неподалеку.
При таком раскладе мы могли быстро прийти друг другу на помощь, если бы услышали
звуки боя.
    Нам повезло, никто из Сальваторе не узнал, что где-то рядом таятся их
недоброжелатели. Зато мы смогли оценить степень охраны шахты. Неглубоко от входа
дежурили три охранника в металлических доспехах, с лазерными пистолетами. Шахта,
похоже, была глубокой. По крайней мере, мы наблюдали, как под конвоем четырех бойцов с
обычным оружием в шахту вошла дюжина рабов, и никаких звуков оттуда не было слышно.
Работорговцы в кожаных доспехах вышли немного позже. Они распрощались с охраной
шахты и стали подниматься по северо-восточной тропе, по которой и пришли. Фил
предположил, что с той стороны постоянно доставляют рабов, а на площадке в долине
приземляются летающие машины, которые забирают живой товар и уносят в неизвестном
направлении.
    Нам оставалось ждать, когда очередную партию пленников поведут на продажу. Так
прошло еще четыре дня. Провизия, принесенная с собой, давно закончилась, но Фил
охотился со своей «воздушкой», и на ужин у нас были то свинокрысы, то игуаны. Однажды
он приволок здоровенного крото-крысса с размозженным черепом. Его мяса нам хватило бы
еще на неделю, но мы успели отведать его только раз. Поздно вечером прибежал Езус,
наблюдавший за шахтой, и сказал, что оттуда выводят рабов.
    Мы тут же позабыли про жаркое. Фил засыпал песком и гравием костер и схватил
пневматическую винтовку. Я на ходу облачился в свой доспех и достал пистолет, а Езус
обнажил нож. Рюкзаки и спальники оставили на месте: если нас не обнаружили за полторы
недели, то и сейчас никто не полезет искать лазутчиков Мордино. Хорошо, что мы заранее
изучили удобный обходной путь к посадочной площадке, не пересекавшийся с тропой
Сальваторе.
    Несмотря на спешку, нам удалось увидеть только хвост длинной процессии,
двигавшейся по тропе. В наступающих сумерках отличить рабов от охранников можно было
только по их осанке. Некоторые рабы несли какие-то ящики, но даже те, кто топал с пустыми
руками, еле передвигали ноги, измученные многодневным пребыванием под землей.
Наверное, и до продажи в рабство семье Сальваторе они жили не самой сытой жизнью.
    Я шепотом поинтересовался у Фила:
    — А откуда они берут рабов?
    Тот так же еле слышно ответил:
    — На севере, в Дэне, есть гильдия работорговцев, как-то меня туда звали. Они ловят
дикарей, одиноких крестьян, неудачливых охотников.
    — Это выгодное дело? — поинтересовался Езус.
    — До недавнего времени — не очень. Но если кто-то платит за рабов энергетическим
оружием, это может перевернуть рынок.
    Мы залегли в удобном месте и с высокого гребня наблюдали, как охранники
выстраивают рабов в шеренгу на краю площадки. Двоих заставили раскладывать кучи дров
там, где мы видели старые кострища. Постепенно смеркалось. Рабы покорно стояли, и я
насчитал около тридцати человек. Охранников было восемь, они прохаживались по
площадке, поглядывая в небо и на юго-запад. Когда окончательно стемнело и время подошло
к полуночи, на площадке стали загораться заранее приготовленные костры.
    — Что они делают? — поинтересовался Езус.
    — Не знаю. Может, это условные знаки какие-то, думаю скоро узнаем, — ответил
Фил. — Тихо, слышите?
    Откуда-то издалека послушался тихий рокот, похожий на шум водопада, только более
резкий и отрывистый. Постепенно он приближался. Из-за южных отрогов появились два
красных мигающих огонька. Шум исходил от них. Мы замерли. Фил вглядывался в темноту,
пытаясь определить контуры «металлических насекомых» — без сомнения, это были они —
и понять, за счет какой силы они летят. Езус просто таращил глаза на необычное явление. Я
же пытался восстановить в памяти все подробности ночного происшествия, свидетелем
которого я стал на подходе к Реддингу, и сравнить с сегодняшним зрелищем. Этот объект
был ярче Луны и освещал всю округу, да и рокот аппарата совсем не походил на тот гром,
что обрушился на нас в пустошах у Реддинга. Об остальном сложно было судить, пока
машины не приблизились к нам.
    Рокот продолжал нарастать, и вот он уже превратился в нестерпимый грохот, который
давил на уши. Я увидел, как поток воздуха, исходивший от аппаратов, стремится к земле,
разгоняя пыль, пригибая деревья и кусты. Пламя костров заметалось под напором тугих
воздушных струй. На посадочную площадку упали столбы света, и стало отчетливо видно,
что перед нами две машины, которых действительно можно было сравнить с насекомыми.
Две огромные металлические стрекозы в потоках света и тучах пыли с невообразимом
грохоте заходили на посадку. Кабины машин напоминали сетчатые глаза; вращающиеся с
необычайной скоростью лопасти походили на прозрачные перепончатые крылья;
выдвинувшиеся стойки один в один соответствовали многочисленным лапам какой-нибудь
мухи. Маленького Марка можно было обвинить в чем угодно, только не во лжи. Кто бы мог
подумать, что в Нью-Рено еще остался человек, способный говорить правду?
    Между тем лопасти металлических стрекоз замедлили вращение. В задней части
машин, недоступной нашему взору, открылись люки, и на землю ступили самые странные
люди из виденных мной. Точнее, людей я не видел, а мог наблюдать только скафандры, в
которые они были облачены. Так я впервые увидел силовые доспехи. Тяжелые блестящие
бронепластины покрывали тело полностью, и я не удивился бы, если б узнал, что они
защищали не только от пуль и энерголучей, но и от ядовитого газа. Шлем тоже напоминал
голову насекомого: выпуклые и раскосые окуляры, шланги респиратора… Судя по ширине
плеч и росту необычных людей, защитные костюмы имели немалый вес, но пришельцы с
неба перемещались как танцоры — столь легки и свободны были их движения. Неслучайно
такие доспехи называются силовыми, похоже, и вправду, в них человек становится намного
сильнее.
    Когда бандиты Сальваторе и люди в броне начали переговоры, не осталось никаких
сомнений, что пилоты летающих машин — такие же люди, как и все мы. Подробностей
разговоров мы не слышали, но, судя по интонациям, общались старые знакомые. Пока два
начальника говорили, остальные Сальваторе принялись загонять рабов в летающие машины.
Разгрузкой машин занялось многоногое летающее существо ростом с высокого человека, но,
судя по резким движениям, это был робот — одна из довоенных разработок.
    Из летающего «насекомого» вынесли всего один ящик, необычный, из гофрированного
блестящего металла. Видимо, это и был товар, ради которого Сальваторе затеяли обмен. Зная
последствия разборок Сальваторе и Мордино, можно было догадаться, что находилось в
этом ящике: очередная партия энергетического оружия. Оставалось непонятно, зачем людям,
обладающим такой технологией, понадобились полуживые рабы — не прислуживать же по
хозяйству? Наверняка с такой задачей успешно справляются роботы. Я знал различные
способы использования рабского труда, даже видел слуг Города-Убежища, но ни одно из
моих предположений нельзя было рассматривать в качестве убедительного для
представителей этой могущественной расы.
    Погрузка закончилась, и предводитель железных людей махнул рукой, отдавая команду
на отправление. Тут к нему подошел еще один солдат в силовом доспехе, в руке у него был
необычный аппарат, величиной с голову человека. Они вдвоем стали смотреть в него, а затем
подняли взгляд и посмотрели прямо НА НАС! Я замер от страха. Нет, показалось.  Но они
продолжали рассматривать гребень, на котором укрылись мы, затем подозвали к себе одного
из Сальваторе. Теперь они уже втроем рассматривали гору. Кажется, гости с неба и мафиози
заспорили. Внезапно я услышал сдавленный шепот Фила:
    — Сенсор движения. Черт! Валим отсюда. Нам нужна пещера. Черт, почему я об этом
не подумал?!
    Он стал быстро отползать за ближайшие камни. Мы с Езусом решили, что сейчас не
время для расспросов, и последовали его примеру. Скрывшись за пригорком, Фил вскочил на
ноги и побежал. Мы тоже перешли на бег. Я понял, что мы движемся в сторону нашего
лагеря. Фил бежал и последними словами крыл непонятных людей с их техническими
штучками, себя за то, что не предусмотрел такой возможности, Сальваторе, который вообще
во всем виноват. Досталось и старшему Мордино, который навязал нам своего сыночка.
Наконец мы достигли своего укрытия.
    — Берем только оружие, патроны и воду.
    Фил принялся копаться в своем рюкзаке и выудил оттуда здоровенный кусок пластида
с детонатором. За минуту, что мы копались в вещах, он успел настроить растяжки и
подключить их к мине. Когда мы отошли от своих рюкзаков, разведчик нажал что-то на
детонаторе, осторожно уложил на взрывчатку свой рюкзак и приблизился к нам.
    — Теперь бегом за мной, дистанция двадцать футов. Не отставать. Ну, началась
большая охота на крыс!
    Позади нас нарастал рокот двигателей машин. Похоже, наше внимание не понравилось
обоим сторонам. Боевики Сальваторе привыкли действовать в городе, а не в горах, от них
еще можно как-то уйти, но люди в летающих машинах были более серьезными
противниками. Я понял, куда бежит Фил — в сторону города, и не важно, что впереди
обрывистый откос, по которому даже днем трудно спуститься. Из предыдущего опыта было
ясно, что «насекомые» старательно избегают излишнего внимания людей. Именно поэтому
они организовали посадочную площадку в стороне от города и караванных путей, именно
поэтому сейчас преследуют нас. И именно поэтому Фил вел нас к обрыву. Он надеялся, что
эти люди прекратят преследование на виду у всего города.
    Мне казалось, что машины хотят приземлиться прямо нам на головы, причем сразу обе.
Тяжелый поток воздуха пригибал к земле и мешал бежать. Поднявшаяся пыль забивала глаза
и глотку. Ударили лучи света, и я приготовился получить лазерный заряд в спину. Грохот и
ослепительный свет пробудили во мне панический страх, захотелось упасть на землю,
закрыть ладонями уши и лежать, пока беда не пронесется мимо. Однако я понимал, что если
я это сделаю, то навсегда останусь лежать среди этих камней. Перед глазами возникла
красная вспышка, и запахло чем-то горелым. В меня и вправду стреляют!  От ужаса я забыл,
что не один, мне казалось, что все демоны ядерного ада преследуют только меня. В
опустошенной голове билась единственная мысль: бежать, бежать, БЕЖАТЬ!  И я бежал.
    Внезапно я услышал крик Фила:
    — Вни-из!
    Мы достигли откоса, и я не глядя прыгнул в разверзшуюся темноту, еще не
уничтоженную прожекторами наших врагов. Ветер засвистел в ушах, а через секунду мои
ноги почти по колено увязли в каменистой осыпи, и вместе с ней я поехал вниз. Я с
благодарностью вспомнил многодневные переходы в караване по горам и долам. Ноги
выдержали, и я не покатился кубарем, но меня понесло с небывалой силой — это меня
подталкивал поток воздуха от лопастей летающих машин. Рядом снова мелькнул красный
луч, и снова мимо. Я попытался отпрыгнуть в сторону. У меня это почти получилось, но
одна нога увязла слишком глубоко. Прыжок получился неуклюжим, меня крутануло в
полете, я шлепнулся на спину и поехал вниз так. Полированная поверхность доспеха
ускорила мое движение. В тучах пыли, среди столбов прожекторного света и вспышек лазера
я разглядел россыпь мелких огней внизу. Никогда я так не радовался фонарям и окнам
гнилого города. Оставалось продержаться еще несколько минут, я верил, что Фил все
рассчитал правильно, и наши враги в город не сунутся.
    Осыпь заканчивалась, впереди снова была неизвестность, но на этот раз я решил не
рисковать. Я стал тормозить ступнями ног, инерция подбросила меня вверх, и я снова
оказался на ногах. Внезапно погас свет, а за секунду до этого я схватился за выступающий
кусок скалы, чтобы окончательно остановиться. Машины по-прежнему висели над нами, но
погасили прожектора — Фил снова оказался прав. Я понял, что теперь наше спасение не в
скорости, а во времени. Машины не будут бесцельно кружить над нами, у них кончается
топливо, и находятся они на виду у всего Нью-Рено. Летом светает рано, и скоро их будет
видно отовсюду.
    Я взглянул наверх и увидел силуэты машин на фоне светлеющего неба. Зрелище было
завораживающее. Лопасти, казалось, неторопливо месили воздух, но подъемная сила
позволяла им держаться в полете, хотя они были явно тяжелее воздуха. Остекление кабины
позволяло пилотам свободно следить за происходящим на земле. По бортам виднелись
лазерные турели, которые шарили прицелами в поисках живых целей. «Насекомые»
покружили над нами еще с минуту, затем прожекторы вспыхнули, указывая преследующим
бандитам наше местоположение, и машины улетели.
    Неожиданно наступившая тишина оглушила громче, чем до этого грохот двигателей.
Где-то вдалеке прошуршало эхо взрыва. В моем сознании всплыла память о мине,
установленной Филом. Через несколько минут люди Сальваторе нас начнут преследовать на
земле. Послышался голос Фила:
    — Все живы?
    — Да… — слова со скрипом вылезли из моей глотки, забитой пылью. — Да! — сумел я
выговорить, откашлявшись.
    Справа и ниже меня раздался слабый голос Езуса:
    — Я, кажется, в руку ранен.
    Слева отозвался Фил:
    — Главное — ноги целы. У нас на хвосте еще Сальваторе. Двигайте ко мне, тут есть
спуск.
    Я на четвереньках стал пробираться на голос Фила. Как ни странно, он оказался
значительно ближе, чем мне показалось сначала. Мы дождались Мордино. От него пахло
подгоревшим мясом. Похоже, и впрямь его подстрелили лазером. Фил принюхался и сказал:
    — Лазер? Это еще не так плохо, по крайней мере кровью не изойдешь. Кто-нибудь
сохранил рюкзаки и оружие?
    Я с удивлением посмотрел на правую руку — в ней был зажат мой пистолет.
    — Пистолет у меня, но патроны только те, что в обойме.
    — У меня только нож, автомат потерял, — отозвался Езус.
    Снова заговорил Фил:
    — Могло быть хуже. Сальваторе за нами вниз не полезут до наступления утра, так что
пара часов у нас есть. Идем. Осторожнее, здесь опять осыпь. Эд, страхуй Езуса, он теперь
однорукий. За это нам достанется от старшего Мордино.
    Я с удивлением осознал, что летающие машины за нами гонялись считанные минуты, а
мне эта погоня показалась многочасовой. Теперь мы не торопясь спускались вниз. Впереди
шел Фил, он предупреждал об опасностях, я помогал Езусу. Из-под куртки он выудил один,
чудом не потерянный стимпак и вколол себе. Средство подействовало, но выглядел он все
равно неважно. И все же, несмотря на ранение, держался Езус неплохо, ни на что не
жаловался. Пару раз он терял равновесие, я хватал его за куртку, парень морщился от боли,
но молчал.
    Когда мы были уже внизу, солнце показалось из-за края горы на другой стороне
долины, в которой лежал Нью-Рено.
    — Теперь мы у них как на ладони. Хорошо прицелиться они вряд ли смогут, но и мы от
них не спрячемся. А впереди целый день пути. Если у них есть рация, они могут устроить
нам засаду на подступах к городу. Выхода два: окопаться здесь и биться, пока не кончатся
боеприпасы, а мы не перестреляем всех охранников, или выходить на пустошь и показывать
себя. И то и другое опасно.
    Неожиданно подал голос Езус:
    — Давайте пойдем на Конюшни.
    — Куда? — не понял я.
    Пояснил Фил:
    — Это загородная база Мордино. Чужаков близко не подпускают, и охраняется она
неплохо. Кажется, там наркотики делают для всего Запада.
    — Да, это там, — не без гордости подтвердил Езус и указал на северо-восток. — Если
сейчас пойти вдоль этого склона и потом вон там перевалить на другую сторону горы, мы
окажемся на месте. Со мной вас не тронут, тем более что мы выполняем задание для Семьи.
    Фил согласился:
    — Да, это лучшее решение. Сальваторе не знают, что мы работаем с Мордино. Нас
будут ловить на подступах к Нью-Рено. Идем, пока еще есть силы. Без воды и еды долго не
протянем. Езус, а топать туда сколько?
    — Если без остановок, то к полуночи будем на месте.
    У меня непроизвольно вырвался стон. Опять шагать по этой пыли, без еды, воды и сна,
да еще с кучей бандитов на хвосте! И в конце нас тоже ждут бандиты, только те, которые за
нас. Пока за нас. Перспективы незавидные, но единственно возможные в нашем положении.  
Я шагнул вслед за Езусом.
    
Глава 7
    
    Сознание медленно выплывало из темноты. Острая боль пронзила левое плечо, но при
этом стремительно возвращались жизненные силы. «Укол стимулятора», — понял я.
Постепенно приходила память о тяжелейшем бегстве от преследователей. Все утро мы
бежали, однако к полудню раненый Езус не смог поддерживать динамичный темп. Мы
перешли на шаг, но и основная опасность, кажется, исчезла. Фил очень надеялся, что наша
уловка сработает, и боевики Сальваторе будут ловить нас где угодно, но только не в
Конюшнях. Чистый ручеек, бежавший с гор, стал нашим спасением. Мы напились воды, не
задумываясь о ее радиоактивности. Умылись и ополоснулись, скинув верхнюю одежду.
Ледяная вода взбодрила и помогла на время забыть о жаре и палящем солнце. Но Фил не
позволил расслабиться и погнал нас дальше.
    Спиной я ощущал жесткую и прохладную поверхность. Похоже, я лежал без доспехов
и почти без одежды на металлическом столе. Мои руки нащупали странные ремни в районе
запястий, но они были расстегнуты. Значит, нас тут приняли не как пленников, а как своих.
Все-таки Езус оказался не таким подлецом, каким, на мой взгляд, является каждый мафиози.
    Я почувствовал второй укол и еще больше взбодрился. Открыв глаза, я увидел
странную лысую девушку в белом халате, которая вынимала пустой шприц из моего плеча.
Она улыбнулась.
    — Вот и хорошо. Теперь вы снова можете ходить. И я бы на вашем месте постаралась
уснуть.
    — А можно воды?
    Она снова улыбнулась.
    — Можно, но много пить сразу не рекомендуется.
    Она поднесла мне стакан, я залпом проглотил подсоленную воду. Показалось, что она
всосалась в иссушенное горло по пути, не успев достичь желудка.
    — Еще.
    — Нет, только через полчаса. Потерпите. Кстати, я — Сэнди.
    — Очень приятно. — Слова я эти выдавил уже с трудом. Несмотря на то, что эта Сэнди
практически спасла меня от физического истощения и даже не приковала к столу, я был не
слишком лестного мнения о человеке, который поит умирающего от жажды по капле.
    — Который час?
    — Сейчас почти утро. Давайте я провожу вас до кровати и там еще дам попить.
    — Идем. — В другое время я бы с интересом отнесся к симпатичной, хоть и лысой,
девушке, выразившей желание проводить меня до кровати. Однако сейчас я хотел только
пить и спать.
    Я соскочил с операционного стола, споткнулся о свой металлический доспех и
огляделся. Мы находились в операционной комнате: по стенам стояли стеллажи с
различными инструментами и препаратами, над головой висела необычная круглая лампа.
Похоже, к столу, на котором я только что лежал, в другое время пациентов приковывают.
Для каких целей это делают, спрашивать не хотелось. Судя мо мощным бетонным стенам и
необычной тишине, мы были в старинном бункере. Рядом стояли еще два стола, на них
лежали Фил и Езус. Мне польстило, что я оказался «воскрешенным» в первую очередь.
Может, и вправду понравился этой Сэнди. Она взяла меня за руку, вывела из операционной,
и мы прошли несколько ярдов по коридору. Впереди был тупик, слева металлическая клетка,
в которой я разглядел измученного человека, на котором была только набедренная повязка.
Справа я увидел дверь. Женщина прикоснулась к кнопке у двери, и створка с шипением
уехала в потолок. В небольшой, тускло освещенной комнате стояли несколько двухъярусных
кроватей.
    — Выбирайте любую, — сказала Сэнди и ушла.
    — Спасибо, — бросил я ей в спину.
    Войдя внутрь, я обнаружил у одной кровати стакан с водой. Я осушил его и упал на
кровать, чтобы снова отключиться и восстанавливать силы уже естественным способом.
    Проснувшись, я попытался понять, какое сейчас время суток за пределами бункера.
Под землей всегда теряется чувство времени. Рядом со мной посапывали еще двое,
оставалось надеяться, что это Езус и Фил. Дверь в комнату была закрыта, но кнопка
светилась зеленым — значит, активна и нас никто не запирал. Я сел на кровати, затылок
уперся во второй ярус, пришлось согнуться в неудобной позе. Зеленый индикатор двери
являлся единственным источником света, но, к своему удивлению, мне удавалось разглядеть
контуры предметов. Обуви и оружия в пределах видимости не наблюдалось. Я вспомнил, где
последний раз видел свой доспех, и решил забрать его. Сапоги должны были быть там же.
Где я оставил пистолет, вспомнить не удавалось.
    Поднявшись на ноги, я пошатнулся: закружилась голова. Подумалось, что еще один
стимулятор не помешал бы, как и тарелка бобовой похлебки с куском мяса. Шагнув к двери,
я зацепил ногой что-то металлическое, и грохот разбудил моих товарищей. Пошарив руками,
я понял, что наши вещи и оружие сложены прямо на полу комнаты. Езус что-то промычал, а
Фил пробормотал:
    — Эд, слева от двери на уровне пояса должен быть выключатель.
    Рядом с ярким зеленым огоньком электронного дверного замка я разглядел маленькую
красную точку. Пошарил вокруг нее и щелкнул тумблером. Комнату тут же залил яркий свет
продолговатых ламп дневного света. Одна из них не разгорелась до конца и ритмично
моргала, раздражая глаза. Впрочем, первую минуту я простоял крепко зажмурившись:
слишком неприятный и неожиданный переход для глаз. Судя по недовольным возгласам
товарищей, их мучила та же проблема.
    — Пожрать бы… — Фил как всегда быстро осваивался на новом месте.
    Кое-как попривыкнув к свету, я принялся стал из общей кучи свое снаряжение и
одеваться. Донесся голос Езуса:
    — Надо позвать кого-нибудь. Здешних яйцеголовых отец неплохо кормит, так что и
нам останется. Только оденусь. — Он попытался встать, и оказалось, что на его руку
профессионально наложена тугая повязка, поэтому одевать его пришлось нам с Филом.
    Когда все ремни были застегнуты, а обоймы проверены, мы вышли наружу. Перед
глазами тянулся узкий коридор с дверями отсеков, подобных нашему. Коридор разветвлялся:
справа он уводил неизвестно куда, слева вел к открытой комнате, где виднелись светящиеся
мониторы, многочисленные клавиатуры и тумблерные панели. В здешней лаборатории был
настоящий вычислительный центр, и он даже работал. Засмотревшись на техническую
диковину, я даже не заметил сурового охранника в металлических доспехах с боевым
дробовиком, стоявшего перед кабинетом.
    Зато Езус уверенно двинулся к нему.
    — Привет, парень. Я Езус Мордино-младший, если не узнал. Где тут можно плотно
пожрать?
    Похоже, охранник не очень хотел отвечать, но вопрос сынишки босса нельзя было
оставлять без ответа. Только он обернулся в сторону открытой двери, как из нее раздался
знакомый женский голос:
    — Они уже проснулись. Мирон, отведи ребят в столовую, пусть их накормят. — Из
кабинета выскочил мальчуган лет восьми-девяти и показалась лысая Сэнди. — Добрый
вечер, точнее доброй ночи. Я надеюсь, вы пришли в норму? Сегодня утром я отправила
человека в Нью-Рено, так что мистер Мордино знает, что вы живы и почти здоровы.
Наверняка он ждет вас самих, но когда вам выходить, решайте сами. Учтите, что сейчас
одиннадцать часов вечера.
    — Сейчас нас волнует только еда. — Езус держался увереннее, чем в пустошах,
разговаривал командным голосом, прекрасно понимая, что здесь он главный.
    Мальчик-провожатый повел нас по бетонным закоулкам. Досадно, что мне не удалось
пробраться в комнату где стоял компьютер, но охранник у двери для того и стоял, чтобы
всякие пастухи браминов не совали нос в сложный процесс изготовления опасных
наркотиков, отравляющих весь Запад.
    По пути встретилась еще одна открытая дверь. Заглянув в нее, я понял, что это
операционная, аналогичная той, в которой мы приходили в себя полтора десятка часов назад.
На столах были разложены неприятного вида инструменты, пол был в багровых пятнах, а с
мерзким запахом не справлялась мощная вентиляция. Да, не самое приятное зрелище перед
ужином.
    Мы миновали еще один поворот, и за поднявшейся дверью увидели обеденный зал.
Повеяло аппетитными ароматами. На столе было наставлено еды, которой хватило бы
шестерым. Давненько я не питался нормально приготовленной пищей, надоели сухпайки и
жаркое с костра.  Овощи, мясо, фрукты, «Нюка-кола». Понятное дело, такие явства —
заслуга Езуса. Иначе нас вряд вообще покормили бы — еще ведь и стимпаки на нас
потратили.
    Мордино чувствовал себя хозяином и еще за едой принялся отдавать указания:
    — Пойдем сегодня ночью. Дорогу я знаю, и она не такая опасная, как те косогоры, по
которым мы скакали прошлой ночью. Времени на промедление у нас нет, надо рассказать
отцу, что мы видели, и он примет нужное решение. Думаю, следует нанести удар по пещере
Сальваторе и взорвать ее к чертям собачьим вместе со всеми, кто там спрячется.
    Фил молчал — он был достаточно умным, чтобы понимать, что его главенство
признается только в пустошах, поэтому легко подчинялся приказам юнца. Впрочем, это не
остановило его от дискуссии:
    — А ты не думаешь, что в ответ они нанесут удар по «Десперадо»?
    — Сомневаюсь. Если б у них хватало на это сил, то давно бы это сделали.
    — Не забывай, сегодня у них стало на один ящик энергетического оружия больше.
    Езус не сдавался:
    — Сальваторе слишком мало. Даже лазеры им не помогут. Вот если нападут их
стальные друзья на вертящихся птицах, то, конечно, нам хана. Но этих суровых ребят пугают
огни города, а значит Мордино победят.
    Фил понял, что мальчишка хочет полномасштабной мафиозной войны, и решил
подначивать дальше:
    — А там и до Бишопа недалеко…
    — С этим сложнее. У него немаленькие силы в городе, хотя, сдается мне, что и за
пределами Нью-Рено что-то имеется. Может, не такое внушительное, как Конюшни, но
серьезнее старой шахты с тремя десятками рабов. Бишоп сидит в своем казино и его не особо
волнует передел города. Мы его не трогаем, и он нас не трогает.
    Мне показалось, что сейчас Фил скажет что-нибудь вроде: «Вы не так сильны, чтобы
его тронуть», но сдержался, ведь сегодня он работает на Мордино, так что лучше не ставить
под сомнение их могущество. Поэтому он не стал продолжать спор:
    — Посмотрим, что решит твой отец.
    — Сейчас на войну он, может, и не пойдет, но когда-нибудь придет и мое время. Тогда
я припомню Сальваторе вчерашние скачки по скалам. Этот инвалид у меня сам побегает как
гигантский муравей по куче щебенки. — Езус поморщился, взглянув на перевязанную руку.
    Внезапно Фил напрягся.
    — Я подумал, — проговорил он, — о том, что сделают Сальваторе, узнав, что кто-то
наблюдал за ними и их партнерами. О том, что мы не просто пастухи, они догадались,
нарвавшись на мою мину. И Мордино, очевидно, попадают под подозрение. Также
Сальваторе знает, что мы не добрались до города, ибо все пути его люди наверняка тут же
перекрыли. Вывод один: мы ушли в Конюшни. И теперь нас наверняка ждет засада. Езус,
сколько идти до города?
    — Восемь часов. Если поторопиться — шесть.
    — А тропа одна?
    — Основная — да. Правда, есть еще пара обходных, мы ими пользуемся в сезон
дождей.
    Продолжая жевать, Фил принялся чертить вилкой в воздухе план наших дальнейших
перемещений:
    — Я думаю, надо пустить по основной дороге троих ваших людей, а мы пойдем по
обходной. Ты знаешь места по тропе, где могли бы быть засады? Полагаю, не далее двух-
трех часов ходу от города?
    — Есть пара…
    — Пусть ваши учтут это, когда пойдут в город. У вас ведь наверняка часто люди туда-
сюда ходят. Вот пусть пройдут не по графику. Конечно, есть опасность их потерять. Но что
для твоего отца важнее: потерять трех боевиков или двух пастухов из Броккен Хиллс и
юного Езуса? Ты же хотел войны. Считай, она уже началась, когда те парни увидали нас на
экране сканнера.
    В ответ на эти слова разведчика у Езуса загорелись глаза, и он с трудом сдержал свой
восторг.
    Закончив трапезу и военный совет, мы прошли вслед за маленьким Мироном в
операционную, где я приходил в сознание. Там нашлось и наше оружие. Нам с Филом
сделали по одному уколу стимулятора, а Езусу два. Затем отвели к металлической лестнице,
ведущей к тяжелому люку, запирающему бункер.
    Сыночку босса снова пришлось помогать с подъемом. Снаружи над люком стояло
добротное деревянное здание. Пока мы шли через него, я успел разглядеть при свете
масляных ламп несколько загонов для скота, где держали множество изможденных
прикованных людей, хотя и брамины виднелись в стойлах рядом. Периметр был окружен
высоким сетчатым забором с колючей проволокой поверху, а охраняло все это множество
боевиков с оружием преимущественно 12-го калибра.
    Мы с Филом остановились у выхода, а Езус задержался, отдавая приказания насчет
дублирующей группы. Вышел он, держа в здоровой руке новый автомат.
    — Я смотрю, работорговли вы тоже не чужды, — прокомментировал увиденное на
Конюшнях Фил, когда мы оказались за пределами мафиозного логова.
    — Это не рабы. Это наркоманы. Они здесь почти добровольно и сами никуда не убегут,
ведь здесь они получают еду и регулярные дозы. Изредка, конечно, прикупаем их, если
случаются потери.
    Я вспомнил темные пятна на полу операционной, ремни на столах и цепи, которыми
прикованы люди. Похоже, Езус искренне верит в свое «почти добровольно» и не
задумывается, над тем, какое зло творит его Семья. Также я вспомнил людей в силовых
доспехах и теперь догадался, зачем им могут понадобиться рабы. Конечно, в качестве
подопытных кроликов, только производят они явно что-то страшнее, чем наркоту.
Получалось, что нет никакой разницы между Сальваторе, которые продают людей, и кланом
Мордино, ставящим опыты над пленниками. Все они творят зло и заслуживают участи своих
рабов. Самое унизительное то, что я вынужден выступать на стороне одного из этих
кланов этих кланов.  Я с ненавистью посмотрел на Езуса и, чтобы сменить тему разговора,
обратился к напарнику:
    — Фил, что ты думаешь насчет Китти?
    — Имеешь ввиду, где ее содержат? Точно не в той пещере. Это типичный
перевалочный пункт: минимум оборудования и затрат. Она у Сальваторе в баре. Я
разговаривал с ней.
    Не хотелось задавать этот вопрос, но он давно крутился у меня в голове:
    — Не боишься, что они… Ну, навредят ей? Все-таки девушка, двенадцать лет…
    — Пусть только старик попробует. Сейчас я ему выгоден, пока выполняю задания… —
Фил покосился на Мордино. — Выполнял задания. Если только сделает ей больно, он знает,
что я начну на него охоту и буду убивать его людей везде, где достану. У меня нет никаких
интересов в Нью-Рено, кроме Китти. Если не будет ее, меня ничто не остановит…
    Мы пробирались по каменистой местности, которая никак не походила на тропу.
Далеко впереди виднелось зарево города. Мимо нашей конечной цели мы бы точно не
прошли, но в пути приходилось полагаться на знание дороги Езусом и чутье Фила. Впрочем,
пока не встречалось серьезных препятствий, хотя пару раз мы совершали крутые повороты,
которых не заметили бы без мафиози. Фил задавал темп, и двигались мы достаточно быстро,
но вряд ли уложились бы за шесть часов, ведь обходная дорога была явно длиннее основной.
    Перед рассветом мы набрели на неширокую бурную речку. Ее можно было перейти
вброд, но на неустойчивых скользких камнях приходилось подстраховывать раненого
мафиози. После переправы мы немного передохнули и снова двинулись к городу. Когда
взошло солнце, ветер с холмов принес звуки перестрелки. Фил взобрался на ближайшую
возвышенность, я оказался рядом.
    — Что слышишь? — спросил он меня.
    Я приложил ладони к ушам, повысив их чувствительность, и стал вертеть головой,
стараясь отсекать посторонние звуки воды, ветра, сопящего Езуса за спиной.
    — Дробовик… дробовики… пистолет, кажется, «Кольт»… И «Хеклер МП-9», и еще
какая-то винтовка. Никогда такой не слышал.
    — Почти верно. Это снайперская — мощнейшая вещь… Нам бы такая не помешала.
Перестрелка в получасе отсюда. — Фил указал рукой направление.
    Сзади запыхтел Езус:
    — Та самая засада?
    — Похоже на то. Считай, что заново родился, ведь там сейчас нас убивают. Я думаю,
имеет смысл добраться туда и глянуть на исход боя. Судя по всему, главным преимуществом
нападавших была внезапность и меткость опытного снайпера. А так — там трое на трое.
    Завершал свою фразу Фил, уже двигаясь на полном ходу в сторону схватки. Езус
бросился его догонять.
    — Погоди, зачем нам туда? Люди моего отца все равно их достанут.
    — Посидишь в сторонке. Ты раненый и нужный. А нам добыча пригодится. Эд, возьми
мою винтовку, я буду с духовой. Запомни, подкрадываемся незаметно, я стреляю первым.
Источник первого выстрела они сразу не засекут. Главная цель — снайпер. Его надо хотя бы
ранить. Остальных положим издалека. Езус, полежишь в какой-нибудь канаве. Но держи
оружие наготове. Может быть, нас там тоже ждут.
    До нас время от времени доносились то одинокие уханья дробовика, то хлесткое
щелканье снайперской винтовки. Вторили им очереди из автомата. Пистолета слышно не
было.
    Фил почти бежал на полусогнутых. При этом комментировал звуки:
    — Похоже, кто-то из боевиков Мордино еще отстреливается. Это хорошо. Снайпер и
его напарник увлечены охотой. Нас точно не ждут. Главное, чтобы Мордино держались
дольше. — Он бросил рюкзак на землю. — Езус, жди здесь. Мы дадим знать, когда вернемся.
Если не вернемся через час, отправляйся к отцу и… позаботьтесь о Китти. Эд, за мной.
Дальше — молча. Просто следи за жестами.
    Мы пробирались вдоль речушки. Пологий берег со стороны Конюшен отлично
просматривался с крутого противоположного. Там-то и залегли в засаде люди Сальваторе.
Мы пробирались по неглубокому оврагу, и Фил время от времени высовывался и
прислушивался. Овраг порос сухой жесткой травой, которая мешала обзору, зато не
позволяла каменистой почве осыпаться под ногами и сильно шуметь.
    Ветер подул в нашу сторону, значит, они нас не учуют и ветер от нас не донесет звуки
— Фил точно выбрал место. Но неожиданно я услышал приглушенные голоса:
    — А если их было не трое?
    — Я говорю, иди и проверь.
    — Конечно — «иди»! Они Гарри уже грохнули, хочешь и меня подставить?
    — Гарри сам высунулся как дурак, когда я обойму менял. Иди, я прикрою.
    Послышался шорох спускающегося к реке человека — похоже, снайпер привел
убедительные доводы, и его напарник отправился на разведку.
    Фил дал знак «ждем» и замер. Сейчас враги разделились, это нам на руку, но выдавать
свое присутствие нельзя, есть вероятность нарваться на выстрел в упор. А от выстрела
снайперской винтовки с такого расстояния никакие доспехи не спасут. К счастью, рядом
бурлила река, ветер гулял в траве, так что кое-какой уровень шума мы могли себе позволить.
    Когда второй противник начал переправляться на другой берег, Фил взял свою
духовушку наизготовку и стал медленно подниматься, тщательно выбирая место постановки
ноги. С дистанцией в три ярда я двинулся за ним, повторяя его движения.
    Высунувшись из ложбины на полкорпуса, Фил прицелился. Ему надо было сделать
лишь один фатальный выстрел. Тогда второй бандит не догадается о нашем существовании,
как и о том, что сам из охотника превратился в дичь. Фил выстрелил и тут же передернул
затвор. Я прыгнул вперед, перекатился и залег, изготовившись к бою. Фил выстрелил второй
раз, упал на землю и быстро пополз в сторону своей цели. Я не отставал.
    — Эй, чего ты там орешь? Я не слышу ни черта. Похоже, все трое готовы, — донеслось
с другого берега.
    Снайпер в черной кожаной куртке лежал на краю обрыва, уткнувшись лицом в траву. У
основания головы виднелись два маленьких отверстия, из которых сочилась кровь. Ярдах в
трех левее лежал тот самый Гарри, так неудачно высунувшийся во время перестрелки с
боевиками, посланными из Конюшен. Гарри был в кожаной броне, лицо у него превратилось
в кровавое месиво — попадание из дробовика не спутаешь, а вот оружия его не было видно.
Первым делом Фил проверил пульс на теле снайпера. Убедившись в его смерти, схватил
снайперскую винтовку и проверил наличие патрона в патроннике. Затем занял боевую
позицию и обернулся ко мне.
    — Скорей сюда, — одними губами проговорил он.
    Я тут же оказался рядом. На другом берегу маленькой, но шумной реки, бежавшей в
каменистом русле, лежали три тела, и в их вещах ковырялся человек в металлической броне.
    — Эд, он твой. Стреляй из моей охотничьей. Так, подожди, эту руку подвинь сюда, на
левую намотай ремень, как я учил. С предохранителя снял? Взвел? Плотно прижми к плечу.
Не заваливай винтовку, следи за вертикалью. Теперь следи за дыханием. Глубоко вздохни
три раза, затем вдохни и плавно выдохни. На выдохе задержи дыхание и стреляй.
    Я старательно выполнил все указания. Противник находился ярдах в тридцати-
тридцати пяти. Он двигался, но не быстро, перемещаясь от одного трупа к другому.
Мародерство — нормальное явление в нашем постядерном мире. Не рискнув стрелять в
голову, я целился в район груди. Металлическая броня бывает разного качества, и его
доспехи, судя по всему, рассчитаны были лишь на защиту от пистолетного выстрела.
    Я мягко нажал на спусковой крючок, и отдача толкнула меня в правое плечо. Бандит
клана Сальваторе взмахнул руками и упал лицом вниз прямо на свою жертву. Теперь на
другом берегу лежали уже четыре трупа.
    — Молодец, — хлопнул меня по плечу Фил. — Теперь надо их обыскать и забрать
добычу.
    — Догадываюсь, что это придется делать мне, причем повторить действия парня,
которого я только что завалил.
    — Именно! — Фил усмехнулся. — Не волнуйся, я теперь знаю, откуда на нас могут
напасть, и прикрою.
    Я оставил винтовку и прыгнул с откоса, игнорируя тропу. По большим камням,
которые специально для этого были разложены, перебрался на другой берег. Подошел к
своей жертве. На всякий случай достал пистолет, но, увидев входное отверстие в спине
врага, понял, что опасения излишни. Пуля вошла четко между лопаток.
    Я осмотрел убитых людей Мордино. Они были в кожаных доспехах и вооружены
боевыми дробовиками. Похоже, всю добычу мне не утащить, тем более Езус может
потребовать, вернуть собственность семьи Мордино. Так что доспехи пусть остаются
здесь, я возьму только оружие. Зато «своего» раздену по полной. Заодно надо прихватить и
всю наличность, что час назад была в собственности людей Мордино, но перекочевала в
карманы бойца Сальваторе, пока я его выцеливал.  Я нагнулся, чтобы расстегнуть застежки
его доспеха, и в эту секунду понял, что нахожусь в том самом положении, которое принесло
бандиту смерть от моего выстрела. По спине пробежал неприятный холодок. Река
действительно шумела так, что нельзя было услышать вскрик снайпера. Я обернулся,
разглядел в траве ствол винтовки и замер — если будут стрелять, пусть хоть не промажут.
Легким взмахом руки в приветствии Фил развеял мои страхи: все нормально, он
контролирует ситуацию, прикрывает меня. Значит, можно продолжить мародерствовать.
      Помятая, простреленная и окровавленная броня бандита вряд ли будет стоить
дороже шести сотен золотых, но в нашей ситуации грех пренебрегать и такой суммой.  В
карманах горе-бойца Сальваторе нашлось четыре сотни золотых: можно подумать, местным
бандитам платят по сотне за каждое «дело». Или сотня — это аванс, а гонорар платят только
выжившим? Очень дальновидная стратегия. В итоге нашими трофеями стали три дробовика,
снайперка «ДСК-11», «МП-9» и двенадцатизарядный «Кольт», дешевый металлический
доспех и немного наличности.
    Езус был в панике. Он слышал всего один выстрел и никак не мог понять, кто кого.
Когда мы подошли, он решил, что мы изначально работали на Сальваторе и сейчас,
сговорившись с остальными сидевшими в засаде, подкрадываемся к нему с какой-то
нехорошей целью. Успокоился он, только когда увидел, что мои руки заняты кучей оружия,
да еще и доспехом в придачу.
    Конечно, он тут же заявил, что оружие — собственность клана Мордино. Тогда я
положил их на землю и сказал:
    — Твоя собственность, ты и неси. В пустошах один закон — все, что ты взял в бою —
твое.
    — Да, но их убили Сальваторе, и вы не имеете к ним никакого отношения, а значит, и
прав.
    Тут в спор вступил Фил:
    — Их убили Сальваторе, а по закону пустошей оружие принадлежит победителю.
Затем мы убили Сальваторе, значит, их оружие — наша добыча. Когда доберешься до дома,
пошлите сюда своих людей забрать тела и доспехи… Если на новые средств не хватает.
    Езус замолчал и оружие подбирать не стал. Мы собрались и снова вышли на обходную
тропу. Я был похож на триумфальную елку, обвешанный трофейным оружием. Фил закинул
на плечо свои два ружья, а снайперскую винтовку держал в руках, поглаживал ее, гонял
туда-сюда затвор, разглядывал ствол на предмет повреждений… Только что в любви к ней
не признавался.
    До города оставалась пара часов хода.
    
Глава 8
    
    — Скотина!!! Мерзавец! Я убью его! Я покажу, что значит иметь дело с Мордино. И
почему этот урод работает с Братством Стали, а я нет?!
    Глава семьи Мордино был разгневан настолько, что даже не спросил, кто я-то такой,
ведь изначально никакого разговора с Филом про меня не было. И теперь при нас мафиози
устроил такую сцену. Он долго слушал Фила, молчал и не шевелился. Надо отдать должное
Филу, тот грамотно изложил события последних дней, так что я оказался незаметным
статистом, он хорошим советчиком, а Езус — мудрым руководителем и главой команды.
    Когда разведчик закончил рассказ, глава мафии перевел взгляд на своего сына.
    — Всё так?
    — Да…
    И началось…
    Видимо, Сальваторе и вправду крепко досадил Мордино. Впрочем, младший Езус и
телохранители не были сильно удивлены поведением главы преступной Семьи.
    Одышка быстро заставила его старшего Езуса успокоиться. Только красные пятна,
проступившие на его лице, еще долго не хотели рассасываться.
    — Папа, я предлагаю нанести удар по норе Сальваторе. Незаметно подкрасться и
швырнуть туда связку динамита. Если уж мы не можем сотрудничать с людьми в силовых
доспехах, то никто не должен — так мы сохраним равновесие.
    Я чуть со стула не упал. Человек, который сутки назад призывал начать
полномасштабную войну за город и атаковать подземелье врагов, сегодня вещает про
«незаметно подкрасться» и «сохраним равновесие». Воистину двуличие — достойное
качество для сына главы мафии.
    — Да, в этом есть смысл. Но пока надо решить, что делать с этими двумя. Итак, Фил,
ты не соврал насчет летающих машин и связей Сальваторе. Я дам тебе деньги на выкуп. Но
считай это пред оплатой за твой поход к месту падения этой чертовой машины. Я вижу, ты
не один, поэтому спрашиваю еще раз: тебе нужны еще люди или достаточно снаряжения, и
вы сами справитесь?
    — Справимся.
    — Хорошо. Сегодня трудно найти сумасшедших, готовых повести караван в Западную
пустыню. Итак, я даю тебе прямо сейчас десять тысяч. Твой приятель остается здесь. Ты
возвращаешься с дочкой, и я выдаю вам пять тысяч золотых на экспедицию. Ты хорошо на
меня поработал, но не на пятнадцать штук, поэтому твоя Китти останется со мной как гарант
твоего возвращения. Притащи мне эту чертову железяку, я должен узнать о ней все!
    — А… если мы не вернемся?..
    — Не волнуйся, у меня достаточно широкий спектр бизнеса, где-нибудь и Китти работа
найдется.
    Я видел, как напрягся Фил.
    — Только не…
    — Успокойся, шлюх у меня хватает. Если Китти умная девочка, научим ее чему-
нибудь, например, на Конюшни медперсонал постоянно требуется, а если дура — сама через
пару лет на Вирджин-стрит окажется. Вы спасли мне сына, я добро не забываю. Но добро и
деньги — не одно и то же. Поэтому просто сделай эту радиоактивную работу, и все. Мои
люди выдадут тебе необходимую сумму и проводят. А ты, — Езус перевел взгляд на меня, —
посиди за дверью, или спустись в казино. Ребята, присмотрите за ним. — Последняя реплика
предназначалась двум здоровякам, стоявшим у двери. — Кстати, насчет пушек моих
парней… Давайте я прямо здесь отдам за них штуку золотых, и не будем суетиться с
оружейником.
    Фил кивнул, и я достал из рюкзака три боевых ружья и передал в руки одного из
боевиков Мордино. Цена таким пушкам не меньше пятисот за штуку, но босс вообще мог бы
не платить нам и просто забрать их по праву сильного. Наверное, он догадывался, что деньги
все равно пойдут на обеспечение экспедиции, ставшей фактически его. С золотом в
Западную пустыню люди не ходят, там в ходу другие ценности.
    Фил ушел в сопровождении маленького Езуса, а я спустился в игорный зал. Торопиться
было некуда, просаживать деньги совсем не хотелось: достаточно я на «фартовых» парней
насмотрелся еще в Реддинге, чтобы не желать себе подобной судьбы. Я прошел к бару, взял
себе пару бутылок пива, соленого мяса и расположился за столиком. Два моих
«телохранителя», не спуская с меня глаз, устроились за соседним. Хорошо хоть, не за моим.
Впрочем, в их глазах и не читалось особого желания сидеть рядом с пыльным и вонючим
бродягой.
    Я посасывал пиво и размышлял. Если Фил выкупит свою девочку, то мы вернемся к
тому моменту, с которого все началось — мы с рюкзаками у ворот Нью-Рено. Правда, теперь
у нас есть оружие помощнее: снайперская винтовка столь хороша, что, думаю, Фил
расстанется со своим «Рейнджмастером». Да и наличности побольше, даже если не
принимать в расчет пять тысяч, обещанные мафиози. Укрепленная куртка Фила его вполне
устраивает. Поэтому в магазине оружия нам понадобятся разве что патроны. Зато в
аптеке мы потратим немало.  После ночной заварушки я понял, как бывают нужны
стимпаки, а для защиты от радиации медикаменты стоят еще дороже. Что будет потом —
неясно. Скорее всего, наймемся в караван за полцены, лишь бы без приключений добраться
до места, откуда начнется путь в неизвестность.
    Остальное зависит от таланта следопыта Фила. Как мы преодолеем Западный хребет?
Сколько придется пройти по пустыне? Какие опасности встретятся на пути? Что мы найдем?
Что будем делать потом? Вопросов было очень много, а ответ один: там увидим.
    Время шло, пиво кончалось, к вечеру в казино собиралось все больше народа, а Фил так
и не появлялся. Я уже начал волноваться и думать, что мне придется объявлять войну на
уничтожение Сальваторе, чтобы отомстить за компаньона и его дочь. Благо оружие у меня
имелось, так что боевые действия я мог начать в любой момент.
    Я специально сел лицом к входу, чтобы видеть входивших и не быть застигнутым
врасплох. Чаще всего входили не местные. Коренные жители Нью-Рено сейчас трудились:
выбивали долги, занимались грабежами, продавали наркотики, торговали телом. Но в город
распутства и вседозволенности стягивался народ со всего Запада. Тратить деньги,
заработанные неведомыми путями в пустошах, прожигать жизнь приходили одиночки и
целые группы. Караванщики и наемники, рейдеры и шерифы, все они шли в Нью-Рено и
тратили здесь свои денежки.
    Задумавшись, я не заметил, как подошел Фил, и не сразу узнал в добродушном и
нежном папаше сурового рейнджера пустошей. Девочка была очень похожа на него, но при
этом явно сохранила черты своей мамы, которую я никогда не видел. Если таинственная
Лесли была хоть на треть так же красива, как ее дочь, то можно понять Фила. В худой
детской фигуре уже угадывались первые признаки будущей женщины: облегающую
кожаную одежду она явно натянула для доказательства своей «взрослости». Черные волосы
были коротки, едва касались узких плеч. Осанкой, улыбкой и манерой держаться девочка
очень походила на отца. И, не успел он нас друг другу представить, как она убежала к
барной стойке.
    — Это Эд. Это Китти — знакомьтесь.
    — Привет, — она махнула рукой и умчалась делать заказ.
    — Привет, — пробормотал я ей вслед.
    Фил мгновенно посерьезнел:
    — Трудный разговор был. Сальваторе был уверен, что я ушел в НКР. Правильно я
догадался винтовку у тебя оставить. Не ровен час, узнал бы ее или просто отобрал — в
качестве компенсации. Требовал вернуть наркоту, кроме той десятки вывернул у меня
карманы и выскреб все деньги, хорошо их не много при себе было. Жрать хочу и пить. Давай
напьемся перед дальней дорогой.
    Я показал на пустые бутылки:
    — Я уже начал. Тебе догонять придется.
    — Да мне на голодный желудок и после такого напряжения не много надо. Я сейчас. —
Он отошел к стойке, где его бойкая дочка уже вовсю болтала с барменом.
    Вдруг ко мне подошел один из моих «телохранителей».
    — Сходите к боссу.
    — Да, сейчас.
    Я жестом показал Филу, что надо идти к главе Семьи. Он кивнул, взял Китти за руку и
пошел к лестнице на второй этаж. За ним двинулся один из боевиков Мордино. Второй
остался со мной.
    — На Запад идете? — спросил он.
    — Да, но тебе об этом лучше помалкивать, это в интересах семьи Мордино. Возможно,
наш поход решит спор между вами и Сальваторе раз и навсегда.
    — Хотелось бы, чтобы в нашу пользу. Ну, — он замялся, — удачи вам, мужики.
    Я кивнул и допил последний глоток пива. Бандит отошел в сторону, впрочем,
продолжая «приглядывать» за мной, как и велел босс. Просто удивительно, что иногда такие
безмозглые быки могут проявлять участие и искренне сопереживать. Подчас кажется, что им
еще при рождении в голову мозга не докладывают, чтобы повысить шанс рикошета пули от
черепа, но временами не найти более чуткого и заботливого существа, особенно когда от
тебя зависит количество его убитых врагов.
    Фил вернулся очень быстро. И, в кои-то веки, его лицо свидетельствовало, что он
полностью удовлетворен переговорами. Зато Китти была настроена не столь оптимистично.
    — Здесь масса занятий, ты два месяца вообще в одной комнате просидела, а тут в твоем
распоряжении целое казино.
    — Вот именно, папа, я из-за тебя в клетке два месяца проторчала, а теперь даже не могу
на волю выбраться.
    — Китти, потерпи. Будешь свободна, когда я вернусь. А пока помогай по хозяйству
мистеру Мордино. Ты же умная девочка, думаю, у него в штате найдется не много людей,
умеющих читать, писать и считать. За работу он будет тебя кормить и обеспечит
нормальным жильем. Пойми, я немало сделал, чтобы освободить тебя от Сальваторе, и
мистер Мордино помог мне. Теперь моя очередь помогать ему.
    Похоже, слова отца не очень убедили Китти, но альтернативы она предложить никакой
не могла, поэтому пришлось смириться. В конце концов, она решила выторговать себе хоть
какие-то преимущества:
    — А можно мне сегодня пива выпить?
    — Сегодня? Можно! — сдался измученный отец.
    Издав радостный писк, девочка снова упорхнула к бару.
    — И как она умудряется выживать в таком городе? — Этот вопрос меня уже давно
интересовал.
    — Я сам не представляю, — ответ отца удивил еще больше.
    — Фил, я все думаю о ее будущем. Кем она станет через три-четыре года? Ведь в
худшем случае окажется на Вирджин-стрит, а в лучшем побреет голову и займет место
Сэнди, ставящей опыты на людях в Конюшнях.
    — Поверь, путь в бордель — не самое страшное. Я готов молиться всем богам, какие
есть на свете, хоть компьютерным, хоть хаббологистским, лишь бы она не подсела на
наркотики. Как представлю ее в куче ушлепков, окружающих Джимми Джи, так выть
хочется. Я хотел бы забрать ее отсюда, но она не хочет… — Тема разговора тяжело давалась
Филу, и он ее сменил. — Мы вроде напиться собирались, чего же ты ждешь?..
    Ночь в зале казино прошла бурно.
    Проснувшись, я пожалел об этом. Отмечая возвращение Китти и предстоящее
путешествие в самую опасную часть пустошей, мы позволили себе расслабиться в логове
мафиозного клана Мордино. Три недели назад я и представить такое не мог. Впрочем, сейчас
я думал лишь о бутылке холодной «Нюка-колы». Глаза долго не могли сфокусироваться на
чем-либо, постоянно срываясь в круговерть, напоминающую вращение лопастей летающей
машины. Послышался неуверенный стук в дверь.
    — Да-а… — с трудом удалось выдавить мне.
    Дверь скрипнула и открылась на фут. В комнату скользнула тонкая тень, и нежный
девичий голос прошелестел:
    — Папа просил вам передать пару содовой.
    Волшебной музыкой прозвучало краткое шипенье открываемой бутылки, и моя ладонь
ощутила прохладу запотевшего стекла.
    — Скажи своему папе, что он самый великий человек, если у него такая замечательная
дочь.
    Она хихикнула и исчезла, прикрыв за собой дверь. Постепенно приходя в себя, я стал
собираться в дорогу. В комнате все вещи были раскиданы по строгому маршруту от двери к
кровати. Мы занимали наверное лучшие номера гостиницы Мордино на втором этаже
казино. С таким комфортом я располагался только дома. А душевая кабина вообще потрясла
меня до глубины души. Не воспользоваться этим чудом техники означало согрешить против
собственного тела, и в следующие полчаса меня можно было брать голыми руками. Зато,
выходя из душа, я вспомнил, что чувствовал, когда только родился.
    Одежде тоже не помешала бы стирка, но потом я решил, что некоторые вещи проще
будет купить.
    Когда я полностью собрался, в дверь снова постучали. На пороге стоял Фил, держа за
руку дочь.
    — Ты готов — отлично! Сейчас нам надо заглянуть к Езусу, а потом идем в торговый
квартал.
    Глава семьи Мордино выглядел гораздо бодрее нас.
    — Да, здорово вы вчера нализались. Впрочем, все правильно, две недели в пустошах
лазали, надо радионуклиды выводить.
    Мы согласно закивали.
    — Теперь о деле. Западная пустыня непредсказуема, поэтому сроки устанавливать не
буду. Фил, я уже убедился, что ты любишь свою дочь, поэтому думаю, ты сам захочешь ее
увидеть как можно раньше. Но учтите, от ваших действий зависят не только ваши жизни и
жизнь этой девочки, но и многих моих людей. Нам не нужны лишние потери. Поэтому
принесите мне все, что только сможете снять с этой летающей хреновины, и как можно
быстрее. Вот обещанные пять тысяч.
    Езус протянул Филу увесистый мешок с золотом. Тот довольно хмыкнул и спрятал его
под доспех.
    — Что насчет девочки, мистер Мордино?
    — Думай сам, куда ее лучше пристроить: здесь по хозяйству или на Конюшни?
    — Лучше здесь.
    — Хорошо, Фил, я прослежу, чтобы все было нормально. Валите уже отсюда. Эй,
охрана! Этих двоих проводите до границы города, им еще надо в торговый квартал, и чтоб
до заката ноги их не было в Нью-Рено. А девочку отведите на кухню, пусть там помогает.
    В магазин мы шли довольные и почти свободные. Телохранители Мордино держались
на дистанции и не пытались подслушать наши разговоры. Первым делом мы заглянули в
«Оружие Нью-Рено». Мне не помешал бы новый доспех взамен трофейного, зато «МП-9»
решили не продавать — мало ли какие опасности впереди, иногда может пригодиться
способность палить очередями на близкой дистанции. Винтовка «Кольт Рейнджмастер» как-
то незаметно стала моей. Фил не расставался со своей «снайперкой», но и «духовушку» не
стал продавать, ведь мы уже убедились в ее полезности. Зато винтовочными патронами
калибра 223 запаслись по полной. Справедливо решив, что еда в пути дело наживное, мы
забили рюкзаки водой и патронами, оставив только отделы для медикаментов. Весьма
удобно получилось, что и охотничья, и снайперская винтовки, и мой трофейный пистолет
питались одинаковыми патронами. Духовое ружье использовало маленькие шарики, какие
продавались в пачках по пятьдесят штук. Фил не расстрелял еще первую пачку,
приобретенную вместе с винтовкой, но взял еще пару: от избытка боеприпасов еще никто не
страдал. Также мы прикупили счетчик Гейгера, ведь не на пикник идем. Немного
поразмыслив, я выбрал себе новую стальную броню, которая была прочнее предыдущей,
хотя и немного тяжелей. Выбирая между легкостью и безопасностью, пришлось
остановиться на последнем.
    Затем мы зашли в аптеку и практически все наличные деньги потратили на стимпаки и
таблетки, повышающие стойкость к радиации. Еще приобрели по одной капельнице «Рад-
Эвей», выводящей из организма избыток радионуклидов — дорогие вещицы, по тысяче
золотых за штуку. Но такие подарки из прошлого спасли в пустошах не одну жизнь.
    Выйдя из аптеки Ренеско Ракетчика, Фил произнес:
    — Я узнавал у торговцев: сегодня утром Савинелли вышел с караваном. Если мы
пойдем достаточно быстро, то где-то к полуночи догоним его. Зачем рисковать раньше
времени, если можно часть пути пройти спокойно?
    — Что ж, у нас осталось по паре сотен золотых, а рюкзаки забиты чертовски
полезными в пустоши вещами, — подытожил я.
    Мы стояли на границе города, откуда тянулась едва различимая дорога на север.
Солнце клонилось к закату. Мы не побрезговали пожать руки нашим провожатым: все-таки
это их босс дал нам денег на путешествие.
    — До встречи, ребята. Надеюсь, она произойдет на этом свете, — сказал Фил и
повернулся спиной к городу.
    
    
Часть II
    
Пролог
    
      Ночную тьму пронзали пунктиры трассирующих пуль, и один за одним гремели взрывы
— люди не экономили боеприпасы, понимая, что от этого зависит их жизнь. Противник
был чертовски силен. Его не пугали ядовито-зеленые сполохи разрывов плазменных гранат и
попадания бронебойных пуль. Плазма лизала камни, деревья, землю, поглощая живую плоть,
но потери не останавливали врага. Пули насквозь прошивали существ, матерью которых
была водородная бомба, а об их отце не хотелось и думать. Впрочем, люди в серых
балахонах несли такие тяжелые потери, что не успевали думать о чем-то, кроме своего
выживания. Твари, оказавшись в зоне поражения гранат, выдерживали автоматные
очереди и набрасывались на людей, пытающихся сопротивляться.
      Нападение было неожиданным, но не первым. Похоже, что группу выслеживали долго,
временами проверяя уровень возможностей самообороны. И теперь навалились всеми
силами. Хотя атаковали явно безмозглые твари, за их поведением чувствовалась разумное
руководящее начало.
      АХС-5 понимал, что поражение неминуемо и от их группы отвернулось благословление
великих Учителей. Увидев, как очередной монстр достиг единоверца и принялся его
терзать, АХС 5 выдернул чеки сразу у двух плазменных гранат и бросился на монстра со
спины. Зеленая плазма не оставила никому шансов на выживание.
    
      Будни радиорубки Наварро скучны и однообразны: то принять и ретранслировать
очередное патриотическое воззвание Президента, то соединить капитана с его сварливой
женушкой. Хотя чаще приходится принимать дежурные сообщения экспедиционных групп,
но таких высылали не часто. Единственное развлечение появилось неделю назад —
пеленговать переговоры каких-то сектантов из Сан-Франциско, зараженного, крупного и
потому особенно опасного города.
      Три группы людей, одержимых непонятной идеей, двигались напрямик через
радиоактивную пустыню к известной только им цели, которую в своих переговорах они
называли «небесное колесо» и «звездная мудрость». Поначалу они связывались со своим
командным центром в городе, а потом мощности стало не хватать и группы только
переговаривались друг с другом. Банальные бредни о неких «учителях» иногда сменялись
красочными рассказами о схватках с пустынными чудовищами, порожденными радиацией и
вирусом ФЭВ. Все радисты базы приникли к наушникам и даже включили вещание по
внутренним громкоговорителям, когда одну из групп сектантов уничтожали какие-то
монстры. Пустынный радист вел передачу в прямом эфире, и она завершилась под
автоматные очереди и предсмертные крики. К радости личного состава, капитан не успел
запретить трансляцию, поэтому все насладились звуками боя. После этого у двух
оставшихся команд базы Наварро появились болельщики, и некоторые солдаты даже стали
принимать ставки. К расстройству любителей азартных игр каждая из этих команд
понесла большие потери, и они решили объединиться. Это означало, что переговоры
прекратятся и развлечение закончится.
      Однажды после полуночи снова был засечен сигнал, который собрал в рубке всех
радистов и даже некоторых солдат. Сектант рассказывал миру о том, как они гибнут:
      — Повторяю, если кто-то нас слышит… хоть кто-то, помогите нам, великие
Учителя, помогите нам! Мы несем тяжелые потери. Мутанты вокруг, долго мы не
продержимся…
      Тесная рубка была забита до предела, любопытствующие столпились вокруг кресел
радистов, в дверном проеме и даже в коридоре, все ловили каждое слово сквозь шум помех и
звуки перестрелки, поэтому, когда по переходам застучали резиновые подошвы капитана,
их никто не услышал.
      — Какого черта, что здесь происходит? Дайте пройти.
      Солдаты кто как мог прижались к стене, чтобы пропустить бронированную
широкоплечую машину. Начальник смены вытянулся по струнке.
      — Господин капитан, разрешите доложить: ведем пеленгацию радиопереговоров
потенциального противника, в целях предотвращения возможной демаскировки нашей базы.
Расстояние до противника примерно двести километров.
      Капитан прислушался, усмехнулся.
      — Судя по всему, нашему «противнику» недолго осталось. Соедините меня с
сержантом Дорнаном.
      — Сержант, боевое задание, срочный вылет двух вертибердов с десантом. Захватите
одного человека живым, остальных людей и мутантов уничтожьте при любой
возможности. Личный состав и технику не подвергайте даже минимальному риску.
Координаты цели получите по пеленгу.
      Обернувшись к удивленным солдатам и радистам, капитан объяснил свой приказ:
      — Должны же мы понять, куда эти сатанисты так стремились…
    
Глава 1
    
    Как же легко начинать путь, оставляя позади прогнивший город, мафиозные разборки и
никчемных жителей Нью-Рено! Мы шли быстрым шагом, и тяжесть рюкзаков только
приятно пригибала к земле, делая уверенней поступь. Город еще не скрылся из виду, когда
натоптанный тракт разбежался сразу на несколько троп: основные творцы дорог —
караванщики не любили пользоваться одним и тем же маршрутом, ибо в пустошах всегда
хватало желающих поживиться добычей. Даже охрана не обеспечивала полной
безопасности, и среди торговцев передавались истории о том или ином караване, пропавшем
в горах или пустошах. Лишь изредка находили остатки тел, обглоданных падальщиками
настолько, что уже нельзя было понять, кто или что стало причиной смерти, и сколько было
ног у убийцы: две, четыре или восемь.
    На одиночек нападали реже, хотя бы потому, что их передвижение труднее отследить,
да и добычи с них бывает меньше. Когда я ходил в караванах, нам пару раз встречались
следопыты, вооруженные всего лишь ножом или одним на всех «Кольтом». Расчет этих
людей был прост: от хищников можно и убежать, а на бродягу разбойник не позарится из
брезгливости.
    Я очень надеялся, что никто в Нью-Рено не обратил внимание на наши финансовые
ресурсы, а если и обратил, то не успел выслать засаду навстречу. На одной из троп мы
обнаружили лепешки свежего браминьего помета и двинулись следом за караваном.
    — Не думаю, что Савинелли будет скрытничать так близко от города, но охрана все
равно начеку, — размышлял вслух Фил, — так что когда мы их увидим, лучше шуметь
погромче, иначе примут за нападающих и начнут палить.
    Я молчал, берег дыхание.
    С закатом природа переходила на ночной режим жизни. Одни твари шуршали в траве,
прячась в норы и укладываясь на ночлег, другие только готовились к ночным похождениям.
Животный мир жил своей жизнью, лишь изредка вмешиваясь в дела людей: либо хватая
зазевавшегося путника, либо погибая от разрывной пули охотника. Я хотел, чтобы мы всегда
были в числе второй категории, хотя после перехода чрез Западные горы положение могло
измениться. К нападению в дороге мы были готовы. Охотничья винтовка болталась у меня за
спиной, зато руки опирались на «МП-9», висевший на ремне, перекинутом через плечо. У
Фила также за спиной была «воздушка», а в руках он держал снайперскую. Похоже,
рейнджер решил с ней вообще не расставаться.
    Мы сразу задали резвый темп, поэтому идея настигнуть караван Савинелли до
полуночи выглядела вполне осуществимой.
    — Если они пошли по этой тропе, то, пожалуй, я знаю, где они остановились. Таким
шагом туда часа за три доберемся.
    — Фил, я вот о чем задумался. Ведь мы сейчас работаем на Мордино, значит, будем
должны отдать ему все, что добудем в пустыне. Как же тогда наши планы по посещению
Сан-Франциско и торговли с Братством Стали? Мы, конечно, стараемся ради Китти, но что
нам достанется, кроме ее свободы?
    — Я тебя понимаю. Мне-то ничего, кроме ее свободы, и не надо, но ты затевал все это с
корыстными интересами. Не волнуйся, электроника — это такая штука, которой никогда не
бывает много, так что мы спокойно сможем припрятать пару интересных штучек на подходе
к городу, рассчитаться с Мордино и отправиться по своим делам.
    — А ты ему веришь? — Я задал вопрос, который давно меня мучил. — С одной
стороны, этот человек оплатил нашу дорогу, с другой, мы же выполняем его работу, но что
будет потом, когда прямая надобность в нас отпадет?
    — Вот этот вопрос гораздо важнее. Когда мы выслеживали работорговлю Сальваторе,
мы были ему нужны. Нужны и сейчас, в этом походе. Но как он поступит, когда мы
вернемся, сложно предугадать. Ему могут и впоследствии пригодиться люди, которые не
сидят в одном городе, а перемещаются туда-сюда, такие, как мы. Но он может захотеть и
избавиться от нас, ибо мы слишком много видели и много знаем о его делах. Он же не может
быть уверен в нас, как в членах своей Семьи. И, возможно, нам придется выбирать: либо мы
становимся Мордино, либо нас просто грохнут в первый удобный момент.
    — Да уж, невеселый выбор: стань бандитом или умри. Я бы предпочел остаться
охранником караванов и жить.
    — Наиболее дальновидно было бы осуществить передачу добычи на нейтральной
территории, где мы сможем контролировать ситуацию. Решим, когда будем возвращаться.
    Дорога все круче забирала вверх — мы были практически уже в предгорьях Западного
хребта. Не исключено, что с места нашей сегодняшней стоянки можно будет разглядеть огни
самого большого из маленьких городов. Солнце скрылось за горизонтом, и на небе стали
проглядывать первые звезды.
    — Сейчас перевалим через этот холм, и внизу будет тихая долина и речушка.
Наверняка караван там — самое удобное место для бивака. Можешь глянуть на Нью-Рено на
прощанье. Увидим мы его только по возвращении.
    — Если честно, не очень-то и хотелось. Нью-Рено не то место, где я хотел бы жить.
    — Эх, расскажи это Китти. Ей нравится ее родина, несмотря ни на что, хотя других
мест она просто не видела. Даже в Броккен-Хиллс не хотела идти. — Фил вздохнул.
    Мы достигли высшей точки гряды, впереди намечался спуск. С перевала открылся
замечательный пейзаж: темное небо в крупных ярких звездах, подернутое тонкими клоками
облаков, темно-красная кайма по западному краю и затянутая сумраком земля,
простирающаяся на многие мили. Подробности ландшафта уже практически не различались,
только контуры гор читались на горизонте. А поблизости просматривались стволы корявых
деревьев, да поблескивала река, отражающая небо. За спиной в округлой долине лежал Нью-
Рено. По цепочкам светящихся фонарей можно было легко определить протяженность и
расположение улиц. Впереди, в низине, видны были мигающие красные отсветы. Это был
даже не костер, а отражение его света на предметах или людях, сидящих вокруг.
    — А вот и они, — сказал Фил. — Еще полчаса ходу и мы будем в пределах
досягаемости выстрела.
    — Фил, ты не поверишь, но я этому несказанно рад.
    — Шутник. Давай лучше подумаем, как нам продемонстрировать свою
миролюбивость, прежде чем они начнут стрелять.
    — Очень просто — надо покричать погромче.
    — Да, придется драть горло.
    Последние сотни ярдов дались особенно трудно. Странно, всего полдня быстрым
шагом, а я уже утомился. Сказались груз, что лежал на плечах, и постоянный подъем. Все-
таки походы с караванами осуществляются налегке, а тяжести доверяются браминам.
    На подходе мы старались шуметь как можно громче — шаркали ногами, а Фил завел
еще пространный разговор о том, какими глупыми бывают люди, которые подсаживаются на
наркоту.
    — …И ведь самое удивительное даже не то, как они добывают деньги, а то, что едят.
Вот ты видел хоть одного наркомана, который готовил бы себе еду или хотя бы жевал?
    — Да я не столько с ними общался, чтобы присматриваться, жуют они или пьют.
    — А я прожил в Нью-Рено не один год, но при этом ни разу не видел, как они пьют или
едят. Может, в наркоте имеется столько энергии, что можно вообще ничем не питаться?
    — Стоять! — крикнул из темноты знакомый голос.
    — И тебе привет, Алан. Будешь всю ночь держать нас на мушке или все-таки
проводишь к Савинелли?
    — Я тебя не знаю, но кто бы ты ни был, сначала убери оружие, если хочешь поговорить
с нашим боссом.
    Похоже, Фила раздражал командный тон прежнего товарища по оружию. Впрочем, они
и в прошлом походе не очень ладили, хотя и удачно воевали.
    — Хорошо-хорошо, видишь, ставлю на предохранитель, закидываю за спину. Эд, ты
тоже давай…
    — Я уже.
    — Идите медленно вперед!
    Справа и слева от тропы показалось двое охранников. Мы прошли мимо. Один из них
остался на месте, а второй пошел у нас за спинами на расстоянии в шесть-семь ярдов.
Наверняка, это был Алан — опытный охотник, такого трудно обмануть. Мы подходили к
костру, что был разведен в специальной яме в центре ровного пятачка. Навстречу нам встал
человек в черной кожаной куртке. Его автомат был под рукой, но сдвинут за спину.
    — Ночные гости? Что хотели, ночлега, торговли или зло замышляли?
    — Савинелли, я Фил из Броккен-Хиллс, а это мой напарник Эд. Мы же с тобой в
прошлый раз караван привели из Реддинга.
    — Ну-ка, Ал, подведи их ближе к огню, глянем, что это за Фил и Эд.
    Алан дистанцию не сократил, но мы были достаточно сообразительны и подошли к
костру без понуканий. Погонщики, сидевшие у огня, посторонились.
    — Ха, и вправду это они. Привет, Фил и Эд из Броккен-Хиллс. Где же вы пропадали,
когда я к вам в город ходил?
    Я расслабился, да и Фил стал вести себя спокойнее — нас признали.
    — Дела были. Да и сейчас, собственно, мы не на прогулке.
    — Дела-дела… Знаем мы, какие бывают в нашем городе дела. Ну, да ладно, меня это не
касается, если, конечно, нынешнее ваше посещение не принесет беды. Садитесь к огню.
Ребята, выделите еды нашим гостям.
    Погонщики и охранники передали нам порции мяса и сухарей. Мы расселись на
стволах срубленных деревьев, сложенных у костра в виде удобных скамеек, и Фил начал
излагать наше дело.
    — Мы торопились сегодня, чтобы догнать вас. Хотели бы пристроиться к каравану.
Нам до Реддинга надо, и вы туда же. Снова можем записаться в охрану. Кстати… — Фил
взглядом показал на окружающих — …может отойдем?
    Савинелли кивнул и встал. Они с Филом пошли обходить периметр лагеря, а я остался
жевать и рассматривать людей, собравшихся у огня. Некоторых я знал по прошлому пути,
некоторых — нет. Знакомым я кивал, незнакомым протягивал руку. Те отвечали, но с
расспросами не лезли, для них я был пока чужаком, и то, что меня признал Савинелли,
означало лишь, что эту ночь мы с Филом проведем в лагере.
    Вернулись караванщик и Фил. Савинелли обратился к охране каравана:
    — Эти двое идут с нами. Хэнк, пусть бросят вещи к тебе в повозку. Идем в прежнем
режиме. И, самое главное, условия оплаты для остальных не меняются, так что спите
спокойно.
    Время было позднее, да и усталость не располагала к долгим посиделкам, поэтому мы
нашли повозку, которую вел Хэнк, бросили туда свои рюкзаки, постаравшись, чтобы не
сильно гремели боеприпасы, и пошли раскладывать спальники.
    Со следующего дня начались привычные «охранные» будни. Единственное, что их
отличало от моих первых походов — это постоянные тренировки, что учиняли мне Фил,
Алан и некоторые другие охранники. Просто удивительно, сколь многие готовы оказать
помощь совершенно бесплатно. Сначала меня это удивляло, но потом я понял, что ребятам
просто приятно почувствовать себя опытными бойцами, которым есть чем поделиться с
подрастающим поколением. В основном меня учили обращению с винтовкой и автоматом.
Один из охранников виртуозно владел ножом, и в дороге я перенимал у него кое-какие
приемы, поскольку это можно было делать на ходу, да и занятия были бесшумными, в
отличие от огнестрельного оружия.
    По общему убеждению, из меня получался неплохой стрелок. А вот чтобы стать
настоящим охотником, уметь подкрадываться, выслеживать добычу, самому не попадаться в
зубы, клешни или прицел — это наука, которая познается только в результате долгой
практики под чутким руководством профессионала.
    Продвижение каравана протекало спокойно. Даже дикие звери, обычно нападавшие без
разбора, обходили нас стороной. Савинелли был этому несказанно рад. Когда же мы заявили,
что нам с Филом пора покидать команду, удивлению всех, кроме караванщика, не было
предела. Савинелли же знал о наших планах заранее — они с Филом обговорили условия
нашего пребывания в охране каравана.
    На знакомую поляну, с родником и сараем, где мы видели падение огненного шара, мы
вышли в полдень.
    Несмотря на то, что никаких стычек в пути не случилось, караванщик заплатил нам
сполна. По договору сделал он это не золотом, как обычно, а едой и патронами, что нам
подходило гораздо больше. Мне он оставил две пачки по пятьдесят десятимиллиметровых
пистолетных патронов для моего «МП-9», и выдал пару связок солонины Филу.
    Когда караван уже почти весь удалился с поляны, Савинелли пожал нам руки на
прощанье и проговорил:
    — Удачи вам, куда бы вы ни шли. Думаю, она вам пригодится не меньше, чем мне.
Надеюсь, когда-нибудь вы успокоите мое любопытство и расскажете, что забыли в этом
проклятом Западном хребте. Пусть это будет новая золотая шахта, а не опасное довоенное
наследие.
    — Если честно, мы и сами не знаем, что там, но точно не повозка браминьего
помета. — Фил свел разговор к шутке, но все трое понимали, что затея нешуточная.
    — Счастливо, Эд. Нужна будет работа — обращайся. Если караван поведет Савинелли
младший, спроси сначала меня, я договорюсь.
    Мафиози отвернулся и пошел быстрым шагом нагонять свой караван, а мы
остановились у родника набрать воды. Когда повозки скрылись из виду, я залез на крышу
сарая. Главное — сориентироваться и понять направление, куда полетело искомое нами
небесное тело. Я попытался воскресить в памяти все подробности ночного происшествия.
Днем, при свете солнца, это было сделать сложно. На нашу удачу, горящий объект, когда
менял свою траекторию, проскочил между двух горных вершин, которые хорошо
выделялись на фоне остальных. Я указал на них Филу, когда слез. Он кивнул, мы повернули
и зашагали строго на запад.
    
Глава 2
    
    Чтобы не отклоняться от выбранного курса, мы решили штурмовать горы, чтобы точно
выйти к месту падения искомой «звезды». На нашем пути скалы были уже не такими
крутыми. Для нас это было лучше со всех точек зрения: не приходилось карабкаться, и
меньше времени предстояло провести непосредственно в пустыне. По слухам, самые
опасные твари не очень-то жаловали горную местность.
    Мы постоянно находились в боевой готовности. Фил по-прежнему ласкал в руках свою
винтовку, я не выпускал автомат, а на поясе у меня висел пистолет, заряженный и готовый к
применению. Мы старались ступать как можно тише и не разговаривать. В этом мире добро
и взаимовыручка ценятся не так высоко, как патроны, еда и медикаменты, так что для
многих рейдеров, бандитов и мародеров мы не менее сладкая добыча, чем для стаи
радскорпионов или таинственных Рук Смерти.
    Заходя, солнце светило нам прямо в лицо. Очень неудобно идти вперед, уткнувшись
глазами себе под ноги. В этот момент мы были удобной добычей, поэтому приходилось
полностью полагаться на свой слух и обоняние. Как всегда, ветер дул с вершин, так что
любой враг, решивший зайти на нас «от солнца», должен был сначала хорошенько
вымыться, чтобы не вонять как старая портянка. Наверное, мы источали такой же запах, но
шли против ветра, и преимущество было у нас. Зато со спины выследить нас было очень
легко, поэтому приходилось постоянно оглядываться.
    Место для первой ночевки, мы выбирали долго и скрупулезно, ведь оно должно быть
одновременно и удобным наблюдательным пунктом, и защищенной позицией и, при этом,
безветренным. В результате выбор остановился на небольшом гроте у небольшой отвесной
скалы, под которой открывался вид практически на всю долину. Для нападения наиболее
эффективным был бы прыжок с восьмиярдового обрыва нам на головы, но неизвестно, кто
пострадал бы от этого больше.
    Сооружение из камней стены от ветра и чужих взоров, выметание из грота мелких, но
опасных скорпиончиков, раскладывание спальников — все проходило в атмосфере
скрытности. Если мы и переговаривались, то исключительно шепотом и очень редко.
    Дежурить на часах первым остался Фил. Я слышал, как он сначала ерзал, полулежа,
затем встал и пошел прогуляться. Впрочем, я был уверен, что это было сделано лишь для
того, чтобы не мешать мне спать. Это была последняя мысль перед тем, как я отключился.
    Когда Фил меня разбудил, восток уже окрасился сиреневым заревом. Усталость на лице
охотника говорила о том, как тяжело далось ему бодрствование после долгого перехода.
Неожиданно я понял, что, несмотря на его опыт и тренировки, время берет свое и старость
Фила уже не за горами. Он тяжело опустился на спальник и тут же засопел во сне. Храпеть
охотники и разведчики не умели. Точнее, умели, но такие долго в пустошах не выживали,
ибо погибали в ночи, собрав вокруг своего громогласно спящего тела кучу ночных
хищников.
    Я заступил на дежурство с винтовкой в руках. Автомат или пистолет хороши в дороге
или в городах, когда их короткие габариты позволяют свободно двигаться. Зато на
стационарной позиции лучше хорошей винтовки может быть только пулемет, да и то не
всегда. Среди охранников ходили легенды о лазерных винтовках, способных с одного
выстрела распилить напополам не только человека, но и супермутанта, или о плазменных
ружьях, превращавших любых существ в лужи кипящей плоти, но о таком оружии нам не
приходилось даже мечтать. Хотя те же Сальваторе разжились как-то лазерными
пистолетами, но вряд ли они выставят такое оружие на продажу. Тем более, если Мордино
сдержит обещанные угрозы и силовым методом прекратит торговлю конкурента с людьми в
силовых доспехах.
    Знакомые звуки просыпающейся природы ничто не нарушало. Похоже, наше
пребывание в этих горах еще не стало известно дву— или многоногим хищникам — недаром
же мы ограничивались сухпайком и не разводили огонь. Вспомнив про еду, я тут же
почувствовал, что проголодался. Вытянув из рюкзака кусок солонины и несколько сухарей,
принялся завтракать, не спуская глаз с пустошей. Вот откуда-то из-под камней выбрался
жирный свинокрыс и направился в сторону ближайшей ложбины, где наверняка его ждала
лужица или ручеек, а может, и какая-нибудь добыча. Я обернулся и взглянул на
пневматическую винтовку Фила — сейчас бы она была как нельзя кстати. Потом задумался
над тем, что делать с добычей, если огонь мы не собираемся разводить еще дня четыре.
Розовато-коричневый пузан так и не понял, что сейчас судьба решилась в его пользу. Через
полчаса, из ложбинки донесся его визг, затем резко оборвавшийся… Что ж, мой
милосердный поступок не сильно продлил жизнь бедолаги. Зато нам теперь будет немного
спокойнее — какой-то хищник уже насытился и не отправится по нашим следам в надежде
на удачу.
    Время близилось к полудню, когда проснулся Фил. Взглянув на положение солнца, он
удивился, что так долго спал, но вид у него был посвежевший, а настроение бодрое. Наскоро
перекусив, он был готов двинуться в дорогу. В наши планы входило взобраться сегодня на
гребень горы и постараться разглядеть место падения небесного тела. Фил размышлял вслух
над нашими перспективами что-либо разглядеть с гор, вполголоса проговаривая короткие
фразы, чтобы не сбиваться с ритма:
    — Привычной пустыни там нет. Это прерии с сухой травой. В полете та хреновина
сильно горела. А при падении наверняка еще был взрыв. Значит, мог быть пожар. Черное
выгоревшее пятно должно быть видно издалека.
    — Так если там везде сухая трава, может, вся пустыня сгорела?
    — Там не такая густая поросль. Вся прерия не могла выгореть. Иначе ее давно бы уже
не было.
    — В любом случае надо добраться до верха и посмотреть.
    После полудня наступило самое жаркое время. Пот щипал глаза, с шеи стекал на спину
и ручьями убегал под доспех. Я понимал, что мой металлический панцирь неплохо отражает
большую часть солнечной энергии, и мне не так тяжело, как Филу в его темно-коричневой
бронекуртке. Зато и заметить меня по блеску можно было за много миль.
    — Ничего, — успокоил охотник, — здесь нет людей, чтобы видеть твой доспех. А те
твари, что бродят поблизости, имеют другие ориентиры.
    Хуже было то, что вместе с потом из тела выходила жидкость, но я по опыту
предыдущих переходов знал, что лучше на ходу воду не пить, иначе потоотделение
усилится. Пить можно только в процессе еды, но мы упорно шли вперед и, как-то не
сговариваясь, решили пообедать уже на вершине.
    В результате перекусить удалось в шесть часов вечера. Солнце опускалось к горизонту,
и мы разглядывали открывающиеся просторы: под нами раскинулась плоская долина между
двух расходящихся в разные стороны хребтов.
    — Вон там, севернее, — Реддинг, — рассказывал Фил. — Если задержимся здесь, то
ночью мы сможем увидеть отсветы его огней. Западнее начинается безымянный хребет.
Быть может, в старину он и носил название, но сейчас никаких упоминаний не осталось,
просто западнее Реддинга из людей никто не выжил. Когда-то Западная пустыня была
возделываемым оазисом, но несколько мощнейших водородных бомб сделали свое дело:
сожгли растения, напитали землю радиацией и превратили долину в пустыню. Разве что на
берегу океана, на крайнем Западе, можно найти племена дикарей. Опаснейшее население
пустыни: супермутанты, летатели, псевдокентавры — появилось сравнительно недавно, как
результат экспериментов Повелителя и воздействия радиации.
    Рассказывая об истории этих пагубных мест, Фил так увлекся, что начал говорить во
весь голос. Впрочем, наше положение на вершине позволяло такую вольность: выше нас
были только солнце, луна и звезды. Да и весь этот пафосный монолог, как мне показалось,
Фил произнес только лишь для того, чтобы оттянуть момент выискивания нашей упавшей
цели. Вдруг не разглядим? Тогда либо недели бесцельного прочесывания местности, либо
возвращение к Мордино с пустыми руками. Об этом не могло быть и речи, поэтому наши
взоры непроизвольно устремились на запад. Перед нами лежала ровная, как стол, серовато-
желтая пустошь, разделенная напополам тонкой ниткой реки, что севернее сбегала с гор,
протекала через Реддинг, а затем уходила в пустыню.
    — Смотри, Эд. Вон там, — Фил указал на восточные отроги хребта, — то самое место,
где стоял лагерь караванщика Билла.
    — Вижу. — Я мысленно проследил путь огненного шара. — А сейчас мы стоим на
левом пике, правее которого пролетела наша «звезда». Сможешь рассчитать, где она упала?
    — Только примерно. Мы же еще не знаем, изменила она траекторию полета только по
вертикали или еще и по горизонтали. Тогда вообще разброс может быть в десятки миль.
Думаю, надо присмотреться вот туда. — Фил указал в сторону пустыни, где русло прорезало
настолько крутой изгиб, что он был виден за много миль. И точно: в указанном направлении
виднелось серо-коричневое пятно, неестественное для окружающей местности.
    — Фил, как думаешь, какое расстояние до этого пятна?
    — Сложно сказать. Думаю, около полутора-двух дней пешком, смотря, как путь
пройдет. Сейчас глянем получше. — Фил приложил глаз к окуляру снайперского прицела
винтовки. — Идти будет легко, поверхность ровная. Зато видно нас будет издалека. Это
плохо. Сам погляди.
    Я взял в руки его винтовку и посмотрел в прицел. Оптика увеличивала не сильно, но
искомое место можно было разглядеть лучше, чем невооруженным глазом. На широкой
излучине пересохшего русла четко выделялось серое пятно. Оно выглядело овальным и
вытянутым в поперечнике, но подробнее надо было смотреть на месте. Великая Западная
пустыня, как ее называли во всех городах, где мне приходилось бывать, на первый взгляд,
выглядела не страшно. Желтая пожухлая, но живая трава застилала пустошь равномерным
ковром, издалека казавшимся мягким. Короткая щетина травы разрасталась только в
низинах, где вода была ближе к поверхности, хотя наверняка длине корней этих растений
мог позавидовать водопровод Города-Убежища. Невысокие деревца прижимались к
торчащим тут и там по всей равнине островерхим утесам — это были хорошие места как для
ночлегов, так и для засады на заблудших путников.
    — Итак, мы знаем, куда идти. Потом разберемся, то ли это место и что там тогда
грохнулось. Топать нам предстоит немало. И с этого момента лучше двигаться, старательно
маскируясь. Сейчас перекусим, а ужинать и располагаться на ночлег я предложил бы у
какого-нибудь водоема, поскольку внизу воды мы не найдем, а если найдем, то она будет
светить в ночи. Доставай припасы.
    Я понял, что Фил начинает с уничтожения продуктовых запасов из моего рюкзака,
чтобы моя ноша в пустыне была легче.
    Уминая сушеное мясо, я старался запивать его как можно большим количеством воды,
предвидя в будущем жесткий режим экономии. Фил тоже себя не ограничивал, будучи
уверенным, что мы еще до ночи восполним запасы питьевой воды.
    Двинулись вниз мы уже на закате. Фил направился к ближайшим зарослям, которые
коричневой лентой сбегали с гор к пустыне. Даже я понял, что такое их расположение
объясняется просто — близостью ручья. И действительно, через пару часов, когда мы уже
вошли под голые полусухие кроны, впереди стало слышно журчание воды. Маленький
ручеек сбегал по рыжему руслу. Фил объяснил, что, несмотря на неприглядный вид, эта вода
вполне пригодна для питья, а ржавый цвет дну придает высокое содержание железа в
скальных породах. Впрочем, нас волновали другие «ингридиенты». Фил достал счетчик
Гейгера, замерил окружающий фон, затем приблизился к воде.
    — Деревья в норме, воздух тоже, камни «фонят» гораздо сильнее, но тоже некритично.
Фон воды значительно выше, чем по ту сторону хребта, но не опасно. Зато ниже наверняка
фон повысится так, что впору будет маски надевать, чтобы пыли не наглотаться, иначе
Китти останется без братьев и сестер.
    — У тебя хоть дочь есть, а у меня-то все впереди.
    Мы набрали полные мехи воды и стали устраиваться на ночлег. Фил решил, что выйти
следует рано утром, чтобы преодолеть расстояние до цели как можно быстрее. Дежурили мы
в привычной очередности, но на этот раз я не дал своему напарнику возможности выспаться,
так что мы подремали всего часов по пять. На утреннем дежурстве я соорудил себе подобие
камуфляжа: пучками длинной сухой травы обвесил панцирь, чтобы он не блестел на солнце
и можно было спрятаться среди травы. В таком виде я стал похож на куст или на толстого
дикаря, у которого из одежды только сухая трава.
    Короткий сон не помешал нам задать высокий темп движения, тем более, что пологий
спуск с гор этому благоприятствовать.
    Не прошло и трех часов, как Фил заявил:
    — Кажется, нас выслеживают… — Он приложил ладони к ушам и покрутил головой.
    Я насторожился и оттуда, где мы были несколько минут назад, услышал легкие
шорохи.
    — Звери. Скорее всего, волки… — сказал Фил.
    — Много? — Я перехватил автомат в боевое положение.
    — Нет. Слышишь, как когти клацают по камням? Ступают они медленно, но когти их
выдают. Грамотно идут, с подветренной стороны.
    Я прислушался, пытаясь различить клацанье когтей, но слышал только шорох
проминающейся сухой земли и перекатывающихся маленьких камней. Звери шли аккуратно.
Они приближались, но не торопясь, выслеживая.
    Мы тщательно выбрали место для схватки, так, чтобы за спинами оказались скальные
утесы и звуки перестрелки не разнеслись по всей пустыне, предупреждая орды голодных
хищников о нашем приближении. Фил отошел на несколько ярдов в сторону, чтобы не
мешать мне. Перепроверив боеготовность оружия, мы принялись ждать, когда первый
хищник появится из зарослей. Звери обошли нас полумесяцем, справа и слева ярдах в десяти
появились оскаленные морды. Не дожидаясь атаки всей стаи, мы одновременно выстрелили.
От попадания из снайперской винтовки череп зверя разлетелся на куски, зато я берег
патроны и пальнул одиночным — пистолетная пуля не стала фатальной, но раненное в бок
существо упало на землю и забилось, издавая жалобные вопли. Как по команде, на нас
бросились остальные. Пока их было всего четверо. Игры в тир закончились — я быстро
переключил автомат на режим очереди, целясь в основную кучу волков. Фил уложил еще
одного зверя, я же ранил сразу троих. Несмотря на это, голодные твари продолжали
подбираться ко мне, видимо, посчитав самым опасным. А за ними показались еще две
оскаленные морды. Впрочем, одна из них тут же получила пробоину от пули снайперской
винтовки. Я теперь отстреливался одиночными, иначе следующая очередь просто
опустошила бы магазин автомата. Раненые звери двигались уже не так резво и тем более не
могли броситься издалека, так что я все-таки решил расстрелять магазин и заменить новым.
Очередь почти вся вошла в ближайшего зверя. Второму волку досталось пара пуль, а третий
подранок получил всего одну. Я быстро сменил рожок, поднял глаза и увидел, как последний
матерый зверь изготовился к прыжку. Поднять оружие я бы успел, но вот передернуть затвор
и дослать патрон в патронник точно бы не получилось. Меня спас меткий выстрел Фила,
цельнометаллическая пуля калибра 223 ударила хищника в бок, кажется, прямо в сердце,
опрокинула, и он упал замертво.
    — Легко отделались, — заключил Фил.
    — Да уж, — я пнул лежащее у ног тело, истекающее кровью и еще подрагивающее в
конвульсиях. — Мощная у тебя винтовка. А вот этот автомат просто пугач какой-то. Не
пойму, почему караванщикам он так нравится.
    — Во-первых, они стреляют быстрее — с пистолетом ты ловчее управлялся. Во-
вторых, он дешевый, в-третьих, боеприпасы к нему очень распространены и дешевы. Ничего
страшного, бой прошел так, как надо. Снайперу всегда в паре лучше работать с
автоматчиком. А теперь пошли отсюда, пока на запах крови сюда кто-нибудь еще не
пожаловал.
    Действительно, оглушенный пальбой, я не сразу услышал, как шорохи вокруг нас
усилились: похоже, падальщики выбрались из своих нор и, вскоре, если мы не уйдем, нам
придется бы отстреливаться от крыс или еще какой живности.
    — Хорошо, хоть людей здесь нет, — размышлял полушепотом Фил, — даже рейдеры
не осмеливаются устраивать логово в этих местах. А чем южнее, тем больше вероятность
наткнуться на мутантов из выводка Повелителя. Вот уж с кем не хотелось бы общаться!
    Истории о восстании Повелителя рассказывали по всему Западу, но что в них правда, а
что нет, установить было невозможно. Зато все, кроме жителей Броккен-Хиллс, боялись
самого слова «мутант», а «супермутант» у людей вызывал суперстрах. В нашем же городе
мутанты жили вместе с людьми и призраками, а шерифом города был настоящий
супермутант Маркус, который когда-то состоял в армии Повелителя. Но Маркус понял, что
идеи Повелителя нежизнеспособны и стал сторонником мира. Вместе с человеком он
основал город, в котором смогли мирно жить все расы. Однако в далеких пустынях все еще
бродили стаи мутантов, вооруженных тяжелым оружием. С этими фанатиками не мог
справиться никто, разве что большой отряд рейнджеров НКР, но и им бы досталось. У нас
же, двоих, просто не было шансов выжить в схватке с мутантами, поэтому надежды Фила
избежать встречи я понимал очень хорошо.
    Солнце поднималось все выше, а мы спускались все ниже. Горы перешли в холмы,
среди которых мы стали лавировать, чтобы не забираться на их вершины и не показываться
на местности. Разговоры прекратились, зрение работало лишь на определение места для
постановки ноги — не споткнуться, не сбить неустойчивый камень, не шуметь. На
обеспечение безопасности работал только слух. У Фила, помимо винтовки, на шее висел еще
счетчик, с которым он периодически сверялся. Пока радиация была не опасна. Он шел на
десяток шагов впереди меня, выбирая дорогу, и я старался ставить ноги в его следы.
    «Обедали» мы на ходу, уже когда холмы превратились в пологую волнистую
местность, которая с каждой милей все выравнивалась. Мы старались обходить стороной
одинокие скалы, в тени которых мог кто-нибудь скрываться. Солнце палило нещадно, но
приходилось терпеть.
    На плоскости ориентироваться стало сложнее, но солнце на небе и скальный хребет за
спиной четко подсказывали нам направление, а опыт Фила помогал в остальном. Без Фила я
бы бесконечно плутал среди скал и, в конце концов, стал бы добычей какого-нибудь
монстра. Прошагали мы расстояние, значительно превышающее пройденное в предыдущий
день. Фил даже заметил, что есть вероятность выйти сегодня к руслу реки, у которого
предстоит начинать поиски.
    Временами нам встречались странные следы, которые могло оставить существо
значительно тяжелее человека, даже одетого в броню и с полным рюкзаком еды и
боеприпасов. Отпечатки не позволяли определить не только форму, но и количество ног
«наследившего». Увидев их, Фил лишь цедил ругательства сквозь зубы, определял
направление движения существа и шел в противоположную сторону.
    После заката мы, как и предполагали, вышли к пересохшему руслу, которое десятки лет
назад было рекой и питало эти земли.
    — В нескольких милях от Реддинга эта река уходит под землю, и никто не знает ее
дальнейший путь. Зато здесь я бы не рискнул проходить по дну. Запросто можно попасть в
зыбучие пески, откуда уже никто не вытащит. Ходить можно только между деревьев. И если
видишь голое место, то даже не подходи к нему.
    Фил говорил шепотом, но считал необходимым передать эти знания мне.
    Заночевали мы на границе зарослей и пустыни. На ужин использовали мои припасы и
противорадиационные таблетки «Рад-Икс». Эти препараты повышали устойчивость
организма перед радиоактивным заражением, что в нашем случае было как нельзя кстати.
Когда я нес дежурство, то старательно прислушивался к звукам, доносящимся из кустов.
Крысы дрались из-за какой-то добычи, свинокрыс копал нору и обустраивал свое жилище.
Ближе к утру ему пришлось оборонять его от посягательств крыс. Со стороны пустыни
слышались шорохи скорпионов и ящериц. Один раз на расстоянии в сотню ярдов
прошествовала группа гекко. Я знал, что существуют несколько разновидностей гекко,
однако не смог определить, какие именно нам встретились. Я уже приготовился к бою и едва
не разбудил Фила, но, к счастью, ящерицы-мутанты не приближались к зарослям, опасаясь
каких-то своих врагов. Людей здесь не было, поэтому животные решали проблемы
пропитания, конкурируя друг с другом. Но я не сомневался, что питательное человеческое
тело легко включалось их рацион, как только обнаруживалось в пределах досягаемости.
    Следующий день должен был принести нам окончательный ответ, что мы видели в
небе той ночью: летающую машину людей в силовых доспехах, древнюю ракету или
упавшую звезду. Я хотел немедля отправиться в путь, но надо было дать возможность
отдохнуть Филу, который до этого следил за спокойствием моего сна.
    Звуки ночи сменились дневными вместе с восходом солнца. От его первых лучей Фил и
проснулся. Пока он завтракал, я вошел на несколько ярдов в заросли и стал осматривать
местность: на первый взгляд, вокруг не было ничего примечательного, такие же трава,
деревья и кусты, что и по ту сторону хребта. Быть может, деревца пониже да колючки на
кустах длинней. Было интересно обнаружить примятую траву и клоки шерсти на месте
услышанной ночью крысиной разборки и найти нору свинокрыса.
    Фил уже был готов к дороге, и мы тут же выдвинулись.
    Он все чаще поглядывал на счетчик Гейгера и все больше хмурился. Через пару часов
ходьбы остановился и достал из рюкзака две полоски ткани, что припас заранее. Молча
протянул мне одну и вторую повязал себе, защищая рот. Понятно, тут уже все серьезно.  
Сразу стало труднее поддерживать ритм дыхания, а жара между тем усилилась. Через час
Фил остановился и указал рукой вперед. Я подошел к нему и встал рядом: вдали виднелся
черно-серый круг диаметром ярдов триста, а в его центре — куча вздыбленной земли.
    Фил через прицел винтовки внимательно осмотрел местность и прошептал:
    — Никого.
    Мы переступили границу выгоревшего круга и стали осторожно приближаться к
центру. На пепле от травы четко отпечатывались наши следы, но и других тут было немало.
Правда, человеческих я не заметил, а звериных было множество. Пересекли мы и один след
таинственного существа, которого так опасался Фил. Но сейчас любопытство пересиливало
чувство самосохранения. Ведь мы находились на подходе к цели, которая долгое время
казалась недосягаемой.
    Земля впереди была разодрана так, будто тяжелый предмет размером с дом врезался в
поверхность и пропахал не меньше сотни ярдов. Внезапно Фил резко остановился и
встряхнул счетчик Гейгера. Взглянул на табло еще раз и жестом подозвал меня, развернув
аппарат так, чтобы я смог видеть экран. Счетчик показывал ноль. Такого не бывало даже еще
до войны. Чтобы радиация была на нуле в Западной радиационной пустыне — невероятно!
    Фил встряхнул прибор еще раз — тот же результат. Он закинул счетчик за спину и
перехватил на изготовку оружие. Я крался рядом.
    Шаг за шагом напряжение росло. Мы шли на цыпочках, стараясь не издавать ни звука,
готовые к любому подвоху и опасности. Нас окутала непривычная тишина, вокруг уже не
ползали крысы и под ногами не шуршали насекомые. Живность избегала этого места. До
кратера оставалось около двадцати ярдов, когда я увидел какой-то грязно-белый крупный
предмет, торчащий из-за отвала земли. Мы продолжали приближаться к кратеру. Наконец
мы достигли гребня и заглянули внутрь.
    — Что это? — только и смог спросить я.
    — Черт побери, они все-таки прилетали! — воскликнул Фил.
    
Глава 3
    
    — Кто? — не понял я.
    — Инопланетяне.
    В круглой яме, глубиной до пяти ярдов, лежал странный предмет, напоминающий две
сложенные кромками тарелки. Белые плитки, из которых был облицован объект, были
опалены, а снизу чернело отверстие открытого люка. Диаметр диска составлял не больше
восьми ярдов, а в середине было шарообразное утолщение.
    Фил спрыгнул в яму и стал подбираться к люку, держа наготове оружие. Я остался
прикрывать снаружи.
    Я и представить себе не мог, кто такие инопланетяне. Наблюдая за напарником, я
пытался осмыслить его слова. Неужели это люди с других звезд, неужели они прилетели к
нам, неужели мы сможем общаться с ними? Откуда они, что хотели увидеть здесь, почему
выбрали для посадки именно наши места?  Хотя, если вспомнить обстоятельства падения
этой тарелки и оценить силу, с которой она выбила кратер в земле, можно было сделать
вывод, что посадка у инопланетян вышла совсем не мягкой. Да и приземлялись они с
большим шумом. Вопросов было еще множество. Я осмотрелся, выискивая возможные
источники опасности. Убедившись, что к нам никто не подкрадывается, я уже не мог
сдерживать свое любопытство. Будто догадавшись об этом, напарник позвал меня со дна
кратера:
    — Эд, скорее сюда!
    Я спрыгнул вниз, прокатился по осыпи и в несколько прыжков оказался рядом с
Филом.
    У нас под ногами лежало тело. Я был наслышан о множестве радиоактивных уродцев,
но существо, лежавшее у выхода из летающей тарелки, не походило ни на одно из известных
мне животных или мутантов. Тонкокостное, хилое, оно было скрючено в конвульсиях, а
лицо обращено к небу. Тонкий безгубый рот, белая кожа, туго натянутая на череп, две дырки
вместо носа и два огромных черных глаза без зрачков. Форма головы тоже не походила на
человеческую: очень большая, и в ней, вероятно, должен был располагаться такой же
огромный мозг. Если судить об уме по величине мозга, это существо должно было быть
чертовски умным. В правой руке инопланетянина был зажат предмет, поразительно
напоминающий пистолет. Мы не решились прикасаться к телу и полезли в люк. Внутри
лежал еще один пилот — со свернутой шеей. Похоже, пришельцы действительно потерпели
крушение. Маневр по перескакиванию горного массива, что я видел три недели назад, был
последним, который смогли сделать пилоты перед окончательным падением.
    Оборудование тарелки внешне не пострадало, но не функционировало: то ли
сломалось, то ли было отключено. Интерьер походил на рубку управления, где были
установлены два кресла для пилотов. Приборные панели выглядели как монолит, так что
нигде нельзя было рассмотреть шва или стыка. Если в «человеческих» приборах
большинство кнопок, мониторы и корпуса имеют квадратную или прямоугольную форму, то,
судя по оборудованию тарелки, на другой звезде предпочитали овал. Панели меняли свою
структуру, прозрачность и цвет так, будто это куча разноцветного желе начала таять на
ярком солнце, да и застыла на середине процесса. В центре отсека стояла толстая колонна,
усеянная непонятными то ли кнопками, то ли символами, то ли узорами. Перед сиденьями
для пилотов располагалась большая овальная панель. Передвигаться внутри нам
приходилось, низко пригнувшись, — отсек явно не был предназначен для таких здоровяков
как мы.
    Мы снова выбрались наружу и уселись на скинутые рюкзаки. Когда шок от увиденного
немного прошел, Фил начал говорить.
    — Просто с ума сойти. Ведь никто не поверит, что такое возможно. Я даже не
представляю, как мы можем прихватить отсюда что-либо. Тарелка имеет невероятную
прочность — она выдержала такой удар, но даже механизм отпирания люка не заклинило. А
вот пилоты пострадали. Первому сразу конец наступил, второй еще смог выбраться.
Интересно, что его убило: наш воздух или последствия удара?
    — Они пролежали здесь четыре недели, но не разложились, и крысы их не съели, —
вставил я свое слово.
    — Крысы, как видишь, сюда вообще не суются, как и прочие твари. Сдается мне,
сейчас здесь самое безопасное место вообще во всем нашем мире. Радиации нет, воздух не
отравлен, зверей нет, а бандиты боятся пустынных монстров. Воды только нет. — Фил
задумался, будто и вправду решил тут жить остаться.
    — Ага, и за пределы круга не выйдешь. И еще, неизвестно, как поведут себя
супермутанты. Они разумные, как и мы, и если захотят, то легко доберутся сюда.
    — Тоже верно. — Фил посмотрел на лежащее у наших ног существо. — Даже не
поймешь, мальчик это или девочка. Или это такая одежда, а под ней еще более хилые тела?
Хотя меня больше интересует, что за предмет он держит в руке. Ставлю сто золотых, что это
пистолет. Я бы только с оружием на улицу вышел, если б прилетел в чужой мир и так
долбанулся.
    — А представь: вдруг это граната, и он держит спусковую скобу. Сейчас мы ему
пальцы разожмем, и тут все взлетит на воздух.
    — Все может быть. Но что же нам делать? Не возвращаться же назад с пустыми
руками?
    Фил наклонился, вырвал из пальцев инопланетного трупа его оружие и принялся
оценивающе его разглядывать.
    — Точно, смотри, вот рукоять, вот спусковой крючок. Наверняка энергетическое.
Интересно, какое питание оно использует.
    Я взял в руки таинственный предмет. Да, это явно был пистолет. Рукоять рассчитана на
четырехпалую руку. Оружие выполнено в том же неземном стиле, что и приборные панели
корабля — ни одной прямой линии, ни одного угла, ни одного стыка. Вместо ствола —
какая-то желтая лампочка, вместо рукояти — скоба, вместо корпуса — несколько дисков.
Пистолет легкий, так что вести стрельбу, наверное, достаточно просто.
    — Испытать хочешь? — Фил правильно понял мои намерения.
    — Ага. Но я лучше на крысах. Вот выберемся отсюда и постреляем.
    — Не забудь, что, скорее всего, боезапас ограничен.
    — Да, придется экономить или просто придумать замену. — Мне не терпелось
попробовать.
    Фил снова заглянул в люк.
    — Надо решить, что отсюда мы возьмем и как это сделать. Если даже удар ничего не
разрушил.
    — Фил, поищи оружие у второго пилота.
    — Ага. — Он полез внутрь, а я стал разбираться с пистолетом. Ведь в нем должен быть
еще и предохранитель, чтобы не отстрелить себе что-нибудь, просто засунув за пояс. Но,
взглянув на мертвеца, я понял, что за пояс инопланетяне ничего не засовывали, так как
поясов у них просто не было. Удивительно: научиться летать среди звезд и не изобрести
одежды — странная раса. Я приладил пистолет в руку инопланетянину, чтобы понять, как он
его держал. Никаких переключателей или кнопок я не нашел.
    — Второй безоружный. Эд, иди сюда, взгляни.
    Я забрался внутрь, пытаясь привыкнуть к полумраку.
    Фил стоял возле второго инопланетянина. Удар был столь силен, что позвоночник у
пилота не просто сломался, но и порвалась кожа на месте перелома. Фил указывал на разрыв
в коже. Запекшаяся кровь существа была серой и полупрозрачной, а кости белыми, как и
кожа. Прикоснувшись к кости, я почувствовал, что на ощупь она мне странно знакома, будто
такого материала уже касались мои руки. Присмотревшись, я с удивлением понял, что кости
существа больше всего напоминали пластик.
    — Похоже на биороботов, — угадал ход моих мыслей Фил. — Очень
предусмотрительно. Зачем посылать к нам живых, если можно прислать машины?
    — Возьмем одного с собой? Я не думаю, что они тяжелые, а доказательства наших слов
пригодятся.
    — Что-то не привлекает меня перспектива тащить такой труп у себя на горбу. Давай
сначала попробуем что-нибудь другое открутить или снять.
    — Что именно?
    — Тут все намертво припаяно. Может быть, снаружи есть повреждения?
    — Сейчас глянем.
    Я выбрался и стал пробираться к той стороне аппарата, на которую пришелся основной
удар при столкновении с землей. Она была погребена в земле, поэтому пришлось начать
раскопки. Камни и почву было сложно разгребать без подручных средств, но большие
оплавленные куски легко отделялись руками. Поработав несколько минут, я смог разглядеть,
что с этого края тарелка повреждена: обшивка дала трещины, белые пластины расползлись и
между ними можно было просунуть какой-нибудь рычаг. К сожалению, кроме ножей или
оружия, у нас ничего не было. Попробовав ножом, я понял, что лезвие быстро сломается.
Поэтому вытащил магазин у своего пистолета-автомата, разложил приклад и попытался
применить его. Просунуть в щель одну сторону штампованного приклада удалось легко.
Кое-как поддев пластину, я принялся ее раскачивать в надежде отломать. Поначалу она
поддавалась туго, но постепенно разбалтывалась все сильней.
    Тем временем Фил взобрался на гребень отвала, оглядывал местность и скептически
оценивал мои действия.
    — Идет помаленьку, — сообщил я ему.
    В результате после получаса издевательств над космическим телом и автоматом у меня
в руках оказалась белая пластина из неизвестного материала и оружие с испорченным
прикладом.
    Ничего, кроме этого трофея, мои действия не принесли. Под пластиной оказалась
совершенно непонятная поверхность, отделить которую не представлялось возможным с
нашим снаряжением. Казалось, что внешние пластины крепились просто на сверхмощный
клей. Деталь обшивки, что мне досталась, была прямоугольной, размером полфута на фут и
толщиной в пятую часть дюйма, очень легкая и гладкая, словно после полировки — копоть и
грязь стерлись одним движением рукава.
    Мы пообедали в тени летающей тарелки, поглядывая на труп биоробота, лежащего
неподалеку. Нам предстояло решить много вопросов. Фил размышлял вслух:
    — Целиком мы ее не утащим. Но и вытащить приборы не представляю как. Остается:
один пистолет да эти два чудика.
    — Знаешь, Фил, при всем уважении к мистеру Мордино, я не хотел бы отдавать в руки
этого мафиозного царька инопланетное оружие. Думаю, эта штуковина, — я поиграл
пистолетом, — имеет немалую мощь. Поэтому отдавать ее в руки бандита, к тому же
располагающего кое-каким научным потенциалом, просто неразумно и опасно. А если он
раскроет принцип стрельбы и наделает себе кучу таких пушек? Что будет потом?
Уничтожение Сальваторе? Я не думаю, что на этом он остановится.
    — Эд, я тебя понимаю, но что еще мы можем принести? Одного из этих серых? Или
твою пластину? Догадываешься, что он нам скажет?
    — А что, думаю, пластину можно использовать как броню, ведь она такой удар
выдержала и даже не поцарапалась.
    — Да, это плюс. Таких надо побольше выломать. Эх, зря мы динамиту не взяли.
Разнесли бы к чертям собачьим эту хреновину. Может, и правда принести Езусу пришельца?
Тоже ведь механизм. По крайней мере, в подтверждение наших слов.
    — Если б он живой был, да рассказать мог, откуда и зачем прилетел…
    Фил задумался, а меня осенило:
    — Фил, а давай мы этот пистолет отнесем в Братство Стали? Там, надеюсь, нам
заплатят столько, чтобы мы смогли вернуть долг Мордино.
    — Сам подумай, что он решит, если ты заявишься через четыре недели и отдашь
деньги. Любой крото-крысс поймет, что ты продал находки на сторону и только откупаешься
от него. Предательство Мордино не прощает.
    — А если у Братства Стали попросить какие-нибудь старые железяки, которые
выглядят достаточно технологично?
    — Уже более дельное предложение, но хорошо бы, чтоб наши подарки принесли
какую-нибудь пользу этому мафиози. Иначе он еще чего-нибудь выкинет или попросит
«сделать одолжение». Я не хочу, чтобы у Китти снова возникли проблемы. И вовсе не
улыбается горбатиться на этого толстого хрена.
    — Да, уж лучше бы тут, действительно, упал летающий аппарат тех людей в силовой
броне. Все было бы гораздо проще. А давай пистолет испытаем?
    — Давай.
    Мы решили не собирать рюкзаки и вышли из борозды, проделанной летающей
тарелкой. Пройти предстояло все две пары сотен шагов, с такого расстояния мы заметили бы
любое крупное существо, вздумай оно посягнуть на наши вещи. В руках у нас осталось лишь
оружие, а на лицах — противопыльные повязки, и еще я захватил кусок мяса — привлечь
жертву. За пределами какого-то отпугивающего поля, генерируемого поврежденным
аппаратом, жизнь шла своим чередом, поэтому выбрать крупную крысу в качестве мишени
не составило труда и ждать пришлось недолго, достаточно было бросить приманку на десять
ярдов от себя. Для начала я взял оружие и постарался перехватить его так, как это сделал бы
четырехпалый инопланетянин. Как только пальцы легли куда надо, оружие ожило — издало
низкий гудящий звук и, кажется, слегка завибрировало, а слева вдоль ствола протянулась
красная светящаяся полоса.
    — С предохранителя снял, — прокомментировал Фил.
    Осталось выбрать жертву.
    Голодное существо быстро нашло кусок мяса по запаху. Мне повезло, это оказался
крупный свинокрыс. С такого расстояния животное не представляло для меня сложной
мишени, а вот прицельное приспособление на пистолете было рассчитано явно не для
человеческих глаз. Наведя оружие на цель, я нажал на спуск. Оружие странно взвизгнуло, и я
не почувствовал никакой отдачи. На секунду звук низкого гудения пистолета изменился, но
тут же вернулся прежний тон. Но самое интересное произошло с жертвой — несчастное
животное… исчезло. Точнее, оно просто превратилось в пепел, который еще мгновение
сохранял контуры тела, а потом осыпался и развеялся ветром. Этого мы никак не ожидали.
    — Мда-а-а, — протянул Фил, — с таким оружием на охоту не сходишь.
    — Может, все зависит от массы тела, — предположил я, — а взрослого брамина он
хорошенько прожарит. Только надо сначала специями натереть и посолить.
    — Кстати, глянь на красную полосу.
    Я посмотрел на пистолет и с удивлением заметил, что полоса на стволе стала короче,
совсем на малую часть, но заметно.
    — Боекомплект ограничен, — сообразил Фил. — Интересно, а можно приспособить к
нему атомные батарейки? Хотел бы и я пальнуть, но если тут немного зарядов, то лучше не
стоит — пустыня большая, найдутся мишени и посерьезнее.
    Мы вернулись к инопланетному аппарату, и я принялся выламывать еще одну пластину
при помощи ранее добытой. Я поддевал трещины углом пластины и, прилагая все силы,
грубо отжимал куски обшивки. С каждым движением ломать становилось проще. С хрустом
отошел второй лист, и я принялся за следующий. Фил ковырялся внутри. Внезапно я
почувствовал ногами вибрацию корпуса тарелки, а из люка донесся крик Фила:
    — Скорее сюда!
    Я как раз выломал третий лист обшивки и вместе с добычей спрыгнул внутрь. Там
разливался голубой пульсирующий свет.
    — Смотри, — Фил указал на центральную колонну, которая моргала голубыми огнями
и вся покрылась светящимися пятнами.
    — Что это?
    — А хрен его знает, но кажется, я завел двигатель. Может, взлетим сейчас?
    — Ага, эти двое уже полетали. Что ты сделал?
    — Нажимал на все кнопки подряд… по крайней мере, я думаю, что это кнопки.
    Я обратил внимание, что светится не только ось тарелки, но появилась длинная
надпись на мониторе перед пилотом, свернувшим себе шею. Надпись моргала в такт
вспышкам света в салоне, и постоянно менялись символы. Причем, чем правее находились
знаки в строке, тем менее подвижны они были. На уши стал давить неприятный звук.
Собственно, звука мы не слышали, но ощущение было неприятное.
    — Фил, ты читать умеешь? Как думаешь, на каком это языке?
    — Умею, но только на английском, как и ты. Вряд ли язык этих пришельцев известен
кому-нибудь на Земле. Хотя… — он вгляделся в мельтешение непонятных букв. — Есть у
меня одно предположение.
    — Какое? — Я с интересом посмотрел на него. Неужели он и инопланетный язык
разберет?
    — Это обратный отсчет.
    — Что?
    — Сам подумай, ты посылаешь на разведку двух человек… или роботов. Они могут
наладить отношения с новой цивилизацией, или предъявить ультиматум, или собрать
образцы животных и растений и улететь…
    — Ну?
    — …Эд, не перебивай… А могут попасть в плен или погибнуть, а их аппарат останется
в руках существ с другой планеты. Если жители этой планеты очень дикие, они будут просто
нажимать все подряд кнопки, а если умные, то разберутся со способом перемещения между
звезд и отправятся на родину этого аппарата. Мы можем представлять угрозу для существ,
создавших эту машину.
    — Все, я понял. Значит, это бомба, и надо отсюда валить как можно быстрее.
    — Точно. Итого, у нас пистолет и… Сколько ты там деталей оторвал?
    — Три пластины обшивки.
    — У нас пистолет и три куска обшивки. Не самый удачный улов, учитывая степень
риска. А сейчас пора бежать.
    Мы посмотрели на табло. Значки по-прежнему мельтешили, но строка короче не стала.
Возможно, у нас есть еще время.  Фил шарил по внутреннему отсеку тарелки в надежде
оторвать еще какую-нибудь деталь, но устройство было сработано на совесть, будто
разработчики предвидели такую ситуацию.
    Я сунул пистолет себе за пояс, а детали обшивки упаковал в рюкзак. Торопливо
собравшись, мы отправились к ближайшему изгибу русла.
    — Главное — спрятаться в складках местности, — на ходу объяснил выбранное
направление Фил.
    — Думаешь, так сильно рванет?
    — Представь, эта машина создана для того, чтобы летать меж звезд — сколько энергии
в ней заключено. Такие технологии: броня, реактор, полет — все взорвется к чертям. Как
обидно-то. Можно было бы восстановить земную цивилизацию и даже развить ее сильнее,
чем до войны. Мы и правда примитивные дикари для этих гостей со звезд.
    Несмотря на бег, Фил продолжал болтать о том, как замечательно было бы узнать все
секреты инопланетян. Кажется, он корил себя за то, что случайно запустил таймер.
    — Может, это и не обратный отсчет, а, например, время до старта обратно к звездам.
    — Все равно для нас такое добро пропадает.
    — Может, так и задумано… — продолжал я утешать напарника.
    — Ага, четыре недели пролежало, а теперь вдруг решило взорваться.
    Машина инопланетян осталась далеко позади. Солнце клонилось к закату, прочерчивая
по земле наши длинные тени. Из-за них нас можно было разглядеть издалека, да и топали
мы, не задумываясь об опасности, и рисковали быть обнаруженными хищниками —
четвероногими или двуногими — не важно. Сейчас главное было — убраться подальше от
места возможного взрыва.
    Мы вломились под кроны деревьев и спустились в долину, на несколько ярдов ниже
уровня прерий. Только тогда Фил перешел на шаг, а затем остановился отдышаться.
    — Если у тарелки мощность ядерной бомбы, то уже не должно накрыть, — глотая
воздух через повязку, сказал он. — Но нужно решить, куда идти дальше. В Нью-Рено или
Сан-Франциско?
    — Давай отдадим Мордино бронепластины, а пистолет оставим у себя или отнесем в
Братство Стали.
    — Может, лучше наоборот? Расстреляем весь боезапас и отдадим Мордино. У Братства
технологии выше, они смогут разобраться, что за материал пошел на обшивку тарелки, и
смогут смоделировать его. Нам-то все равно, а им это пригодится. Значит, заплатят.
    — Фил, я понимаю, у тебя там Китти, но отдавать бандиту мощное оружие…
    — Так ведь без патронов.
    — А если его техники сумеют приспособить наши батарейки?
    — Его техники только в наркоте разбираются. А может, в этом оружии такая же бомба,
как и в тарелке — если вскроешь, все взорвется?
    — Тогда б уже взорвалось. Ладно, черт с ними, уеду и никогда больше не появлюсь в
Нью-Рено, пусть Сальваторе с Мордино друг друга перестреляют энергетическим оружием,
главное, меня там не будет. — Я махнул рукой.
    — Эд, здравая мысль. Теперь другое дело. Надо решить, куда двигаться по руслу: на юг
или на север. Пойдем на север — придем в Реддинг. А если пойдем на юг, через два дня пути
свернем строго на восток и попадем в Нью-Рено. Иными словами, на юг — короче, но
опаснее. Я — за короткий путь.
    — Пожалуй, я тоже. В конце концов, у нас есть инопланетная пушка.
    
Глава 4
    
    Пробираться в зарослях было трудно, но только это гарантировало наше выживание в
случае большого взрыва. Когда начало темнеть и невидимые ветки стали хлестать по лицу, я
предложил выбраться наверх.
    — Пойдем по краю. Если увидим вспышку — успеем спрыгнуть.
    — Если увидим вспышку, то это будет последнее увиденное нами в этой жизни. Ладно,
остаться без глаза, наткнувшись на ветку, а потом узнать, что надпись на колонне означала
«Добро пожаловать» — тоже невеселая перспектива. Идем по краю, но предельно быстро.
    Не выбираясь из ложбины, мы наспех перекусили и проглотили по одной таблетке
«Рад-Икс». Тарелка была не радиоактивна, но профилактика от заражения в этой местности
не помешала.
    Тяжело шагать, постоянно ожидая нападения спереди или справа, плюс вспышку
ядерного взрыва за спиной, да еще с тяжелым рюкзаком за плечами. Мы шли до тех пор,
пока на небе не появились звезды, а темнота стала такой, что нельзя было разглядеть пальцы
на вытянутой руке. Фил замедлил ход и оглянулся:
    — Неплохо прошли. Теперь можно быть уверенным, что ядерный взрыв фатальным не
будет, а остальное в наших руках. Правда, остается вероятность водородного. Но в таком
случае для безопасности нам еще пару дней шагать.
    — Он настолько сильней?
    — Да, в среднем в тысячу раз.
    — Ничего себе. Тогда чего мы остановились?
    — Я думал, что ты устал.
    — Лучше я буду голодный, уставший и живой, чем сытый, выспавшийся и мертвый.
    — Мудро не по годам. Давай хотя бы поедим.
    Мы снова залезли в мой сухой паек. Оставалось там уже немного, скоро предстояло
перейти на припасы Фила. Дорога же впереди была неопределенной длины. По обе стороны
пересохшего русла по-прежнему стояли невысокие, но крутые скалы, которые мы
старательно обходили стороной. Но один из утесов находился практически на берегу,
вынуждая делать выбор: либо обходить опасное препятствие по широкой дуге в чистом поле,
либо красться сквозь заросли у скалы в надежде никого не встретить.
    — Что делать будем?
    — Самое умное решение — заночевать здесь, а поутру просочиться через заросли.
Неизвестно, на какое время установлен таймер, но чем больше времени пройдет, тем больше
вероятность, что рванет именно сейчас. Выходить сейчас в пустыню — это перечеркнуть все
наши старания за весь день. Но и в заросли ночью лезть опасно.
    В подтверждение его слов впереди за утесом раздался приглушенный взрыв и
автоматные очереди. Фил упал, будто сраженный пулей, но затем стал резво отползать в
сторону русла. Я повторил его действия с полусекундной задержкой. А бой впереди только
начинал разгораться. К разрывам гранат добавился вой крупнокалиберного многоствольного
пулемета. Я такой слышал лишь однажды, на городском празднике, когда шериф Маркус
показывал возможности своего оружия. До места схватки было около полумили. Я
подобрался к Филу и шепотом спросил:
    — Какие планы?
    — Ввязываться в чужие разборки — верх глупости. С другой стороны, там, похоже,
воюют люди против мутантов. Можно попытаться помочь собратьям, а можно дождаться,
когда победитель уйдет с поля боя. Нам наверняка достанется какая-нибудь добыча.
Мутантам-пулеметчикам не нужно золото.
    Мы снова спустились в русло и стали крадучись пробираться к месту боя. Перестрелка,
кажется, только усилилась, и не было ни малейшего намека на то, в чью пользу сейчас
перевес.
    Когда до «горячего» места осталось менее трехсот ярдов, а кроны над головами стали
пронзать одиночные шальные пули, Фил встал на четвереньки и передвигался уже
перебежками от ствола к стволу. Я старался перенимать все его движения и повторял
перемещения параллельно его пути. Последние пятьдесят ярдов до места схватки мы
проделали ползком, причем Фил скинул свой рюкзак, выудил оттуда пару пачек патронов
для снайперской винтовки и сделал знак двигаться за ним. Мне было сложнее: два вида
оружия требуют разных патронов. Пара рожков для «МП-9» у меня были на поясе. Поэтому
я прихватил одну пачку патронов для автомата и одну — для винтовки и пополз вслед за
Филом.
    Тот уже затаился, пытаясь разобраться в подробностях перестрелки. Я тоже
прислушивался, хотел определить по звуку знакомые мне виды оружия. Получалось слабо —
практически всё вооружение было мне незнакомо. Бой происходил с другой стороны скалы,
так что никто из его участников не видел ни нас, ни место падения инопланетного аппарата.
У скалы и в небольшом гроте засела большая группа людей. Именно они палили из
автоматов и временами швыряли странные гранаты, разрывавшиеся зеленой вспышкой, с
шипением. Со стороны пустыни их атаковали монстры и вооруженные мутанты. В темноте и
при свете звезд очень сложно было разобраться, какие именно враги наседают на людей, но
временами взрывы гранат или пулеметные залпы освещали заросли и невиданных чудовищ.
У входа в пещеру лежала пара крупных, явно не человеческих тел.
    — Весь зверинец Повелителя собрался, — прошептал Фил.
    — Кто?
    — Похоже, здесь пять мутантов с тяжелым оружием, несколько летателей и
псевдокентавров. С этими ребятами нам тягаться бесполезно. Разве что посмотреть на исход
боя… людей-то много.
    Один из мутантов пальнул из гранатомета. Заряд промчался через заросли и врезался в
землю почти у входа в грот. При вспышке было видно, как летят в разные стороны
человеческие тела. Другой мутант поливал из пулемета, пули крошили камень и выбивали
искры. Очередь резко оборвалась и послышалась грубая ругань: у пулеметчика кончились
патроны. Он бросил оружие на землю и стал что-то надевать на руку. Насколько я знал
повадки мутантов, скорее всего это был шипастый кастет — опаснейшее оружие в
рукопашной схватке с мутантами.
    А к входу в пещеру устремились существа еще страшнее мутантов с кастетами.
Первыми подошли два странных существа ростом под три ярда каждый, за ними — грузный
монстр с большим количеством лап. Мутанты не торопилась идти вперед, доверяя грязное
дело своим животным.
    — Людишек много. У них хорошее оружие, — услышали мы низкий хриплый голос. —
Что им понадобилось в нашей пустыне?
    — Все равно. Сегодня вкусно поедим.
    Я вдруг понял, что они имеют ввиду не запасы провианта в рюкзаках этих людей.
Мутанты надеются «вкусно поесть» именно человечиной. Эта догадка совсем не вязалась с
тем образом мутантов, что закрепился у меня с детства. Да, они были большими и
страшными, но в своем городе я никогда не видел их агрессивными. Впрочем, люди тоже
разные бывают, и мне уже приходилось их убивать.
    Из пещеры тем временем полетели гранаты. Также атаку мутантов встречали щедрые
автоматные очереди. Мощных тварей это не останавливало. Правда, одна из них покачнулась
и стала падать. При разрыве очередной зеленой гранаты я увидел, что за форма тела у этой
твари. Больше всего она была похожа на огромного плоского червя, с крупной головой,
состоящей из щупалец, которую поддерживало на высоте тонкое изогнувшееся тело,
опиравшееся на такой же плоский упругий хвост. Не хотелось даже думать о том, что делает
с человеком это немыслимое существо, когда он оказывается в ее власти.
    Фил прокомментировал:
    — Летателя завалили.
    Теперь я понял, почему существо по прозвищу «летатель» считалось чуть ли не самым
ужасным в пустошах.
    Из-за спин мутантов выползло еще одно неказистое тело на нескольких лапах.
    — Кентавр, — услышал я над ухом шепот Фила.
    Бой перемещался все глубже в пещеру. К звукам стрельбы добавились громкое
противное чавканье и крики боли: монстры добрались-таки до жертв.
    — Идем, — прохрипел один их мутантов.
    — Стой, — вдруг сказал другой, — слушай.
    Я замер. Неужели нас засекли и сейчас жахнут по нам из гранатомета?
    В ночной тиши послышался стрекот, который нам с Филом однажды уже приходилось
слышать в горах к северо-западу от Нью-Рено. Только этого нам и не хватало!  Я вспомнил
наше ночное бегство, красные лучи лазера, искавшие меня, тяжелые струи воздуха,
пригибающие к земле. Не хотелось, бы переживать заново такое, тем более, что нет
поблизости никакого города, где можно было бы спрятаться.
    Стрекот приближался.
    — Летающие машины. У них есть сканер движения, и свидетелей они оставлять не
любят, — обреченно прошептал Фил. — Единственная надежда, что они займутся
мутантами, а нас примут за животных.
    — Надо прятаться в пещеру! — решили мутанты. У меня создалось впечатление, что
эти аппараты не вызывают у них удивления, значит, они уже знакомы с людьми в силовых
доспехах.
    Послышалось клацанье затворов, и тени врагов метнулись в сторону пещеры.
    Затем все стихло. Кто вышел победителем в схватке под сводами пещеры, мы так и не
смогли понять, увлеченные звуком приближающейся машины новых врагов. Перед собой
мутанты пустили кентавра: отличный способ проверки. Тут же захлопали одиночные
выстрелы, почти все они попали в цель — кентавр завопил. В пещеру бросились мутанты, и
тут же раздались их вопли, затем длинная очередь, а потом мы слышали лишь хищное
чавканье и человеческие крики ужаса и боли. У людей кончились патроны, и они погибли.
Потери бойцов армии Повелителя тоже были немаленькие, но сейчас они из победителей
сами превратились в запуганную жертву — стальные люди на летающих машинах пугали
даже их.
    Внезапно струи яркого света ударили в поляну перед пещерой. Над деревьями завис
один из двух стальных жуков. От его тела протянулись четыре троса, по которым стали
спускаться люди в силовых доспехах. Вторая машина начала совершать облет горы. Она
медленно проплыла над нами, и воздух загудел в ветвях деревьев. Я сжался и замер, жалея,
что не могу на несколько минут превратиться в безжизненный камень. Не знаю, о чем думал
Фил, но подозреваю, что его мучили те же мысли. Если мутантов можно обойти стороной,
или, на худой конец, даже попытаться вступить с ними в схватку, то против стальных людей
на летающих машинах мы были бессильны. Разве что применить инопланетное оружие…
Высадив десант, аппарат поднялся выше и стал искать место для посадки, свободное от
деревьев.
    До меня донеслись голоса:
    — Скопление целей в пещере! Шесть целей, левее на берегу! Движение спонтанное,
скорее всего это животные. Цель — занять пещеру. Помните, один человек нужен живым.
    Когда я понял смысл услышанного, то возблагодарил всех свинокрысов и диких собак,
что сейчас подбирались ко мне с тыла. Ведь благодаря им меня благополучно записали в
один отряд со зверьем. Я осмелел настолько, что лег поудобнее и стал следить за боевыми
действиями у пещеры. Стальные бойцы были вооружены всерьез: несколько — длинными
винтовками, у одного — шестиствольный пулемет.
    Первое, что они сделали — это швырнули в пещеру гранату. Та озарила своды зеленым
светом, при этом не поколебав скалу. В ответ раздался визг раненого животного: опять
зацепило кентавра. В свете фонарей, установленных на броне солдат, я впервые хорошо
разглядел, что же это за существо. У этой твари было две головы и шесть лап. Одна голова
сильно напоминала человеческую, только с трудом можно представить себе столь
безобразного человека — с выпученными глазами, сломанным носом и ртом, полным острых
зубов. Вторая голова была то ли собачья, то ли волчья, и очень большая. Грузное плоское
тело поддерживалось шестью лапами, напоминавшими человеческие руки. Как говорили
люди, эту тварь Повелитель создал как верную собаку для своих воинов. Но невозможно
было себе представить, что надоумило его создать именно такого монстра.
    Впрочем, этот монстр не испугал людей в силовых доспехах. Сначала пулеметчик дал
длинную очередь практически в упор. От монстра полетели куски мяса, но невообразимым
образом он продолжал наступление. Тогда бойцы с длинными винтовками выстрелили
одновременно, и два красных лазерных луча отрезали кентавру обе головы. Такого
повреждения не смогло бы выдержать ни одно из живых существ. Монстр осел, а затем
распластался на земле и затих, лишь кровь шумно плескала, вырываясь из перерезанных
шей. Не останавливаясь на достигнутом, бронированный пулеметчик вскочил прямо в проем
пещеры и принялся поливать очередями все, что только успевал заметить. Судя по рычанию
и проклятиям, кого-то из мутантов он и вправду зацепил. Боец израсходовал запас и вышел
от проема, чтобы перезарядить оружие. По отмашке командира с пистолетом вперед
выступили солдаты с лазерными винтовками. Они швырнули еще одну гранату и вошли под
своды. Чего они не ожидали, так это серьезного сопротивления. Когда из пещеры вылетела
ракета, никто к этому не был готов. Мы-то с Филом знали, что у мутанта еще осталось два
заряда, но бравые вояки забыли спросить об этом у нас. Снаряд, который создавался для
поражения тяжелой техники, врезался в грудь несчастному бойцу с лазерной винтовкой и
просто разорвал его на куски. Никакая броня не помогла. Второй не растерялся и успел
поразить гранатометчика, но и его самого отбросило взрывом. Из пещеры раздались рычание
и проклятия.
    Пулеметчик, стоявший в стороне от взрыва, только покачнулся и, захлопнув крышку
новой коробки с патронами, вскинул пулемет. Его явно не устраивало, что погиб напарник, и
он рвался в бой.
    — Стойте, — последовала команда. — Хватит нам одного убитого. Пусть сидят там.
Соберите Кенни и уходим.
    Бравые вояки подхватили части своего товарища и побежали к уже приземлившемуся
летательному аппарату. Я в очередной раз подивился, как легко удается передвигаться этим
махинам, да еще с тяжелым оружием в руках. Второй аппарат висел над входом в пещеру,
прикрывая отход. Из темноты показалось плечо и ствол базуки. Мутант успел выстрелить
вслед горе-бойцам, но промахнулся. Зато ударивший сверху луч лазера чисто отрезал руку
опрометчивому стрелку. Тот зарычал от боли и уполз вглубь.
    Я увидел, что Фил тем временем раскладывает не только снайперскую винтовку, но и
свою «духовушку». Он обернулся ко мне и только по губам я понял:
    — Готовься к бою!
    Я и так был готов: в руках — охотничье ружье, под руками — автомат, и рядом —
пистолет инопланетян. Неужели Фил хочет напасть на мутантов? С другой стороны, запас
боеприпасов у них истощен, все они ранены и устали, один вообще без руки. Заходило-то их
пятеро, а вот сколько выйдет — еще вопрос.
    Десантники забрались в машину. Лопасти снова стали набирать обороты, поднимая
пыль и застилая нам обзор. Из боковой турели вырвался еще один луч лазера и полоснул по
проему пещеры. Оттуда никто не высовывался, но стрелки решили предупредить любые
попытки открыть по ним огонь. Шесть опорных ног машины оторвались от земли, и,
натужно ревя, аппарат стал подниматься в небо.
    Звуки работающих двигателей медленно стихали, удаляясь на запад, пыль медленно
оседала, но враги не торопились покидать гостеприимные своды пещеры.
    К досаде неудачливых бойцов в стальных доспехах, и нашему сожалению, из пещеры
вышли все пятеро мутантов. Увлекшись боем, я и не заметил, что уже рассвело и можно
хорошо их разглядеть. У полуголых существ, которые когда-то были людьми, бугрились
узловатые мышцы, они тяжело перебирали громоздкими и израненными конечностями.
Один зажимал оставшейся рукой рану на плече, где когда-то была вторая рука. Второй
подвывал и держался за лицо. Третий пытался заткнуть прожженную дырку на плече.
Четвертый одной рукой все никак не мог пристроить на место здоровенный клок кожи с
бедра, другой рукой волоча пулемет. У пятого была обожжена спина.
    — Плазма их неплохо обработала, — прокомментировал Фил и принялся выцеливать
кого-то из пневматической винтовки.
    Тогда я понял, что за зеленые сполохи озаряли всю ночь поле боя: плазменные гранаты.
По поводу этого мощного и опасного оружия существовала поговорка: старайся всегда
оказаться на стороне тех, кто вооружен плазменными гранатами. Правда, сегодня
победителями оказались пятеро мутантов, хотя и сильно пострадавшие от разрывов плазмы.
    Фил нажал на спусковой крючок, и пулеметчик схватился за лицо.
    — Глаз!!! — прогремел разгневанный и испуганный рык.
    Трое мутантов принялись озираться в поисках того, кто в них стреляет, но Фил уже лег
и затих. Я тоже вжался в землю. Я понял идею напарника: расстрелять на подходе тех, кто
полезет в рукопашную.
    Я прикидывал наши шансы на победу. Итак, гранаты для базуки у них кончились, а
гранатометчик без руки. У одного пулеметчика кончились патроны, второго ослепил Фил.
Один мутант, похоже, изначально был без оружия, а вот пятый, что с обожженной спиной,
неожиданно для меня легко поднял какое-то громоздкое тяжелое оружие. Такой модели я
никогда не видел. Даже не удавалось понять, какой угрозы ждать, но Фил оставался спокоен
и продолжал целиться. Он выстрелил, и тот, с оружием, схватился за лицо.
    — Чуть-чуть в глаз не попал. Он там. Вали его.
    Фил выругался, отбросил «духовушку» и схватил снайперскую. Но я его опередил и
выстрелил в руку подстреленному Филом в лицо. Тот покачнулся, но устоял и оружие из рук
не выпустил. За его спиной шли еще два зеленых бойца, готовые порвать нас голыми руками,
хотя у одного из них руки как раз недоставало. Но главной целью оставался первый, с
непонятным оружием в руках. Пока я передергивал затвор, Фил выстрелил и пробил мутанту
коленную чашечку. Тот охнул и припал на колено. Завывая от боли, он поднял оружие и
выстрелил в нашу сторону. Расстояние между нами было ярдов тридцать, и когда мне на
встречу устремился огненный шар, я подумал, что нам конец. Струя огня выжгла полосу
сухой травы, и черная дорожка остановилась в нескольких шагах от моих рук. В лицо
ударила струя горячего воздуха. Спасая глаза, я зажмурился, на голове затрещали опаленные
волосы. Возблагодарив конструкторов тяжелого оружия, сделавшие огнемет мощным, но
недальнобойным, я снова припал к прицелу. В глазах еще прыгали зайчики, поэтому, не
мудрствуя лукаво, я выстрелил однорукому мутанту в грудь. На секунду он остановился,
удивленно уставился на рану в груди, а затем, издав рык, снова устремился на меня. Второму
Фил также выстрелил в грудь, но пуля мощной винтовки прошла навылет, вырвав еще кусок
мяса со спины. Монстр тяжело вздохнул, но, уже едва не падая, продолжил приближаться. Я
выстрелил из винтовки еще раз и понял, что пришло время для оружия ближнего боя.
Отбросив ружье, я схватил автомат и разрядил целый магазин в грудь и лицо ближайшему
мутанту, до которого оставалось не больше десяти шагов. Шквал свинца сбил его с ног, но
он все еще продолжал шевелиться и даже пытался встать. Мутант с простреленной грудью
медленно подходил к Филу. Тот привстал на колено, не спеша прицелился врагу в голову и
нажал на спуск. Пуля из винтовки, которая поражает человека с нескольких сотен ярдов,
пробила череп и разнесла на куски обратную сторону зеленой головы. Я сменил магазин в
автомате и стал стрелять однорукому по ногам. Четырех патронов хватило, чтобы поставить
его на колени. Бездыханное зеленое тело тяжело рухнуло у ног Фила, когда он снова обратил
внимание на стоящих вдалеке ослепленных противников.
    Тот, который пострадал еще в пещере, похоже, совершенно потерял ориентацию и тупо
стоял, прижав ладони к лицу. Второму из «воздушки» выбило только один глаз, так что,
оправившись от первого шока, он выбрал направление и решил просто сбежать. Он уходил с
поля боя медленно, то и дело натыкаясь на низкие ветви деревьев. Я прихватил
инопланетный пистолет и решил подойти к нему ближе.
    Фил меня понял.
    — Я прикрою, — донеслось сзади.
    Я обошел стороной бьющееся в конвульсиях однорукое тело и подкрался к бывшему
пулеметчику. Тот, приволакивая порванную ногу, пытался наощупь продраться сквозь
заросли. Подобравшись на подходящее расстояние, я прицелился и выстрелил одиночным из
автомата в уже поврежденную ногу мутанта. Пуля сорок пятого калибра ударила в икру, но
крепкие мышцы погасили ее энергию. Впрочем, кусок свинца на глубине в дюйм — это так
же больно, как и на глубине в два. Мутант споткнулся, но устоял, затем шагнул вперед. Я
подошел еще на несколько шагов и снова выстрелил в ту же ногу. На этот раз пуля сбила
монстра с ног. Он упал, но кое-как пытался ползти, подвывая от боли и обреченности. С
расстояния в десять ярдов я беспощадно выстрелил ему в основание черепа, а затем разрядил
в него весь рожок. Противник больше не двигался, и я решил, что пришло время испытать
подарок небес на единственном оставшемся в живых враге.
    Безглазый мутант продолжал брести в направлении Фила. Мой напарник приготовился
к выстрелу, но дал мне шанс сделать все самому. Обойдя мутанта по дуге, я встал так, чтобы
Фил оставался по левую руку и мог видеть, как я поднял мощное инопланетное оружие.
    На секунду мне стало жалко беспомощного монстра, которого насильно превратили в
тупую машину для убийства. Ведь когда-то это был человек, быть может, такой же охранник
караванов, как и я. Повелитель одно время активно охотился за караванами, ему требовалось
пушечное мясо. Исполнители его жестокой воли у него получались двух видов: тупые
агрессоры и могучие умные супермутанты, которые служили ему осознанно. После падения
Повелителя те, кто мог соображать, ушли из пустыни и отказались от жестокости в
отношении людей — таким был Маркус, шериф Броккен-Хиллс. Другие же не смогли найти
себя и продолжали бездумно бороздить пустоши в поисках новых жертв. И вот это безглазое
безмозглое существо со стальными мускулами принадлежало к виду агрессоров. Я
задумался, не отпустить ли его…
    Фил увидел мои колебания и негромко подсказал:
    — Освободи его, Эд.
    Да, этого человека насильно заковали в тюрьму уродливого зеленого тела, у него нет
надежды на потомство, нет надежды на спокойную жизнь, нет собственной воли, есть только
мания убийства. Освободит его душу только смерть. Мгновенная и быстрая.
    Я нажал на спусковой крючок. Мускулистое тело изогнулось в предсмертном болевом
шоке, и превратилось в облако пепла, развеявшееся над старыми разодранными штанами,
шипастым кастетом и медной серьгой, некогда висевшей в ухе. Еще секунду предсмертный
крик бродил в верхушках деревьев и скалах, затем все стихло.
    
Глава 5
    
    Перед нами расстилалось поле невиданного побоища. Люди, монстры, мутанты,
солдаты… Менее суток назад казалось, что ничего невероятнее инопланетного корабля быть
не может, а сегодня мы оказались единственными выжившими в таком бою. Мы именно
«выжили», поскольку победителями нас было сложно назвать. Расстрелять с пятидесяти
ярдов группу израненных мутантов — разве это победа?
    Для начала предстояло выяснить, действительно ли только мы двое остались целы.
Пока я ходил за нашими рюкзаками, Фил добил ножом тех мутантов, которые еще подавали
признаки жизни: то ли экономил время, то ли щадил мои нервы… Впрочем, призыв
«Освободи его» прочно засел у меня в сознании, так что я тоже был готов взять в руки нож и
начать «освобождать».
    Пока я возился с вещами, Фил осторожно обошел по кругу поляну перед пещерой и,
удостоверившись в безопасности, стал приближаться к входу. Я подходил с другой стороны.
Судя по сложенным камням и телам людей в серых накидках, оборону они держали сначала
у входа в пещеру. Может, у них просто был здесь лагерь, а может, они заранее готовились к
нападению. Стрелки скрывались за подготовленными брустверами из камней. Сухая кладка
прекрасно оберегала от стрелкового оружия, но слабо защищала от пуль крупнокалиберного
пулемета, который крошил и раскидывал камни в стороны. Но разметал оборону людей все
же мутант-гранатометчик. Следы разрывов чернели на камнях и скале, позади человеческих
укреплений.
    Я обратил внимание на необычное оружие, которым были вооружены погибшие люди.
Странный неказистый автомат, будто составленный из двух прямоугольных металлических
коробок, к которым приделали рукоять и оптический прицел. Да и люди были странные: все
одеты в серые робы, под которыми не было никакой брони.
    — Это хаббологи, — пояснил Фила. — Чего это их так далеко на север занесло?
Смотри, какое у них оружие — это «Хеклер Кох Г-11», к тому же модернизированный. Бери
все неповрежденные, они стоят бешеных денег. Если боеприпасов наберем достаточно, то
свой «МП-9» можешь сразу выкидывать. Теперь у тебя есть оружие громоздкое, но дико
убойное.
    Я решил повременить с мародерством и приблизился к пещере.
    — Погоди! Ты уверен, что хочешь туда войти? Там сейчас каша из людей и нелюдей,
приправленная плазмой.
    Я судорожно сглотнул.
    — Фил, если я хочу стать следопытом и разведчиком, как ты, я ведь должен быть готов
зайти в такую пещеру?
    — При условии, что станешь таким же черствым отморозком как я, который легко
убивает в спину и ласкает только свою винтовку.
    Я не ответил, задержал дыхание и шагнул под серые своды.
    Глаза еще не привыкли к сумраку, а ноги через несколько шагов окунулись в густую
жижу. Кровь супермутантов и людей, тела монстров, растворенные плазмой, — всё это
хлюпало под сапогами. Мерзкий запах ударил в ноздри, и я с трудом сумел сдержать
рвотный позыв. Хорошо еще, что ел очень давно.
    — Есть кто живой? — прохрипел я, выталкивая из легких отравленный воздух.
    Не дождавшись ответа, прошел дальше. Под ногами что-то хрустело, может, чьи-то
кости, а может, еще что-то. Глаза все лучше различали подробности: лежащие по сторонам
тела людей, фрагменты тел монстров, разбросанное оружие. Пещера была протяженностью
несколько десятков ярдов и имела несколько ответвлений, но трупы сконцентрировались
ближе к выходу. Я решил, что будет лучше вытащить хотя бы несколько человек из
каменной ловушки, в которую они себя загнали. Прихватив ближайшего под руки, я поволок
его к выходу. На обратному пути в глаза бросился нежно-розовый с красными разводами
цвет биомассы, что облепила мои сапоги и чавкала при ходьбе. Красивое очарование смерти.
Но все портил запах.
    Солнечным свет ослепил меня. В легкие ворвался свежий воздух. Фил стоял снаружи.
Перед входом уже лежало шесть тел людей в одинаковых серых балахонах. Я добавил
своего.
    Фил указал рукой в сторону зарослей:
    — Там один раненый. Его отбросило взрывом, и он отключился. Я вколол стимпак и
оставил под деревом. Потом приведем в себя и допросим. Сдается мне, не случайно их
оказалась здесь такая куча, да и эти ребята в силовой броне не просто так прилетали. Что
там, внутри?
    — Кажется, все мертвы. Нужен свет, чтобы удостовериться окончательно. Может, по
углам еще найдутся контуженные.
    — Вытаскивай пока, кого увидишь, и не забудь их оружие прихватить. Да, кстати,
летатели и кентавры недаром называются радиационными монстрами. Их тела очень сильно
«фонят», так что рекомендую после вылазок в пещеру сменить обувь. Если, конечно, не
хочешь разжиться шестым пальцем, как у караванщика Била.
    Я взглянул на свои сапоги, заляпанные розовым:
    — Очень своевременное предупреждение. Ладно, пойду еще вытащу. А ты пока
сооруди несколько факелов.
    Вернувшись в пещеру, я не стал заходить далеко, а принялся вытаскивать погибших
людей, начиная с лежащих у входа. Многие были пробиты навылет мощными пулями
мутантов, у некоторых не хватало частей тел. Особенно бросились в глаза повреждения
одного человека, которого, кажется, просто-напросто лишили всей крови. Зато его лицо и
шея были покрыты мельчайшими отверстиями. Увидев это тело, Фил прокомментировал:
    — Летатель поработал.
    Запалив огнивом один факел, мы шагнули в темноту. Ответвления пещеры оказались
неглубокими, поэтому люди, которые пытались найти там спасение, нашли лишь свою
смерть. Глядя на разорванные лица и грудные клетки, я понял, каким страшным оружием
бывает кастет в руках мутанта. Бой у скалы начался гораздо раньше, чем мы его услышали.
Поначалу пришедшие сюда люди перестреляли живущих в пещере малышей рад-скорпионов
— их-то панцири и хрустели под ногами.
    Когда у пещеры лежали все двадцать четыре тела убитых хаббологов, мы занялись
самым приятным и одновременно самым мерзким делом — поиском ценных вещей.
Сектанты не были любителями украшений, а из дорогих вещей предпочитали только
высококлассное оружие. Мы обнаружили несколько рюкзаков с едой и боеприпасами и,
собрав все оружие мертвецов, стали обладателями мощнейшего арсенала. Главным и
излюбленным оружием хаббологов оказался автомат «Хеклер Кох Г-11». Неповрежденных
взрывами и пулями, не залитых радиоактивной жижей нашлось всего шесть штук. К ним мы
собрали несколько десятков полупустых, необычных длинных магазинов, но в рюкзаках
нашлось еще несколько пачек с патронами. Также нам достались двенадцать плазменных
гранат и два устройства, усиливающих силу кулачного удара, как их назвал Фил —
«энергетические кулаки». У одного бойца обнаружилась переносная рация, правда,
поврежденная, но и ее Фил прихватил. Из карманов мы извлекли в общей сумме семьсот
двадцать золотых.
    Обшарив пещеру, мы продолжили поиски на поле боя у входа. Оказалось, что один из
мутантов так же имел «энергетический кулак», а их пулеметы и гранатометы мы даже
трогать не стали — слишком тяжелые, да и боеприпасов к ним нет. Настоящим кладом мы
посчитали аптечку лекаря-хабболога: несколько десятков стимпаков, «Баффут», два
Суперстим-пака, одно «Психо», несколько пачек Ментата, пузырек пилюль «Рад-Икс» и две
капельницы «Рад-Эвей», медицинские инструменты. Но затем я забыл всех предыдущих
трофеях, когда увидел оторванную руку бойца в энергетической броне. Бравые солдаты, что
собирали своего товарища, не нашли в суматохе боя эту часть тела. Я наклонился, схватил
руку под локтевой сустав. На плечевой пластине нашлась странная маркировка «Анклав» и
звездно-полосатый флаг. Я продемонстрировал находку Филу, в ответ он показал большой
палец в знак одобрения и продемонстрировал поврежденную лазерную винтовку.
    — Фил, что будем делать со всеми этими трупами?
    — Можно, конечно, бросить просто так — их через два дня уже не будет. Можно
постараться закопать, но на это у нас тоже уйдет два дня.
    — Давай их сожжем. Заодно и огнемет попробуем — никогда из такого не стрелял.
    — Тоже мысль. Только сначала сложим в пещере, пусть она станет их общей могилой.
    — Интересно, как мы потащим оружие. Я понимаю, что оно дорогое, но переться с ним
через пустыню — не самая веселая перспектива. Может, бросим этот хлам?
    — Нет, железо мы точно не бросим. Даже винтовку возьмем, хоть она и тяжелая и
никогда больше не выстрелит.
    — Зачем?
    Фил хмыкнул:
    — Мордино отдадим.
    — Фил, ты — гений!
      Конечно, Мордино ничего не знает об инопланетянах, но наслышан про людей в
силовых доспехах и летающих машинах. Мы приносим ему эти куски, рассказываем про
крушение крылатой машины, а инопланетные трофеи остаются в нашем распоряжении.
    — А ты сомневался? Ничего, сейчас приведем в порядок того парня, что отсыпается
под деревом, и его еще нагрузим.
    — Ты что, хочешь использовать его как раба?
    — Скажем так, мы сделали ему одолжение, перестреляв всех его врагов, и сейчас
откачаем от контузии, а он все это отработает по пути в Нью-Рено, где мы отпустим его на
все четыре стороны, может, даже пистолетик подарим. Меня больше интересует, что мы
будем делать с обломками брони. Точнее, с кусками их предыдущего владельца. — Фил взял
стальную руку и осмотрел со всех сторон, пытаясь понять, как можно расстегнуть доспех и
вытащить оттуда останки солдата. Защелки нашлись быстро, и через несколько движений
«рука» расстегнулась на две створки.
    Солнце уже припекало вовсю, а мы ничего не ели, хотя впечатления от побоища
надолго лишили меня аппетита. Пока я складывал тела в пещере неподалеку от входа, Фил
ковырялся с раненым сектантом. Потом он принялся собирать сушняк. Сначала я решил, что
для костра, но, увидев растущую кучу у пещеры, понял, что разведчик решил обложить тела
дровами для лучшего качества кремации, не полагаясь только на огнемет. Через час все было
готово: я выбрал себе хорошие сапоги, а хаббологи лежали в пяти шагах от входа в пещеру,
щедро обложенные сухими ветками, там же покоилась рука десантника. Тела мутантов мы
не трогали, оставив для лакомства местным свинокрысам, ведь они спасли нам с Филом
жизнь, когда пилоты летательных машин смотрели на датчики движения.
    Мы не успели запалить погребальный костер, нас отвлекли стоны нашего пленника —
он пришел в себя. Мы подошли к раненому, и Фил сказал:
    — Тихо, парень, не шевелись. Сейчас тебе ничто не угрожает, я вколю тебе еще один
стимулятор.
    Человек в балахоне едва дернулся, когда игла одноразового шприца вонзилась ему в
руку. Затем он затих и успокоился: боль проходила, и препарат возвращал жизненные силы.
Сектант был уже не молод, даже старше Фила: морщинистое лицо, высушенное пустынными
ветрами и солнцем, седые волосы и крепкие мускулистые руки. Вооружен он был
энергетическим кулаком, который мы предусмотрительно с него сняли. Разумеется,
освободили от содержимого и его карманы.
    — Кто вы? — проговорил он, окинув нас мутным взглядом, и снова закрыл глаза.
    — Просто путешественники. Случайно наткнулись на ваше побоище, считай, что тебе
крупно повезло, — ответил Фил.
    Хабболог был не только стар, но и мудр, и уверен в себе даже в такой ситуации. Он
сказал:
    — Здесь не бывает «просто», «случайно» и «повезло». Сюда не ходят
путешественники, значит, нас свело провидение великих Учителей. Мы должны идти на
север. Осталось уже не долго — Небесное Колесо рядом…
    Словно в ответ на его слова небо озарилось белой пронзительной вспышкой, и мелкие
клочки облаков разметала незримая рука. Фил суматошно огляделся, заорал: «В пещеру!!!» и
бросился в темный проем. Я понял, что произошло, схватил за одежду нашего пленника и
потащил его туда же.
    Я догадался, что это взорвалась наша тарелка. Сам взрыв мы не видели, потому как нас
защитил утес. Догадываюсь, Фил потому и не спешил от него уходить, ведь тот
представлял хорошую защиту от возможного ядерного взрыва.  И вот взрыв состоялся: на
нас обрушилась взрывная волна, земля сильно вздрогнула, со скалы посыпались не
устойчивые камни, сухие ветки деревьев неподалеку от входа отрывало и уносило в сторону.
Взрывная волна прошла через нас и устремилась дальше, сметая все на своем пути и
спотыкаясь только о скалы вроде той, что спасла нас. Сектант ошалело смотрел по сторонам,
не понимая, что произошло, попытался было встать, но еще был слаб, да и Фил одной рукой
прижал его к земле.
    Постепенно шум стих, но от каждого дерева протянулась еще одна тень, будто взошло
второе солнце. Я подумал, что пропустил самое великолепное зрелище в своей жизни —
термоядерный взрыв. Правда, потом решил, что такое зрелище могло стать последним для
моих глаз.
    Как только новый источник света стал тускнеть, а волна ушла, Фил выскочил наружу и
стал затаскивать наши вещи в пещеру. Я ему помогал.
    А потом началось то, что представляло большую чем сам взрыв опасность для нас —
загорелось все, что могло гореть, за пределами тени, отбрасываемой скалой. Пламя быстро
разгоралось, уничтожая сухие деревья и траву. Огонь стремительно распространялся,
перекидываясь с ветки на ветку, и стлался по траве. Спустя несколько минут первые горячие
языки добрались и до пещеры. Остановило их распространение только отсутствие пищи —
ведь даже атомное пламя от взрыва на таком расстоянии не способно поджечь камни. Но
дым стал пробираться под своды пещеры, и ветер гнал жар прямо нам в лицо. Глубоко
забираться было проблематично, так как проход перегораживал завал из трупов, а недра
пещеры были сейчас не менее радиоактивны, чем чистое поле, обожженное взрывом.
    — Все, дядя, нету твоего небесного колеса — это оно рвануло, — прокричал сквозь
шум Фил, прикрывая лицо рукой.
    — Не может быть, я должен… — воскликнул сектант и снова попытался подняться.
    — Ничего ты не должен, — успокоил его я. — Мы нашли твою тарелку, но на ней
включился таймер, как на бомбе.
    Хабболог замер, переваривая сказанное мною, а затем уткнулся носом в пыль и завыл:
    — Не-е-ет! Этого не должно было случиться. Это мы шли к Небесному Колесу, а
нашли его какие-то бродяги из пустошей. Дикари, что вы с ним сделали?! — его досада стала
перерастать гнев.
    — То же самое, что и с твоими товарищами. Пошарили по карманам, да отломали все,
что смогли, — спокойным тоном охладил пыл сектанта Фил. — Значит, вы тоже шли к
тарелке, но мы вас немного опередили? Странно, как вы вообще узнали о ее существовании.
    — Верховный служитель — АХС-9 знает всё. Ему ведомы пути Небесных Учителей.
    — Сколько вы шли?
    — Сегодня восьмой день.
    — Ага, тарелка упала четыре недели назад. Получается, вы три недели готовились к
выходу, и одну шагали. Как-то сомнительно. Скорее я поверю, что ваш «ахеэс» как-то узнал
о падении предмета с неба. Подозреваю, что пройдоха Билл догадался-таки кому-то продать
информацию о событии, которое мы видели. А тебя-то как звать?
    — Я АХС-4. Руководил третьим поисковым отрядом.
    — Как интересно! И где нам ждать еще три отряда? Думаешь, они выжили после этого
взрыва?
    — Нет, их не стало раньше. Всего было три группы по двадцать братьев. Сначала
погибла вторая группа — на них напали мутанты. Затем в столкновении с огнедышащими
гекко мы понесли потери. Также пострадала и первая группа, поэтому к концу пути мы
решили объединиться. До этой скалы мы шли целый день вместе и решили заночевать. Но
монстры выследили нас, а остальное, думаю, вы знаете лучше меня. — Хабболог
успокоился, и в нем проснулось любопытство: — Расскажите, что произошло.
    — Все просто, — начал Фил. — Мы услышали звуки боя, подкрались и стали смотреть,
как мутанты разделывают вас. Смысла вмешиваться не было, враг был силен, поэтому мы
просто наблюдали. Потом, видимо, такие же любопытные прилетели на двух летающих
машинах, пощипали мутантов и загнали их в пещеру, затем вот этот парень, — Фил помахал
прихваченной стальной рукой, — получил кумулятивный заряд из гранатомета, и бравые
вояки улетели. Нам оставалось только перестрелять остатки мутантов, собрать оружие и
найти тебя.
    — На все воля Небесных Учителей, — вместо «спасибо» ответил хабболог. — А что
будете делать дальше?
    — Боишься, что и тебя добьем? Правильно боишься. Но тебе повезло. У твоих ребят
было с собой столько великолепного оружия, что мы решили донести его до ближайшего
магазина. Ты нам поможешь, а потом посмотрим, может, отпустим, а может, продадим
работорговцам.
    — Втроем нам не пройти через пустыню.
    — Это вам, бездарям, не пройти. Умеете только поклоны бить своим выдуманным
учителям. Пока вы ждали от них мудрости, я учился у природы сам. Поэтому я пройду, — не
без гордости за себя ответил Фил. — Да и выбора у тебя нет: либо идешь с нами, либо
кормишь крыс здесь.
    — Я бы пошел с вами, но должен удостовериться в правдивости ваших слов. Я же не
видел Небесного Колеса. В общине меня не поймут, если я вернусь один и без новых знаний.
    — Ладно. Эд, покажи ему куски обшивки.
    Пока я доставал свою добычу и показывал ее недоверчивому хаббологу, Фил снял
ремень с моего «МП-9», отбросил автомат в сторону и стал перевязывать трофейное оружие
в сноп, чтобы его легко можно было нести. Уложил связку в один из рюкзаков хаббологов и
стал туда же засовывать добытые медикаменты и боеприпасы.
    Сектант осторожно взял в руки белую пластину и принялся ее разглядывать.
    — Тарелка пережила сильный удар об землю, но она даже не поцарапалась.
Подозреваю, что никакое оружие не сможет повредить этот материал. Если только ядерный
взрыв, — сказал я.
    — Я должен доставить ее в Сан-Франциско, нашим ученым.
    — Нет, ты должен нести вещи. Это я хочу отправиться в Сан-Фран и продать вашей
секте этот экземпляр. Если не согласен — останешься здесь. — Я отобрал у него пластину.
    — Я согласен. Вас наградят.
    — Вот и славно. А сейчас мы идем в Нью-Рено. — Фил бросил на землю тяжелый
рюкзак. — Сейчас ветер с юга, значит нас не накроет радиоактивной пылью от взрыва. Но
горящие прерии — не лучший маршрут. Поэтому подождем пару часов, а затем выдвинемся
к горам, пока погода благоволит. Это тебе. — Разведчик бросил сектанту стимулятор и кусок
солонины.
    Пока сектант вводил себе препарат и подкреплялся, мы стали разбираться с оружием.
Необычный автомат имел столь же странные боеприпасы — каждый патрон представлял
собой продолговатый, покрытый лаком брусок спрессованного пороха. Это были
безгильзовые заряды — очень удобно, но непрактично, ведь если не наладить выпуск таких
боеприпасов, то можно просто расстрелять все запасы, и оружие станет бесполезным.
Система взвода тоже была нестандартной — с левой стороны оружия имелся дисковый
переключатель, который досылал патрон в патронник и приводил автомат в боевое
положение. Длинный шнековый магазин на пятьдесят патронов был расположен над
стволом. Обращение со столь нестандартным оружием требовало привычки. Поэтому я
принялся изучать все необходимые манипуляции, а сектант подсказывал, так как Фил тоже
ничего не знал об этой модели.
    Не прошло и полчаса, как до нас донесся стрекот летающих машин. Мы скрылись в
пещере, надеясь, что оттуда нас не засечет датчик движения. Машины огибали утес, и их
лопасти загоняли клубы дыма в пещеру. Нам пришлось припасть к земле, где только и
можно было найти чистый воздух. Затем машины двинулись к месту падения и взрыва
инопланетного аппарата.
    Оставалось лишь усмехнуться, опоздали ребятки. Теперь будут изучать воронку, а не
тарелку.
    Фил подал голос:
    — Эй, Ахеэес, а вы знаете, что это за люди? — он ткнул пальцем вверх.
    — Я АХС-4! — гордо поправил сектант. — Нет. Наши миссионеры рассказывали про
летающие машины, которые иногда видят в пустыне, они летят с запада или на запад, но
откуда они берутся и куда улетают — неизвестно.
    Через час пожар стих, уничтожив все заросли на десятки миль вокруг. Жар шел прямо
от черной земли, не успевшей остыть от огня и нагревшейся на солнце.
    В отдалении снова донесся шум пролетающих машин — домой полетели. Нам пришло
время уходить. Мы плотнее затянули повязки на лицах и выбрались из пещеры.
    Но следовало еще решить вопрос с погребением трупов.
    Мы с Филом подошли к темному входу в пещеру, спасшей нам жизнь и ставшей
могилой для многих. Я вскинул на плечо тяжеленный огнемет.
    — Дыма сейчас в прериях много, так что те парни в силовой броне не поймут, что здесь
горит погребальный костер. Так что пали и не думай о последствиях, — подбодрил меня
Фил.
    Я нажал на спуск, и тяжелая струя пламени ударила в горловину пещеры. Я не
отпускал гашетку, пока не израсходовал весь запас топлива. Огонь разгорелся во всю мощь,
пожирая древесину, одежду и плоть без разбора. Мы с минуту наблюдали за буйством
стихии, потом Фил достал плазменную гранату и протянул мне:
    — Хочешь метнуть?
    — Давай.
    Я отбросил огнемет и взял в руки коричневую ребристую гранату. Раньше мне
приходилось метать только бутылки с горючей смесью, а тут сразу плазма. Но в метании
разницы немного, надо только чеку дернуть. Что я и сделал. Граната попала точно в
середину полыхающего скопления тел, и через пару секунд зеленое пламя озарило своды,
уничтожая то, что не успел сделать огонь.
    — Не самые плохие похороны, — прокомментировал Фил.
    Сектант встал и попытался взвалить на спину вещмешок, я помог ему в этом, заодно
оценив вес груза. Несмотря на негативное отношение к сектанту, Фил нагрузил его поровну
со всеми.
    Перед дорогой мы приняли по одной пилюле «Рад-Икс». Напоследок я зашвырнул в
огонь все свои запасы пуль для «МП-9» — лишняя тяжесть.
    Под хлопанье патронов за спиной (то-то маленький Марк со своими приятелями
порадовался бы) мы направились к горному хребту, который привыкли называть Западным.
    — Надеюсь, взрыв и пожар изрядно сократили количество местной опасной живности,
так что идти будет спокойнее, — рассуждал Фил вполголоса.
    Из-под ног вздувались маленькие черные облачка пепла, и хотя они не достигали даже
колен, масок мы не снимали. Фил пресекал любые попытки от них отказаться. Счетчик
Гейгера регистрировал предельно допустимый фон, который все же был выше обычного для
этой местности — последствия взрыва распространялись по округе. Радиоактивная пыль
сейчас распространяется в верхних слоях атмосферы и рано или поздно прольется дождем.  
Солнце село, но Фил вел нас вперед без остановок, мы не обедали и не ужинали, лишь
изредка пили на ходу. Цель у нас была одна: уйти как можно дальше от места взрыва и не
попасть под радиоактивное облако, которое переносилось ветром. Пока нам везло,
направление ветра было северо-западным — нам в лицо, но на следующий день все могло
измениться.
    Идти продолжали и ночью. Не хотелось ложиться спать в пепел, оставленный атомной
вспышкой. Перекусывали и принимали «Рад-Икс» на ходу. Уже после полуночи стали
попадаться первые лысые проплешины, не тронутые огнем. Когда нашлась достаточно
большая, мы остановились на ночлег. Дежурили по очереди я и Фил, не доверяя «Ахеэсу»,
которого даже не снабдили оружием. В результате к утру он был единственным, кто
выспался, но больному телу хороший сон всегда лучше любого стимулятора. Зато Фила я
поднял, только когда взошло солнце: путь предстоял не близкий, вес за плечами немалый, и
выдыхаться раньше времени не хотелось. Ветер изменил направление на запад, что нас пока
устраивало.
    На следующий день вода стала подходить к концу. Предстоял тяжелый дневной
переход под палящим солнцем и по открытой местности. Место взрыва находилось уже на
приличном расстоянии, округа была холмистой, так что здешние опасные твари могли
пострадать при взрыве только от вспышки света, и опасность нападения возрастала.
    Полуденное солнце не щадило. Мы обмотали головы тряпьем, чтобы хоть как-то
уменьшить жар и воздействие излучения. Сектанту было проще, он и так был закутан в свой
балахон с головы до пят. Скорость нашего передвижения постепенно снижалась. Начинался
подъем. Идти было очень сложно, а еще сложнее экономить воду. Губы потрескались и
шелушились, белые пустоши слепили глаза, а в голове стучала только одна мысль: Идти. Не
падать . Еды тоже оставалось не много, так что обед не принес ощущения сытости. Но
первый час ходьбы после обеда дался легко, а затем жажда, голод и утомление навалились с
новой силой. Я поминутно оглядывался на солнце, пытаясь понять, насколько ниже оно
опустилось, но казалось, что светило вообще не движется. Единственным утешением для
глаз был приближающийся горный хребет.
    Затем я стал замечать, что шагать стало легче, хотя вес рюкзака не изменился.
Задумавшись над причиной, я не сразу обратил внимание на длинные тени, тянувшиеся
впереди наших ног. Я обернулся — о, чудо, солнце уже покраснело и сбавило интенсивность
своего жара. Скорее от осознания этого факта, чем от реально посвежевшего воздуха, на
душе стало легче, и мы зашагали бодрее. Когда же красный диск скрылся за горизонтом и
быстро начало темнеть, над нами уже нависли горы. Здесь они были выше, чем возле
Реддинга. Я надеялся, что завтра к вечеру мы окажемся по другую сторону хребта.
    Ровные пустоши давно уже сменились холмами, и на вершине одного из них мы
разглядели развалины какой-то кирпичной стены.
    Фил предложил сделать привал.
    — Позиция неплохая. Местность вокруг хорошо просматривается, наверх к нам никто
не полезет.
    — А мне кажется, нас будет видно издалека, — прохрипел сектант.
    — С чего бы вдруг? Если не будем разводить костра, петь гимны и молиться, то никто
не узнает, что мы там находимся. Пошли-ка глянем.
    Судя по всему, на холме когда-то была ферма или чей-то загородный дом. Мы обошли
постройку по кругу, взобрались на вершину.
    За стеной была удобная выемка. Быть может, эта яма осталась от обвалившегося
подвала, но сейчас в ней можно было удобно устроиться на ночлег.
    — Здесь можно спать, — проговорил Фил, и я тяжело упал на свой спальник.
    
Глава 6
    
    Когда я проснулся, было темно. Более того, меня никто не будил, и я не чувствовал
себя выспавшимся. Получается, что проспал всего пару часов. В нескольких ярдах от меня,
прижавшись левым плечом к стене, лежал Фил — напряженный, с винтовкой в руках,
готовый открыть огонь по какому-то противнику. Толкнуть он меня физически не мог,
слишком далеко лежал. Похоже, его напряжение передалось мне, потому что проснулся я
сам. Медленно, стараясь не производить шума, я привстал и поднял свое новое оружие.
Пристреляться к нему я еще не успел, но переключатели «один», «очередь», «авто» уже
выучил, так что темнота не помешала привести оружие в боевое положение. Медленно и
практически бесшумно я выбрался из ложбины и прижался к земле с другого торца стены.
Разведчик смотрел через прицел вниз, в пологую долину между холмами, где наблюдалось
движение.
    Я приложил глаз к прицелу. Оптика была слабее, чем на винтовке Фила, но раза в
четыре приближение давало. Даже при помощи прицела я мало что разглядел в темноте.
Понять можно было только, что движутся три крупных существа. Слабый свет звезд не давал
возможности разглядеть, кто это, но судя по габаритам — не люди. Они были выше ростом и
шире в плечах, но странный ритм движения не напоминал мутантов — тех-то я при любом
освещении и на любой стадии алкогольного опьянения различу — у нас в Броккен-Хиллс
дом стоял на пути от урановой шахты к бару.
    Существа приближались. Они шли по долу и не взбирались на холмы, так что могли
пройти стороной… если бы нам повезло. Расстояние сократилось до сотни ярдов. Наш холм
они решили обогнуть справа, а значит, еще несколько минут будут в поле видимости.  
Ветра практически не было, и чуткий нюх им не помог, если он у них был. Несмотря на
приближение, я так и не разобрал, что это за монстры. Приблизившись, они стали более
различимы при свете звезд. Существа имели длинные руки и могли идти на двух ногах, а
могли и на четырех. Самые страшные предположения стали закрадываться в голову: уж не
Когти ли Смерти? Ужас путешественников, ведь от них нет спасенья. Стало понятно, почему
так напряжен Фил.
    Тут случилось то, чего мы не ожидали: «Ахеэс» перевернулся на другой бок и захрапел.
Я схватил кусок кирпича и швырнул в него. Сектант замолк и, кажется, проснулся. Но было
поздно — нас услышали. Издав несколько рыков, будто переговариваясь, существа
разошлись широкой цепью и стали медленно взбираться наверх. Я понял, что времени на
прятки больше нет. В автомате у меня полный пятидесятизарядный магазин, еще два
запасных на поясе, под рукой две плазменные гранаты, нож и стойкое желание выйти из этой
пустыни живым и с добычей.
    Мы с Филом практически одновременно выстрелили. Я выбрал ближайшего слева,
напарник стал стрелять в правого. На расстоянии в сто ярдов было лучше не лупить
очередями, поэтому я выстрелил в грудь существу. Великолепная система гашения отдачи
лишь слегка дернула оружие. Тень чуть покачнулась вперед и невероятно быстро стала
приближаться. Фил передергивал затвор так быстро, как только мог, но его винтовка была
всего лишь семизарядной. Я выпускал короткие, по пять патронов, очереди в
приближающихся существ. Опять порадовала конструкция автомата: он дергался, только
выплюнув короткую очередь, когда пять пуль уже летели к цели, что сильно повышало
кучность и точность попадания, но в этот момент мне было не до любования автоматом.
Сзади донеслось шевеление, и рядом со мной припал на колено хабболог с таким же «Г-11».
Я стрелял то в одного, то в другого монстра, полагая, что один на один Фил справится со
своим противником. Среднему досталось от меня всего две очереди, но он двигался
практически не останавливаясь. До целей оставалось не больше двадцати ярдов, когда я
перевел оружие на «автомат» и, едва удерживая в руках, высадил остатки патронов в
ближайшего монстра. Тот тяжело упал на спину, но попытался встать. Сектант прямо над
моим ухом поливал очередями монстра, шедшего в центре.
    Понимая, что времени остается немного, я перебросил через кирпичную стену гранату
и стал перезаряжать автомат. Я не знал, зацепил ли кого взрыв, но когда надо мной нависла
огромная голова с клыкастой пастью, увенчанная рогами, она получила безостановочный
ливень свинца из двух автоматов.
    Чудовище тяжело осело прямо на меня, заливая потоками черной крови. Я едва успел
отшатнуться, чтобы оно меня не придавило. К моему удивлению, это был «левый», который
успел встать. Справа донесся крик Фила: два недобитых монстра добрались до него. Яркие
иглы звезд гасли в тех частях неба, где проносились огромные когтистые лапы, которые
опускались на тело разведчика.
    Стараясь не зацепить напарника, я выстрелил очередью по головам Когтей Смерти, в
надежде если не убить, так хоть отвлечь внимание. Одно существо действительно
обернулось и прыгнуло на меня. Я снова до упора нажал на спусковой крючок, выплевывая
остатки боезапаса в грудь и морду казалось неуязвимого существа. Где-то позади меня
захлебнулся автомат сектанта — кончились патроны. На лицо потекла кровь из растерзанной
пулями груди монстра. Он явно был тяжело ранен, но не переставал атаковать — тяжелый
удар обрушился на грудные пластины моего доспеха. Меня откинуло назад, защита смягчила
удар, но ребра отозвались таким болевым шоком, что я задохнулся. Через мою голову
перескочил хабболог и со всего размаха ударил правой рукой в рогатую морду. Неожиданно
для своего возраста и телосложения сектант одним ударом отбросил на спину огромное тело
зверя, который стал медленно подниматься. Воспользовавшись секундой, я стал менять
магазины. Едва фиксатор защелкнулся, через меня перелетел сектант, которого зверь
отшвырнул, как игрушку. Но я уже успел вскочить и открыть огонь. Первая очередь
пришлась в голову поднявшемуся после удара сектанта Когтю Смерти, и он затих. Другой
монстр стоял над поверженным Филом, будучи ранен выстрелами снайпера. Он увидел и
понял, что мы остались один на один и пошел вперед. Я прицелился в него и нажал на спуск.
Весь поток огня пришелся в правое плечо монстра. Скорострельное оружие принялось
терзать твердую плоть, пули рикошетили от твердых костей и, кажется, даже высекали
искры. Монстру не повезло, ведь я успел занять устойчивое положение и без промаха
опустошил магазин в верхнюю часть его корпуса. Очередь оторвала ему одну руку,
развернула и сбила на землю. Криков боли я так и не услышал, но у меня кончились
патроны, а все остальные были в рюкзаке, так же, как и пистолет пришельцев, заботливо
укрытый от взгляда хабболог. Фактически из оружия у меня остались лишь нож и гранаты.
Правда, еще сектант, как я понял, был вооружен «энергетическим кулаком».
    Монстр оказался не настолько глуп, чтобы проверять количество моих боеприпасов. Он
просто зажал рукой открытую рану и, порыкивая какие-то свои звериные проклятья, побежал
прочь с холма.
    Я тут же забыл про него и бросился к лежащему Филу. У меня под рукой были только
два стимулятора, остальные лежали в рюкзаке, но у разведчика запас препаратов в вещмешке
был гораздо больше. Первым делом я через одежду вонзил шприцы в тело друга и выдавил
живительную жидкость, только затем глянул на его лицо.
    — Фил! Фи-и-ил!!! — закричал я.
    Я смотрел на темное от крови лицо, разорванную армированную куртку, тоже
окровавленную, рылся в его рюкзаке, пытаясь добыть какое-нибудь средство, способное
воскрешать из мертвых. Мне на колени вывалилась горсть стимуляторов, и я ввел еще один
шприц.
    Внезапно свет звезд блеснул в глазах Фила.
    — Бесполезно… — прохрипел мой напарник. — Повреждены органы… не продлевай
агонию…
    К нам приковылял хабболог. Поднял один стимулятор и вонзил себе в мышцу на бедре.
Затем склонился над Филом и попытался расстегнуть на нем куртку. Это оказалось
невозможно, поскольку мощные когти превратили ее в клочья. Местами из тела разведчика
торчали куски металла — когда-то вшитые в куртку пластины брони.
    — Эд…
    — Да, да, Фил, говори.
    — …Китти… позаботься о ней… ее мать Бишоп…
    Эта фамилия была мне почему-то знакома, но сейчас мне было не до воспоминаний.
    — Обещаю, Фил, клянусь! Если надо, я умру ради нее, как ты ради меня!
    — …ради нее… живи… — последний выдох друга потонул в бульканье крови.
    — Я буду жить, Фил, — сказал я и закрыл ему глаза.
    — Мы не могли ему помочь, — некстати решил утешить меня сектант.
    — Мы не могли?! — обернулся я к нему. — Если б кое-кто не храпел как у себя дома,
нам бы вообще не пришлось стрелять.
    Я ударил сектанта в лицо. Он отшатнулся и ответил правой в живот. Такого удара я не
ожидал: «энергетический кулак» зазвенел о броню, но меня отбросило на несколько ярдов, и
я потерял сознание.
    Пришел в себя я от острой боли в руке, и по телу разошлось знакомое и приятное тепло
от дозы стимулятора. Открыв глаза, я увидел звезды. Значит, пролежал недолго, и сектант
приводит меня в порядок.  Легкое головокружение мешало сосредоточиться и дарило
иллюзию нереальности происходящего. Я лежал без движения и смотрел на звезды. Мне так
услышать голос Фила: «Эд, вставай, твое дежурство». Но первое же движение привело к
вспышке боли в груди. Получается, удар Когтя Смерти был реальностью, ночное нападение
тоже, и смерть Фила — не сон.
    Я медленно сел, оберегая поврежденные ребра.
    Рядом сидел, обреченно опустив голову, сектант.
    — Слушай, «Ахеэс», у тебя нормальное имя есть?
    — До зета-сканирования было. Но я всегда хотел его забыть, моя судьба — в служении
великим Учителям… — Помолчав, сектант добавил: — Люди меня звали Гордон.
    — Я тоже человек и буду тебя так звать. А что такое АХС?
    — Активный Хаббо Строитель.
    — Строитель чего?..
    — Хаббо… Тебе пересказать основы нашей веры или ты просто из любопытства
спрашиваешь?
    — Не хочется больше ни о чем думать. Только о всякой чуши…
    — Это для тебя чушь. Но я тебя не виню. Вы мясо с обода, тормозите Колесо, но оно
все равно движется благодаря нам — АХС.
    — Ладно, потом как-нибудь расскажешь все эти подробности мясо-колесных разборок.
    — Расскажу. Теперь ты у нас главный. Что будем делать?
    — Ты так легко соглашаешься на мое лидерство?
    — Вы меня спасли, провели через пустыню, и ты обещал поделиться деталью
Небесного Колеса. Если я тебя сейчас предам и убью, мои нейродины осквернятся. А если
приведу тебя в наш храм и ты увидишь все преимущества нашей веры, станешь АХС-0, то
мои нейродины получат очищение и я поднимусь рангом выше.
    — Я ничего не понял.
    — Если тебе непонятно это объяснение, скажу проще — наш путь не близок, оба мы
ранены, а врагов на нашем пути стало всего на две Руки Смерти меньше. Вдвоем нам легче
выжить. Так что будем делать, ученик разведчика Фила?
    Несмотря на пафос последней фразы, мне она не показалась саркастической. Похоже,
Гордон говорил всерьез. Я осмотрел место побоища: два трупа Когтей Смерти, оторванная
лапа монстра и тело Фила.
    — Надо похоронить его. Но закопать здесь — это подарить крысам. Дров и огнемета
нет, поэтому сожжем его плазмой.
    Мы положили тело Фила лицом на восход. В руки дали его старое ружье
«Рейнджмастер». Не хотелось обирать друга, но золото ему не понадобилось бы в
плазменной геенне, да и по праву наследования оно принадлежало уже Китти. Мы оттащили
все вещи подальше, я подошел к телу, держа в руках две гранаты, замедлитель на которых
был закручен на максимальное время. Выдернув зубами чеки и удерживая фиксаторы, я
положил заряды ему на грудь и отскочил в сторону. Я успел еще встать рядом с хаббологом
в полутора десятках ярдов от тела, когда мощная зеленая вспышка поглотила лидера нашей
экспедиции.
    Восток озарился первыми сполохами зари.
    
Глава 7
    
    Мы были ранены, находились на окраине Большой радиоактивной пустыни,
практически не спали, у нас было три рюкзака с тяжелыми вещами, а перед нами лежал
неблизкий путь до Нью-Рено. Выхода не оставалось — приходилось накачиваться
препаратами. Для того они и создавались.
    Сектант предложил наложить мне на грудь тугую повязку — он был уверен, что это
поможет. Я доверился ему и снял помятую броню. Гордон выудил из аптечки эластичную
тканевую ленту, пропитанную каким-то раствором, и стал накладывать слой за слоем,
обматывая мое тело. Необыкновенная ткань принесла телу тепло, и боль немного отступила.
С удивлением я заметил, как структура материала меняется и он становится монолитным
покрытием.
    — Довоенные медицинские разработки, — пояснил хабболог. — Нам позволительно
использовать только на АХС-4 и выше.
    Мне ничего не оставалось, кроме как поблагодарить.
    Потом я вколол себе четыре стимулятора, и боль в груди окончательно прошла, но я не
был уверен, что с костями все в порядке. Оставалось надеяться на чудодейственность
повязки. Гордон тоже вколол себе стимпаки — запас у хабболога был большой.
    Кое-как придя в себя, мы стали разбирать содержимое рюкзака Фила. Надо было
понять, что оставить, а что забрать с собой. Получалось, что придется брать все. Конечно, мы
могли бросить здесь трофейное оружие. Но я решил: если ради него погиб мой друг, то
ничего бросать нельзя — деньги еще пригодятся. Опять же половину добычи нужно оставить
Китти в качестве наследства от отца. Бросать детали силовой брони и лазерной винтовки
тоже не следует, да и «снайперку» я хотел забрать. Мы распределили вещи на два рюкзака.
Плотно поели, тем самым еще сократив вес ноши. На двоих оставалось всего по паре пинт
воды — этого не хватило бы на преодоление гор, но выбора не было.
    Я достал упаковку «Баффута» — пузатых зеленых таблеток, которые создавались для
солдат и увеличивали на сутки их физические возможности. Пару протянул сектанту, а пару
проглотил сам, запив скупыми глотками воды. Вкуса у таблеток практически не было. В
первую минуту никакого эффекта я не почувствовал, зато потом сердцебиение резко
участилось, кровь застучала в висках, мышцы налились силой так, что, казалось, они сейчас
просто лопнут. Мы почти бегом направились к горе. С автоматами наперевес, с огромными
рюкзаками за спиной и красными дикими глазами, мы представляли собой страшное
зрелище, и вряд ли кто-нибудь решился бы на нас напасть, имей он хоть каплю разума.
    Препарат совершенно отбил ощущение голода, зато дико хотелось пить. То здесь, то
там журчали ручейки, бежавшие с вершин, но пить из них было опасно. Я терпел, сколько
мог, но пересилить организм был не в состоянии. В результате, когда солнце начало
клониться к западу, мы остановились на пять минут и в две секунды осушили последние
свои запасы воды. От осознания, чтобы это были последние капли, жажда принялась терзать
нас еще сильнее.
    Мы рвались вперед, пробираясь среди камней и обломков. Ни о какой маскировке или
соблюдения тишины не было даже мысли. Из-под ног вырывались булыжники, осыпи
сползали вниз от неосторожных шагов, но мы не сбавляли темп и скакали вперед не хуже
атакующих Когтей Смерти.
    Когда навстречу нам выскочила стайка мантиссов, мы даже не остановились. Короткие
очереди наших автоматов рвали в клочья тела гигантских богомолов, пули прошивали
навылет по два существа сразу, да и стая безмозглых тварей была малочисленной. Их
появление ознаменовало наш выход из наиболее опасной части пустошей.
    Солнце стало светить в спины, подсказывая, что день на исходе, но наркотик и жажда
гнали нас вперед. А ручьев становилось все больше, и их звон отдавался в голове жестокой
болью.
    На небе уже появились звезды, когда на берегу очередного ручья Гордон упал на
колени.
    — Счетчик… Гейгера… — прохрипел он.
    Я упал рядом и сорвал с плеча прибор. Поднес к воде — тот показал превышение
нормы, но предельно допустимое. Больше нас ничего не могло остановить. Мы пили, пили и
пили. Столько я, наверное, не выпивал за неделю, сколько проглотил в тот вечер. Мы
черпали горстями и лакали, как собаки из лужи. Волевые барьеры прорвались, и ничто не
могло нас остановить. Меня вырвало, но я снова стал лакать, давясь и захлебываясь.
    Через полчаса мы пришли в себя, отдышались и решили снова идти вперед — допинг
еще действовал. До ближайшего перевала оставалось не долго, и нас остановила лишь
темнота — от сломанной ноги никакие препараты не спасут, и домой придется ползти.
    Мы рухнули спать, не проверив место на безопасность. Естественно, о дежурстве мы
тоже не подумали, просто тупо вырубились, поскольку до этого шагали четырнадцать часов
подряд…
    Проснулся я, когда уже было светло, и что-то теребило мою ногу. Боевой наркотик уже
отпустил, поэтому охотничьи навыки снова начали действовать. За время пути хабболог не
проявлял интереса к моим сапогам, значит, рядом было еще какое-то живое существо. Я
пошевелил руками, чтобы понять, где мое оружие. Оно оказалось там, где и должно было
быть — рядом. Я приоткрыл глаза.
    У моей ноги сидел малыш рад-скорпиона и настойчиво ковырял клешней мой сапог.
Медленно, стараясь не дергаться, я протянул левую руку к автомату и взвел его. Маленький
скорпиончик, величиной со среднюю собаку, насторожился и повернулся ко мне. К счастью,
он был достаточно молод и глуп, не понимал, что моя нога связана как-то с руками и
головой. Места здесь дикие, может, он и людей-то никогда не видел. Хотя рядом с
малышами всегда пасутся взрослые, а они могут быть опытней.  Я прислушался: в
пределах нескольких ярдов врагов не было. Тогда я направил ствол автомата на скорпиона, и
мощная пуля разнесла его на куски. В следующую секунду я уже был на ногах и судорожно
озирался, пытаясь понять, откуда нападут следующие насекомые. Они были в тридцати
ярдах, у ближайшей лужи — вышли напиться перед утренней охотой или после ночной.
Четверо взрослых и несколько маленьких. При звуке выстрела они развернулись и бросились
на меня. Расстояние между нами было ярдов пятнадцать, и я стал стрелять короткими
очередями. Их панцири не выдерживали попаданий и лопались, разбрызгивая жидкое
содержимое гигантских тел. Малыши были гораздо медлительнее родителей, поэтому я
сконцентрировал огонь на взрослых, но расстояние было слишком небольшое, и выручил
меня лишь проснувшийся хабболог. Один из рад-скорпионов практически дотянулся
клешнями до лежавшего сектанта, но автоматная очередь отбросила его в сторону, от тела
отлетели куски лап. Гордон тут же вскочил и стал одиночными выстрелами отстреливать
малышей.
    Через минуту все было кончено. Эхо выстрелов долго бродило среди скальных вершин.
Только тогда мы осознали, какой опасности подвергались. У меня снова закололо в груди, а
сектант стал прохаживаться и осматривать окрестности. До перевала оставалось несколько
миль.
    — Гордон, будь осторожен, здесь может быть логово скорпионов, вдруг там еще
затаились.
    — А как выглядит их логово?
    — Пещера обыкновенная, только у входа кости накиданы.
    — Хорошо…
    Внизу расстилалась пустыня. Черным овалом, вытянутым в сторону северо-запада,
резко выделялся след ядерного взрыва. При достаточном усердии можно было разглядеть и
утес, возле которого произошел ночной бой с мутантами. И где-то внизу остались развалины,
ставшие могилой для моего друга и верного напарника Фила. Пора покидать эти
негостеприимные земли.  Оставался всего один рывок перед выходом из зоны сильного
радиоактивного заражения. За перевалами поджидали опасности в виде разбойников или
более организованных рейдеров, но появлялся шанс встретить караван и присоединиться к
нему.
    Я попробовал вес рюкзака и понял, что без «Баффута» не обойтись. Тем более, что
чистой воды не было, а снова пить местную не хотелось. Оставалось наглотаться препаратов
и устремиться вперед, повторяя вчерашнюю пытку.
    — Гордон! — позвал я. — Пора идти.
    Сектант подошел, и я протянул ему таблетки.
    Он тяжело вздохнул, но принял стимулирующий наркотик.
    Скорпионы разбудили нас очень вовремя: до полудня было далеко, поэтому мы
пустились в путь по утренней прохладе. Первые мили дались легко, потом снова стала
беспокоить жажда, а затем и жара. Из родника, который напоил нас вечером, воду набирать
не стали — заражение все-таки было высоким. Но мы уже выходили на перевал, и после
полудня подъем сменился пологим спуском. Еды и воды не было, поддерживала нас лишь
надежда выйти к незараженному ручью и напиться чистой живительной влаги. Из-за
препарата есть не хотелось, но я понимал, что рано или поздно придется выходить на охоту и
разводить огонь.
    После полудня спуск сделался круче. Ноги сами несли нас вперед, и главной заботой
стало поддерживать равновесие, чтобы не рухнуть вперед под тяжестью груза. Панорама
впереди поражала воображение. Необычная чистота воздуха позволяла охватить взглядом
просторы пустошей. Скалы, холмы, долины простирались во все стороны. Такую картину
можно увидеть только с горных вершин или из кабины летательной машины.
    Когда мы вошли в тень скалы, сил терпеть уже не осталось, а найти подходящий ручей
было делом получаса. Счетчик показал слегка завышенную природную норму радиации, и
снова началось торжество жажды над человеческим разумом и выдержкой. Смысла
торопиться больше не было, и мы решили искать подходящее место для ночлега.
Оторвавшись от родника, наполнили мехи чистой водой и взвалили рюкзаки на плечи: надо
было оборудовать лагерь до того как перестанет действовать «Баффута».
    Неподалеку от водоема мы нашли тропу, вдоль которой в обилии встречалась длинная
коричневая шерсть. Звериная тропа вела куда-то вверх, и я предложил разведать, куда
именно. Обладателем такой шерсти мог быть только один зверь — гигантский кротокрысс.
Он был не тем существом, которого мы могли опасаться с нашим-то оружием. Решив
сэкономить дефицитные безгильзовые патроны, я взял на изготовку снайперскую винтовку.
Сектант шел с автоматом.
    — Гордон, стреляй, только когда кротокрысс будет совсем близко. Наверняка там
целый выводок, так что я буду палить по всему, что движется, а там посмотрим: разбегутся
они или наоборот нападут.
    Через две сотни ярдов мы нашли еще одну тропу, видимо, она вела к каким-то
охотничьим угодьям. Еще через сотню шагов мы вышли к пещере. Кротокрыссы — ночные
животные, так что сейчас они должны были спать или сидеть в логове. Не желая беспокоить
животных раньше времени, мы скрутили в отдалении несколько факелов из сухой травы и
подошли к проему. Сначала я попытался разглядеть что-либо в темноте, но быстро понял
бесполезность этой затеи. Тогда сектант поджег факел и швырнул его в пещеру. Но во
вспышке я увидел первого зверя и тут же выстрелил, не особо разбирая, в какую часть тела
попаду.
    Эхо выстрела из такого мощного оружия разнеслось далеко по горам, а подстреленный
зверь заверещал и бросился на меня. Едва зубастая морда высунулась из пещеры, как я
выстрелил прямо в широкий лоб. Пуля пробила череп, и кротокрысс осел, испуская дух. За
первым выскочил второй. Я целился в голову, но попал в туловище: зверя отбросило назад,
он забился в предсмертных конвульсиях. Видя, что больше никто не нападает, я выстрелил
еще раз, добивая жертву.
    — Кидай еще. Сомневаюсь, что там было только двое.
    Хабболог закинул в пещеру второй факел, и пока тот горел, я рассмотрел еще двух
суетившихся во мраке животных. Выцеливать их было очень трудно, и я стал палить просто
на звук. Один раз кого-то зацепил, но зверь не решился нападать, а у меня кончились
патроны. Гордон подстраховал, пока я перезаряжал, а потом в темноту полетел еще один
факел, и на этот раз мой выстрел оказался точным.
    Четвертый зверь скрылся в глубине, и пришлось спускаться вслед за ним. Готовые к
нападению, мы ступили под своды пещеры. Узкий проем вел в широкую подземную полость,
в нос ударил тяжелый звериный запах. За первым залом шел узкий коридор, в котором и
притаился зверь, может, даже не один. Это было еще не логово, а только «прихожая». Мы
задержались, разжигая факел, а потом двинулись дальше. Через десяток ярдов коридор
привел в еще одну просторную полость, которая, наверное, и была логовом. В темноте я
разглядел блеск трех пар глаз. Выбрав самые большие, я пальнул прямо между ними — тут
же дикое верещание огласило пещеру. Оставшиеся двое метнулись в разные стороны, и пока
я выцеливал одну тень, Гордон тоже пальнул, с одной руки, благо конструкция оружия это
позволяла.
    Последние двое были детенышами. Когда мы выволокли все тела наружу, то поняли,
что запасов мяса нам хватит на пару недель. Звуки пальбы разносились далеко, но я
надеялся, что никто не придет поглазеть на результат побоища. Зато, когда наступил вечер и
мы развели костер у входа в пещеру, огонь нельзя было разглядеть ниоткуда. Тяжелый запах,
заполнявший логово, стал вытесняться ароматом жареного мяса. Туши мы оттащили на
полсотни ярдов вниз, чтобы падальщики, которые наверняка соберутся на запах крови, не
добрались до нас.
    Тщательно осмотрев пещеру, я нашел залежи панцирей не одного десятка рад-
скорпионов, ворох костей непонятного происхождения и клоки кожаной куртки. Затем
нашелся и проломленный человеческий череп, и рюкзак, а в нем — двенадцатизарядный
«Кольт», двадцать патронов к нему, нож, пара стимпаков и сотня золотых. Кто это был,
участник каравана или бандитской группировки, выяснить не удалось, да меня это особо и не
волновало.
    — Думаю, в наших похождениях мы схватили изрядную дозу радиации. Надо вколоть
себе «Рад-Эвей», да отдохнуть здесь денек, — сказал я, жуя жесткое, но свежее мясо.
    — Мне надо добраться до АХС-9 и рассказать обо всем, что произошло с нашими
отрядами. Ты меня отпустишь?
    — Помоги дотащить все эти вещи. Я оставлю тебе оружие, и когда доберемся до Нью-
Рено — иди куда хочешь.
    — Верни мне рацию.
    Вообще-то я собирался отдать ее Мордино в качестве трофея с «разбившейся летающей
машины», тем более радио было сломано, и я не думал, что есть шанс ее починить.
    — Так оно же сломано.
    — Я посмотрю, что можно будет сделать. Возможно, там ничего серьезного.
    — Хм, ты раньше не говорил, что разбираешься в радиотехнике.
    — А ты не спрашивал.
      Наверное, все-таки придется отдать рацию хаббологу. В любом случае детали
силовой брони и сломанное лазерное ружье — подходящие трофеи для обыкновенного
бандита, который носа не кажет из своего логова. Обойдется Мордино и без связи.
    — Так отдашь? — спросил хаббологист нетерпеливо.
    — Хорошо, забирай. Только давай сначала донесем эти вещи.
    Я вытащил из рюкзака два пакета с капельницами — препарат «Рад-Эвей», выводящий
радиоактивные вещества из организма и восстанавливающий поврежденные излучением
ткани. Взвесил в руках, чтобы прикинуть, насколько легче будет мой груз. Выходило —
совсем на немного, но даже эта капля была приятнее, чем ничего. Я отдал один пластиковый
пакет с золотистой жидкостью хаббологу, облокотился на стену и разместил второй у себя на
плече. Затем вколол иглу себе в вену и расслабился. Сектант проделал то же самое.
    Я лежал, ощущая, как в крови разбегается теплое вещество, спасающее мое тело от
радиации. Разум погрузился в полубессознательное состояние, но органы чувств продолжали
работать. Приятно было думать, что после взрыва инопланетной тарелки, схватки с
радиационными монстрами и после многодневного перехода по зараженной пустыне,
чудодейственное средство очищает организм, принося заметное облегчение и прояснение
рассудка. Надо отдать должное нашим предкам. Они хоть и уничтожили цивилизацию
искусственными вирусами, ядерными и водородными бомбами да радиацией, но заготовили
огромное количество препаратов, которые позволяли облегчить перенесение всех этих
невзгод.
    — Расскажи о своей религии, — попросил я Гордона от скуки.
    — Это сложно. Обычно мы даем книгу, чтобы неофиты ознакомились самостоятельно.
    — Объясни, как сможешь. Ты же АХС-4.
    — Хм. Что ж. Мы молимся великим Учителям, которые живут на планете Кветзел. Это
они давным давно дали людям цивилизацию, науку и технологию. Они сделали это только с
одной целью — чтобы мы смогли добраться до их планеты, постичь их мудрость и стать
наравне с ними.
    — А далеко эта Кветзел?
    — Далеко. Но люди позабыли про Учителей и стали использовать дар небес для
взаимного уничтожения. Великий пророк Дик Хаббл родился еще до начала войны и стал
собирать вокруг себя тех, кто верил ему и хотел отправиться на планету Учителей. Он
предсказывал войну, но ему не верили. Когда же его правота стала очевидна для всех, было
уже поздно. Но его последователи выжили, и я являюсь продолжателем дела Хаба.
    — А почему ты меня мясом называл?
    — Наша религия — это Великое Колесо, что катит вперед учение Хаббла. Тех, кто его
не понимает и препятствует его движению, колесо перемалывает. Поэтому всех наших
противников мы зовем «мясо с обода». Я отношусь к спицам колеса, на котором держится
его ось. Он наш лидер. Также колесом называют и средство для передвижения в
космическом пространстве, ведь это же колесо может привести нас к Учителям… Очень
жаль, что я не смог к нему добраться…
    Он надолго замолчал.
    — Там внутри были пилоты…
    Он поднял голову и пронзительно посмотрел на меня:
    — Как? Неужели сами Учителя? Что с ними стало?
    — Они погибли. Похоже, что их здорово долбануло об землю. У одного шея сломалась
еще при посадке, а второй выбрался наружу и умер в паре шагов от корабля. А вообще…
знаешь, нам показалось, что они были не живые существа, а роботы. Кости у них были точно
пластиковые.
    — Значит, все же не Учителя. Они прислали своих гонцов, но те разбились… Надеюсь,
они попытаются прислать еще один корабль.
    Я не стал его разочаровывать мыслью о том, что скорее всего его Учителя посчитают
слишком опасной и дикой нашу планету, поэтому не пришлют сюда никого в ближайшие
несколько сотен лет.
    Примерно через час, когда капельница иссякла, а на душе посвежело, я ввел себе еще
стимпак, чтобы закрепить медикаментозное восстановление организма.
    Костер практически потух, и лишь маленькие красные угольки проглядывали сквозь
корку пепла.
    — Гордон, нам до города шагать дней шесть. Мы можем снова наглотаться «Баффута»
и проделать этот путь за четыре дня, но лучше прибиться к какому-нибудь каравану. Так
будет безопаснее и проще, поскольку наши вещи поедут в повозках.
    — Я не хотел бы показываться людям на глаза. Здесь знают слишком мало о нашей
вере, поэтому боятся. Я предполагаю, что следует усилить миссионерскую деятельность в
этих местах. Твой Нью-Рено большой город?
    — Он не мой. Да, это самое большое поселение, которое я когда-либо видел.
    — Если после него ты отправишься в Сан-Франциско и доставишь деталь Небесного
Колеса в нашу штаб-квартиру, то я останусь в Нью-Рено и начну обращать потерянные души
в веру Хаббла и Великих Учителей.
    — Ха, уж чего-чего, а потерянных душ там хватает. Боюсь только, что тебе сложно
будет предложить им альтернативу наркотикам.
    — Я постараюсь. Это будет достойное искупление моих ошибок и наших потерь в
пустыне. Главное, чтобы мы дошли.
    — Не забудь о вознаграждении. Если у вас такое оружие, то с деньгами-то проблем нет.
Нас с Филом не зря занесло в пустыню. Мы надеялись на богатую добычу, но в результате он
вообще погиб, а у меня в кармане и тысячи золотых не наберется.
    — Ты продашь трофейное оружие…
    — Эти деньги мы будем считать добычей моего друга. У него в городе дочь, и ей надо
на что-то жить. Я обещал помочь Китти. Это мой долг перед Филом. Как только я покончу с
этим делом — отправлюсь в Сан-Фран. Если хочешь, можем сделать это вместе.
    — Я подумаю. Обстоятельства могут меняться, — многозначительно подытожил
хаббологист.
    Я кивнул и, прихватив снайперскую винтовку, вышел на свежий воздух.
    Вечерело, и горы уже затянуло тенью. Я надеялся разглядеть отсвет или дым костра
каравана. С другой стороны, с тем же успехом можно было бы наткнуться на лагерь
разбойников. Так что желание сектанта идти в одиночку было вполне оправдано. Пока было
рановато для разведения костров: из своего опыта я знал, караваны еще шагали, поэтому я
просто разглядывал темнеющие простоты через прицел винтовки. Оптика позволяла
заглянуть еще дальше, и я бы не удивился, узнав, что кое-какие вершины, видневшиеся в
призрачной дымке на горизонте, отстоят отсюда на сотню миль. Но вот высыпали звезды, и
сейчас наверняка где-то уже останавливались караваны, погонщики сгоняли браминов в
тесные группы, окружали их повозками. Беречь товар — главный закон караванов. Сначала
мне не удавалось рассмотреть ничего, походившего на лагерь, но затем я увидел на фоне
едва светлого неба тонкую струю дыма, поднимавшуюся на севере. Судя по расположению,
лагерь стоял в стороне от того места, откуда начался наш поход за «небесным колесом».
Значит, если этот караван идет в Нью-Рено, до нас ему топать два дня. Очень долго, но у нас
не было причин для излишней спешки.
    Я вернулся в пещеру, где хабболог уже укладывался на ночлег.
    — Похоже караван пройдет внизу через два дня… Если идет в нашу сторону, будем
ждать?
    Гордон приподнялся на лежаке их сухой травы и шерсти кротокрыссов:
    — Я же сказал, что не хочу показываться людям.
    — А я, думаю, дождусь. Глотать наркоту в критических ситуациях — это
необходимость. Сейчас же можно обойтись без таблеток. Помоги мне спуститься к тропе, а
потом иди на все четыре стороны.
    Пренебрегая осторожностью, мы снова уснули, не разделившись на дежурство. Я
понадеялся на свое чутье и сквозь сон слышал шорохи неподалеку от пещеры. Видать, кто-то
еще наслаждался нашей победой над семейством кротокрыссов.
    Утром предстояло очередное баффутовое опьянение и скачки по камням и осыпям в
сторону караванной тропы.
    
    
Часть III
    
Пролог
    
      Горный хребет был достаточно высок для того, чтобы радиосигнал достиг нужной
точки. Единственная трудность могла возникнуть лишь из-за нехватки мощности
передатчика. Но путник в сером балахоне очень надеялся, что заряда батарей и силы
старого военного передатчика хватит. Путник был вооружен только автоматом «Г-11», а
бесполезный «энергетический кулак» он спрятал в рюкзак, поскольку использовал его
батарею и некоторые детали для починки рации. В этих диких местах можно было
наткнуться на любую тварь, от безмозглого, но неопасного мантисса до умной и опасной
Руки Смерти. От нее одинокому бойцу не спастись. Однако путник искренне надеялся на
незримую поддержку Небесных Учителей. Миссия была столь важна, что личная
безопасность отходила на второй план. Главное — осуществить передачу.
      Поэтому любой риск был оправдан. Вызвать помощь было жизненно необходимо,
иначе Небесное наследие навсегда пропадет в разборках группировок местных дикарей.
Мясо с обода снова пыталось остановить Небесное Колесо Хаббла. Вся надежда была
только на него — АХС-4.
      Взобравшись на ближайшую вершину, он нажал тумблер, и тяжелая переносная
радиостанция с треснувшим корпусом и обломанной антенной ожила.
      — Говорит АХС-4, глава Третьей поисковой группы. Братья, вы слышите меня?
Братья, отзовитесь…
      Шум радиопомех не позволял понять, отвечает ли ему кто-то, или же это
атмосферные разряды складываются в замысловатые звуковые комбинации. Братья
молчали, или сигнал не пробивался через большое расстояние. Запас энергии истощался с
каждой секундой, и вместе с ней таяла надежда, что гибель пятидесяти девяти
достойнейших Хаббо Строителей была не напрасной.
      Внезапно белый шум сложился в связную речь:
      — АХС-4, мы слышим тебя…
    
      Быть главой Семьи нелегко. Бояться выглянуть на улицу и даже подойти к окну.
Постоянно находиться в курсе всех дел и следить за всеми. И самое главное — выполнять
обязательства перед партнерами. Особенно когда они столь могущественны.
      Сегодня он подвел своих партнеров. Ежемесячно он поставлял им рабов и получал
взамен оружие, боеприпасы и медикаменты. Таких средств не получал больше никто. Выйдя
на контакт с ним, они дали понять, что, по их мнению, именно его Семья является самой
достойной и надежной для бизнеса. Благодаря этому сотрудничеству у него возникала
реальная возможность подавить сопротивление конкурентов и завладеть всем городом.
      Когда конкуренты, эти проклятые Мордино, пронюхали о его делах, да еще умудрились
разрушить загородную базу — это чуть не подорвало бизнес. К счастью, диверсия была
подготовлена так бездарно, что нападавшие сами попали в западню, и особенно приятно,
что среди них оказался младшенький Езус Мордино. Базу придется создавать заново, зато
месть конкуренту будет осуществлена. И хотя деловую встречу с партнерами придется
перенести, маленький Езус отправится туда, откуда никто еще не возвращался.
      Подходило время сеанса связи, и предстоял непростой разговор. Как объяснить
партнеру, что в этом месяце он не получит рабов? Как доказать, что Семье еще можно
доверять? Как не понести жестокую кару?
      На письменном столе стояла тяжелая армейская радиостанция. Темно-зеленый
корпус из толстого пластика был потерт, но надежно оберегал электронную начинку, и не
было никаких причин не начинать связь — значит, придется объясняться.
      Луис сел за стол. Не спеша включил тумблер, рация тихо зашумела. Часы начали
отбивать полночь, когда в трубке послышался низкий металлический голос:
      — Сальваторе…
      Луис схватил рацию, вскочил со стула и заговорил, затравленно озираясь, будто
собеседник сейчас появится в кабинете:
      — Да!.. Да… Я на связи… Я хотел сказать, что обстоятельства изменились. В
указанный срок я не смогу предоставить очередную партию товара.
      — В чем дело? Проблемы?
      — Конкуренты… Я решил перенести время и место для нашей безопасности… Чтобы
никто не узнал о вашем существовании… Их разведчики стали подбираться слишком
близко. Да вы и сами в курсе последнего происшествия. Мы нашли шпионов и уничтожили,
но, боюсь, могут прийти новые…
      — Для нашей безопасности. Хм, ты даже не представляешь, какую чушь несешь.
      — Я… э-э-э…
      — Молчи. У меня есть для тебя более важное задание. Сделаешь, и я забуду все твои
ошибки, а может, и отблагодарю.
      — Да-да, конечно…
      — На днях в город придет человек или маленькая группа: двое-трое. Несколько дней
назад они были в пустыне, расположенной на северо-западе от вашего города. Ты знаешь
это место?
      — Великая Западная пустыня. Про нее рассказывают много страшных историй, из
местных никто не пойдет туда по собственной воле.
      — Вероятно, эти люди не местные. Найди их. Но не убивай. Нам нужны вещи, что они
принесут с собой. Запомни, такие вещи ты никогда не видел. И никто из людей вообще не
видел ничего подобного. Мне нужны эти предметы и эти люди. В крайнем случае, но только
в крайнем, — их вещи. Твой проступок будет забыт, а я в долгу не останусь.
      — Хорошо… Я найду их и доставлю вам.
      — Следующий сеанс связи через пять суток, в полночь. Конец связи.
      Радио замолчало. Синьор Сальваторе отдышался, успокоил нервную дрожь в руках и
закричал:
      — Мейсон!!! Поднимай всех!..
    
Глава 1
    
    Я сидел на утесе возле караванной тропы. Вокруг во все стороны простиралась долина,
сужавшаяся как раз под обрывистым склоном, над которым я устроил свой временный
лагерь. Это место идеально подходило для засады, поэтому мне надо было максимально
обнаружить себя, чтобы не нарваться на пули караванной охраны. Я сидел на одном рюкзаке,
а второй был брошен рядом. В ногах горел костерок, шипели кусочки мяса на палочках.
Караван должен был уже подойти, но еда никогда не бывает лишней, а огонь давал столь
необходимый приметный дым. С северной части тропы стало видно бледное облако пыли —
такое всегда поднимается под многочисленными ногами в засушливую погоду. До каравана
еще далеко, но ожидание обещало быть недолгим.
    Не успел я доесть второй кусок мяса, как из зарослей неподалеку выбрался боец в
старом металлическом доспехе и, помахивая тяжелым «Десерт Иглом», не спеша стал
приближаться ко мне.
    Я демонстративно не делал резких движений и не хватался за оружие. Похоже, это был
разведчик долгожданного каравана. Весьма предусмотрительно для караванщика выпускать
дальнюю разведку на эту возвышенность.
    — Не двигайся, приятель. Ты на мушке моего напарника, так что лучше сиди спокойно.
Ты здесь один?
    — А я и сижу спокойно. Жду вас. Привет, Фрэнк.
    — Черт, ты кто такой?.. — боец подошел ближе и узнал меня. — Неужели Эд?
    — А как же! А в кустах, наверно, прячется Алан. Можете расслабиться, тут засады нет,
я уже часа два сижу.
    Фрэнк обернулся и крикнул в сторону деревьев:
    — Ал, тут Эд сидит! Двигай сюда.
    Из зарослей появился Алан в черной кожаной куртке, с любимым «Рейнджмастером» в
руках.
    — Здарова, Эд. Долго же вы по горам мотались, если снова нас встретили. А где Фил?
    — Привет. Фила нет. — Я нахмурился. — Все мы когда-нибудь умрем, а его время
пришло.
    — Жаль, хороший боец был. Видать, прогулка по горам была не такой уж легкой. Я
присяду? — Алан втянул носом аромат шипящего мяса.
    Я гостеприимно указал на второй рюкзак и протянул обоим палочки с мясом. Френк
остался стоять, но еду принял и жадно впился зубами в угощение. Алан оглядел окрестности,
задержавшись взглядом на приближающемся караване.
    — Так ты опять с нами?
    — Да, видишь, вещей много, в одиночку трудно тащить. Кто караван ведет?
Савинелли?
    — Ага, старший. Хотя недолго ему, сдает мужик, годы и мили берут свое. Тебе
повезло, что его встретил. Скоро передаст право своему сыну.
    Мы перекинулись несколькими пустыми фразами, затем Алан встал и произнес,
обращаясь к Френку:
    — Наши уже подходят, нам пора вперед.
    Глядя на их удаляющиеся спины, я снял с огня последние куски мяса и старательно
затоптал костер, чтобы не осталось ни одного уголька. Затем взвалил на плечи оба рюкзака и
вразвалочку стал спускаться к тропе.
    Когда я бухнул на утоптанный грунт дороги свои баулы, из-за поворота как раз
появилась голова колонны. Это были два охранника и сам караванщик. Савинелли был
несказанно удивлен моему появлению, но с пониманием отнесся к моей просьбе
присоединиться к его группе. Он показал место, которое мне надлежало занять в караване, и
повозку, куда я скинул вещи. С расспросами пристал только вечером, когда рядом не было
лишних ушей.
    День прошел спокойно, и, расположившись на привале, караванщик начал расспросы.
Он тактично не стал выпытывать цель нашего с Филом путешествия. Только
поинтересовался, что с ним случилось. Мой рассказ расстроил его. Разведчика
действительно знали очень многие, и весть о его смерти никого не радовала.
    Дальнейший путь проходил в привычном размеренном режиме. Разбойников слышно
не было, а зверье не было серьезным противником. Только раз караван атаковала группа рад-
скорпионов, но мы быстро их перестреляли. Я старался пользоваться только снайперской
винтовкой, и пистолетом, не демонстрируя возможностей автомата. Все мои припасы
спокойно ехали в повозке, а я привычно выполнял обязанности охранника. Караванщик даже
приплатить обещал.
    В предпоследний день пути нам навстречу вышли три вооруженных человека. Они
долго разговаривали с караванщиком, сурово поглядывали на охранников и погонщиков, но
ни к кому больше не обращались. Они присоединились к каравану, в дороге держались
вместе и дистанцировались от нас.
    Вечерело, до привала оставалось совсем ничего, когда Савинелли как бы невзначай
приблизился ко мне и прошептал:
    — Это наемники Сальваторе. Ищут человека или нескольких, которые пришли из
Западной пустыни. Я не знаю, что у вас с Филом были за дела в горах, но если они пришли за
тобой, то рекомендую этой ночью валить из лагеря и как можно дальше. На тебя, похоже,
объявили широкомасштабную охоту, назначили награду за голову, и мафия добьется своего.
На твоем месте я бы вообще не появлялся в Нью-Рено минимум лет пять…
    — Спасибо.
    — Сегодня вечером я назначу тебя во внешний дозор. Повозку с твоими пожитками
поставим с краю. Когда погонщики пойдут за едой, у тебя будет пара минут, чтобы
вытащить вещи и уйти незаметно.
    — Спасибо… Почему ты мне помогаешь?
    — Семья Сальваторе берет с меня налог «за охрану». От них никакой пользы, и я
просто откупаюсь, чтобы не мешали бизнесу. Отомщу им хоть так. Удачи.
      Отлично! Лучше не придумаешь. Рановато я расслабился. Эти Сальваторе никак не
успокоятся, теперь они еще и вычислили, что мы идем из пустыни. Зачем я им нужен? Хотя
они могут догадываться о моих трофеях. Боюсь, тут не обошлось без их могущественных
приятелей под названием «Анклав». Значит, придется снова шарахаться от каждого куста
и натыкаться на засады на всех подходах к городу. Как же я доберусь до Езуса Мордино и
отчитаюсь о выполненном задании? Ладно, главное, чтобы Китти не пострадала, а я еще
попорчу мафии кровь. Быстрее бы уже ночь.
    Время тянулось очень медленно. Я сделал вид, что проголодался, и выпросил у
погонщика повозки с продуктами несколько кусков мяса и бутылку воды — кто знает, как
дела повернутся дальше, а запас никогда не повредит.
    Наконец настал вечер, а вместе с ним и время патруля. Я стоял в отдалении и следил
больше не за местностью, а за лагерем. Самое главное — не попасться на глаза этим
охотникам за головами. К счастью, они не стали расспрашивать остальных участников
каравана, удовлетворившись словами руководителя. Иначе давно бы уже вышли на меня — я
не был знаком и с половиной погонщиков, и выгораживать меня у них не было никакого
интереса. Костер в центре становища разгорался, и мясо уже висело над огнем. Незваные
гости расположились ближе к теплу и еде. Сразу видно горожан: ночная прохлада
вынуждала их искать комфорта.
    Я проглотил таблетку «Баффута» и стал ждать, когда погонщики пойдут ужинать.
Караванщик громко позвал их, кажется, даже громче, чем обычно — это явно был сигнал для
меня. Повозки остались без присмотра и, скрываясь в их тени, я стал подбираться к крайней.
Мои рюкзаки лежали около борта. Стараясь не шуметь, я выудил один и закинул за спину,
второй взял в руку. Наркотик уже действовал, и шум крови в ушах мешал сосредоточиться,
но я был предельно аккуратен. Так же пригибаясь, крадучись, я отошел от повозок и
двинулся в сторону пустошей. Еще раз спасибо тебе, караванщик Савинелли, спасение моей
жизни — достойная оплата за мои услуги в течение перехода.
    Несмотря на допинг, идти было чертовски тяжело. Когда я отпускал хабболога, то
вернул ему лишь рацию, несколько стимуляторов, один автомат и пару обойм к нему.
Остальной груз так и остался в моих руках. Теперь он пригибал меня к земле и не оставлял
сил на долгий переход. Вперед гнало лишь желание уйти как можно дальше от врагов и не
попасть в очередную западню, но долго выдерживать такой темп я не смог бы. Отойдя от
стоянки каравана на приличное расстояние, я побежал просто как можно дальше от людей,
но потом понял, что необходимо выбрать конструктивное направление и подумать о
дальнейших действиях. «Баффут» хоть и прибавляет сил, но он же и делает тупее, поэтому
под его действием мне не пришло в голову ничего умнее, как двигаться в сторону Нью-Рено,
правда, игнорируя все возможные тропы, пробираясь по оврагам и диким зарослям. Так я и
делал почти половину ночи, пока окончательно не выдохся, волоча несколько сотен фунтов
железа.
    Я остановился в каменистом овраге, где по дну бежал маленький ручеек. Двигаться
вперед становилось все труднее, а насчет дальнейших действий не было никаких идей. В
таких условиях лучшее решение — утолить жажду и завалиться спать. Что я и сделал.
Наркотик не дал возможности толково заснуть, поэтому остаток ночи я пролежал в
дремотном забытье, ворочаясь с боку на бок, а потом и дрожа от предрассветного холода.
Зато такой сумбурный отдых позволял слышать все звуки вокруг, что было весьма удобно из
соображений безопасности.
    Утром голова немного прояснилась, и пришло время что-то решать, а после того, как я
напился воды из ручья и умылся, стало еще легче. Самым простым способом мне показалось
обойти город с юга и сделать вид, что я простой путешественник, идущий из НКР. Но
сначала следовало припрятать все ценные вещи, чтобы вернуться за ними позднее, когда
решится вопрос с Сальваторе. Как его решить я не знал, но если попытаться заручиться
поддержкой Мордино, можно надеяться на удачу. В конце концов, я работаю на него и кое-
какие вещи фактически принадлежат ему, а то, что я их не донес до «Десперадо» — не моя
вина.
    Я разобрал содержимое рюкзаков. В одну кучу сложил остатки бойца «Анклава», в
другую — инопланетные трофеи, и в третью — шесть автоматов «Г-11», патроны к ним и
некоторые громоздкие медикаменты. Получается, придется делать три тайника, ведь если
я приду сюда с людьми Мордино, то мне лучше не демонстрировать свой арсенал и наследие
инопланетян.
    Следующие три часа были потрачены на выкапывание глубоких ям, упаковку и
захоронение наших с Филом находок. Себе я оставил снайперскую винтовку, пистолет-
обрез, несколько пачек патронов к ним, восемь плазменных гранат, нож и автомат «Г-11».
Десяток стимпаков и упаковку «Баффута» рассовал по карманам. За спиной остался лишь
спальник, запасы еды и воды. Немного поразмыслив, я решил спрятать туда же шесть гранат
и «Г-11» — слишком заметное и необычное оружие, таких у бродяг и охотников не бывает.
Плазменные гранаты — вещицы тоже редкие, но пару я оставил на поясе, все-таки до тракта
из НКР еще добраться надо, а сколько наемников меня ищет в городской округе, пока не
известно. Я стал похож на одинокого охотника, который не возвращается из пустыни с кучей
дорогих трофеев, а идет наниматься на работу к одному из боссов мафии — чего я и
добивался.
    Я перекусил сухими запасами и отошел на сотню ярдов. Теперь надо хорошенько
запомнить место, где все это лежит, чтобы не плутать потом в поиске дорогих кладов. Гора
справа и Нью-Рено в отдалении были хорошими ориентирами. Где проходил тракт, я тоже
представлял, поэтому лишь прикинул расположение окрестных деревьев и крупных валунов,
после чего повернулся к югу и зашагал в обход города.
    К вечеру предстояло выйти к реке, и я надеялся отыскать мелкое место, чтобы
форсировать ее вброд. Идти приходилось медленно, постоянно озираясь. Как ни хотелось
выбраться на возвышенность и оглядеться, это было опасно — преследователи могли меня
заметить раньше, чем я их.
    Несмотря на медленное продвижение, я все-таки вышел к реке до темноты. Это было
хорошо, ведь место для переправы лучше найти при свете, а вот переходить ее лучше в
темноте. Но берег представлял собой опасное место — там могла быть засада, как раз на
такой случай. Я направился вверх по течению, в сторону города, надеясь на удачу. Жаль, что
эти места я знал плохо, а мудрого и опытного Фила рядом не было.
    По мере продвижения к реке шум воды усиливался, а на ее поверхности появились
шапки пены — все признаки того, что впереди перекат. Далее пойма реки расширялась, а
заросли у берега разрослись широко. В них было удобно прятаться моим врагам, поэтому я
старался идти практически у самой воды. Под сенью деревьев сумерки моментально
превратились в ночь, продвигаться стало сложно, но неожиданно впереди мелькнул огонь.
Эх, горожане! Конечно, трудно сидеть в засаде на берегу реки и не греться у огня. Главное,
чтобы костер не был приманкой. Один будет сидеть мясо жарить, а трое других в
темноте подождут, пока я нападу. Лучше не торопиться, подкрасться ближе, заодно
послушаю, о чем они болтают.
    Я аккуратно приближался к лагерю, прислушиваясь к любому звуку и по полминуты
выбирая место, куда поставить ногу при следующем шаге. Наконец я был уже так близко от
костра, что через гущу прибрежных кустов мог разлить лица людей. Похоже, они сидели
здесь не первый час, а может, и не первый день. Трое бандитов готовили себе еду: судя по
запаху, в котелке булькала уха. Их расслабленные позы говорили, что никакого нападения
они не ждут, а может, вообще не понимают, зачем их сюда прислали.
    Пока я думал, что с ними делать, такой же огонек появился на противоположном
берегу. Проклятье, переправа здесь становится невозможной! Даже если я уберу этих
троих, с другого берега река великолепно простреливается, и даже ночью я буду заметной
мишенью. Надо поворачивать назад, обходить эту засаду по широкой дуге и искать
переправу ближе к городу, либо спускаться ниже по течению. Все броды у города наверняка
тоже перекрыты, значит, надо двигать вниз.  Я стал озираться в поисках наиболее
удобного пути отступления, сделал шаг назад. К несчастью, под ногу попался сучок,
который тут же предательски хрустнул. Шум воды и потрескивание костра не заглушили
звук, зато помогли мне достать пистолет и гранату.
    — Тихо! Вы слышали хруст? Кажется, там кто-то есть! — воскликнул самый молодой
бандит.
    — Да ладно, тебе померещилось, или крыса какая-нибудь. — Бандиту постарше явно
не хотелось вставать с теплого места.
    — Если не ошибаюсь, нас и послали сюда для того, чтобы поймать одну крысу, —
отозвался третий, который помешивал варево в котелке. Он встал и взял наизготовку
«Хеклер Кох МП-9».
    Остальные двое тоже стали подниматься. Кажется возникли трудности, надо
действовать, пока они еще стоят кучно.  Броску сильно мешали ветки деревьев, поэтому я
что есть силы метнул гранату по низкой траектории прямо в костер. Граната еще не успела
долететь до цели, как я уже наводил пистолет на «повара» — он как раз направил ствол
автомата в мою сторону. Граната попала точно в костер, разметав угли и подняв сноп искр.
Автоматчик успел отскочить от зеленой вспышки, а вот двоих плазма зацепила. Один погиб
сразу, а тот, что помоложе, завопил, глядя как его правая нога, покрытая зеленым слоем
плазмы, превращается в розовую лужицу. Он упал, продолжая оглашать берег реки
истошными воплями.
    Между тем я выстрелил в «повара» и тут же отскочил влево. На то место, где я был
секунду назад, обрушился шквал автоматной очереди. Десятимиллиметровые пули рвали
листву и кромсали ветки. Выпустив очередь, стрелок залег, пытаясь понять результаты своей
пальбы. Я не мог достать его, он тоже не видел меня, поэтому нам обоим приходилось
выжидать и надеяться на ошибку противника.
    Крики раненого и шум воды не позволяли толком ничего расслышать.
    Наиболее простым решением была бы вторая граната, но я не знал, где залег
автоматчик, да и не хотелось на него тратить ценный боеприпас — я же еще и до города не
добрался. Оставалось надеяться, что у него нет при себе гранат, а то мне тоже пришлось бы
не сладко. Прогремел выстрел, и одиночная пуля вошла в землю в ярде от меня.
    — Вылезай, крыса, и я тебя прикончу! — раздался голос врага.
      Очень неосторожно с его стороны подавать голос. Если б я не жалел гранат, это
были бы его последние слова.  Я понял, что он лежит за бревном и может палить в мою
сторону только наугад. Насколько я знал «МП-9», у «повара» оставалось около десяти
патронов. Даже если они не бронебойные, шансов на выживание пока у меня немного. Еще
одна пуля просвистела над головой и стукнула в ствол позади меня. Давай, выгляни хоть на
миг . Мои глаза уже привыкли к темноте, а у него перед глазами мигает костер — значит,
меня он не может как следует разглядеть, только услышать.
    Я бесшумно привстал на одно колено и пригляделся к позиции бандита. Точно:
поваленное дерево давало ему укрытие, но только от противника, который тоже лежит.
Подловив момент, когда раненый бандит снова громко застонал, я сделал два шага и быстро
спрятался за деревом. Стрелок что-то услышал, высунул автомат над бревном и пальнул на
звук. Пуля пролетела в футе от меня, но теперь я точно увидел, где он лежит. Я смог
разглядеть его ногу. Самое время для прицельного выстрела . Прикинув, куда можно будет
отскочить, я поймал ногу в прицел и, вспоминая уроки Фила, медленно нажал спусковой
крючок.
    Тут же отпрыгнув в сторону, я услышал вопль и проклятия. Похоже, попал .
Разъяренный бандит привстал на колено и принялся поливать очередями то место, где, по
его мнению, я находился. Вскоре, однако, автомат замолчал. Все, патроны закончились, а у
меня еще три . Я кинулся к нему, надеясь успеть прежде, чем он перезарядит автомат.
Расстояние было около двадцати шагов, и я мчался, игнорируя ветки, хлеставшие по лицу.
Но я не учел, что он мог себе позволить вообще не тратить время на смену магазина. Когда я
выскочил из зарослей, на меня смотрело дуло двенадцатизарядного десятимиллиметрового
«Кольта». Увернуться было нереально — слишком сильная инерция гнала меня вперед,
поэтому я просто бросился на землю, перекувырнулся и выстрелил в то место, где секунду
назад торчала его голова. Секунду спустя я вскочил на ноги и увидел, что он лежит на спине,
держась за шею. Недолго думая я добил его выстрелом в голову, а потом пристрелил и
стонущего бандита, пораженного плазмой.
    Меняя обойму пистолета, я подошел к убитому «повару» и ногой перевернул его на
живот, чтобы разглядеть, что у него было с шеей и помешало ему выстрелить. Чуть выше
воротника кожаной брони, у основания черепа у него торчал метательный нож. Я тут же
упал на землю и стал отползать в кусты. Выходит, я не один, и кто-то сейчас спас мне
жизнь, но это не значит, что он поступил так сознательно .
    — Враг Сальваторе — наш друг, — донеслось из темноты.
    На поляну выступила невысокая фигура в темном костюме.
    Я прислушался: в зарослях оставался кто-то еще.
    — Кто вы?
    — Мы — якудза. Наша группа давно следит за этой троицей. Мы в курсе, что
Сальваторе ищет некоего человека, который должен прийти с северо-запада. Догадываюсь,
что это ты и есть. Любой вред Сальваторе — для нас благо, поэтому я готов помочь тебе.
    Из зарослей вышли еще две фигуры. Оружие они держали за спиной, но я уже
убедился, как ловко они мечут свои ножи.
    Внезапно я почувствовал, что четвертый человек стоит у меня за спиной всего в паре
шагов.
    — Давай, я помогу тебе встать, — услышал я.
    
Глава 2
    
    У них были все шансы убить меня или хотя бы вырубить, чтобы потом допросить, но
всем своим поведением они демонстрировали миролюбие.
    На них были просторные черные одежды, не стеснявшие движений, на лицах — маски,
чтобы не выделяться в темноте. Это были настоящие виртуозы маскировки и
подкрадывания.
    Глава группы снял маску, и под ней оказалось необычное узкоглазое лицо.
    — Вы китайцы, что ли?
    — Нет, якудза — это японская мафия. Впрочем, сейчас это не столь важно. Надо
уходить отсюда, а то Сальваторе на той стороне реки наверняка переполошились и днем
точно попытаются сюда переправиться. Не хватало, чтобы они привели сюда всю банду.
    Мы быстро обшарили тела убитых и их вещи. В рюкзаке одного из бандитов
обнаружили пару гранат — их якудза установили в качестве мины на трупах. Оружие и
патроны я оставил японцам, забрал только золото, у трупов оказалось при себе всего три
сотни.
    Мы осторожно пробирались через заросли.
    — Куда мы идем? — спросил я.
    — В наш лагерь. Там задашь все вопросы, — последовал лаконичный ответ.
    Мы двигались в сторону города вдоль речной поймы. К воде не приближались, чтобы
не наткнуться на очередную засаду. Постепенно мы отдалились от реки и двинулись в
сторону гор. Ближе к утру, приблизившись к городу, набрели на заброшенную шахту, в
которой якудза оборудовали свою базу, где я насчитал примерно два десятка человек, среди
которых были и женщины. Многие здесь были одеты в простые кожаные куртки. Также
далеко не у всех были раскосые глаза и плоские лица, похоже, что якудза становились, как и
в любой мафиозной Семье, не по крови, а по заслугам.
    В глубине шахты была оборудована комната специально для главы клана, который
оказался моим спасителем. Он зажег пару масляных ламп и снял капюшон. На вид ему было
за пятьдесят. Темные волосы тронутые сединой, сухая кожа, глубокие морщины, узкие глаза
и широкие ноздри.
    — Я Майкл-сан. Можно — просто Майкл. Давай я вкратце расскажу, почему мы здесь
и помогаем тебе, а потом обсудим твои дела.
    — Хорошо, — согласился я.
    — Наш клан — якудза — еще пару лет назад был весьма значительной группировкой в
Нью-Рено. Основным конкурентом была семья Сальваторе. Наше соперничество шло с
переменным успехом. Но потом нас предали. Однажды, когда у нас было одно крупное дело
за городом, люди Сальваторе совершили налет на наш секретный склад оружия. Это был
тяжелейший удар по нашей Семье. Вернувшись в город, мы поняли, что Сальваторе стал
намного сильнее. Они начали охоту за нашими людьми, за самыми лучшими из нас. Они
перестали бояться прямых столкновений, и из перестрелок его бойцы почти всегда выходили
победителями. Под угрозой полного уничтожения нам пришлось покинуть город. Теперь мы
обитаем здесь, лишь иногда появляясь в пригородах. Многие ушли от нас, а те, кто остался,
живут разбоем. Мы настолько пали, что приходится заниматься земледелием, лишь бы
прокормить себя…
    Мне пришлось сделать вид, что я сожалею об их «тяжелой» судьбе.
    — …но мы по-прежнему сохраняем надежду, что однажды сумеем отомстить
Сальваторе, за наш позор. Судя по тому, какие силы он бросил на твои поиски, ты ему очень
сильно насолил. Поэтому ты — наш друг. Чем мы можем тебе помочь?
    — Мне надо в город, но чем я насолил именно Сальваторе — не представляю. Я
работал на Мордино, а теперь его конкурент пытается воспользоваться результатами моей
работы. Я должен доставить Езусу Мордино определенный груз, и, похоже, Сальваторе
хочет его захватить. Поэтому сейчас мне необходимо даст знать Мордино, что я рядом и
готов вручить ему то, что обещал. У тебя есть возможность послать гонца, который передаст
Езусу мое сообщение?
    — Найдется. Даже не буду спрашивать, что ты там нашел, хотя очень любопытно.
    — Поверь, отнюдь не оружие, не деньги и не наркотики. Просто железный хлам, вот
только Мордино об этом еще не знает. А вот зачем это Сальваторе — сам не пойму. Так мы
можем передать послание в «Десперадо»?
    — Послать гонца не сложно. Передашь на словах или напишешь письмо?
    — На словах. Только сначала надо подумать о безопасности. Если я вам по выполнении
работы оставлю хорошее оружие, вы мне поможете?
    — Навредить Сальваторе уже радость, а так вообще великолепная сделка.
    — У меня припрятано шесть хороших автоматов. До и во время встречи с людьми
Мордино будьте моим прикрытием. Тайник в шести-семи часах ходьбы, значит, встречу надо
назначать через двое суток. Осталось только решить, где.
    Предвкушая хорошую награду и возможность отомстить своему врагу японец
демонстрировал большой интерес к предстоящему делу.
    — Можно на Голгофе. Все знают ее расположение, и мест для засады там масса. Так
что прикрытие организуем неплохое.
    — Далеко отсюда?
    — Часа три ходу.
    — Отлично. Зови гонца.
    Майкл открыл дверь своего «кабинета» и крикнул в темноту:
    — Эй, позовите Сэйдзи.
    Через минуту прибежал паренек, совсем не похожий на большинство своих собратьев
по клану. Он прикрыл за собой дверь и вытянулся в струнку.
    Майкл посмотрел на меня и спросил:
    — Мне выйти?
    — Необязательно. Мы же вместе в этом деле участвуем. Значит, так, — я повернулся к
посланнику, — доберешься до казино «Десперадо». Скажешь охране, что ты по делу двух
разведчиков, которых синьор Мордино посылал в Западную пустыню. Тебя пропустят.
Старшему Езусу Мордино расскажешь, что разведчики Фил и Эд выполнили обещание и
принесли добычу. Но проблема в том, что охотники Сальваторе перекрыли все подходы к
городу. Поэтому для передачи добычи Фил и Эд назначают встречу на следующий день у
входа на Голгофу — на закате. В путь отправиться лучше ночью. Завтра утром будешь в
казино и в тот же день вернешься сюда. Все понял?
    Паренек кивнул и собрался уходить.
    — Погоди. У бармена или на кухне ресторана казино спроси девочку по имени Китти.
Она должна работать там. Скажи, что ты от Фила и Эда. Узнай, как у нее дела и какие
последние новости о разборках Сальваторе и Мордино. Теперь можешь идти.
    Гонец кивнул и повернулся к своему боссу.
    — Все верно. Выходи ближе к полуночи. Удачи! — напутствовал тот.
    Паренек поклонился и вышел. За два дня мы успеем достать оружие и остатки брони
«Анклава». Вернувшись на базу якудза, будем уже в курсе ответа Езуса. Главное, чтобы
гонца не перехватили боевики Сальваторе.
    Закончив разговор о делах, мы отправились завтракать, а потом мне выделили спальное
место. Оно было не в самой шахте, а под тканевым навесом у входа. Таких палаток тут было
несколько, и в каждой стояли грубо сколоченные деревянные лежаки с тонкими матрасами.
На свой топчан я уложил привычный спальник, с которым не раз ходил в Западную
пустыню. На грани сна и реальности меня посетила мысль, что неплохо было бы его
проверить на радиоактивность, но сил не было и я отключился.
    Проснулся я ближе к полуночи. Утром предстоял поход за трофеями, спрятанными
накануне. Я выспался и не представлял, чем заняться ночью. Грудь и спина страшно
чесались под повязкой, которую мне наложил хабболог после схватки с Когтями Смерти.
Грудина уже не болела, так что я решил снять бинт. Поддев ножом край эластичной повязки,
я принялся аккуратно разрезать все. Волоски на груди приклеились к бинту, поэтому
отдирать было неприятно, зато когда повязка была снята, прохладный ночной воздух
приятно холодил розовую и чистую как у младенца полоску восстановленной кожи.
    Закончив операцию и отбросив в сторону бинт, я снова лег на кровать. Провалявшись
больше часа, я размышлял о том, куда может дальше завести моя авантюра. Фила уже нет,
мне предстоит участвовать в разборках между мафиозными кланами, и до Сан-Франциско
еще так невообразимо далеко. Тут под полог заглянул молодой японский боец:
    — Майкл-сан приглашает на вечернюю трапезу.
      Очень своевременно.
    — Спасибо, сейчас буду.
    Я подумал, что брать с собой рюкзак с оружием на ужин к главе Семьи будет дурным
тоном. Я засунул за пояс пистолет и встал.
    На ужин подали необычное блюдо из вареной белой крупы и полосок сырой речной
рыбы без костей, свернутых в небольшие комочки. Глава мафии ловко орудовал двумя
тонкими палочками и отправлял комочки в рот. Мне предложили обычную вилку, и ею
управляться было гораздо легче.
    За едой Майкл-сан рассказывал о тех временах, когда его банда благоденствовала: в
Нью-Рено они контролировали целый квартал. Растили молодое поколение боевиков,
обеспечивая им специальную подготовку по японской методике. Но предательство и тонкий
расчет врагов оказались эффективнее мастерства. И я рассказывал о буднях охранника
караванов, стараясь не касаться моментов, когда мафия и охрана вступали в схватку за
перевозимое имущество. Также я обходил стороной тему, как это простой охранник нажил
себе таких влиятельных врагов.
    За едой и травяным напитком мы просидели до середины ночи, когда восток уже
заалел, предвещая утро. Майкл предложил отдохнуть еще немного перед сложным днем, и я
вернулся на свой лежак. Вещи мои никто не трогал, и это добавило мне уверенности, что с
якудза можно иметь дело. По крайней мере сейчас, когда у нас один общий сильный враг.
    Утром я объяснил, куда нам идти, и экспедицию возглавил сам Майкл-сан. По его
словам выходило, что путь займет меньше времени, чем я потратил на дорогу в одиночку. Но
вернуться на базу получалось никак не раньше вечера.
    По дороге Майкл принялся, расспрашивать меня о человеке, которого я упоминал при
диктовке послания гонцу Мордино:
    — Ты идешь один, но трижды упомянул какого-то Фила. Это твой друг или напарник?
И где он сейчас?
    — Это и друг и напарник. На задание мы вышли вместе, а когда возвращались назад, то
столкнулись с Когтями Смерти. Он погиб. Но заказчик этого еще не знает.
    — Когти Смерти? Я много слышал об этих тварях, расскажи о них…
    Я принялся пересказывать обстоятельства нашего боя, не упоминая, что с нами был
еще и сектант. Больше внимания я уделил описанию внешности и боевых качеств монстров.
Якудза очень удивлялись, как это мне удалось выжить.
    — Наверное, вас ждала большая награда, если вы решились взяться за такое опасное
дело.
    — Ставкой была жизнь маленькой дочери Фила. Фактически, уходя в пустыню, мы
спасали ее.
    — Но ведь сейчас Фила нет, почему же ты продолжаешь игру?
      Интересный вопрос. В самом деле, почему-то мне не приходило в голову бросить все
дела в Нью-Рено и отправиться в Сан-Фран или куда-нибудь на север, плюнув на Китти и
долги Фила. Сможет ли этот японский бандит понять мои мотивы?
    — Он был моим другом. Теперь его долги отдаю я.
    — Да, для нас долг тоже превыше всего. Я уважаю тебя за это решение. Будь уверен,
мы постараемся помочь.
    — Так вы уже помогаете.
    — Ты обещал нам оружие, а мы мстим Сальваторе. Но теперь я помогаю тебе еще из
уважения. Для якудза это значит очень много… Дочка твоего друга… Кажется, ты называл
ее Китти?
    — Да.
    — Тяжело одинокой женщине в этом городе, если некому ее защитить, тем более
ребенку. Ты останешься с ней или заберешь ее из города?
    — Сейчас Китти в безопасности, ведь она по сути заложница в казино Мордино, она —
главная гарантия, что Фил принесет ему найденные трофеи. Старый Езус ее бережет. Что
будет потом, я не знаю. Ей уже двенадцать — как она решит, так и сделаем, но я в городе
оставаться не планирую.
    По мере приближения к караванной тропе разговоры смокли. Однажды мы увидели
тоненькую струйку дыма и обошли костер по широкой дуге. Кто там отдыхал в дневное
время, одинокий путешественник или поисковая группа Сальваторе, мы решили не узнавать.
Впереди показались знакомые деревца и приметная ложбинка.
    Я указал, где зарыты автоматы, а сам принялся выкапывать сумку с лазерной
винтовкой и кусками энергетической брони. Вытащив все это из ямы, я подошел к
озадаченным японским бандитам. Они никогда не видели автомат «Хеклер Кох Г-11»,
поэтому пришлось провести краткий инструктаж по его применению. Майкл-сан сильно
расстроился, узнав, что такое хорошее оружие имеет необычные патроны, которые
наверняка дорого стоят и не могут быть изготовлены в условиях пыльной пещеры.
    Пока они разбирались с оружием, я решил откопать и инопланетные находки. Все-таки
сейчас я под надежным прикрытием, поэтому можно позволить себе перенести трофеи
ближе к городу и перепрятать там. В любом случае, для перехода на юг — в Сан-Франциско,
мне понадобится переправляться через реку, и возвращаться сюда будет слишком большой
потерей времени и сил.
    Якудза с удивлением смотрели на третий сверток, который я извлек из земли.
    — Вещи Фила. Передам их дочери, — не моргнув глазом, соврал я.
    Солнце было в зените, когда мы двинулись обратно. В лагерь якудза мы шли даже
быстрее, чем из него. Груз за плечами возрос, зато обладание новым оружием придало
разбойникам уверенности, и сейчас я бы не позавидовал наемникам Сальваторе, попадись
они нам на пути. Но вылазка прошла без столкновений.
    На базе якудза нас уже ждал Сэйдзи. Он дремал, когда мы пришли. Его тут же
разбудили и отправили к главе клана для доклада.
    — В казино «Десперадо» военное положение. Когда я сказал, что мне надо к старшему
Езусу, меня чуть не пристрелили, почему-то приняв за Сальваторе. Я пересказал ему твои
слова, и не скажу, что он обрадовался. Езус явно что-то замыслил. Он пришлет на место
встречи группу своих боевиков.
    — Это хорошо. Что насчет Китти?
    — Она сказала, что с ней все в порядке. Что касается последних событий, то неделю
назад сын босса — младший Езус совершил нападение на загородную базу Сальваторе.
Никто не знает, что там произошло, но он попал в плен. Поэтому босс Мордино такой
нервный. Пожалуй, это все… Да, по пути туда мне трижды встречались патрули, но я их
обходил. А когда шел обратно, они меня остановили, обыскали и отпустили. Очевидно,
выходящие местные жители интересуют их гораздо меньше входящих не местных.
    — Спасибо. Я запомню твои заслуги. Можешь идти.
    Когда парень ушел, Майкл-сан взглянул на меня:
    — Понимаешь, что это значит?
    — Сальваторе нужен я, а Мордино — его сын.
    — Ты уверен, что старый Езус тебя не предаст?
    Я задумался.
    В таких обстоятельствах ни в чем нельзя быть уверенным. С одной стороны, Мордино
оплачивал нашу экспедицию. С другой, он не знает, что я ему несу, зато точно знает, что
враг может сделать с его единственным сыном. Как бы и вправду он не продал меня в обмен
на младшенького Езуса.
    — Очень даже может предасть. Но ведь Китти у него. Я просто не могу не идти.
Придется рискнуть. Оружие у вас. Я надеюсь на вашу помощь.
    — Что ты предлагаешь?
    — Я приду на место встречи. Возможно, сооружу себе там какое-нибудь укрытие. Вы
будете в засаде. А там посмотрим. Если все пройдет спокойно, значит, вы выполнили
обещания, и мы в расчете. Если же нет… Сигналом к атаке будет бросок гранаты. Они не
знают, что я не один. Шесть автоматов у вас уже есть. Еще могу выдать снайперскую
винтовку, правда, на время — самому нужна.
    Майкл-сан кивнул.
    — Ты сможешь отличить людей Мордино от Саль ваторе? — спросил он, помолчав.
    — Сомневаюсь. Я не так хорошо со всеми ними знаком.
    — Жаль. Подозреваю, что эти двое мафиозо договорятся между собой и на встречу
придут и те и другие. Ты можешь оказаться в трудном положении.
    — Похоже на то. Но это неизбежно. Зато у вас появится шанс достойно ответить своим
врагам.
    — О, да, как говорили древние мудрецы: «Месть — это блюдо, которое надо подавать
холодным». Мы достаточно остыли за эти годы изгнания. Завтра мы придем на место не к
закату, а к полудню. Я вышлю разведчиков, которые отследят передвижения боевиков мафии
издалека. Возможно, подслушают их переговоры. Лучший из разведчиков будет снайпером
и, в случае перестрелки, прикроет с тыла.
    Похоже, глава клана был весьма изощрен в вопросах нападения из засады. Впрочем,
при недостатке оружия самое лучшее средство — совершенствовать подобные навыки.
    — Значит, договорились? — Я встал и протянул Майклу руку.
    — Да. — Майкл-сан сначала ответил на рукопожатие, а затем поклонился по своему
обычаю.
    Я повторил его движения.
    Он указал на дверь:
    — Можешь отдыхать. Я отдам все необходимые распоряжения и подготовлю людей.
Завтра предстоит трудный день.
    Я послушался его совета и отправился на свой лежак. Перед сном надо было решить,
что делать с моими инопланетными находками. Нести с собой на встречу, где меня могут
захватить в плен или убить, это значит подарить бандитам мощное и драгоценное оружие.
Якудза тоже это касается. Им хватит для разбойных нападений и отличных «Г-11», хотя
логичнее их продать и накупить стволов попроще, но столько, чтобы хватило на всю банду.
Артефакты надо перепрятать где-то рядом и при этом не показывать их якудза.
    Я встал, прихватил с собой автомат и боевой нож, спрятав его за голенищем сапога.
Увесистый сверток сунул под доспех, и направился к выходу из лагеря. Проще всего было
изобразить прогулку по нужде. Я направился к реке, ярдов через сто нашел тихий овражек и
только собрался спустить штаны, как услышал шорох перекатывающихся камешков. Резко
обернувшись и вскинув оружие, увидел якудза в темном костюме.
    — Ух, напугал, — деланно удивился я. — Приятель, я специально отошел, чтобы меня
никто не видел, ваш сортир постоянно занят. Надеюсь, ты не будешь подглядывать?
    — Нет, — буркнул он из-под капюшона.
    — Хотя я не против, если ты будешь охранять мою задницу.
    — Осторожнее тут, на крысу не наткнись или скорпиона.
    Когда темная фигура удалилась, я спустил штаны, присел и принялся аккуратно рыть
ножом землю. В низине у воды почва была сырая и дерн туго поддавался. Вырезав
квадратный ломоть, я поднял его, сунул в чернеющую яму сверток и прикрыл ее дерном,
слегка притоптав. Да, в темноте тайник не найдешь. Но при свете дня наверняка он будет
заметен. Чтобы у любопытных не возникало желания копаться здесь, я опорожнил кишечник
прямо на свой тайник, заодно и пометив его. Теперь можно было спокойно спать.
    Вернувшись в лагерь, я устроился на своем лежаке и отключился до утра.
    
Глава 3
    
    Короткий утренний переход только придал мне сил. Детали брони «Анклава» и
сломанную лазерную винтовку я снова тащил сам. Не хотелось разбирать рюкзак и
показывать его содержимое, хотя Майкл и предлагал переложить часть ноши на плечи его
воинов. Со мной было семеро якудза. Как я понял, самые лучшие стрелки, зрелые и
опытные. Похоже, молодежь хорошо владела только холодным оружием, ведь у них не было
возможности много практиковаться с огнестрельном.
    Якудза ступали практически бесшумно, а лучший разведчик с одолженной у меня
снайперской винтовкой вообще перемещался как тень — вот что значит результат долгих
тренировок. На нем был ночной маскировочный костюм, только вывернутый наизнанку. С
обратной стороны он оказался серо-коричневым, как раз под цвет пустошей. Еще двое,
включая Майкл-сана, облачились в такие же костюмы, только не накидывали капюшоны.
Броню они так и не надели. Остальные были в черных кожаных куртках, которые могли
считаться броней, но от огнестрельного и энергетического оружия, само собой, не защищали.
Интересно, какие запасы были у якудза до их поражения в конкуренции с Сальваторе?
    Каждый из стрелков с «Г-11» имел по два снаряженных магазина, хотя глава клана дал
им строгий приказ беречь патроны и при любой возможности вести огонь одиночными.
Майкл-сан захватил еще и трофейный «МП-9». Тоже для экономии ценных безгильзовых
боеприпасов.
    Сначала мы двигались вдоль реки, затем стали медленно забирать к северу. Город
раскинулся в долине грязно-серой кляксой.
    На Голгофу мы прибыли за час до полудня. Не приближаясь к месту предстоящей
встречи, якудза прочесали местность в поисках засады. Обнаружили брошенное кострище и
следы трех человек, удалившихся в сторону города.
    Голгофа представляла собой мрачное зрелище, даже мерзкое. Прямоугольное кладбище
окружал вал в половину человеческого роста. Внутри периметра виднелись обыкновенные
могильные холмики и разнообразные причудливые надгробные знаки. Внимание привлекали
кресты и колья, установленные на валу. Почти на каждом висели тела, застывшие в
предсмертных муках. Некоторые уже превратились в полуобглоданные человеческие
скелеты или сухие мумии. Местные падальщики постарались.  Как объяснил Майкл-сан, на
Голгофу попадают враги мафии. Поэтому, если уж перешел дорогу какой-нибудь Семье, то
лучше позаботиться о своей смерти самостоятельно, чтобы не стать очередным экспонатом
этого своеобразного музея. Только Сальваторе уже давно не пополняли его своими
жертвами. Я догадывался, что они делают со своими пленниками, и неизвестно было, что
лучше: попасть на Голгофу или стать рабом летающих машин «Анклава».
    После короткого совета мы разделились. Разведчик с винтовкой удалился в сторону
города, прихватив одного напарника с трофейным «МП-9», который передал ему глава
клана, а мы принялись готовить укрепления. Для этих целей предусмотрительные
разбойники даже захватили лопаты.
    Валы, окружающие кладбище, отлично подходили для укрытия нескольких человек,
однако позиции двоих стрелков решили разместить за их пределами. Окружающая местность
была затянута невысоким кустарником, в зарослях которого мы оборудовали две лежачие
стрелковые точки. Оставалось только придумать укрытие для меня на случай перестрелки.
Майкл не долго думая предложил выкопать могилу. Мне понравилась эта идея, и я занялся
ее осуществлением самостоятельно.
    Раньше никогда не подумал бы, что буду копать себе могилу, но вот свершилось. Я
выбрал место за пределами кладбищенских валов и вонзил лопату в придорожный дерн.
«Могилу» не стал делать глубокой, вырыл как раз такую, чтобы можно было спрыгнуть и
вести огонь как из окопа. Я надеялся, что ни у кого из бандитов не будет гранат, и они не
успеют закидать ими мое укрытие. Иначе и вправду ямы на кладбище станет моей могилой.
    Вскоре все работы были закончены, а солнце, тем временем, медленно, но верно
клонилось к закату. Мы разошлись по своим огневым точкам и принялись ждать. Я положил
рюкзак с железом «Анклава» рядом со своей могилой — в перестрелке он мог стать
дополнительной защитой — и стал отрабатывать прыжки в укрытие. После третьей попытки
понял, что готов к бою, и уселся на земляной отвал. Солнце уже совсем приблизилось к
горизонту. Издалека донесся крик кротокрысса — условный знак якудза. Бродяга Фил когда-
то знал его .
    Майкл крикнул негромко:
    — Идут Сальваторе.
      Черт! Все-таки Мордино решил обменять меня на своего сына. Поэтому придется
вступать в схватку за собственную жизнь. А ведь я уж было решил, что все опасности
остались позади, в радиоактивной пустыне.  Я достал плазменную гранату, выдернул чеку и
зажал скобу. Началось!
    На встречу со мной приперся целый десяток мордоворотов. Семеро были в блестящей
металлической броне, подобной моей, еще трое — в укрепленной кожаной. Подозреваю, что
по типу доспеха можно определить принадлежность к группировке. У наркоторговца
Мордино бойцы были преимущественно в коже, а у Сальваторе в металле.
    Я встал, всем своим видом демонстрируя спокойствие и уверенность, что наша сделка
будет честной. Автомат удобно висел наготове под правой рукой, которая держала за спиной
гранату. Бандиты остановились на расстоянии броска. Вооружены они были по разному: у
«кожаных» — боевые многозарядные дробовики, у остальных — обрезы «МП-9». Ко мне
подошли двое: один в кожаном, второй в металлическом доспехе. Первый был с автоматом, а
второй имел необычную кобуру на поясе, из которой торчала металлическая рукоять
пистолета.
    — Вас должно быть двое. Где второй? — без приветствия начал тот, что в коже.
    — Его здесь нет. Я один.
    Бандиты переглянулись и стали опасливо озираться, подозревая, что мой напарник
затаился поблизости. Умные ребята, пожалуй, мы с Филом так бы и поступили.
    Я спросил:
    — Какая вам разница, сколько нас? Езусу Мордино мы должны только нашу добычу из
пустыни. Она здесь, — я пнул рюкзак под ногами. — В постоянные работники мы не
нанимались.
    — Вы должны рассказать ему про свои подвиги, — ответил второй.
    — Непременно. Будем это делать в каждом баре, за кружку пива, но только через пару
месяцев и где-нибудь в НКР. Извините, дела, — парировал я.
    — Кажется, ты — Эд, — начал снова бандит в коже. — Ваша девчонка сейчас у нас в
казино…
    — Она там работает, если я не ошибаюсь?.. — перебил я его.
    — Э-э-э, да…
    — …и синьор Мордино ее отпустит, как обещал, сразу после передачи находок? — Я
снова указал взглядом на вещмешок. — Он ведь держит слово?
    — Конечно, — закивал переговорщик в коже. — Он…
    — Хватит! — оборвал его второй. — Ты пойдешь с нами, второго найдем позже. —
Бандит снова обвел взглядом окрестности, выискивая возможные укрытия для стрелка. Я
напрягся: главное, чтобы он не заметил моих союзников. Но якудза и вправду оказались
мастерами засад — боевик Сальваторе немного успокоился и осмелел.
    — Тебе ведь нужна девчонка? — начал он. — А нам нужен ты со своими шмотками.
Пойдем к мистеру Сальв… Мордино и заберешь свою чернявую. — Бандит для
убедительности положил руку на кобуру.
    — Ты сказал «Сальваторе»? — деланно удивился я. — Я работаю на Мордино. Он
вообще в курсе? — Последняя фраза предназначалась «кожаному» переговорщику. Они
поняли, что я разгадал их замысел.
    — Если ты не идешь, мы тебя понесем, — перешел на приказной тон Сальваторе. Он
полез в кобуру, а я отпустил скобу гранаты.
    — Сначала возьми это! — крикнул я и швырнул ее.
    Сальваторе взглянул на меня и рефлекторно поймал брошенный ему предмет. В ту же
секунду я прыгнул в свою «могилу», а над головой вспыхнуло маленькое зеленое солнце.
Боковым зрением я увидел, как обоих переговорщиков поглотила зеленая сфера плазмы. Тут
же поверх моего укрытия ударили прицельные выстрелы якудза. Я присел в яме и
развернулся, готовый к бою. Ствол автомата глядел вверх, но раньше времени я
высовываться не собирался.
    Надо мной слышались крики боли, свист пуль, ругань и пальба. Японские разбойники
берегли патроны, а их враги оказались не готовы к нападению, находились на открытой
местности и не видели своих противников. Я услышал также знакомые хлесткие шелчки
снайперской винтовки. Городские бандиты пытались отстреливаться, плохо понимая, откуда
по ним ведут стрельбу, выпускали очереди в кладбищенский вал, поливали очередями мое
укрытие и погибали, так и не увидев своего врага. Когда выстрелы «Г-11» стихли, я
выглянул из «могилы», чтобы оценить ситуацию: большая часть врагов лежала, кто-то был
мертв, кто-то еще пытался укрыться среди тел своих соратников. Один, самый расторопный
и догадливый, сполз с дорожной насыпи и по-пластунски уползал с поля боя. Внезапно он
вскочил на ноги и побежал в сторону города, но тут его настиг выстрел снайперской
винтовки. Разведчик и его напарник предусмотрительно замкнули кольцо, отрезав
противнику пути к отступлению.
    Среди трупов еще кто-то шевелился. Я достал еще одну гранату. На меня никто не
обращал внимания. Ухнул дробовик, и «МП-9» принялся поливать очередями
кладбищенский вал, откуда японские разбойники вели огонь. Едва магазин пистолета-
пулемета иссяк, как одинокий выстрел из «Г-11» положил конец сопротивлению мафии. Над
полем боя повисла тишина. Ветер завывал в распятьях, затем я услышал далекий стон.
Похоже, его издал тот бандит, что пытался спастись бегством, но напоролся на выстрел
винтовки.
    Я поднял руку, давая знак прекратить огонь, и вылез из «могилы». Боевики, которые
собирались меня нести к своим боссам, сейчас представляли собой лужу розовой биомассы,
в которой лежали металлическое детали обмундирования, детали доспехов и оружия.
Остальные трупы носили многочисленные раны, нанесенные смертоносными пулями «Г-11».
Я отправился глянуть на состояние неудачливого беглеца.
    Его правый бок был прострелен ниже грудной клетки, кожаная броня не смогла
остановить мощную пулю. Похоже, снайпер специально его не добил, оставив для допроса.
    Я в несколько прыжков преодолел последние, отделявшие меня от поверженного врага,
футы и наступил ему на руку, которая все еще сжимала автомат.
    — Значит, Мордино меня предал? — задал я вопрос, не требовавший ответа.
    — Он сделает все для спасения сына… Помоги мне… — раненому было очень больно
говорить и тем более двигаться.
    Я извлек из кармана стимпак и продемонстрировал бандиту:
    — О чем договорились Мордино и Сальваторе?
    — Сальваторе нужны вы… не знаю, зачем… никто не знает… У него младший Езус…
Спаси меня… я лишь выполнял задание…
    Похоже, пуля 223-го калибра пробила ему печень, и сейчас живот несчастного
наполнялся кровью. Жить раненому оставалось недолго, и никакие стимуляторы ему помочь
уже не могли.
    — Ты состоял в Семье?
    — Да…
    Я наклонился, разжал слабеющие пальцы и поднял его автомат. Передернул затвор,
взвел его в боевое положение.
    — Тогда ты знал, что твоя жизнь когда-нибудь именно так и закончится…
    — Нет… — последнее его слово было больше похоже на выдох… тоже последний.
    Я выстрелил бандиту в голову, прекратив его мучения и подлую никчемную жизнь.
Затем отвернулся, оставив тело для разграбления якудза. Сейчас меня больше интересовало
оружие того парня из клана Сальваторе, который вел со мной переговоры. Прихватив по
пути поврежденный двухзарядный обрез, я принялся им как палкой копаться в луже
растаявшей плоти, оставшейся от врагов. Пока я выуживал пояс с кобурой, стали подходить
якудза и собирать трофеи.
    Майкл-сан остановился рядом со мной.
    — Мордино тебя все-таки предал?
    — Как видишь…
    — Что будешь делать дальше?
    — Пока не знаю, но тут нам делать явно нечего. Собираемся и валим отсюда.
    — Согласен. Ребята, поторопитесь!
    Пока они обшаривали и раздевали убитых, я разглядывал найденный пистолет. Сразу
было понятно, что это тот самый лазер, от которого страдали на разборках боевики
Мордино. Плазма сильно испортила его: пластиковые детали оплавились, спаявшись с
деталями кобуры, батарейка взорвалась, разворотив рукоять. К сожалению, пистолет вряд ли
подлежал восстановлению. Быть может, мастера легендарного Братства Стали или
«Анклава» могли его починить. Таких возможностей и ресурсов у меня не было, поэтому я
разочарованно передал оружие японцам: может, хоть продадут или используют на запчасти.
    На обратном пути мы рассуждали о дальнейших действиях. Мордино явно не
интересует моя судьба, зато волнует жизнь сына. Зачем же я все-таки ему нужен? И у
него в заложниках остается Китти. Не могло быть и речи о том, что она «просто
работает на кухне». Впрочем, она же является и гарантом моего возвращения, поэтому
пока бандитам я и она нужны живыми. А Сальваторе нужен я и мои находки. Действует он
явно не по своей инициативе, ведь мы с ним никаких дел не имели, а Фил с долгами
рассчитался. Похоже, о нас с Филом Луису Сальваторе поведали наши знакомые по
пустыне. Поэтому бандит использует любые ресурсы для нашей поимки. И у него есть
младший Езус, поэтому он может диктовать условия старшему Мордино. Получается
замкнутый круг, который невозможно разорвать так, чтобы все стороны остались
довольны или живы.
    — Когда вернемся в лагерь, я отправлю разведчика в город. Мы должны понять, к чему
приведет сегодняшний бой, — сказал Майкл.
    — А как он узнает подробности отношений между Мордино и Сальваторе? Думаешь,
слухи разносятся так быстро?
    — В городе любая информация продается и покупается. У нас есть человек, который в
курсе всех событий.
    Я вспомнил наркодилера Джимми Джи, про которого Фил говорил практически те же
слова. Но волновало меня совсем другое:
    — Сейчас у них есть только один козырь — это Китти. Я должен знать, что сделает с
ней Мордино, когда поймет, что сегодняшнее предприятие не удалось. Ведь погибли и его
люди, хотя я ему войны не объявлял.
    — Да, мы постараемся это выяснить в первую очередь, — кивнул Майкл-сан.
    Я решил задать еще один вопрос, который волновал меня на протяжении всего
разговора:
    — Почему ты мне помогаешь? Обещание ты сдержал, я тоже — оружие ваше, да и
трофейным разжились неплохо…
    Якудза пристально посмотрел на меня:
    — Не забывай, в кои-то веки я получаю возможность отомстить Луису. Считай, что я
веду с ним войну, используя тебя лишь как удобное средство для возвращения своей власти в
городе.
    — Хм, оригинальное решение. Что ж, я готов быть твоим союзником до тех пор, пока
не рассчитаюсь со своими долгами в этом городе.
    — Все-таки не хочешь остаться? Добьем Сальваторе, займем его бизнес, будем вместе
вести дела — разве плохое предложение?
    — Как тебе сказать. Я вообще не думал, что я окажусь в Нью-Рено, да еще встряну в
разборки с мафиозными кланами. Сейчас я мщу за своего мертвого друга. Отомщу — и
хватит с меня. Не хочу, чтобы кто-то молодой и бодрый пустил мне пулю в голову со
словами: «Ты состоял в Семье и знал, что этим закончится». Я лучше снова пойду в охрану
караванов.
    Майкл-сан усмехнулся:
    — Ты думаешь, в караванах безопасней?
    — Да знаю, что так же. Ну, считай, что я больше люблю пустоши, чем городские
трущобы. — Мне не хотелось признаваться временному союзнику, что я не хочу иметь с ним
никаких долгосрочных дел, потому что считаю его таким же бандитом и отморозком, как
Сальваторе и Мордино. Я не думал, что, победив их, Майкл-сан станет более «добрым»
и «правильным», чем они. Так же будет брать «за охрану» с караванов и торговцев, гонять
рабов на посадочную площадку за горой. Все бандиты в Нью-Рено одинаковы и различаются
только тем, кто сейчас на моей стороне, а кто — враг.
    Дальше мы шли молча. Майкл-сан оставил попытки завербовать меня. Может, и правда
удовлетворился моими отговорками, а может, понял, что я не гожусь для его команды, и
однажды мы можем оказаться друг у друга в перекрестье прицела.
    Придя в лагерь, руководитель в моем присутствии проинструктировал своего
разведчика и отправил в город. Тому было уже не впервой отправляться ночью, и, похоже,
он был готов к заданию. После этого все якудза, участвовавшие в бою, и несколько других
собрались внутри шахты, а я прогулялся до кухонного очага, получил порцию мяса и
забрался на свой лежак. Наверное, сейчас Майкл-сан раздает награды и распределяет
трофейное оружие. С моей помощью банда приобрела неплохой арсенал и может
попытаться снова начать активные действия в городе.
    После ужина я сходил проверить сохранность своего тайника, на всякий случай снова
его «пометил» и отправился спать. Следующий день или два предстояло провести в
ожидании новостей из города.
    
Глава 4
    
    Разведчик Сейдзи вернулся через два дня на рассвете. Выглядел он неважно. Помятое
осунувшееся лицо и грязная одежда говорили, что за время пребывания в городе он
практически не спал, да и время проводил явно не в гостинице казино «Десперадо». Мы
втроем сидели в «кабинете» у главаря якудза, Сейдзи держал в руках открытую бутылку с
«Нюка-колой» — нормального питья у него тоже давно не было.
    — Когда я пришел в город, Сальваторе и Мордино были в ярости. Их боевики
останавливали и обыскивали на улице практически каждого, кто выглядел не как местный
или имел рюкзак за спиной. Они и меня затормозили, но в кармане нашли только ампулу с
наркотиком, а на поясе охотничий нож, поэтому отпустили. Даже мелочь не отобрали.
Хорошо, что я попался Сальваторе, а то Мордино могли меня видеть в казино. Видать, вы их
сильно достали своей вылазкой…
    Майкл-сан усмехнулся:
    — Конечно, давненько Сальваторе не получали по носу. А главное, они даже не знают,
кто положил их людей. Продолжай…
    Сейдзи отпил из бутылки.
    — Я пришел к нашему человеку, и он сначала насторожился, когда я стал задавать
вопросы. Потом, правда, попросил сутки сроку и обещал что-нибудь разузнать. Уж не знаю,
откуда он разживается информацией, но на следующий день я узнал от него кое-что
интересное.
    — Подожди, — прервал его Майкл-сан, — ты уверен, что он не навел на тебя слежку?
Ведь он так же легко мог продать сведения и про человека, который задает слишком много
вопросов.
    — Возможно. Но когда я шел сюда, я был предельно внимателен, несколько раз
останавливался и менял направление движения. Преследователей я не заметил.
    — Что дальше? — не утерпел я с вопросом.
    — Дальше я узнал, что Сальваторе окончательно взбесился и пригрозил старшему
Мордино, что прикончит его сына, если тот не приведет вас. Тогда Езус передал Луису
девочку по имени Китти, сказав, что за нее ты отдашь все что угодно. Правда, хитрый
Сальваторе оставил младшего Езуса у себя и будет держать его до тех пор, пока у него в
руках не окажешься ты. Теперь Сальваторе продолжают охоту и обещают большую награду
за твою голову. Мордино же сидит в своем казино и готовится перейти к нападению в
случае, если его сына убьют. Пока все.
    — Молодец. Иди, отдыхай и набирайся сил, подозреваю, они нам скоро
понадобятся. — Майкл-сан похлопал разведчика по плечу и посмотрел на меня: — Что
дальше?
    Я задумался. Хорошо ему, спросил и жди, когда я решу, что делать. А кто скажет
мне? Китти снова у Сальваторе, и ему нужен я. Точнее, мы с Филом. Будто и не ходили
никуда. Стало еще хуже. Зато будет что рассказать потомкам… Если я доживу до их
появления. Правда, полтора месяца назад, когда мы только пришли в этот город, нас было
двое. А сейчас у меня под рукой целая банда, которая хочет свести счеты с моим врагом —
Сальваторе. У нас есть мощные «Г-11», а лично у меня за пригорком зарыт убойный
инопланетный пистолет. Его заряды ограничены, но сейчас не время их экономить. Думаю,
мастера Братства Стали разберутся с ним, даже если боезапас будет на нуле.
    — Пора начинать войну, — этой фразой вслух я завершил свои размышления.
    — Я ждал, когда ты созреешь, — обрадовался Майкл-сан. — Слишком долго мы
сидели в этой норе и не показывались в городе. Пришло наше время. Якудза
возвращаются. — Глава клана вскочил и с воинственным видом стал расхаживать по
«кабинету». — Мы соберем всех. Кто не сможет управляться с огнестрельным оружием, те
пойдут с мечами, как их предки. Это бой за честь клана…
    — Сальваторе много… — прервал я его пафосную тираду, — …у них хорошее оружие
и броня. Они готовы к бою.
    — К чему они готовы? К нападению Мордино! Нас никто не ждет. Их лазутчики
докладывают о спокойствии в «Десперадо», а мы тем временем нанесем удар по бару
Сальваторе. Этого они не ждут. Ты ведь хочешь спасти свою девочку? Зато, когда мы
возьмем верх, у нас в руках будет младший Езус, и мы сможем диктовать свои условия. Весь
город может стать нашим… — глаза якудза загорелись маниакальным блеском. Он схватил
со стены длинный тонкий меч и взмахнул им в воздухе, любуясь блеском стали.
    Мне стало жутковато, когда я представил, какими последствиями для города может
обернуться победа Майкл-сана. Но выхода не было. Якудза был маньяк, но это был мой
маньяк.
    — Надо подготовиться к атаке. — Я встал.
    — Да, перед боем нужно отдохнуть, очистить сознание и расслабить тело.
    Я поклонился по обычаю японцев и пошел к своему тайнику. Извлек его из ямки и
положилд на место свертка пласт земли.
    Я придумал использовать пластины инопланетной брони для защиты своего тела. Под
металлический доспех их приладить не получалось, поэтому я решил надеть кожаную
куртку. В становище японских боевиков я поменял свой стальной панцирь на армированную
кожанку, раздобыл кусок ткани, шило и толстую нитку с иголкой. Когда я закончил свои
портняжные работы, уже взошло солнце.
    Одну белую пластину я вшил под подкладку на спине, она прикрывала позвоночник от
поясницы до лопаток. Две другие закрепил спереди. Куртка неказисто топорщилась, зато я
стал обладателем, вероятно, самой устойчивой против к огнестрельного оружия кожаной
куртки в мире. Я подумал, что раскрытие секрета инопланетного материала и изготовление
на его основе моторизованной брони даст самый неуязвимый доспех в истории человечества.
Интересно, пережила ли обшивка тарелки термоядерный взрыв, и если пережила,
досталась ли «Анклаву»?
    Я застегнул куртку и завалился на свой лежак. Лежать в этом импровизированном
панцире было не слишком удобно, но я уже наловчился спать в металлической броне. Да и
раньше отключаться приходилось на не самых ровных поверхностях. Зато сон позволит мне
сродниться с новым самодельным снаряжением. Пистолет я спрятал под курткой на животе.
Мысли о том, что от оружия может исходить какое-либо излучение, способное навредить
моему организму, возникли только когда я проснулся, ближе к вечеру.
    Последние события привели к тому, что мой режим сна совершенно перевернулся:
спать приходилось днем, а ночью вершились более важные дела. В эту ночь я спал, лежа на
спине, так как бронепластины больно врезались в тело при любой попытке расположиться на
боку. Проснувшись, я снял куртку, завернул в нее пистолет и положил ее на кровать.
Выбравшись на свежий воздух, я размял тело. Теперь предстояла еще одна процедура —
радиационная очистка организма. Я достал из рюкзака пакет «Рад-Эвей», подвесил
капельницу над кроватью и лег, положив под голову куртку.
    Удовольствия от процедуры я получал тем больше, чем сильнее было радиоактивное
заражение. По ощущениям, если в моем теле и наличествовал избыток радионуклидов, то их
количество было гораздо ниже, чем после возвращения из Западной пустыни. Несмотря на
это, после процедуры я ощущал облегчение, и тонус был повышен. Определенно в этот
момент я был на пике физической формы. Для повышения своих боевых характеристик мне
теперь требовалось лишь доза боевого средства под названием «Психо». «Психо» — это
убойный коктейль из целого набора наркотических средств, разработанных еще до войны
для создания суперсолдат. Как я слышал, когда выяснилось, что он вызывает привыкание, а
действует недолго, научные разработки свернули и сконцентрировались на другом
направлении, в результате появились ФЭВ-вирус и супермутанты, одержимые убийством.
«Психо» мы обнаружили в сумках поверженных хаббологов. Препарат был заключен в две
большие ампулы, которые крепились на специальном браслете, снабженном иглой. Браслет
надевался на руку, и наркотик постепенно всасывался в кровь, превращая человека в машину
смерти: сильную, умную, быструю и меткую. Не сейчас.
    Я спрятал «Психо» в карман брюк, засунул инопланетный пистолет за пояс, застегнул
куртку и вышел на свежий воздух. В лагере царила суета. Глава клана построил своих
бойцов у входа в шахту. Получилось две шеренги. Одна состояла из взрослых бойцов,
большинство их я уже знал по схватке у Голгофы. Вторую составляли подростки
шестнадцати-восемнадцати лет, с короткими мечами за спиной, обвешанные метательными
ножами.
    — Сегодня великая ночь! — Говорил Майкл-сан. — Мы готовы поквитаться с нашими
кровными врагами — кланом Сальваторе. Думаю, никому не надо говорить, что все наши
беды только из-за них. Благодаря неожиданной помощи, — глава Семьи посмотрел на
меня, — наши силы удесятерились. Сегодня мы пойдем в бар Сальваторе, уничтожим их
всех и вернем себе власть над городом. В логове врагов в живых должны остаться только
двое: двенадцатилетняя девочка по имени Китти и молодой Езус Мордино. Освобождение
Китти — наш долг чести перед этим пустынным странником, — снова жест в мою
сторону, — а Езуса Мордино мы возьмем в заложники и тогда сможем диктовать условия
клану Мордино.
    Майкл-сан с каждым словом все больше распалялся:
    — Битва будет трудной. Вам понадобится все, чему вы научились за время жизни в
пустошах. Первая линия, — мафиози показал на старшую часть банды, — будет
осуществлять непосредственно штурм. Задача молодых — прикрывать подступы к месту
схватки. К врагу не должно подойти никакое подкрепление — только так мы сможем
закрепить нашу победу. За час до полуночи мы выдвигаемся. Враги не ждут нас! Они не
знают, что мы хорошо вооружены! Поэтому они падут, а мы возьмем власть! На подготовку
к бою у вас три часа. Можете разойтись.
    Когда у входа в шахту не осталось никого, кроме главы клана, я подошел к нему и
спросил:
    — Майкл-сан, вы уверены в победе?
    Он с удивлением осмотрел мой неказистый наряд и жестом пригласил под своды
шахты. Убедившись, что никто нас не может слышать, произнес:
    — Не уверен. Но с каждым днем мой авторитет падает в глазах бойцов. Молодые
рвутся в бой, а старые думают, что лучше уйти из клана и жить в городе, а не в пустошах. Ты
вселил в нас надежду, и по мне красивая смерть лучше жалкого существования.
    На столе его комнаты лежал вычищенный и смазанный армейский многозарядный
дробовик, а в углу, на стуле, — металлический доспех. Похоже, бандит и правда готовился к
своему последнему бою.
    — Я надеюсь, ты тоже уверен в своих силах, раз решил повести нас на битву против
Сальваторе. — Он снова скептически оглядел мою одежду, но больше ничего не сказал.
    — Не сомневайтесь. Сальваторе ответит за Китти.
    Я поклонился и вышел.
    Неподалеку от шахты бойцы, облаченные в черные костюмы, стояли отдельными
группами и обсуждали предстоящую кампанию. Немногочисленные женщины приставали к
ним с участливыми разговорами, но мужчины были сдержано холодны — подходило время
прощания.
    Я вернулся к своему лежаку: нужно было понять, что понадобится в бою, а что — нет.
Снайперскую винтовку и проверенный «Г-11» отложил в сторону — надо почистить.
Взглянул на связку технологичного железа производства «Анклава»: разбитую лазерную
винтовку и руку силовой брони надо донести до Братства Стали в Сан-Франциско. В бою от
них будет мало пользы, но оставлять их в логове якудза незачем — возвращаться сюда я не
планировал. Нагружу на какого-нибудь молодого бойца, а в пригороде закопаю.
    Разобравшись с оружием, я переключил внимание на медикаменты. Убитых и раненых
предвиделось много, поэтому часть стимпаков имело смысл раздать бойцам первой линии.
Однако суперстимпаками я делиться не собирался, как и прочей наркотой.
    Спальник в бою не нужен, но где я окажусь после боя, вопрос оставался открытым.
Поэтому его тоже следовало взять с собой в город. Я собрал рюкзак, отложив часть
стимуляторов для якудза. Почистил снайперскую винтовку и «Г-11». Осмотрел
инопланетный пистолет — шкала заряда оставалась прежней. Прикинув объем истощения
батареи, сделал вывод, что у меня примерно восемнадцать-двадцать выстрелов. Застегнул на
левом предплечье браслет с «Психо», на правом — браслет Суперстимпака, имеющий
сходный принцип действия, осталось только надавить на иглы. Сделаю это позже.  
Инопланетное оружие я спрятал под куртку, засунув за пояс.
    Итак, маленькая армия преступников готовилась к выходу. Я раздал стимуляторы и
встал во главе колонны, рядом с Майкл-саном. Главарь держал в руках ружье, а за спиной у
него висел меч. Доспех он не надел. Я отдал снайперскую винтовку разведчику, который так
хорошо с ней управлялся во время предыдущей схватки.
    — Полагаю, внутри здания она мне не пригодится, а так прикроешь мою задницу, —
объяснил я ему свой поступок. — Но потом вернешь, — поспешил добавить я.
    При свете звезд и луны мы выступили в поход.
    — Майкл-сан, — обратился я к главе якудза, — перед атакой позволь мне сделать одно
дело.
    — Какое?
    — Я должен зайти в казино «Шарк-клаб» и поговорить с одним человеком. Думаю, это
займет от получаса до часа. Я постараюсь как можно быстрее.
    — Тебе это действительно очень нужно?
    — Да.
    Японец кивнул.
    — Хорошо. Мои лазутчики проведут тебя через город так, чтобы не наткнуться на
патруль мафии. Мы отсрочим нападение. Это и к лучшему — перед утренней зарей у врага
самый крепкий сон.
    Я поблагодарил, и мы зашагали в направлении Нью-Рено.
    
Глава 5
    
    Меня снова вели через подворотни и закоулки прогнившего города. Я всегда
удивлялся, что кто-то сюда приезжает для развлечения, а не для того, чтобы покончить
жизнь самоубийством самым извращенным способом. Несмотря на то, что я уже бывал в
трущобах Нью-Рено, без провожатых я бы никогда не вышел к цели. Заблудиться здесь было
гораздо легче, чем найти верный путь среди куч мусора, полуобвалившихся стен, глухих
тупиков и заборов.
    Наконец, я нашел Вторую улицу. Оглядел знакомые места, но не узнал их. Тревожная
тишина царила в городе. Сутенеры-зазывалы попрятались внутри своих притонов, и только в
начале улицы виднелась под фонарем знакомая сутулая фигура. Я был готов поклясться, что
это Джимми Джи. Но сегодня вокруг него не толпились наркоманы.
    Боев в «Джунглях» сегодня тоже не было.
    Где-то за спиной якудза занимали боевые позиции, отсекали возможные пути подхода
подкреплений врага. Готовились к атаке. Я бросил в одну из мусорных куч замотанное в
мешковину железо «Анклава» и оставил его под присмотром своего провожатого. Затем, не
страшась уже никого и наплевав на соображения безопасности, пересек по диагонали
перекресток и шагнул в светящиеся двери «Шарк-клаба».
    Бандиты у входа пропустили меня, лишь окинув подозрительным взглядом: вид
вооруженного до зубов путешественника отлично играл роль пропуска в такие заведения.
Внутри посетителей было совсем немного: пара человек тягала рукояти «одноруких
бандитов», крупье у рулетки от безделья беседовал с метателем костей, бармен педантично
драил стойку. По салону прогуливалось несколько охранников, но я сразу направился к тому,
что караулил лестницу наверх.
    — Привет. Я могу поговорить с мадам Бишоп?
    Бандит в металлическом доспехе, с охотничьим ружьем в руках, оглядел меня с ног до
головы, хмыкнул, жуя жвачку, и спросил, растягивая слова:
    — По какому вопросу?
    — Скажи, что это касается ее дочери.
    Охранник посерьезнел:
    — Как тебя представить?
    — Она меня не знает. Просто скажи: какой-то путешественник.
    — Хорошо.
    Он поднялся наверх. Я стоял внизу, на меня никто не обращал внимания, только
уборщица, проходя мимо, поворчала, мол, ходят тут всякие, грязь с улицы приносят. Зато
охранники не спускали с меня глаз.
    Через пару минут боец вернулся.
    — Можешь подняться. И… — он взял меня пол локоть, — какие б у тебя дела ни были,
держи руки подальше от оружия.
    Я поднялся на первую ступеньку, но он снова взял меня за рукав:
    — Эй, это тебе, «путешественник». — Он протянул мне маленький сверток, это была
пачка презервативов в синей упаковке.
    Я удивленно поднял брови — может, он меня с кем-то перепутал?
    — Мне сейчас не до этого.
    — По десятке за штуку. Если не пригодится — вернешь… хотя… — он снова окинул
меня взглядом, — сомневаюсь… Она будет ждать у своего кабинета.
      Странные порядки у этих Бишопов. Кто они вообще такие? Мафия их не трогает, а
сами они вроде в эти игры не играют. Для простого казино слишком много охраны и
слишком мало посетителей… Хотя сегодня весь город сам не свой.
    Я взял «подарок», сунул в карман и поднялся на второй этаж. Передо мной протянулся
широкий и просторный коридор — не то, что у Мордино, где даже вдвоем нельзя было
пройти. Справа и слева были двери, а вдали виднелись два охранника и лестница на
следующий этаж. Это я заметил уже потом, а сначала внимание привлекла симпатичная
женщина, что стояла, облокотившись на дверной косяк, у первой справа двери.
    На ней было обтягивающее черное платье, очень короткое, а большая грудь едва не
вываливалась из широкого декольте. Длинные золотистые волосы ниспадали на плечи.
Большие выразительные глаза, прямой нос, полные губы и нежная кожа. Стройность и длину
ног подчеркивали узкие черные туфли на высоких каблуках. Одним словом, красавица. И
каждой черточкой своего лица она напоминала Китти.
    Она всмотрелась мне в лицо и спросила:
    — Мы разве знакомы?
    — Еще нет. Меня зовут Эд. — Я постарался быть приветливым, поэтому улыбнулся.
    — Я Лесли, — ответила она. — Чем могу помочь?
    — Я хороший знакомый вашего друга из прошлого — Фила из Броккен-Хиллс.
    Она посерьезнела.
    — Пойдемте, — и указала рукой на дверь.
    Я вошел вслед за ней и оглядел помещение. Оно было обставлено дорогой довоенной
мебелью: пара кресел, журнальный столик, широкий рабочий стол у окна, пара книжных
шкафов, декоративный сейф в стене.
    — Присаживайтесь.
    Я сел, а она, цокая каблуками и покачивая упругими бедрами, подошла к «сейфу»,
который оказался миниатюрным баром. Достала оттуда начатую бутылку рома «Рентген» и
два низких стакана, бросила в них лед. Разлила алкоголь, наполнив стаканы почти до краев.
Села на соседнее кресло. Чтобы не пялиться на ее длинные ноги, я перевел взгляд на столик
и наткнулся на обложку журнала эротического содержания, отвел глаза, но уперся взглядом
в ее декольте. Чертовски сложно было смотреть ей в лицо, когда белые округлости грудей
выпирали на всеобщее обозрение.
    — Так что вы хотели рассказать мне о вашем Филе из Броккен-Хиллс?
      Она правда притворяется, будто не помнит его, или на самом деле забыла?
    — Неделю назад он умер у меня на руках.
    Она немного напряглась, но не настолько, чтобы показать мне, будто эти слова для нее
важны.
    — Как он умер?
    — Это было в пустыне, на нас напали монстры, которых называют Когти Смерти…
    — Когти Смерти? Разве это не страшилки для маленьких детей?
    — Только для таких, кто не выходит из своего дома в центре города…
      Интересно, она поняла намек?
    — Впрочем, — продолжил я, — сейчас разговор не о нем.
    — Вы хотели поговорить о моей дочери?
    — Да, верно. О вашей с Филом дочери.
    Теперь ей уже не удавалось скрывать свои чувства, было видно, что эта тема зацепила
ее куда больше, чем гибель человека, которого она любила десять с лишним лет назад, когда
сама была не намного старше Китти.
    — Что с ней?..
    — У нее проблемы. Собственно, это были проблемы Фила, и он погиб, пытаясь их
решить. Теперь я продолжаю его дело. Китти держат как заложницу у Сальваторе. И я хочу
ее освободить…
    Я замолчал, не зная, как закончить фразу. Но Лесли заговорила сама.
    — Фил забрал ее… Я его попросила об этом. С тех пор я его не видела. Хотя иной раз
до меня доходили слухи о нем… Как он умер?
    — Он любил вас до последней минуты.
    — Будет вам, мы не виделись больше десяти лет. — Она усмехнулась, но получилось
неубедительно.
    — Свою любовь он перенес на дочь. Но на сегодняшний день у нее нет родителей… о
которых она знает. Свою тайну Фил передал мне, перед самой смертью. Он был мне другом,
я завершаю его дело, но что будет со мной и с Китти завтра, я не могу сказать.
    — Китти… — медленно проговорила Лесли. — Красивое имя.
    — Да, и она такая же красивая, как вы.
    Лесли улыбнулась, затем произнесла:
    — Так зачем вы пришли ко мне? В надежде, что Бишопы нападут на Сальваторе и
отберут девочку? Я слышала каких-то разборках в городе. Как я понимаю, речь идет не о
деньгах? Или вам все-таки требуются деньги?
    — Разборками с Сальваторе я займусь сам. От вас мне нужно обещание позаботиться о
девочке. Она не хочет покидать Нью-Рено, а я не хочу здесь оставаться.
    — Хорошо, — улыбка у нее была ослепительной. — Если вы приведете ее ко мне, я о
ней позабочусь.
    — Спасибо. — Я повернулся к выходу.
    — Погодите. Кажется, вы интересный собеседник и можете скрасить одиночество
скучающей дамы. Понимаете, мой муж уехал на две недели, налаживать дела в пустошах. Он
политик. А мне так одиноко. Может, поднимемся ко мне наверх, там широкий выбор
напитков… — она выразительно посмотрела на обложку журнала.
      Так, теперь понятно, что имел ввиду охранник на первом этаже!
    Она пригубила алкоголь и подошла ко мне вплотную. Ее грудь уперлась в
бронепластины на животе, а голова едва доставала до моего подбородка. Тонкие голые руки
обвили мою шею и притянули голову к ее губам. Поцелуй был долгим и сладким. На секунду
я забыл, что делаю в этом городе, в этом казино, в этом кабинете, и почему на мне
громоздкая броня, а за спиной целый арсенал. Я ощутил ее объятья даже через доспехи, от ее
дыхания стало щекотно верхней губе, а касание губ было подобно прикосновению лепестков
цветов, которые росли у наших соседей в Броккен-Хиллс. Я понял, почему, несмотря ни на
что, Фил продолжал любить эту женщину.
    Мысль о погибшем разведчике заставила меня очнуться. В ушах шумела кровь,
растревоженная волшебным поцелуем, руки хотели скинуть броню и ощутить всю нежность
этой женщины, но разум отдал приказ, и я медленно отстранил ее от себя. Я старался, чтобы
это не выглядело грубо, но она все равно обиженно надула губки.
    — Мне надо идти. — Я отступил на шаг.
    Она стояла на месте с видом обиженного ребенка.
    Я остановился возле выхода, глядя, как тонкая ткань платья обтягивает ее стройное
тело, и сказал:
    — За этот месяц я прошел не один десяток миль, пережил ядерный взрыв, убегал от
летающих машин, встревал в перестрелку с мутантами и отбивался от Когтей Смерти. Но ты
— мое самое невероятное приключение.
    Она потянулась и, как маленькая девчонка, покрутилась на одной ноге и хихикнула. Я
вышел и закрыл за собой дверь.
    Охранник на первом этаже взглянул на меня с удивлением.
    Я вернул ему презервативы и сказал:
    — Не пригодились.
    Лесли не выходила из головы, мешая сосредоточиться на предстоящей боевой
операции. Только когда я задумался, сколько таких ее посещает, если охрана делает на этом
свой маленький бизнес, мысли вернулись в прежнее русло.
    Я задержался у барной стойки, сделал вид, будто выбираю напиток, а сам правой рукой
взял себя за левое предплечье и вонзил под кожу иглу «Психо». Минуту я пялился на
разноцветные бутылки, ощущая, как медленно, но верно проясняется голова, обостряются
зрение и слух, наливаются силой мускулы, и исчезает чувство самосохранения.
      Теперь я готов.
    
Глава 6
    
    Я снова пересек перекресток по диагонали и остановился напротив двухэтажного бара
«Сальваторе». Светилась голубая неоновая вывеска, шириной во весь фасад, будто в эту ночь
заведение ждало клиентов как всегда. Но все окна заведения были закрыты плотными
жалюзи, так что нельзя было разобрать, горит ли внутри свет или погашен.
    За спиной у меня было жилое здание, где половина квартир пустовала, а на улицу
смотрели пустые глазницы выбитых окон. Из одного такого окна на первом этаже донесся
приглушенный голос Майкл-сана:
    — Мы готовы.
    — Если не выйду через час — уходите.
    Я вынул из рюкзака пояс с плазменными гранатами, обвязался им, и вещмешок закинул
под дом, в темный угол. Заберу позже.  Достал из-под куртки инопланетный пистолет и
засунул его сзади за пояс, затем отцепил две гранаты, вытащил из них чеки и, зажимая
предохранительные скобы, двинулся в бар, держа гранаты за спиной.
    Судя по всему, такой наглости враги не ожидали, а может, я настолько нужен был им
живым, что пока я перемещался по улице, никто не пытался меня подстрелить. Хотя я был
уверен, что за мной внимательно наблюдали из бара.
    На мое счастье, дверь открывалась вовнутрь, и чтобы ее отворить, мне не пришлось
освобождать руку. Открыв дверь нараспашку и подперев ногой, я остановился в дверном
проеме. В баре и вправду было погашено основное освещение. Светились только
разнообразные декоративные лампочки, рекламная неоновая панель над барной стойкой, и
тонкими полосами проникал в зал свет фонарей с улицы. Я осмотрелся.
    Бар был полон. В центре пространство пустовало, зато вдоль стен у окон стояли
столики, и все они были заняты боевиками в металлических доспехах и с оружием в руках.
За барной стойкой находился бармен, но в руках у него был не стакан или шейкер, а «Хеклер
Кох МП-9». Левее от стойки вверх уходила лестница на второй этаж, а в сумраке прятались
перила спуска в подвал. Возникла немая сцена. Сальваторе недоумевали, кто к ним пришел в
одиночку, а я оценивал степень готовности противника. По залу пронесся шорох кожи и
металла, когда все присутствующие перевели на меня свои стволы.
    — Луис!!! — закричал я так, чтобы меня было слышно и на втором этаже и в
подвале. — Ты искал меня? Так вот, я пришел!
    Один из бандитов, стоявший у лестницы, подчеркнуто буднично произнес:
    — Мистер Сальваторе готов встретиться с вами у себя в кабинете.
    Я прикинул, стоит ли начинать атаку прямо сейчас, или проглотить наживку и войти в
логово врага. Где находится Китти и Езус, я не знал, возможно, они вообще не в баре, а в
каком-нибудь другом месте, поэтому целесообразнее было проникнуть максимально
глубоко, и потом уже нанести удар изнутри.
    Я вытянул в стороны руки с гранатами, демонстрируя их бандитам.
    — Хорошо. Я пойду к нему.
    Хотя всех в помещении я бы взрывами не накрыл, но никто не хотел испытывать
судьбу, да и меня, похоже, хранило распоряжение босса взять живьем. Под дулами
всевозможных пистолетов, ружей и автоматов я прошествовал через зал и подошел к
лестнице. Боец, который сообщил мне о приглашении босса, напрягся, понимая, что в случае
чего его-то уж точно накроет взрывом, но в сторону не отошел. Не спеша поднимаясь по
лестнице, я вдруг понял, почему Сальваторе так сильны. Их бандитская армия и вправду
многочисленна, вооружение и броня высокого качества, да и дисциплина на высоком уровне.
У якудза мало шансов победить в открытой схватке — это точно, несмотря на их виртуозное
владение холодным оружием.
    Лестница завершалась дверью. Я толкнул ее и попал в тесную комнатку, откуда вела
еще одна дверь. Точнее, комнатка казалась тесной из-за пятерых бандитов, собравшихся в
ней. Я вытянул вперед руки с гранатами и произнес:
    — Я к мистеру Сальваторе.
    Они промолчали, один кивнул в сторону двери. Другой повернул ручку и открыл ее
передо мной.
    Я вошел в просторный кабинет. Окна в помещении были закрыты жалюзи, как и на
первом этаже. Помещение освещалось только маленькой настольной лампой, стоявшей на
рабочем столе. В тени, прорезаемой тонкими полосками света с улицы, терялись
журнальный столик, книжные полки, кровать… На рабочем столе располагалась армейская
переносная радиостанция.
    Луис Сальваторе сидел за столом. Это был лысеющий худой мужчина лет пятидесяти в
простой серой рубахе и коричневых брюках. Никаких доспехов и оружия, только на столе
лежал необычный пистолет. Это был не лазерник, вроде того, что я обнаружил у одного из
боевиков на Голгофе. Возможно, что-то более мощное, к примеру, плазменный…
    При виде гранат он смутился так, будто я сказал какую-то пошлость в присутствии дам.
    — Право слово, это было лишним, — миролюбиво сказал он. — Мы же деловые люди,
к чему этот драматизм? — он указал руками на кресло перед его столом, предлагая сесть и
демонстрируя отсутствие страха перед угрозой взрыва.
    — Наши дела начались на Голгофе, — отрезал я и не двинулся с места.
    Луис посерьезнел.
    — Ошибаетесь, молодой человек, наши дела начались намного раньше. Когда бродяга
Фил проиграл свою любимую дочь в рулетку. Я лишь пытаюсь вернуть свои деньги. Кстати,
где он? Надеюсь, не сидит сейчас в доме напротив со снайперской винтовкой, поджидая,
когда я выгляну в окно? Хотя нет, Фил не такой. Если бы он был жив, то сейчас стоял бы
здесь.
    Сальваторе хорошо разбирался в людях. Я перебил его:
    — Где Китти? Я пришел за ней!
    — Как? — удивился он. — Ты не работаешь на Мордино? Зачем же тогда вы
выслеживали моих людей в горах, портили бизнес? Разве это не Мордино отправил вас? Я
думал, ты пришел за Езусом, — создавалось впечатление, что он искренне недоумевает.
Однако это тоже могло быть игрой.
    — Мне плевать на Езуса! — Я уже начал раздражаться, но мне надо было узнать, где
держат Китти.
    — Что ж, поговорим о деле. Ведь это по заданию Мордино вы с Филом отправились в
Западную пустыню? — Он встал и прошелся от стола к книжной полке, но так, чтобы
пистолет оставался пределах досягаемости.
    Я кивнул.
    — Вы нашли там что-то, чем заинтересовались мои партнеры. Но этих вещей мало.
Моим партнерам нужны вы, чтобы обо всем рассказать подробно.
    — Что будет со мной после того, как я расскажу им все, что знаю? — с ухмылкой задал
я вопрос, будто бы из праздного любопытства.
    — Не знаю. Возможно, отпустят… Подумайте о другом. Вам ведь нужна девочка? А
Мордино нужен Езус. Если вы сдадитесь и я освобожу их, думаю, старый Езус в
благодарность позаботится о ней. На вашем месте Фил бы согласился…
    — Я знаю! Но я не Фил. И как Мордино позаботился о Китти, я хорошо
представляю. — Напускное спокойствие босса мафии приводило меня в бешенство —
похоже, он такого эффекта и добивался. Ситуация усугублялась действием боевого
наркотика, но пока я контролировал себя.
    Сальваторе нахмурился и бросил взгляд на свой пистолет.
    — Что вы предлагаете?
    — Ты и твои бандиты остаетесь в живых. Я забираю Кити, и мы уходим. Что делать с
Езусом — придумаете сами.
    — Это неприемлемо.
    — Тогда… — я как будто в недоумении развел руками, затем быстро подошел к нему и
изо всех сил ударил ногой в живот.
    Луис согнулся в три погибели и стал судорожно ловить ртом воздух, затем опустился
на пол.
    Возможно, за дверью услышали звук удара, но я решил продолжать имитировать
разговор:
    — Предлагаю такие условия: я рассказываю все, что знаю вашим партнерам по
рации… — я подошел к столу, отодвинул плазменный пистолет подальше от скорчившегося
мафиози. — Отдаю вам часть находок, а вы сами передаете их «Анклаву». Взамен я забираю
Китти. Дела с Мордино решайте сами, меня они не касаются. — Я склонился над боссом,
сунул ему под нос гранату.
    — Где Китти?
    — Ты… не знаешь… с кем связался… Они убьют и тебя… и меня… Они могут
уничтожить весь город… — задыхаясь, проговорил он.
    — Мне плевать на город. Где Китти?
    — В подвале. Забирай ее и уходи… если сможешь.
    Я подошел к двери и отпустил скобу на одной гранате.
    — Смогу.
    Я с силой ударил в дверь в области замка. Косяк разлетелся и, вслед за распахнувшейся
дверью, в комнатку, где толпились бандиты, влетела плазменная граната. Не дожидаясь
взрыва, я отскочил назад и схватил пистолет со стола Сальваторе. Бандиты успели вскинуть
свое оружие, но их поглотила зеленая вспышка. Я глянул на спусковой механизм пистолета
— тот был даже снят с предохранителя, — и навел ствол с линзой в основании на лежащего
Луиса.
    Выстрелить я не успел — все окна в здании стали пронзать пули. Здание наполнилось
звоном разбитого стекла, треском расщепляемого дерева, испуганными криками и воплями
раненых. Якудза начали штурм.
    Мне пришлось упасть на пол рядом с Луисом, а по лестнице застучали металлические
подошвы. Я подполз к дверному проему и, выждав, когда распахнется дверь на лестницу,
швырнул вторую гранату. Краем уха услышал шорох за спиной и обернулся. Мафиози
чрезвычайно расторопно уползал в дальний угол комнаты. Преследовать его времени не
было, я выстрелил плазмой в бандита, который уже целился из дробовика мне в голову.
    Сгусток энергии попал ему в руку, и от боли он выронил ружье. За его спиной виднелся
еще один, которого не тронул взрыв гранаты, пролетевшей ниже. Я выстрелил еще раз из
энергетического пистолета и, не удовлетворившись скорострельностью, отбросил его в
сторону. Схватил «Г-11». Плазма снова попала в первого нападавшего, прожгла ему плечо и,
оставшись совсем без руки, он упал на пол, издавая дикие крики.
    Над головой у меня в дверной косяк ударил луч лазера. Запахло горелым деревом. Я
ответил очередью. Раздался крик боли, и стрельба противников прекратилась. Я резко
выглянул из кабинета и тут же спрятался обратно. В луже розовой биомассы, оставшейся от
пятерых охранников, корчились двое. На лестнице больше никого видно не было, и я добил
этих двоих одиночными выстрелами. Сняв с пояса еще две гранаты, я вытащил зубами чеки.
Сейчас главное — подорвать обороноспособность бандитов и дать возможность якудза
ворваться внутрь. Автоматные очереди за окном прекратились, нападающие теперь палили
одиночными — патронов у них осталось не много.
    Зато бандиты в баре на патроны не скупились. Помещение затянуло пороховым дымом.
Уличный свет расцвечивался красными сполохами лазеров, лижущих стены домов, где
засели якудза.
    Я бросил, не глядя, гранату вниз. Первая просто напугает их и позволит мне
сориентироваться для прицельного броска. Зеленый сполох окрасил на мгновение стены
бара, но криков не последовало — значит, никого не зацепил. Сразу после вспышки я
выглянул на первый этаж: бандиты прижимались к стенам, скрываясь от прицельного огня
нападавших, простреливающих окна. Спуск по лестнице был перегорожен баррикадой из
нескольких столов, за которыми засели стрелки — эти были готовы к моему нападению.
Черное пятно на полу говорило о том, что моя граната разорвалась там, где было нужно, но
бандиты успели отскочить от опасного места. Я столкнул один труп на лестницу и,
прикрываясь им, дал с одной руки очередь в сторону оборонявшихся у окна. Зацепил двоих,
но искры, высеченные пулями из доспехов, показали, что важные участки их тел поразить не
так-то просто. Стрелки, притаившиеся за баррикадой, открыли по мне шквальный огонь. Я
отпустил скобу второй гранаты, мысленно досчитал до трех и швырнул ее в стрелков.
Криков боли я не услышал, но позже увидел, что взрыв, произошедший в воздухе, просто
поглотил верхние части туловищ двух стрелков, оставив целыми только ноги.
    За окном раздавались резкие команды и топот по асфальту подкованных сапог. Якудза
перешли в наступление.
    Закинув автомат за спину, я на удивление легко поднял один из трупов и швырнул его
вниз по лестнице. Медики армии США работали на совесть, когда создавали «Психо» .
Следом швырнул еще одну гранату. Поднял второе тело и тоже отправил вниз. Перехватив
автомат и разбежавшись, я прыгнул следом за трупом. Как раз в этот момент вспыхнула
плазменная граната, и из вспышки появился я, поливая очередями всё, что попадалось на
пути. Оборонявшиеся не ожидали такого напора, поэтому многие не успели оказать мне
достойное сопротивление. Безгильзовые малокалиберные пули скорострельного автомата
рвали плоть в клочья, проникали под доспехи, превращая тела в кашу. Правда, кто-то попал
мне в живот, но пуля срикошетила от инопланетной пластины, вторая навылет пробила
правое бедро, но повредила только мягкие ткани. «Психо» притупляла боль, поэтому
ранения не помешали мне стрелять. «Г-11» был чертовски скорострельным. Струи огня,
вырывавшиеся из его ствола, не сильно отличались от лазерных лучей. Удивительно четкая
балансировка оружия приводила к тому, что отдача лучше стабилизировала оружие и
позволяла вести прицельный огонь очередями. В считанные мгновения я отметил нажатием
спускового крючка каждого врага в пределах видимости. После попаданий моих пуль они
уже не двигались. В правый бок ударила еще одна пуля, но я лишь слегка покачнулся, и
продолжил уничтожать врагов.
    Когда обойма иссякла, в пределах моей видимости никто не шевелился. Я слетел с
лестницы и переместился в дальний угол здания, где меня не могли достать ни союзники из
окна, ни Сальваторе. Барная стойка делила помещение на две неравные части: меньшую я
уже зачистил, а бандиты, сидевшие в более просторной, были заняты штурмующими с
улицы. Я швырнул гранату в стену, та, отскочив под углом, улетела за барную стойку, и
после вспышки помещение огласилось новыми криками боли. Лежа за перевернутым столом,
я судорожно перезаряжал автомат, а когда он был взведен в боевое положение, выглянул
наружу. Из живых — никого. Я вогнал в руку иглу Суперстимпака и пополз к входу в
подвал.
    Тяжелый удар выбил входную дверь. Якудза использовали массивную парковую
скамейку в качестве тарана. Снова загремел шквал очередей, лазерные лучи устремились в
дверной проем, но мои союзники не были настолько глупы, чтобы атаковать в лоб. В
следующую секунду раздался звон битого стекла, и мусорные баки выбили рамы нескольких
окон. Один из них пролетел практически у меня над головой, но сейчас я уже не старался
поддержать атаку якудза. Меня интересовал исключительно подвал. Разбежавшись,
насколько позволял мне короткий коридор, я вынес своим телом дверь и вместе с ней
покатился вниз по лестнице. Спуск был длинным, и когда я достиг конца, мое тело набрало
значительную кинетическую энергию. Меня кинуло далеко вперед от лестницы, поэтому
враги не успели точно прицелиться. Я увидел вспышку автоматной очереди, и волосы на
голове опалил лазерный луч. Развернувшись в движении, я очередью успокоил автоматчика,
но к стрелку с лазерным пистолетом развернуться не успел. На мое счастье он решил
выторговать свою жизнь.
    — Стоять!!! Или я убью его! — закричал охранник.
    Он спрятался за человеком, привязанным к металлическому стулу, на голову которому
был надет тряпичный мешок. Я огляделся. Помещение освещала тусклая электрическая
лампочка. Больше боевиков в подвале не было, а по площади он был значительно меньше
бара на первом этаже. Возможно, это было не единственное подземное помещение, но
подробности меня уже не интересовали, когда я увидел скрюченную девичью фигурку на
старом драном матрасе в углу подвала. Бандит фатально ошибся, решив, что его базу
штурмуют Мордино, поэтому в заложники решил взять именно Езуса.
    Для подтверждения своих серьезный намерений, боевик стянул мешок с головы
пленника, и я увидел лицо своего старого знакомого.
    — Еще одно движение, и ваш наследничек останется без головы!
    Я поднял руки с автоматом.
    — Успокойся. Я тебя понял.
      Сейчас главное — убедить его, что меня действительно заботит отпрыск Мордино.
Хотя ему тоже следует сохранить жизнь, чтобы гарантировать спокойствие Китти от
семьи Мордино.
    Езус затравленно озирался, глаз у него заплыл от побоев. Сейчас он выглядел не так
бодро, как во время нашего похода в пустыню.
    — Бросай оружие! — скомандовал боевик Сальваторе.
    — Эд… — протянул Езус, узнав меня, и попытался улыбнуться опухшими губами.
    — Молчать! — прервал его боевик. — А ты бросай оружие. Сейчас мы пойдем на
улицу.
    Стрельба с улицы уже не слышалась, бой продолжался внутри помещения.
    — Тебе придется отвязать Езуса, не понесешь же ты его, — сказал я, продолжая
держать автомат над головой.
      Пусть думает, что это мое единственное оружие.
    — Сначала ты бросишь автомат!
    — Хорошо-хорошо, бросаю, — сказал я, при этом показав Езусу головой, что сейчас
ему надо будет упасть на пол. Он вроде понял.
    Я кинул автомат бандиту, в тот же момент Мордино качнулся на стуле и упал на бок.
Сальваторе вскинул руки, чтобы отмахнуться от моего автомата, его лазерный луч резанул
потолок, а я выхватил из-за пояса инопланетный пистолет и выстрелил в бандита. Тот едва
успел вскрикнуть, пораженный неведомой энергией, и развеялся облаком пепла.
    Удивленный произошедшим, Езус попытался высвободиться из пут, но не смог.
    Я оглянулся, удостоверился, что врагов больше нет, и бросился к девочке, по пути
подхватив свой автомат. У нее были связаны только руки, от испуга она сжалась и уткнулась
лицом в грязный матрас.
    — Китти, Китти, — я взял ее за плечо и слегка встряхнул, пытаясь привести в чувство.
    Не выпуская из виду вход в подвал, достал из сапога нож, стал перерезать веревки на ее
руках. Она не дергалась, пока ее руки не стали свободны. Затем она обернулась ко мне:
    — Эд? А где мой папа? Он здесь? Ты ранен?
    Не самый подходящий момент, чтобы рассказывать ей о гибели Фила, но оставлять в
неведении ребенка тоже было нельзя.
    — Он погиб в пустыне. Я пришел сюда вместо него.
    Она замерла и прижала руки к груди. К моему удивлению, на ее глазах не появилось ни
слезинки. Впрочем, она была в шоковом состоянии, и очередной удар перенесла спокойно.
    — Мы пойдем к маме, — решил хоть как-то подбодрить ее я.
    — Мама?.. — В ее глазах застыло недоумение.
    — Да, — подтвердил я, но в следующую секунду, по колеблющимся теням на лестнице
и шуму понял, что кто-то приближается. Я закрыл своим телом Китти и взял на изготовку
автомат. Черная тень скользнула по дальней стене подвального помещения, и я увидел блеск
стального лезвия.
    — Спокойно, ребята, это Эд, — подал я голос. — Здесь всю чисто, и Мордино наш.
    Якудза снял капюшон, это был Майкл. На левом плече у него запеклась кровь, и рука
безвольно висела. Ружья у него уже не было, а в правой он сжимал окровавленный меч.
    — Эд, мы понесли тяжелые потери. Их больше, чем я предполагал. Первый этаж наш,
но якудза осталось всего трое. Остальные тяжело ранены или убиты.
    — Я был наверху, там в живых один Луис.
    — Хорошо. — Он посмотрел на привязанного Езуса, усмехнулся и пошел наверх. —
Сальваторе!!! — крикнул он.
      Я не успел его предупредить, ведь Луис может быть вооружен!!! Хотя Майкл и сам
должен догадаться.
    Сейчас, когда Китти была со мной, оставалось решить, что делать с Езусом. Я разрезал
веревки, которыми Мордино был зафиксирован на стуле, но руки развязывать не стал.
    — Освободи меня! — требовал он. — Отведи к моему отцу, он отблагодарит.
    — Не торопись, позже решим, что с тобой делать.
    Я подобрал из кучки пепла лазерный пистолет и протянул рукоятью вперед Китти.
    — Если кто-то тебя обидит — отрежь ему яйца.
    Она кивнула и приняла оружие.
    — Сальваторе!!! — снова донесся сверху возглас главы клана якудза. — Это я —
Майкл-сан, глава якудза пришел за тобой.
    Следовало поскорее убираться из подвала. Я потянул за собой связанного Езуса. Китти
и сама догадалась держаться у меня за спиной. Выбравшись на первый этаж, я увидел кучи
трупов и лужи крови. У некоторых были вырезаны внутренности. Два силуэта якудза я
увидел наверху лестничного пролета, ведущего к кабинету Луиса Сальваторе.
    В следующий момент они оказались подсвечены зеленой вспышкой. Наверху началась
какая-то непонятная суета, а затем якудза стали медленно спускаться вниз. В руках они
несли тело своего главаря, на лице которого навсегда застыло выражение безмерного
удивления, а в груди красовалось отверстие диаметром в фут, из которого стекала розовая
биомасса вперемешку с кровью. Теперь я понял, что бывает от попадания в упор заряда из
плазменного пистолета.
    Двое бойцов якудза были в замешательстве. Глава их клана убит, практически все
товарищи полегли, а главный враг засел в своем логове и сдаваться не собирается. Они
стянули капюшоны, переглянулись, и, очевидно, прийдя к какому-то решению, бросили на
пол трофейные лазерные пистолеты. Выхватив мечи, они ломанулись вверх по лестнице.
    Стены второго этажа и лестничный пролет снова озарились зелеными вспышками.
Последние якудза умирали молча. Я обнял Китти, потянул за собой связанного Езуса
Мордино и пошел к выходу из этого ужасного места.
    
Глава 7
    
    Мы вышли из клубов дыма и пыли, наполнявших бар «Сальваторе». К входу медленно
и с опаской подходили молодые якудза с мечами наперевес. Из многочисленных окон и
подворотен на нас уставились десятки любопытных глаз. Местные жители привыкли к
перестрелкам, но боевые действия такого масштаба происходили в городе не часто. Похоже,
этой ночью в округе никто так и не уснул.
    Я держал Китти за талию, а она поддерживала меня со стороны раненой ноги.
Молодого Мордино я тащил за связанные руки. Он хоть и не сопротивлялся, но шел
неохотно.
    Мы перешли дорогу, и я показал рукой на свой брошенный рюкзак. Китти подняла его:
там были всего лишь спальник и медикаменты, так что девочке не было тяжело. Затем мы
направились к входу в «Шарк-клаб». В сияющем проеме парадного входа в казино, под
прикрытием здоровяков-охранников стояла Лесли Бишоп. На плечи ей кто-то накинул
черную кожаную куртку, чтобы прикрыть от холодного воздуха из распахнутой входной
двери, но длинные стройные ноги блестели оголенной белизной. Прихрамывая, я
приблизился к порогу и, не желая заливать его своей кровью, подтолкнул в спину Китти.
    — Это она, — сказал я.
    Китти поглядела на мою рану на ноге и спросила:
    — Тебя надо перевязать?
    — Ничего, я сам справлюсь. Иди к маме и постарайся вырасти хорошей девочкой. Ради
своего отца.
    Она кивнула, повесила мне на плечо рюкзак и медленно стала приближаться к Лесли.
Та посмотрела на меня и произнесла:
    — Тебя и правда надо перевязать.
    — Нет, я ухожу прямо сейчас. Мне нет места в этом городе. Я отдаю все долги, — я
кивнул на связанного Езуса, — и ухожу отсюда навсегда.
    Лесли улыбнулась, скинула на землю куртку и подбежала ко мне. Она положила на мои
покрытые пеплом и кровью щеки свои нежные ладони, привлекла к себе и поцеловала в
губы, не обращая внимание на дочь, охранников, посетителей казино и сотни
любопытствующих по всей Второй улице.
    — Спасибо, — прошептала она мне на ухо.
    Надо было, что-то сказать в ответ, велеть, чтобы она заботилась о девочке, не
превратила ее в подстилку для посетителей «Шарк-клаба», но у меня вырвалось только:
    — Помни о Филе.
    Она кивнула. Я развернулся и пошел за припрятанными трофеями «Анклава», волоча за
собой Езуса. Японского мальчика, который обещал присмотреть за ними, нигде не было
видно. Может быть, он погиб. Я взял мешок и вышел на Вторую улицу. Двинулся вниз, к
казино «Десперадо». Выползающие из подворотен шлюхи и наркоманы провожали меня
недоуменными взглядами. Джимми Джи сделал вид, что мы не знакомы, когда мы с Езусом
миновали еженощный пост наркоторговца и осведомителя.
    Рана на ноге все сильнее давала о себе знать, я начал прихрамывать, хотя в обычной
ситуации давно бы лежал в забытьи от болевого шока и потери крови. Суперстимпак уже не
справлялся с потерей крови, хотя и поддерживал во мне силы. Голова начинала слегка
кружиться, но действие «Психо» не отпускало. Медленно я продвигался к логову Мордино.
Что ожидает меня там, я не знал. Второй схватки мне не выдержать, на поясе оставалось
только две плазменные гранаты, в автомате неполный магазин, да еще один в рюкзаке. К
тому же вместо банды якудза у меня за спиной был теперь только наследник мафиозной
Семьи. Оставалось надеяться лишь на благоразумие его отца.
    Едва я вышел на Вирджин-стрит, как увидел, что меня уже встречают.
    Под огромной светящейся вывеской, гласившей, что Нью-Рено самый большой из
маленьких городов в мире, стояла шеренга вооруженных до зубов боевиков в кожаной броне.
Похоже, старший Езус приготовился отбивать сына, и шум перестрелки на Второй улицк
вывел его армию на улицу. Когда нас увидели, в центре группы боевиков произошло
движение, и из-за широких спин появился сам босс.
    — Если не ошибаюсь, ты — Эд, — начал разговор Мордино. — Немало дел вы
наворотили с Филом. Так он все-таки мертв?
    — Да, но это не относится к делу. — Я толкнул к нему младшего Езуса. — Думаю,
свобода твоего сына — достойная оплата за помощь, оказанную Филу и мне. Хотя… — Я
задумался. — Пожалуй, я дам тебе один из трофеев найденных в пустыне.
    Я положил мешок на асфальт, развязал его и достал разбитую лазерную винтовку. Для
Братства Стали она вряд ли представляет интерес — это оружие редкое, но никак не
уникальное, а мне в пустошах лишняя тяжесть будет только мешать.
    — Держи, — я протянул оружие Мордино.
    По команде босса ко мне подошел один из боевиков и принял подарок.
    — Это лазерная винтовка. Если сможешь восстановить ее — будет мощным оружием.
Если не сможешь — продай тому, кто сможет.
    Мордино осмотрел винтовку, что-то негромко сказал своему подчиненному, и тот
отошел с находкой в сторону «Десперадо».
    Я посмотрел главе мафиозной Семьи в глаза и спросил:
    — Ты удовлетворен?
    Езус Мордино поджал губы, но проговорил:
    — Да.
    — Ты не считаешь, что тебе что-либо должны я, Фил из Броккен-Хиллс или наши
родственники? — настаивал я, не опуская взгляда.
    — Нет.
    — Громче! Я хочу, чтобы все твои люди это слышали.
    — Нет, вы мне ничего не должны!
    — Хорошо, — кивнул я. — А теперь я ухожу из города, и, надеюсь, мне в этом никто
не помешает.
    Бандиты расступились, пропуская меня. Когда я проходил мимо двоих Мордино,
старший тронул меня за руку:
    — Погоди. Что… вы там нашли?
    — Партнеры Сальваторе — очень могущественная технологичная группировка. Я
думаю, они сильнее Братства Стали. Оружие, которым они его снабжают в обмен на рабов —
просто пугачи по сравнению с тем, чем вооружены сами.
    — Как Сальваторе вышли с ними на контакт?
    — Не имею ни малейшего представления. — Я отвернулся и зашагал по улице.
      Хватит. Я и так сделал для этого мафиози слишком много. И рассказал тоже
достаточно. Надеюсь, в будущем судьба не приведет меня снова в этот город. Пустоши
большие, обойдусь и без этого средоточия разврата, предательства и наркомафии. Лучше
уж пасти коров. Но сначала надо сходить в Сан-Франциско.
    Темные улицы, горящие мусорные бочки и толпящиеся у них бродяги, сутенеры и
наркоторговцы — все оставалось позади. Я уходил, а по спине бежали мурашки от сотен
любопытных взглядов, которыми меня провожали жители Нью-Рено. Я прошел мимо
двухэтажных домов, мимо «Десперадо», подошел практически к выходу из города. Впереди
грязную улицу освещал последний фонарь. Когда я проходил под ним, над Вирджин-стрит
внезапно прозвучал знакомый хлесткий звук винтовочного выстрела. За мгновение до этого я
почувствовал толчок в области поясницы. Город не хочет отпускать меня просто так.  
Пуля отскочила от инопланетной защиты, лишь добавив мне скорости.
    — Прощай, Нью-Рено, — ответил я на выстрел.
    Дальнейший путь я слабо себе представлял. До Сан-Франциско дорога неблизкая. Где
находился этот город, я знал лишь примерно. Если следовать прямо на юго-запад, то
значительную часть пути придется идти через самую опасную часть Западной
радиоактивной пустыни. Значит, мне лучше забрать на юг и только потом свернуть на запад
— к океану. Да еще требовалось восстановиться после ночной битвы, выспаться и подлатать
ногу.
    Суперстимпак перестал действовать, запас ампулы иссяк, поэтому я отстегнул браслет.
Вколол две стимулирующих дозы из шприцев и пошел на юг. На востоке вставало солнце.
    
Глава 8
    
    Я шел до тех пор, пока из виду не скрылся пригород. Затем упал в первую попавшуюся
канаву и полез в рюкзак. Где-то в аптечке хаббологов хранился еще один сверток
заживляющего бинта — сейчас он был нужен мне как никогда. Первым делом я попытался
спустить штаны, чтобы освободить рану от клоков одежды и осмотреть ее. Кровь уже
засохла, поэтому процедура обещала быть болезненной. Но «Психо» продолжало
действовать, поэтому рвать собственное тело мне было не больно и не страшно. Из жидкости
в рюкзаке осталась всего одна бутылка «Нюка-колы». Пришлось пустить ценный напиток на
то, чтобы промыть кожу вокруг раны. Газировка очень хорошо справлялась с этой целью.
Пуля от «МП-9» пробила бедренную мышцу навылет. Мне повезло, что она была
бронебойная, с высокой проникающей силой, и не задела важные кровеносные жилы, иначе
давно истек бы кровью и не помогли бы никакие средства.
    Я рванул зубами полиэтилен, в который был упакован бинт, и принялся обматывать
ногу. Мне еще не приходилось латать самого себя, но я знал, что слишком тугую повязку
накладывать нельзя, чтобы не перетянуть конечность. Впрочем, разработчики бинта знали об
устройстве человеческого организма больше, чем я, поэтому оставалось только довериться
средству.
    Остатки воды я выпил — от наркотика сильно хотелось пить, а действие его не
прекращалось. Я взглянул на ампулы с «Психо» у себя на руке — они еще содержали
несколько капель. В данный момент главной моей целью было удалиться от Нью-Рено как
можно дальше, чтобы избежать возможного преследования. Моей поимки или смерти могли
хотеть слишком многие: и выживший Сальваторе, и Мордино, возжелавший моих трофеев из
пустыни, и молодые якудза, быть может, полагавшие, что это я втравил их лидера в
смертельную авантюру. Однако больше всего я боялся пилотов металлических «насекомых».
    «Анклав» уже знает, что в пустыне упал совсем не метеорит, поэтому на меня и
натравили семью Сальваторе. В городе им пришлось ловить меня руками мафии. В пустыне
же такой необходимости нет, поэтому солдаты в моторизованной броне могут спокойно
вести поиски при помощи своих летающих машин. Весь город видел, что я ушел на юг. Но
никто не знает, насколько далеко я способен уйти.
    Размышляя о перспективе оказаться объектом охоты могущественного «Анклава», я
вколол в ногу два стимулятора и перешел на бег. Гораздо больше, чем поврежденная нога,
меня беспокоила жажда. Преодолевая очередной холм, я надеялся увидеть ручеек или хотя
бы лужу. Солнце поднималось все выше, но никакого водоема впереди я не видел. Жажда
гнала вперед и она же убивала волю к движению. Слюна становилась густой и вставала
поперек горла при попытке сглотнуть, но и выплевывать ее нельзя было — это
дополнительная потеря драгоценной жидкости. Весь мой мир сузился до тяжелого буханья
ботинок по твердой рыжей земле, потоков горячего воздуха, прогоняемых через иссохшую
глотку, и палящего солнца над головой. Со мной не было Фила, способного где угодно
обнаружить источник воды, и приходилось надеяться только на везение.
    Уже после полудня сквозь шум крови в ушах и топот ног до моего слуха донесся звук
журчащей воды. Сначала я решил, что это галлюцинации, но потом все же решил
отклониться от выбранного маршрута. Через несколько десятков шагов открылось русло, по
дну которого бежала мелководная, но чистая речушка. В воду я просто упал. Лежа в реке,
черпал воду горстями, пил, выливал себе на голову, полоскал горло…
    Вылез я из воды, только когда окончательно продрог, и солнечный свет начал
приносить не жажду и утомление, а радость и живительное тепло. Я набрал полные мехи
воды и заполнил бутылку из-под «Нюка-колы». Выудив из рюкзака кусок ткани, который в
Западной пустыне служил мне противопыльной маской, намочил его и повязал на голову.
    Задерживаться на одном месте было опасно, поэтому я сделал волевое усилие и
заставил себя встать и бежать дальше. Река была слишком удобной для перемещения вдоль
нее, поэтому искать меня могли как раз в таких местах, поэтому от воды следовало
удалиться. К сожалению, река текла практически параллельно моему маршруту, и мне все
время приходилось забирать западнее.
    Повязка на голове высохла почти сразу, даже несмотря на пот, выступавший на лбу и
впитывающийся ею. Я бежал медленно и тяжело, и с каждым шагом росло желание скинуть
бронекуртку. Однако инопланетные пластины, вшитые в подкладку, еще ох как могли мне
пригодиться, поэтому избавление от этой тяжести было бы непростительным
расточительством. Мысль освободиться от деталей доспехов «Анклава» тоже не возникала
— в этом случае вообще пропадал смысл моего путешествия.
    Из-под ног взвивались серые клубы пыли, и я надеялся, что они не поднимаются так
высоко, чтобы меня было видно издалека. Мой маршрут проходил по кривой траектории —
приходилось постоянно скрываться в низинах и не показываться на открытой местности.
Силы сохранялись только благодаря наркотику — без него я давно бы лежал без сознания у
реки или отключился еще раньше. На западе рос, приближаясь, горный хребет. Мне
предстояло преодолеть это препятствие и выйти в южную оконечность Западной пустыни, за
которой лежал город моих надежд: Сан-Фран.
    Пока солнце ползло по небосводу, о ночлеге я не думал. Однако когда стемнело, я
понял, что остановиться придется, если я не хочу сломать ноги, напоровшись в темноте на
какое-нибудь препятствие или свалившись в яму. Я продолжал движение до тех пор, пока
мог различать поверхность земли, а потом упал возле большого валуна, подрыл его с одной
стороны, уложил туда спальник, вколол себе в ногу стимулятор и отключился.
    Ночью, сквозь страшные сумбурные сны, вызванные последними событиями и
действием наркотика, моему сознанию, пробился знакомый звук. Стрекотание гигантской
металлической стрекозы я уже не мог спутать ни с каким другим звуком, порождаемым
пустошами. Не пробуждаясь, я отметил какой-то частью рассудка, что летающая машина или
машины движутся в нескольких милях от меня вдоль реки.
    Утром я сорвал с руки браслет с давно опустевшими ампулами «Психо». В этот день
предстоял еще один этап забега наперегонки со смертью, и пока наркотик действовал, надо
было выжать из организма все, что возможно. Нога сильно не беспокоила, и я побежал.
    К концу дня начали наваливаться слабость и голод. Остатки «Психо» вышли из тела
вместе с потом, а немногочисленные съестные припасы давно кончились. Времени на охоту
и приготовление пищи не было, да и огонь мог выдать мое присутствие. Вечером я успел
заметить тонкую струйку дыма на востоке, но кто это был: караван, группа охотников или
мои преследователи — я предпочел не узнавать. Их пришлось обходить по широкой дуге. Я
все сильнее забирал на запад, что становилось опасным: повышалась вероятность встречи с
монстрами Западной пустыни. Хотя на равнине увеличилась бы скорость моего
передвижения, я предпочитал пока держаться от опасных мест как можно дальше.
    Перед сном я допил почти всю воду, оставил только несколько глотков на утро. На
следующий день снова предстояли поиски источника живительной влаги. Я расположился на
ночь среди большой кучи валунов. Несмотря на пробежку, в этот день я чувствовал себя
лучше, чем накануне, и мог себе позволить уделить чуть больше времени на оборудование
укрытия. На этот раз я окапывался под камнями более основательно, при помощи ножа.
    Присыпав рюкзак рыхлым грунтом, я закутался в спальник и уснул в обнимку с
автоматом.
    Проснулся я в середине ночи от рева двигателей и стрекота винтов. «Анклав»
продолжал мои поиски. На этот раз они рыскали гораздо ближе, чем в предыдущую ночь.
Гораздо ближе!  Когда я осознал, что машина зависла практически надо мной, то замер,
вжимаясь под валун, надеясь обмануть их сенсор движения. В мое укрытие ударили лучи
прожекторов. Меня нашли или только проверяют подозрительное место? Биться с ними
бесполезно, лучше сразу застрелиться, чем попасть в плен.  Я представлял, как пилоты
внимательно разглядывают группу валунов под собой, сверяясь с сенсором движения, а
стрелки на боковых турелях только ждут команды открыть огонь. Если моя маскировка
окажется неудачной, я узнаю об этом, только когда в мое тело вонзится красный луч.
Панические мысли лезли в голову, поскольку в каких-то десятках ярдов надо мной нависала
громада боевой машины. Струи воздуха, нагнетаемые винтами, били в землю, поднимая
пыль и прижимая траву.
    Летающая машина продолжила облет по дуге, удаляясь на юго-восток. Похоже,
пронесло! Пустоши частенько дают подвижные цели на сенсорах, поэтому им нужно
визуальное подтверждение. И я проверку прошел.
    Прихватив с собой только «Г-11», я поднялся на холм, у основания которого нашел
себе укрытие.
    Судя по звукам, пустоши патрулировали две машины. Одна прошла надо мной, вторая
шла севернее на несколько миль. Значит, я задал хороший темп движения и они полагают,
что я двигаюсь медленнее. Интересно, знают они о моей дырке в ноге?
    Вдалеке снова вспыхнули прожекторы. «Мое» стальное насекомое снова нашло
подозрительный объект. Но на этот раз происходило что-то более серь езное. Почти
одновременно с прожекторами в нескольких милях от меня в землю ударили красные
лазерные лучи. Были ли это предупредительные выстрелы или солдаты «Анклава» били на
поражение, я так и не понял. Но после нескольких вспышек на фоне лучей света началось
какое-то мельтешение. Судя по всему, высаживался десант. Я так и не узнал, что произошло
в ту ночь. Возможно, воздушный патруль наткнулся на какого-то одинокого путника, и его
приняли за меня, возможно, «Анклаву» попался караван, и они решили разжиться новыми
рабами или просто избавиться от свидетелей. Как бы то ни было, но машина села, над
пустошами помигали красные сполохи, и взлетела только через полчаса. Тем временем
вторая продолжала облет, а когда обе снова были в воздухе, то вместе полетели на запад —
по всей видимости, на дозаправку.
    На следующий день я проснулся от ноющей боли в ноге. Перед болью отступило даже
чувство голода. Для поддержания прежнего темпа нужен был обезболивающий и
поддерживающий наркотик. У меня оставался только «Баффут», и я не задумываясь
проглотил две таблетки, запив остатками воды. Дождавшись, когда препарат начнет
действовать, я встал, собрал вещи, повесил автомат на грудь, и припустил привычной
прихрамывающей трусцой на юг, ориентируясь по солнцу.
    Точного расположения Сан-Франциско я не знал, но примерно представлял, в какой
стороне он находится. Я надеялся сначала выйти к океану или встретить по пути какой-
нибудь караван и уточнить у людей. На третий день я не удержался от охоты и с трудом
дождался вечера, чтобы в укромном месте развести огонь и приготовить добычу. После
долгого воздержания в пище жареное мясо свинокрыса было не самым желанным
угощением, приходилось делать над собой колоссальное волевое усилие, чтобы разжевывать
жесткую крысятину и не глотать большими кусками. Насытившись, я снова уснул под
камнями и сквозь сон слышал далекий звук лопастей, но уже не придал ему значения.
Преследователи меня потеряли.
    Начав день с порции крысиного мяса и таблетки «Баффута», я сменил свой курс на
запад и отправился на покорение горных перевалов. Горы были не крутыми, но при их
преодолении значительно снизилась скорость движения. Утешало лишь одно: в горах
прятаться гораздо легче, и опасные твари там не настолько сильны, чтобы устоять перед
моим «Хеклер Кох Г-11».
    По пути попадалось много чистых источников воды, и это очень поддерживало,
особенно в условиях постоянной жажды, вызванной наркотиками. Ухудшало ситуацию лишь
то, что «Баффут» подходил к концу.
    Через день я перебрался через очередной перевал, и передо мной раскинулась панорама
Западной пустыни. Отравленная территория проходила широкой полосой от Реддинга на юг.
Западнее Нью-Рено пустыня начинала сужаться. Мне предстояло преодолеть ее практически
в одном из самых узких мест. На западе, на пределе видимости, я разглядел начинающуюся
холмистую местность, за которой, по моим расчетам, должен был находиться Сан-
Франциско. Пока же я двигался по горам в южном направлении, подыскивая место для
привала: перед преодолением опасной пустоши надо было восстановить силы. Несмотря на
постоянную нагрузку, рана на ноге все меньше беспокоила. Лечебная повязка делала свое
дело и регулярные уколы стимуляторов подействовали исключительно благотворно.
Несмотря на это, я решил дать своему организму возможность отдохнуть.
    Ближе к вечеру у входа в небольшую пещеру мне встретилась стайка мантиссов. К
счастью, я услышал еще издалека клацанье их челюстей и клешней. Притаившись за
скальным выступом, мне удалось уничтожить почти всю стаю прицельными одиночными
выстрелами. Только один успел добраться до меня, но я его оглушил ударом ноги, а потом
переломил ему хребет. Мантиссы — слабый противник, но стаей способны разорвать на
части нерасторопного путника.
    Заглянув в пещеру, я счел ее подходящей для того, чтобы она стала мне ночлегом и
укрытием на пару дней. У мантиссов не много мяса, но они не ядовиты, поэтому
немногочисленную мякоть можно использовать в пищу при отсутствии брезгливости.
    Как только стемнело, под сводами пещеры, недалеко от входа я развел небольшой
костерок и над огнем повесил ноги насекомых. Пока «угощение» жарилось, я стал
подтаскивать к входу крупные камни, чтобы сложить из них защитную стену. Так мне будет
спокойнее: стена не впустит мелких тварей типа тех же мантиссов или крыс, прикроет собой
пламя костра, а в случае перестрелки послужит защитой.
    Перекусив экзотической пищей, я затоптал костерок и отправился спать. Запас воды у
меня еще был, а завтра предстояло искать новый источник… И прожить хоть один день без
стимуляторов и наркотиков.
    Первое утро, когда мне не надо было вскакивать и бежать сломя голову, началось
скомканно. Тело требовало «Баффут». У меня оставалась одна таблетка, но я хотел припасти
ее на время штурма пустыни. Я решил напиться воды и погасить желание. К моему
удивлению, вода не утоляла жажду. Через час, когда запас воды кончился, а жажда не
отпустила, я осознал, что не проживу без таблетки ни минуты. Желая отвлечься, я поднялся,
прихватил автомат, пустые мехи и отправился на поиски источника.
    Ручей нашелся неподалеку, но возвращение оказалось сложнее, чем я ожидал.
Оглядывая однообразные каменистые склоны, я потерял ориентиры, которые могли
привести меня обратно. Кое-где на сыпучих склонах получилось разглядеть свои следы, они
подсказали направление, но я проплутал на обратном пути гораздо больше, чем прошел
первоначально. Начинала кружиться голова, а в шуме ветра слышались слова на непонятном
языке. Проклятье! Я стал наркоманом, и начинается ломка! Вот так бывает: презираешь
их всю жизнь, а потом понимаешь, что без дозы не можешь прожить и дня.
    Я подошел к пещере, увидел стену камней у входа, черный провал за ним, и меня
охватил страх. Что скрывается в темноте? Почему стена такая высокая? Что если я не
смогу ее перелезть? Что если кто-то уже перелез ее и ждет в засаде? Что если кто-то
меня уже ограбил? Что с моей таблеткой?!
    Последний вопрос чуть не свел меня с ума, я моментально забыл и о темноте, и о
засаде. Перемахнул через кладку и стал шарить в рюкзаке. «Баффут» был на месте, и я сразу
потянул зубами пробку мехов с водой, чтобы проглотить препарат. Мутнеющее в
предвкушении дозы сознание успело лишь напомнить, что эта таблетка последняя. Я откусил
половину и запил огромным количеством воды, заткнул пробкой емкость и потерял
сознание.
    Открыв глаза через какое-то время, я понял, что снова могу сфокусировать зрение.
Разглядывая неровный потолок пещеры, я с удивлением отмечал, что раньше с приемом
«Баффута» мышцы наливались силой, а мысли затормаживались. Сейчас же руки и ноги
невероятно ослабели, но голова прояснилась. Я поражался легкости своих мыслей,
необычной их логичности и последовательности. Казалось, в этот момент я способен
разрешить все самые сложные вопросы, которые когда-либо меня беспокоили. Странным
было лишь то, что так и не получалось сконцентрироваться ни на одном из них. Поэтому я
лежал и просто наслаждался ощущением своей гениальности.
    Закатное солнце заглянуло в пещеру, прочертило на потолке длинные красные полосы,
а потом исчезло. Под сводами шелестел ночной ветерок, слышались шорохи мелкой и
средней живности. Откуда-то издалека донесся одиночный ружейный выстрел… И я уснул.
    
Глава 9
    
      «Баффут». У меня еще есть таблетка «Баффута». Точнее, половинка, но она у меня
есть. Чтобы прожить этот день, я должен немедленно ее проглотить.  Приподняв голову,
я разглядел на ладони липкую от пота половину таблетки. Раскусил ее напополам, оставив
четвертинку на следующий день.
    Маленькая доза наркотика не дала такого эффекта, как в предыдущий день, но
переносить потребность организма в препарате было гораздо проще. Весь день меня
преследовало чувство дискомфорта. Если я сидел или лежал, то начинало зудеть все тело, и
хотелось вскочить и ходить туда-сюда. Когда я ходил, накатывала усталость, и хотелось
прилечь. Яркий свет приносил боль глазам, темнота порождала страх. Прикосновение к
любому предмету вызывало рефлекс отдергивания как от огня. Плечи сдавливала куртка, а
под нее проникал холодный ветер. Кажется, все мои органы чувств восстали против разума.
    Я сходил за водой, на обратном пути заплутал в поисках своего логова, подстрелил
крысу на ужин, пошарил в глубине пещеры, слазил на вершину близлежащего утеса,
осмотрел окрестности… Когда солнце склонилось к закату, я уже не знал, чем еще себя
отвлечь от настойчивого зова, посылаемого в мозг маленьким уголком зеленой таблетки,
зарытой в глубины рюкзака.
    Не выдержав искушения, я залез в вещмешок, выудил остатки наркотика, завернутого в
кусочек чистой тряпицы, и проглотил, не запивая водой.
    Уснул я на удивление спокойно. А утром началось…
    Болела нога… причем левая. Я пытался осмотреть и ту и другую, но почему-то не
получалось. Руки тряслись, зрительный фокус гулял туда-сюда в совершенно произвольном
порядке, не подчиняясь приказам мозга. Я перерыл спальник, всю аптечку, весь рюкзак,
прощупал каждую складочку одежды и обшарил по три раза каждый карман в поисках
завалившейся таблетки. Бесполезно. Из медицинских препаратов осталось только три
стимпака. Я вколол один, но облегчения это не принесло. Боль в мышцах не утихла, да и в
голове прояснилось всего на несколько минут. На улице палило солнце, а мне становилось
холодно, начинался озноб.
    Я закутался в спальный мешок, взял в руки автомат и уселся у входа в пещеру так,
чтобы на меня попадало полуденное солнце. Развести огонь не получалось: не осталось дров,
а покидать логово тело напрочь отказывалось.
    К вечеру кончилась вода. Меня мучила жажда, озноб превратился в жар. Я лежал на
полу пещеры, куртку расстегнул, но из каких-то оставшихся в подсознании принципов не
снимал ее. Автомат сжимал в правой руке, а левая не выпускала горловину пустых мехов.
Какое-то время я пытался выдавить из емкости остатки воды на иссохшие губы, но это было
уже бесполезно. Мускулы стали непроизвольно сокращаться, тело то сводило судорогой, то
пронзала резкая боль.
    Разум покидал меня. Ни о каком сне не могло быть и речи, сознание медленно и верно
поглощалось бредом. В голове стали звучать голоса. Сначала это была Китти. Она
спрашивала, не принести ли мне пива из бара. Затем пришел Фил и стал гладить по голове,
приговаривая какую-то детскую колыбельную. Фил стоял, склонившись надо мной, а затем
стал медленно расширяться. Его лицо вытягивалось, теряя всякое сходство с человеческим.
На голове стали расти рога, и бывший разведчик предстал передо мной в образе белого
Когтя Смерти. Как ни в чем не бывало, он продолжил гладить по голове и напевать
колыбельную.
    Затем Коготь Смерти поднес к мои губам холодный металлический предмет, и на губы
потекла живительная влага. Я разлепил ссохшиеся губы, и вода стала медленно заполнять
рот и горло. Когтистая лапа «Фила» приподняла мне голову, чтобы я не захлебнулся, и я
смог нормально проглотить питье. После этого я на удивление легко уснул… или потерял
сознание.
    Просыпаться не хотелось, но я все-таки открыл глаза и уставился в потолок пещеры.
Судя по освещенности, был день: стояла жара, округа полнилась звуками живности.
Пошевелив головой, я взглянул в сторону входа — моя каменная кладка была разворочена.
Это открытие заставило меня попытаться сесть. Сфокусировав зрение на правой руке, я
обнаружил в ней автомат. Осмотрев себя, не обнаружил никаких повреждений.
    С большим трудом мне удалось встать. Мышцы болели все без исключения. Ощущение
было такое, будто меня избивали палками всю ночь, но при этом не сломали ни одной кости
и не выбили зубы. Первый неуклюжий шаг дался очень трудно. Держась левой рукой за
стену и щурясь, я выглянул наружу. Кое-как привыкнув к свету, принялся осматривать следы
ночного происшествия. Сила, разметавшая камни у входа, еще и старательно подмела все
подходы к моему логову. В отдалении нашелся большой веник из веток местных деревьев.
Затем на рыхлом песке, в нескольких ярдах от входа, я обнаружил начертанные непонятные
символы. Обойдя их по кругу, я различил стрелку, указывающую на юго-запад, и буквы
«СФ». Похоже, неведомый ночной гость хотел, чтобы я побыстрее удалился к ближайшему
населенному пункту.
    Тревожась о сохранности своих вещей, я поковылял обратно в пещеру. Рюкзак с
железом «Анклава» оказался нетронутым. Куртку с инопланетными пластинами я
обнаружил на себе, а энергетический пистолет за поясом.
    Когда же я бросил взгляд на место моего ночного мучения, то удивился еще сильнее —
на полу пещеры лежала необычная серебристая фляжка. Точнее, сначала я не понял, что это
такое. Просто металлический предмет, на котором были изображены цифры. Вынеся ее на
свет, я понял, что это цифра «13». Фляга была почти полна и, пригубив чистейшую воду, я
вспомнил ночной бред. Предположения, что меня поил Фил или Коготь Смерти, выглядели
одинаково неправдоподобно. Но кто бы это ни был, его стремление остаться неузнанным и
желание, чтобы я покинул эту местность, читались вполне очевидно.
    На правом бедре начался знакомый зуд. Я снял повязку и обнаружил, что рана уже
затянулась молодой кожей. Последние стимуляторы сунул в карман. Длинный запасной
магазин от автомата спрятал за пазуху.
    Первым делом я направился к источнику воды. Напившись и наполнив мехи, зашагал
туда, куда указала стрелка ночного гостя.
    Боль в мышцах проходила, когда я их разминал в пути, солнце помогало разогреть
тело. Правда, ныли шея и поясница, но зато нога практически не беспокоила. Без наркотиков
двигаться бегом уже не получалось, да и просто шагать выходило не так быстро, как
хотелось бы. И это мне еще везло, что я спускался. Выход же на равнину не предвещал
такого удобства.
    Неожиданно слева, в нескольких милях от себя, я заметил облачко пыли, которое могла
поднять только группа достаточно крупных животных: Когтей Смерти, псевдокентавров
или… браминов. Не хотелось обнадеживать себя такой возможностью, но ноги сами
ускорили темп. Через час пути я понял, что соседи двигаются примерно тем же маршрутом,
что и я. Маловероятно, чтобы дикие животные долгое время шагали столь целенаправленно.
Желая проверить свои предположения, я продолжил идти, постепенно сближаясь с ними.
    Дистанция между нами сокращалась, а группа не меняла направления. Я еще ускорил
темп, чтобы немного обогнать объекты наблюдения и, затаившись на подходящей
возвышенности, рассмотреть, кто же там движется. Еще в течение часа я испытывал
выносливость своих ног и спины, наконец, взобрался на пригорок, который должны были
обойти мои «попутчики».
    Когда я увидел в прицеле автомата повозку, влекомую браминами, то радости моей не
было предела. Осталось только грамотно обнаружить себя, чтобы не показаться опасным и
не быть подстреленным издалека. Недолго думая, я побрел навстречу. Постепенно я
различил контуры людей в мощных доспехах и с тяжелым оружием в руках. Впереди шли
три бойца в зеленом обмундировании и касках. В руках у двоих были ружья, у одного —
пулемет. За ними виднелся пузатый мужчина в гражданской одежде, потом шли брамины.
Солдаты уже увидели меня, но пока не меняли построения. Когда расстояние между нами
достигло четырех сотен ярдов, караван остановился, но двое стрелков с ружьями
продолжили движение. Они разошлись в стороны и внимательно осматривали окрестности.
Предгорья уже перешли в холмистую равнину, так что место для засады было далеко не
самым удачным, но доверять мне у них не было никакой причины.
    — Добрый вечер! — поприветствовал я их, мы приблизились друг к другу настолько,
что можно было вести разговор, не перенапрягая голосовые связки.
    — И тебе не хворать, — ответил один. И только тут я заметил, что его напарник —
женщина. Судя по всему, это рейнджеры Новой Калифорнийской Республики.
    — Ты здесь один? — задала вопрос женщина, осматривая местность у меня за спиной.
    — Да, иду в Сан-Франциско. Увидел вас, решил присоединиться.
    Они продолжали пристально осматриваться по сторонам.
    — Сан-Фран — в другой стороне, — усмехнулся мужчина.
    — Я знаю. Я иду из Нью-Рено, увидел вас издалека и не хотел выскакивать с фланга. Я
о вас наслышан — пристрелили бы меня как разбойника.
    — Почему ты думаешь, что мы не можем сделать это сейчас? — женщина хищно
усмехнулась.
    Я попытался улыбнуться:
    — Ну, вы же благородные рейнджеры, разве можете ни за что ни про что убить
простого путника?
    Мужчина обернулся, подал какой-то знак караванщику или пулеметчику, и обратился
ко мне:
    — Убери оружие и держи руки на виду. Видишь парня с пулеметом? Сделай так, чтобы
он не нашел причин встретить тебя очередью.
    Я послушался совета, закинул автомат за спину и выставил раскрытые ладони перед
собой. Более убедительного жеста миролюбия я не знал.
    Пока я подходил к головной группе, караван не двигался с места. Караванщик был
старше меня лет на десять. К нему подошел еще один охранник с ружьем. Пулеметчик
недоверчиво смотрел на меня, не опуская оружия.
    — Здравствуйте. Я — Эд. Раньше работал охранником караванов на Билла из Броккен-
Хиллс, дважды ходил с Савинелли из Нью-Рено. В силу сложившихся обстоятельств оставил
эту деятельность и сейчас двигаюсь в Сан-Франциско.
    Караванщик немного расслабился и ответил:
    — Меня зовут Вик. Я вожу караваны между НКР и Сан-Франом. Ты назвал имена
знакомых мне людей. Но твое появление посреди пустошей вызывает у меня подозрение. Ты
можешь пойти с нами, если оставишь свое оружие в повозке и будешь держаться на виду у
охраны.
    Выбора у меня не было.
    — Согласен. Только позволь мне воспользоваться им в случае опасности.
    — Хм. Все зависит от того, какая это опасность! Договоримся так: если я лично
позволю тебе взять и применить оружие, тогда возьмешь. Запомни — я лично! Если
схватишь без моего ведома, то охрана тебя пристрелит.
    — Годится. — Я протянул ему руку и он скрепил рукопожатие.
    Вик кивнул охраннику, и он протянул руку за автоматом.
    — Давайте я лучше сам положу.
    Автомат отдавать было не страшно, но не хотелось показывать всем подряд
инопланетное оружие, а сокрытие его стало бы нарушением договора.
    Охранник кивнул и указал рукой на одну из повозок в середине каравана. Всего было
семь повозок. Погонщики были одеты в повседневную одежду, но кобура с пистолетом
присутствовала у каждого. Я снял с плеча автомат и положил его в начинающую двигаться
повозку, бросил туда же нож, затем рюкзак, развязал завязки и сунул туда пистолет.
Охранник заметил, что у меня необычное оружие, и спросил:
    — Что за ствол?
    — Плазменный. Новая модификация. В «Оружии Нью-Рено» взял.
    — Ничего себе. В этом гадюшнике?
    — Да, у них появился новый поставщик.
    Охранник заинтересовался:
    — Это какой? Неужели Город-Убежище?
    Пришлось продолжить вранье:
    — Торговец не признается. Сейчас в Нью-Рено крупные разборки из-за
энергетического оружия. Я потому оттуда и свалил — горячо стало.
    Любопытный солдат кивнул, поняв, что я не собираюсь посвящать его в подробности
мафиозных разборок. Я же предпочел держаться ближе к караванщику. Во-первых, так
можно узнать полезные сведения и последние новости, а во-вторых, в случае опасности я бы
успел получить разрешение на использование оружия. При этом я старался всегда держать
под присмотром повозку с вещами: слишком ценными они были, чтобы доверить их
незнакомым людям.
    Вик тактично не спрашивал о цели моего путешествия, я не задавал вопросов об их
грузе. Поэтому говорили о том, что происходит на караванных путях, которыми мне
довелось ходить в последнее время. Я рассказал о возрастающей опасности рейдерских
нападений, о том, что пришлось участвовать в одном бою и удалось отбить нападение
разбойников. Караванщик заметил мое удивление, когда я узнал, что остановки на ночь не
предвидится. Оказалось, традицией торговцев, следующих в Сан-Франциско, является
преодоление пустыни за один переход.
    — Обычно, — сказал Вик, — нам удается пересечь пустошь до полуночи, стартовав
рано утром. Но сегодня нам пришлось задержаться. Разведчики заметили прямо по курсу
выводок Когтей Смерти. Поэтому мы ждали около трех часов, пока те не уберутся из
пределов видимости.
    — Постой! — я напрягся, вспомнив свой ночной бред. — Ты сказал «Когтей Смерти»?
    — Да. Здоровенные твари. Ребята видели среди них тварь-альбиноса. Вот это
удивительно. А ты что, испугался? Да мы это место давно прошли.
    Я не стал рассказывать про свои ночные видения. Сказал только:
    — Кажется, я их тоже видел… Ночью…
    — Если ты был севернее нас, то они шли на юг — будем надеяться, что сейчас они так
и идут подальше от нас.
    — Ты так легко говоришь про них, как будто они твои старые знакомые. У нас,
севернее Нью-Рено, об этих зверях рассказывают как о неуязвимых злых духах. Детей ими
пугают.
    — Я не первый раз хожу здесь. Если они сытые и не видят опасности для своих
детенышей, то не нападут. А так, они сильные противники, но никак не бессмертные.
Мутанты гораздо опаснее.
    — Не все…
    Я вспомнил детство в Броккен-Хиллс, городские праздники, где Маркус вместо салюта
палил в воздух из своего шестиствольного пулемета, а мутанты-шахтеры, раз в год
отмывшиеся от радиоактивной пыли, катали нас, детей, на своих могучих зеленых плечах.
Правда, потом вспомнилась схватка в пустыне, где досталось и хаббологам, и бойцам
«Анклава», и радужные детские воспоминания рассеялись.
    — У нас в городе живут вполне мирные, — пояснил я свою короткую фразу в ответ на
недоуменный взгляд караванщика.
    — Может быть, — согласился он, — но не в здешних местах.
    Мы продолжали движение, а небо уже потемнело. Последние краски заката сменялись
холодным светом звезд. Холмы, ограничивающие пустыню с запада, приближались. До
выхода из самой опасной области оставалось около двух часов. Время было уже за полночь,
когда из хвоста колонны прибежал рейнджер и передал сообщение:
    — За нами кто-то идет. Большая группа людей, не менее десяти.
    
Глава 10
    
    — Далеко? — Вик бросил подозрительный взгляд на меня. Я помотал головой в знак
непричастности к преследователям.
    — Примерно полторы-две мили. Постепенно догоняют.
    На секунду караванщик задумался, а потом отдал приказ:
    — Продолжаем идти, но готовимся к бою.
    Караван охраняли десять рейнджеров: трое спереди, трое замыкающие, две пары
прикрывали с флангов. Семеро погонщиков со своими пистолетами могли обороняться
только на ближней дистанции. Вооружение рейнджеров было серьезным, хотя и не
отличалось экзотикой: два легких пулемета поддержки — в голове и хвосте каравана; боевые
многозарядные дробовики; пара снайперов, по одному на каждую сторону. У караванщика
было совершенно невероятное оружие. Если б я не знал, каковы пистолеты у инопланетян, то
точно решил бы, что это инопланетная пушка. Оружие Вика напоминало узкую
прямоугольную металлическую коробку с дырками и скругленными углами. Но когда он
перехватил ее, я понял, что это автомат, идеально ложащийся в руки и прилегающий к плечу.
Короткий ствол показывал, что это оружие ближнего боя, а магазин прятался в прикладе.
    Я вопросительно взглянул на Вика, как бы намекая, что тоже не прочь вооружиться, но
он ответил:
    — Ты пока иди как шел.
    Пришлось подчиниться. Преследователи появились очень некстати и плохо повлияли
на отношение ко мне в караване. Удивительно, что в безлюдной пустоши нам пришлось
столкнуться с большой группой людей, когда все опасались нападения радиоактивных
монстров или мутантов.
    Несмотря на то, что силы были примерно равны, караванщик явно не хотел встречи с
этими незнакомцами. Он отдал приказ ускорить движение. Видимо надеялся если не уйти от
преследования, то хотя бы добраться до холмов, где местность была более пригодной для
оборонительной схватки.
    Начался пологий подъем, но до возвышенностей оставалось еще несколько миль. Я
знал, что даже незначительное изменение наклона поверхности отрицательно влияет на
скорость перехода. Наше замедление преследователи наверняка использовали для
сокращения дистанции. Немного правее я разглядел невысокий холм. Караванщик направил
нас туда.
    Этот холм когда-то был скалой, но постепенно она разрушилась. Подобно короне ее
венчали остатки некогда гордого утеса. Наш караван, как змея, принялся заползать на холм
по широкой спирали. Выбор караванщика был понятен. Независимо от того, что за люди
идут вслед за нами, в диких пустошах лучше готовиться к худшему и выбирать удобную
позицию для ведения переговоров.
    Через полчаса, когда мы уже существенно отклонились от маршрута, стало ясно, что
целью незнакомцев является встреча с нами. Они срезали расстояние и шли напрямик к
холму. При свете звезд и луны были видны силуэты людей, следующих плотной группой.
Быть может, если бы они рассредоточились, то были бы не так заметны, но они явно
старались держаться ближе друг к другу.
    По моим расчетам выходило, что мы успевали занять вершину и спрятать повозки с
браминами, чтобы вести переговоры или перестрелку, не ставя груз по угрозу.
    Неожиданностью для всех стала ракета, которая вылетела из-за камней на вершине
холма. Заряд базуки пролетел у меня над головой и ударил прямиком во вторую повозку. В
тот же момент с вершины засвистел шквал пуль и донесся знакомый вой «Минигана». Меня
бросило наземь взрывной волной, а голова брамина, возле которого я стоял секунду назад,
превратилась в фарш.
    Слегка контуженный взрывом, я переполз за повозку и оттащил туда же оглушенного
караванщика.
    — Я возьму оружие?! — закричал я ему в ухо и показал в сторону хвоста колонны.
    В первую секунду он ошарашенно водил взглядом туда-сюда и не понимая меня, а
потом прижал к груди свой автомат, решив, что я собираюсь отобрать его. Я снова показал
на повозку, где лежали мои вещи и прокричал:
    — Мое оружие?
    Он, наконец, понял о чем речь, и закивал головой в знак согласия.
    Прикрываясь повозками, животными и людьми, я ринулся за своими проверенными
стволами. Пробегая мимо воронки от взрыва, заметил, что погонщик повозки погиб и тяжело
ранен снайпер, который шел слева от нее. Тут и там падали брамины от ранений или от
страха. Я бежал, забыв про усталость. Достигнув повозки, выудил из нее рюкзак и принялся
шарить за бортом в поисках автомата. Погонщика нигде не было видно. Зацепив пальцами
знакомый ремень, выдернул оружие и присел за колесом. Взведя автомат в боевое
положение, я развязал рюкзак, сунул за пояс пистолет и второй магазин к «Г-11». Немного у
меня осталось от прежнего арсенала. Жаль, «снайперку» отдал.
    В хвосте колонны раздались крики ужаса. Так обычные люди не кричат. Глянув в ту
сторону, я увидел, что на нас с другого склона холма заходят четыре массивные плоские
тени. Псевдокентавры. Нарвались на еще один осколок армии Повелителя.
    Головой колонны занялись вооруженные мутанты, а захлопнуть ловушку доверили
своим «домашним животным». Летателей видно не было, а псевдокентавров уже поражали
пулеметными и автоматными очередями замыкающие рейнджеры. Да, это не скорпионов
кувалдой лупить.
    Прикинув, что мой прицельный огонь будет нужнее при борьбе с мутантами, я
поспешил на помощь к Вику. Пролетела еще одна ракета и разнесла повозку, за которой я
только что сидел. Но я-то уже перебрался с этого места в другое и пытался поймать в прицел
кого-нибудь из мутантов. Разработчики оружия предусмотрительно сделали оптику со
светящейся прицельной точкой. Громоздкие тени псевдокентавров хорошо различались на
фоне травы и неба, но увидеть среди камней фигуры мутантов было сложнее. Я сделал
несколько пристрелочных выстрелов. Завыл пулемет, и скала осветилась яркой вспышкой.
Пули застучали в землю позади меня и заревели раненые брамины. Я выстрелил в голову
пулеметчику. Его очередь захлебнулась, в него ударили еще несколько пуль охранников. Рев
боли огласил вершину холма.
    Среди камней снова началось движение, и я принялся стрелять, не дожидаясь, когда на
нас прольется дождь пуль или рванет очередная ракета. Судя по искрам, выбиваемым из
камней пулями рейнджеров, так думал не я один. Вспышка гранатометного выстрела снова
на мгновение осветила сидящих в засаде, и я разглядел несколько зеленых фигур. Кто-то из
нас попал в гранатометчика, так как заряд пролетел высоко у нас над головами и унесся
далеко в пустоши.
    Внезапно на фоне холма появились три темных силуэта и быстро стали приближаться.
За ними двигалась еще одна фигура, но немного медленнее. Мутанты перешли в
наступление.  Судя по выстрелам, во главе колонны, кроме меня, оставался в строю только
один рейнджер с ружьем. Правда, заметив, что атакующие пошли в рукопашную, он пополз
к мертвому пулеметчику и принялся ковыряться с магазинами, перезаряжая более мощное
оружие. Я решил прикрыть его и перевел регулятор автомата на стрельбу очередью. Первый
шквал моих пуль нанес урон двоим мутантам: я увидел, как один схватился руками за лицо, а
второй припал на одно колено. Замешкались они всего на пару секунд, но к тому времени я
выцеливал еще одного, который вырвался вперед дальше всех. Моя очередь пришлась ему в
бок. Он пошатнулся, сделал еще два шага, и тут заговорил необычный автомат Вика.
    Оказалось, что караванщик просто берег патроны, а я-то решил, что его накрыло
пулеметной очередью. Из ствола вырвался тугой факел огня, и в его свете я увидел, как пули
рвут грудь и лицо мутанта. Этот не жилец.  Поверженный враг взмахнул руками, блеснув
энергокулаком, и упал. Караванщик, не отпуская гашетки, перевел огонь на следующего
нападавшего, и я его поддержал. Второй мутант сжался в комок, прикрываясь от пуль
руками, но две очереди оставили его голый могучий торс практически без кожи. Автомат
караванщика смолк, Вик замешкался, меняя магазин. Фатальных повреждений нанести мы не
успели, но атака мутантов захлебнулась. Еще в одного нападавшего ударила очередь
пулеметчика. Мутант упал, но из-за его спины выскочил раненый стрелок с «Миниганом». К
нашему счастью, запас патронов у него иссяк, поэтому пулемет он отбросил в сторону, и
попер на нас с кастетом.
    Своей жертвой он выбрал пулеметчика, сочтя его самым опасным противником.
Рейнджер попытался отбежать, но не успел — тяжелый удар обрушился ему на спину и
отбросил далеко вперед. Человек упал без движения. Вик все еще перезаряжал автомат. Я
нажал на спусковой крючок, но «Г-11» выплюнул три последних пули и умолк. Мой выстрел
лишь разодрал кожу на плече мутанта, но враг развернулся и пошел на меня, не замечая
копошащегося под ногами караванщика. Между нами было меньше шести ярдов. Я выхватил
инопланетный пистолет и выстрелил ему в лицо. Еще секунду назад нападавший был уверен
в своей победе, но после поражения иноземной энергией он развеялся пеплом. В тот же
самый момент я получил мощнейший удар в правый бок.
    Израненный автоматными очередями мутант добрался до меня и ударил
энергетическим кулаком. Если бы не инопланетная пластина, содержимое моего живота
превратилось бы в кровавую кашу. Я пролетел несколько ярдов и на какое-то время потерял
сознание.
    Пришел в себя, только когда на мои ноги обрушилась невероятная тяжесть. Я открыл
глаза, пытаясь понять, что происходит. На меня навалилось тело атаковавшего с
энергокулаком мутанта, которого прикончила автоматная очередь Вика. Над поверженным
противником гордо стоял караванщик с автоматом наперевес. Оглушенный ударом, я едва
мог шевелиться. Убрать с ног тело мутанта сил не хватало. Снова пришлось откинуться на
спину для передышки. Правая рука по-прежнему сжимала инопланетный пистолет, а левой я
принялся шарить по карманам в поисках стимуляторов.
    Обнаружив один из них, тут же вколол себе в ногу.
    На мгновение время замерло. Я, будто во сне, лежал и любовался звездным небом. Я
думал о тех невообразимых глубинах, что таит в себе эта темнота. О космических
путешественниках и пришельцах с других звезд. О том, какой отвагой нужно обладать,
чтобы решиться на подобное путешествие и какие враги поджидают их в темных глубинах
черного неба. Стимулятор медленно разливался по телу, облегчая боль и восстанавливая
силы. Я наслаждался ощущением этого процесса, будто снова лежал в тихой безопасной
пещере.
    К реальности меня ввернула горячая стреляная гильза, упавшая на шею. Я отбросил ее
и обернулся. Мимо пробегал Вик, на ходу стреляя из своего автомата. Он уже не берег
патроны и не пытался прицелиться. Я посмотрел в ту сторону, куда он стрелял, и увидел
монстра. Псевдокентавр стоял в полусотне ярдов от нас над поверженными рейнджерами и
рвал зубами одного из них. Кроме Вика, не стрелял никто. Я приподнялся, все-таки спихнул
с ног труп мутанта, отложил энергопистолет и принялся перезаряжать автомат. Последний
магазин.
    Кентавр, которого пронзали пули Вика, отвлекся от «трапезы» и ринулся на нас. Я не
успел встать, поэтому занял позицию для стрельбы с колена. Караванщик перезаряжался, и
чудовище неотвратимо приближалось к нему. Кентавр, правда, уже припадал на одну лапу, и
я перенацелил одиночный огонь на нее. Монстр поджал раненую конечность и продолжил
нападение лишь на пяти лапах. Я переключил оружие на очереди и продолжил огонь. Тело
кентавра было столь огромно, что практически ни одна пуля не пролетала мимо. Движение
его замедлилось. Вик успел перезарядиться и выпустить весь магазин в собачью морду
чудовища. Морда разлетелась на куски. Я на всякий случай опустошил свой магазин в
туловище кентавра. Из его ран фонтанами била радиоактивная кровь. Он остановился в
нескольких ярдах от Вика, пять лап не смогли удержать грузную тушу, из которой ушла
жизнь, и псевдокентавр осел на землю.
    — Патронов больше нет, — сказал Вик.
    — У меня тоже…
    Над полем боя разносились стоны немногочисленных выживших. Я отбросил автомат,
взял инопланетный пистолет и попытался встать. В пределах видимости больше оружия не
было. Вик опустил оружие и огляделся. Ужас перед монстром, которого мы уничтожили,
еще не отпускал его. У Вика дрожали руки, он пытался вынуть опустошенный магазин из
своего оружия, но руки не слушались.
    В хвосте разоренного каравана возникло движение, и я увидел еще одного живого
псевдокентавра. Темная туша быстро двинулась на нас. Ее размер и масса вынудили меня
усомниться в возможности инопланетного пистолета уничтожить одним выстрелом это
существо. Я увидел, что Вик безвольно опустил руки и покорно ждет смерти. Даже
стремления убежать у него не возникло. Я сделал шаг вперед, отстранив караванщика, и
поднял пистолет, наблюдая, как псевдокентавр разбегается для атаки…
    Но тут справа, в двух десятках ярдов от меня, во тьме расцвели двенадцать огненных
цветков. Кинжальный огонь безгильзовых скорострельных автоматов начал рвать тело
псевдокентавра на куски…
    
Эпилог
    
      Теплый ветерок гулял по пригороду Города-Убежища. Из-за стены слышался аромат
зеленых деревьев, но по сухим предместьям он разносил лишь вялые переговоры охраны.
Брамины в стойле мычали о чем-то своем, а я как обычно сидел в будке, которую на людях
называл «офис». В горле пересохло от долгого рассказа, но слушатели попались
внимательные, да и других дел пока не было — хоть какое-то развлечение в обычный будний
день.
      Они попросили рассказать про одну единственную находку — алюминиевую флягу с
надписью «13»
      — …Это были хаббологи. АХС-4, которого мы подобрали в пустыне, вызвал их по
рации. Они сначала пришли в Нью-Рено, никого не нашли и тогда отправились вслед за мной.
Они поняли, что я иду в Сан-Франциско, хотя их убеждали, что я пошел в НКР. Догнали они
нас очень вовремя… Я успел припрятать инопланетный пистолет и в Сан-Франциско
продал бойцу Братства Стали. Я рассказал им о том, при каких обстоятельствах нашел
пистолет, и продемонстрировал эффект его использования. При оплате они не скупились.
Им же я загнал одну из пластин с обшивки инопланетного корабля, вторую подарил
хаббологам, а третью отнес во дворец Ши. Говорят, китайцы работают над созданием
своей брони, но сектанты продвинулись дальше. Братство Стали заинтересовали мои
рассказы про людей в силовых доспехах и летающие машины — похоже, рыцари нашли себе
достойного противника… Что же до фляги… — я покрутил в руках свою давнюю
находку, — сейчас уже и не припомню, где была та пещера. Могу только Нью-Рено на карте
показать, да и другие окрестные города. После тех событий я в Нью-Рено был всего один
раз, тайком, передал Китти половину своей добычи. Говорят, она неплохо распорядилась
деньгами, дело свое открыла. Жаль, Сальваторе так и не получилось добить. Он выжил,
хоть и стал инвалидом. Тогда я был молод и при деньгах, но по горло наелся приключениями
на грани жизни и смерти. Поэтому уговорил Вика податься сюда, на север — здесь
спокойнее. Ему понравилось торговать с дикарями, а я занялся организацией караванов
между Модоком, Городом-Убежищем, Реддингом и Броккен-Хиллс. Чем благополучно и
промышляю уже не первый год.
      Молодой белый человек, одетый в пронзительно синий комбинезон с огромной цифрой
«13» во всю спину, стоял передо мной. Его лицо носило следы вырождения, присущие диким
племенам, которые живут кровосмесительными браками, но костюм указывал на выходца
из Убежища. Хотя нельзя было исключать, что этот потертый комбинезон гораздо
старше своего нынешнего владельца. Парень внимательно выслушал всю историю от
начала до конца, пытаясь найти в ней какую-то полезную для себя информацию. Я ничего не
знал о необычном приборе под названием «ГЭКК», который он искал, но о пустошах
рассказал все, что знал.
      — В любом случае, тебе придется топать на юг, если ты хочешь найти убежище,
называемое «13». Это ведь оно указано на фляге и твоей одежде?
      — Да, — он кивнул.
      — Кстати, — довольно улыбнулся я, — говорят, Братство Стали смогло понять
принцип работы инопланетного пистолета и разработало импульсное оружие. Оно даже
мощнее лазера или плазмы. Так что если встретишь подобные экземпляры — сразу бери, и
не забудь вспомнить старину Эда, торговца браминами из Города-Убежища.
      Путешественник поблагодарил, развернулся и пошел в сторону пустошей. За ним
двинулись двое его спутников.
      Обернулся только Вик — мой приятель. Он пришел в Город-Убежище вместе с парнем
под номером 13, а владелец местного бара Кэссиди увязался третьим. Этого не ожидали
жители Предместий, собиравшиеся каждый вечер в его баре. Глядя на удаляющуюся группу,
я подумал: «Надеюсь, эти путешественники не пропадут под ближайшей скалой, и я еще
услышу об их подвигах. А пока пора подбросить сена моим буренкам».
    
    
Виталий Егоров  «Рука “Анклава”»
 
 
_____________________________________
Origin: Multi multa,nemo omnia novit...

Из всех письмен я признаю лишь то, что писано собственной кровью.
                                   (Дэниел Ллойд Деви)
23.01.2012 22:26
Бука из Убежища 101
Пользователь
Авторейтинг:
Гуру
(891-0)
Знания
Звание:
писарь
Репутация:
человек на закате
Тема: Серия "Постапокалипсис"
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
Еда и патроны 3
Артем Мичурин
 

Еда и патроны #3
Анкета Главного Героя
 
Ф.И.О.: при рождении не дано
 
Возраст: точно не известен
 
Пол: мужской
 
Сексуальная ориентация: традиционная, женщин воспринимает исключительно как объекты удовлетворения естественных потребностей мужского организма
 
Род занятий: охотник за головами и прочими частями тела, на усмотрение заказчика
 
Отрицательные черты: безнравственен, психопатичен, склонен к садизму, убийца, каннибал
 
Положительные черты: раскомплексован, умён, творчески одарён, философ, гурман
 
Женщины, дети, подростки, люди с тонкой душевной организацией, ОСТОРОЖНО! Текст содержит ненормативную лексику, описания людоедства, уродств и сцены жёсткого насилия (не сексуального).
 

 

 
Артем Мичурин -
 
Еда и патроны 3
 

ЕиП 3   
 

 

 
Песни мёртвых соловьёв 
 

     В ярко освещённой ртутными лампами комнате находились два человека. Их синие халаты резко контрастировали с ослепительной белизной кафеля и холодной серостью полированной стали. Только одна деталь выделялась здесь ещё резче - багровая лужа под вскрытой черепной коробкой трёхгодовалого ребёнка.
 
       - Так нельзя, Алексей Павлович, - качал головой человек, нервно шагая туда-сюда вдоль стены. - Так... неправильно.
 
       - Подойди, - ответил второй. - Давай-давай, иди сюда. Смотри. Видишь? - палец с выбеленной постоянными дезинфекциями кожей ткнулся в оголённый мозг, вызвав судорожную тряску пристёгнутых ремнями конечностей подопытного. - Это патология. И она развивается. У кого-то в меньшей степени, у кого-то - в большей. Но вся партия повреждена. Ты понимаешь? Вся!
 
       - А как же результаты, показатели? Мы так долго этого добивались! Давайте подождём хотя бы год. Ведь вы не знаете наверняка.
 
       - Знаю. Ждать нечего. Через год проблема только усугубится. Образцы бесперспективны. К моменту достижения репродуктивного возраста они станут либо "овощами", либо неуправляемыми психопатами. Как ни прискорбно, но это факт.
 
       - И что же теперь будет?
 
       - От них придётся избавиться. А мы, Евгений, - пожилой человек в очках вытер руку о полотенце и положил её на плечо своему ассистенту, - продолжим работать. Одна неудача - ещё не конец.
 

 
       Самосвал остановился возле полузатопленой канавы. Водитель с пассажиром вылезли из кабины и принялись отвязывать укрывающий кузов брезент.
 
       - Чёрт, ну и вонища. Нахрена эту возню затеяли? Есть же печь.
 
       - Хочешь, чтобы над базой чёрная копоть столбом стояла? Тоже мне, барышня кисейная. Развязывай живее.
 
       Водитель вернулся в кабину, и гидроцилиндры зашипели, поднимая кузов.
 
       Заросшая ряской вода вспенилась от сыплющихся в неё тел.
 
       - Твою мать, - пассажир упёрся кулаками в бока, глядя на поднявшийся из болотца островок. - Перебор.
 
       - Не поместились что ли? - высунулся из кабины водитель.
 
       - Да. Нужно было в два захода сыпать.
 
       - Хреново.
 
       - И чего ты на меня уставился? Даже не думай. Я туда не полезу. Охота порядок наводить - бери лопату и херачь сам.
 
       - Ты как со старшим по званию разговариваешь? - в шутку возмутился водитель.
 
       - Можешь на меня рапорт подать, - со всей серьёзностью ответил пассажир. - Но я этим заниматься не буду.
 
       - Ладно, хрен с ним. Пусть падальщики разберутся. Да и жара... Через пару дней осядет. Залезай, возвращаемся.
 

 
       Июнь две тысячи пятьдесят первого года был жарким. К полудню солнце пропекало землю так, что у её поверхности играл воздушный муар, превращающий линию горизонта в размытую полосу склейки синего неба с желтовато-зелёной заокской равниной.
 
       Утратившая былую сочность пыльная трава шуршала под сапогами и, распрямляясь, цепляла полы длинного плаща из тонкой, песочного цвета, кожи. Укрывающая голову путника широкополая шляпа роняла тень на обветренное лицо, плечи и грудь, перетянутую по диагонали ружейным ремнём. Солнечные отсветы, в такт шагу, бежали по воронёным стволам ИЖ-43 и гасли, вспыхнув на дульных срезах яркими искрами.
 
       От изнуряющей духоты спасала только стремительно пустеющая фляга с подсоленной водой, да редкие порывы ветра. Но в последние полчаса и ветер перестал быть союзником. Вместо желанной свежести он приносил только смрад гниющего мяса, набирающий силу с каждой минутой.
 
       - Господи боже, - путник замедлил ход, приближаясь к источнику зловония.
 
       Над поверхностью скопившейся в канаве мутной воды поднималась гора детских тел. На всех были мешковатые длинные рубахи с короткими рукавами, когда-то белые. Кожа под палящим солнцем уже подёрнулась трупной чернотой. Закатившиеся глаза полуприкрыты. Из ртов вывалились распухшие языки.
 
       Путник сделал ещё несколько шагов к чудовищной находке и остановился, присматриваясь.
 
       В куче мёртвых тел появилось движение.
 
       Крыса, соблазнившаяся ароматом падали, не поленилась одолеть водную преграду и теперь, довольная, сидела на трупах, грызя детскую руку.
 
       Но путника заинтересовало другое - пальцы на руке шевелились.
 

 

 

 

 
Глава 1.
 

    Ты задавался когда-нибудь вопросом - что ждёт тебя после смерти? Наверняка задавался. Каждый хочет знать. А ещё каждый хочет попасть в рай. Туда, где молочные реки текут меж кисельных берегов, и юные девы готовы исполнить любой каприз, стоит лишь пожелать. Я обязательно буду там. Что? Слишком самонадеянно? Вовсе нет. Никакой самонадеянности, только логика. Ведь после смерти, как пить дать, что-то должно измениться. Иначе, какой смысл? А учитывая тот факт, что я родился и вырос в аду... Ну, ты понимаешь. Кроме как в рай, деваться мне больше некуда.
 

 
       Своих родителей я не знаю. Да и насчёт собственного возраста не уверен. Валет рассказывал, что мне было года три, когда он меня подобрал. Может и так, а может, выживший из ума старый хрен опять напутал с перепоя. Теперь уже не спросишь. Странное дело - никогда не любил этого гавнюка, хоть он и был единственным взрослым, рядом с которым я мог не опасаться за свою жизнь, единственным, кто обо мне заботился. Но сколько себя помню, я всегда знал - мы разные. И дело здесь не в том, что у меня жёлтые глаза, светящиеся в темноте как у собаки и позволяющие видеть ночью не намного хуже, чем при свете солнца, а Валету спятившая от радиации мать-природа подарила лишь бесполезный отросток в виде недоразвитой третьей руки под правой лопаткой. Я никогда не испытывал к своему благодетелю сыновних чувств. Он был для меня просто наставником, знающим своё дело вором и аферистом, бравшим под крыло малолеток, которые могли быть ему полезны. Нас таких набралось четверо.
 
       Память - странная штука. Совсем не помню первые два года в старом доме. Хотя Валет говорил, что я был смышлёным, даже слишком смышлёным для своего возраста. Только обрывки: колючий соломенный матрас в углу; забавный, похожий на конскую голову рисунок древесных волокон на закопчённом дощатом потолке; пустырь рядом, с полусгнившей чёрной от мазута цистерной, её запах... Зато отлично помню переезд на новое место.
 
       В те времена Арзамас ещё не успел стать главным пристанищем отверженных, а проще говоря - выгребной ямой человечества. Нас было меньше половины. Основная масса будущих граждан этой клоаки обитала севернее, в хаотичном скоплении сросшихся воедино посёлков, которое они именовали городом. Город Триэн. Красиво. Звучит как гитарный аккорд, мягко, тягуче. А в действительности это всего лишь три буквы "Н" - Новый Нижний Новгород. Оглушительно громкое имя для столь жалкого убожества. Из-за близости к своему мёртвому прародителю там заметно фонило даже спустя полвека с окончания Сорокаминутной войны. Зато ни один лац в Триэн носа не совал. Долгое время он оставался единственным крупным поселением, в котором мутанты были полноправными хозяевами. Вплоть до исхода на юг.
 
       В пятьдесят третьем же Арзамас представлял собой средней руки город с несколькими кое-как держащимися на плаву предприятиями и почти дармовой рабочей силой. Его население делилось примерно так: один процент - хозяева, десять процентов - хозяйская охрана, двадцать процентов - квалифицированная обслуга, ещё двадцать пять - торгаши, ремесленники, ростовщики и прочая мелкая шваль из лацев. Остальные - мы, мутанты, низшее сословие, нелюди. Терпели нас, руководствуясь исключительно соображениями экономии. Если только что поднявшийся из канавы и не успевший стереть с рожи лошадиное говно лац просил за неделю необременительной работы двадцать монет, то любой мутант довольствовался десятью, выполняя роль гужевого скота или вкалывая на гипсовой шахте, а зачастую и то, и другое одновременно. Тружеников кайла отправляли в забой практически сразу, как только взрывники сматывали шнур, работали в две смены, грузили породу в телеги, поднимали наверх, потом возвращались взрывники, и всё повторялось. Отводить целую ночь для вентиляции шахты считалось "нецелесообразным". Поэтому срок службы одного забойщика обычно не превышал пяти лет, отмахав которые, он превращался в дряхлую полуслепую развалину с загипсованными лёгкими. Но у большинства не было и такой работы.
 
       Шальная ракета, ухнувшая в пяти километрах от границ довоенного Арзамаса, помогла весьма чётко обозначить административно-территориальное деление города. Не пострадавший от ударной волны юго-восток превратился в Чистый район, свободный от мутантов. А разрушенный процентов на восемьдесят северо-запад "щедрые" власти любезно отдали нам. В народе эта часть города обрела имя "Поле". От Чистого района Поле, согласно всем правилам мелиорации, отделялось Межой, пересекающей город с юго-запада на северо-восток по улицам Луначарского, Калинина, Красный путь, Казанской и проспекту Ленина. Чем ближе жильё располагалось к Меже, тем дороже оно стоило, а плотность застройки возрастала кратно. В обратную же сторону Поле, чем дальше, тем больше, соответствовало собственному имени. Лично я никогда не понимал такой тяги батраков к хозяевам. Тем не менее, близость к Чистому району считалась у подавляющего большинства полевых обитателей неотъемлемой составляющей успеха. Хотя плюсов от такого соседства было немного: стреляли реже, трупы с улиц убирались оперативнее, единственная на весь город пожарная команда могла проявить милосердие и помочь с тушением, да и то лишь первым двум рядам, так как за Межу огнеборцы не совались ни при каких обстоятельствах.
 
       Кроме необоснованно завышенных цен на землю, местным обывателям приходилось отбашлять ещё и немалую мзду двум хозяйничающим в районе бандам. Граница их владений проходила с юга на север по улицам Жуковского, Медицинской и Зелёной. Западная банда именовалась "частниками", потому как контролировала территорию до войны застроенную частным сектором. А члены восточной группировки именовали себя "потерянными". Этимология сего названия мне, как наверняка и им самим, неизвестна, смысл его давно потерян... Хотя, возможно здесь он и кроется. Под потерянными находилось огромное количество железнодорожного добра, раскиданного вдоль восточного пути, идущего на Сергач, а так же большой примыкающий к проспекту Ленина участок, застроенный многоэтажками. Вот туда-то мы и двинули. Но отнюдь не ради престижа. Находящаяся рядом со старым домом Яма, ранее известная как Смирновский пруд, окончательно загадилась. То ли грунтовые воды размыли могильник токсичных отходов и принесли всю эту дрянь нам на порог, то ли ещё что, но жить рядом с Ямой стало невозможно. Привычный, доносящийся от неё смрад нечистот естественного происхождения сменился едкой химической вонью, вблизи до того ядрёной, что носоглотка горела будто денатуратом поперхнулся.
 
       Скопленных Валетом денег хватило на закуток в цоколе рухнувшего многоподъездного дома. Предыдущий хозяин, судя по запаху, отдал богу душу с неделю назад, а вынесен был максимум позавчера, так что на первых порах наша гоп-компания сильно скучала по старому дому. Всё покойницкое барахло, на которое никто так и не соблазнился, было оперативно утилизировано, а помещение окурено. Но спать первую ночь всё равно пришлось на улице. Только когда трупная вонь улеглась, мы смогли оценить все прелести нового жилища.
 
       Основным и несомненным его преимуществом против нашей старой хибары, помимо удалённости от Ямы, была основательность. Бетон и кирпичная кладка метровой толщины создавали уют сами по себе. Такие мелочи, как постоянный холод даже летом, вечный полумрак и частенько наведывающиеся крысы, на этом фоне совершенно не беспокоили. Справедливо рассудив, что не гоже в бункере прикрываться фанерой, деньги, оставшиеся после расчёта с потерянными, Валет истратил на установку подъёмного металлического щита, закрывающего единственное окно, и новой двери - предмета его особой гордости. Толстенная окованная железом дура была настолько тяжела, что одних только петель для её поддержки оказалось недостаточно, и снизу конструкция опиралась на пару небольших колёс, ездящих по продолбленной в бетоне дугообразной колее. На уровне метр семьдесят от пола дверь имела смотровую щель с надёжно фиксирующейся заслонкой, а в полуметре ниже - круглое отверстие, аккурат под два стола двенадцатого калибра, скрытое снаружи обшивкой из плотной ткани. Учитывая, что Валет всё активнее приторговывал наркотой, а среди страждущих нередко встречались личности, ведущие себя неадекватно, эти меры предосторожности были отнюдь не лишними. Однако, нужно отдать ему должное, к своему товару наш благодетель не притрагивался. Предпочитал чужой, с более высокой степенью очистки. Наверное, если б не эта маленькая слабость, Валет смог бы достичь гораздо большего в жизни. Как ни крути, а мужик он не глупый. Да что там, скажем прямо - умный был дядька. Я по малолетству немало домов в Арзамасе посетил, без приглашения, разумеется, и меня всегда удивляла одна деталь - полное отсутствие печатной продукции на обносимой территории, при том, что дома были далеко не из последних. В нашей же полуподвальной хибаре, где и присесть-то особо не найдёшь куда, почётное место возле оружейного шкафа занимал огромный деревянный ящик, почти доверху наполненный этим добром. Не меньше центнера книг, газет и журналов. Многие из них, конечно, были изрядно потрёпаны, некоторые и вовсе утратили читабельный вид изъеденные крысами, отсыревшие, но кое-что сохранилось. Валет называл этот ящик "машиной времени". Достанет, бывало, газету из кипы, взглянет на дату и скажет: "Ага. Билет в две тысячи одиннадцатый. Посмотрим-посмотрим". Он мог часами сидеть над этим ворохом бумаг, перечитывая по сотому разу новостные колонки, статьи, телевизионные программы, разглядывая фотографии. Будто надеялся, что вот сейчас поднимет взгляд от типографских строчек и обнаружит перед собою другой мир, точно такой, как на бумаге, со всеми его чудесами, изобилием и комфортом. Я не раз заставал Валета спящим, с газетой в руках и блаженной улыбкой на лице, но сам его страсти не разделял. Меня больше тянуло к книгам. Что могли дать пустые заметки полувековой давности? Нихрена. Книги же несли в себе гораздо более полезную информацию. Не Толстой с Гаррисоном, конечно же. Мне была интересна литература иного рода. Благо, в нашей библиотеке имелось аж семь толстенных справочников, из которых я питал особую привязанность к трём: два тома за авторством некоего Бейкера У. с очаровательно сухим названием "Взрывные явления. Оценка и последствия"; энциклопедия "Ножи" Фэри, от которой не мог оторваться целые сутки, пока Валет не вырвал её из обессиливших от голода рук; и, конечно же, "Большой анатомический атлас" под редакцией академика Воробьёва. С последним фолиантом я крепко подружился. Названия суставов, костей, сухожилий, внутренних органов, мышц, вен и артерий удивительно легко впитывались чистым ещё мозгом, словно губкой. Я глотал страницу за страницей, пожирал глазами рисунки освобождённых от кожи тел в самых невероятных разрезах и ракурсах. Учитывая, что на момент знакомства с академиком Воробьёвым мне было около шести лет, выглядел сей факт несколько странно. И это смущало окружающих. Ещё больше их смущал пристальный взгляд, когда после изучения очередной главы я пытался разглядеть на шее спящего товарища пульсацию наружной ярёмной вены. А уж о попытках что-либо прощупать, и говорить не стоит. Сейчас я это понимаю, а тогда недовольство домочадцев вызывало искреннее удивление: "Неужели - думал я - читать всякую хрень про звездолёты и пиратов интереснее, чем это?!". Да ещё в столь "преклонном" возрасте. Ведь Крикуну с Репой было уже по восемь, а Фара так и вообще считался взрослым мужиком о девяти годах.
 
       Уживаться под одной крышей, для четырёх пацанов разных возрастов и характеров - дело непростое, но у нас получалось. По крайней мере, до поножовщины ни разу не доходило. Во многом благодаря Фаре. Не по годам физически развитый и спокойный как бульдозер, он был неизменным гарантом порядка на вверенной территории, когда Валет отсутствовал, а случалось такое регулярно и подолгу. Прозвище своё Фара получил за незрячий левый глаз, полностью белый с недоразвитым крохотным зрачком. Своими шестипалыми ручищами малолетний мордоворот легко растаскивал буянов и выписывал зуботычины в профилактических целях. Иногда и мне перепадало, если не успевал увернуться. Поначалу Фаре удавалось пускать в цель две затрещины из десяти. Каждодневная практика уклонений вскоре помогла свести процент попаданий к нулю. На реакцию я никогда не жаловался. Чаще всего разнимать приходилось Репу с Крикуном. Будучи одного возраста эти двое постоянно собачились, пытаясь оспорить или отстоять лидерство в своей весовой категории. Репа был пониже ростом, поплотнее и обладал черепом странной формы, очень напоминающим одноимённый корнеплод. Лоб у него выпирал наружу и, казалось, располагался не только спереди, но по всему периметру головы. Сверху же черепушка была приплюснута и этим, несомненно, провоцирована рослого сухощавого товарища треснуть по ней кулаком при любом удобном случае. Сей акт вандализма обычно сопровождался злобным шипением Репы и резким похожим на карканье возгласом Крикуна, обозначающим искреннюю радость. У парня наблюдались серьёзные проблемы с носоглоткой и голосовыми связками, из-за чего каждое произносимое им слово превращалось в набор скрежетов и вскриков. Никто кроме домашних этого "собачьего" языка не понимал, да и мы не всегда догадывались с первого раза. Только Репа овладел им в совершенстве, до такой степени, что мог налету переводить с русского на "собачий" даже трёхэтажный мат, чем и занимался постоянно, огребая в ответ кулаком по плоской башке.
 
       Несмотря на все имеющиеся трения, работала наша команда слажено. Впрочем, иначе и быть не могло. Слаженность являлась не только условием успешного функционирования, но и физического выживания. А потому все распри и обиды на время вылазки оставались дома. Серьёзные дела обстряпывались обычно раз в две-три недели. Этому предшествовал длительный этап подготовки: слежка за хозяином выбранной хаты; выяснение, каков распорядок его дня, по минутам; тщательнейший осмотр будущего места операции; проработка плана действий. Всё по-взрослому, никаких импровизаций, никакого "авось". Наводку обычно давал Валет. Но иногда мы и сами выбирали кандидатов, если удавалось подслушать неосторожный разговор или подсмотреть характерные признаки чрезмерного материального благополучия. С уворованного и впоследствии реализованного через знакомых барыг добра, нам причиталась доля. Справедливой её назвать было тяжело, но, с другой стороны, Валет предоставлял нам кров, еду и какую-никакую видимость безопасности. Так что мы не жаловались, радостно совали в карман горсть "маслят" или пару-тройку "пятёрок" и бежали в лавку на Парковой за булками. Чёрт, мать его дери, какие там были булки! Горячие, сдобные, с румяной хрустящей корочкой. Я до сих пор помню их запах. Это запах счастья. Одна такая булка стоила как обед из трёх блюд в не самой грязной забегаловке. Сейчас я дал бы в двадцать раз больше, но их не пекут. И лавки той уже нет. И улица Парковая окончательно растаяла в хаотичной застройке...
 
       Время в перерывах между основной работой мы посвящали работе второстепенной - облегчали упившихся в хлам посетителей многочисленных кабаков. У крыльца злачного места, дабы не вызывать лишних подозрений, крутился обычно кто-то один. Чаще всего - я, как самый зрячий и, так уж сложилось, реже всех ошибающийся насчёт перспективности клиента. Выбор был велик, и пасти всякую шушеру означало зря потратить вечер. Местные кабаки всегда славились крепостью пойла и забористостью шмали. Ходили туда в основном кампаниями, а выходили по одному. Точнее, выкатывались под увесистые пинки прекрасно тренированных вышибал. Страдальцы, не нашедшие понимания у работников злачной индустрии, делились на два подвида, и отличались один от другого характерным поведением. Первые - порожняк - имели привычку жалобно скулить и проситься назад, обещая принести деньги утром, предлагали в качестве оплаты своё вшивое шмотьё, пытались апеллировать к чувству сострадания. Эти нас не интересовали. Вторые - дебоширы - пересчитав ступени и не успев ещё толком подняться на четвереньки, тут же вспыхивали праведным гневом, молотили воздух непослушными руками, кляли обидчиков, грозили скорой расправой и, наконец, истратив последние силы, отправлялись прочь от гнезда порока. Ну а мы шли следом. Дальнейший план действий сводился к тому, чтобы сопроводить клиента до ближайшего тёмного закоулка, в коих недостатка не наблюдалось, повалить, если он ещё на ногах, хорошенько врезать по башке и снять с бесчувственного тела всё, что снимается. Задача по нейтрализации клиентского опорно-двигательного аппарата была жёстко закреплена за Фарой, имевшим для этой цели обмотанный тряпками молоток. Такая трогательная забота о сохранности чужого черепа меня всегда веселила. Фара же на все подъёбки отвечал, что делает это не из доброты, а для маскировки звука. Разумеется, столь гнилая отмазка не канала ни под каким соусом, и наш старший анестезиолог быстро приобрёл титул безнадёжного гуманиста. Прослыть святым при жизни ему мешала только природная необузданная сила, которую не всегда удавалось контролировать. Поэтому, как минимум, трижды, обмотанный тряпками боёк молотка вминал-таки хрупкие ослабленные нездоровым образом жизни кости черепа в мозг. "Несчастные случаи" очень расстраивали Фару, до такой степени, что он мог минут на двадцать уйти в себя, размышляя над содеянным.
 
       Улов, конечно, не шёл ни в какое сравнение с тем, что приносили наши экскурсии по зажиточным домам Арзамаса, но пьяный гоп-стоп был куда безопаснее, а охотничий азарт подогревал молодую кровь до приятной не обжигающей температуры.
 
       Хотя в плане трофеев встречались и исключения. Так, однажды, на совершенно непримечательном теле, которому по рангу был положен сточенный тесак и пара монет за подкладкой драной куртки, обнаружилась кобура с самым что ни на есть фабричным довоенным ПММ и два полных двенадцатизарядных магазина к нему. После того, как мы вдоволь нащёлкались затвором и напримеряли кобуру всеми известными способами, было вынесено решение - Валету находку не сдавать, а вместо этого спрятать её в надёжном месте, вдруг пригодится. Заговор раскрылся тем же утром. Разглядев смазку на жадных ручонках, Валет снял ремень и лиловые следы от его пряжки долго красовались у всех четверых в самых неожиданных местах.
 
       Разумеется, не мы одни готовы были облегчить непосильную ношу культурно отдыхающих. К моменту переселения в район многоэтажек Комсомольского бульвара там уже хозяйничали две малолетние шайки, окучивающие забулдыг посменно, и терять значительную часть трудовых доходов из-за вновьприбывших им совершенно не улыбалось, что они первое время и пытались донести до нашего сознания весьма недвусмысленно. Однако несколько сломанных рёбер, выбитых зубов и колото-резаные раны филейных частей быстро убедили наших оппонентов в целесообразности мирного переговорного процесса, по результатам которого нам на откуп были отданы четверг и - несомненный дипломатический успех - суббота.
 
       В общем, жизнь на новом месте со временем наладилась, села в колею и ни шатко, ни валко потащилась дальше. Пока однажды...
 
       Это была осень пятьдесят шестого года. Дождливая, слякотная. Мы нарыли информацию о ценном товаре, разгруженном совсем недавно в лавке на Овражной. Партия сигарет с фильтром, настоящих, хороший табак в тонкой бумаге, два тюка. Источник был надёжный. Но действовать следовало незамедлительно, товар предназначался не для розничной продажи и, по слухам, ожидал скорой отправки в Муром.
 
       Валет уже неделю как ушел в Сергач, улаживать расклеившиеся дела со своими поставщиками, и вернуться должен был не раньше чем через три дня. Ждать его означало - упустить весомый куш, шанс на который выпадает не так часто. Мы решили действовать. Кое-как прощупали лавку, проследили за хозяином, и той же ночью, уверившись в собственных силах, пошли на дело.
 
       Овражная улица располагалась на краю тихого, когда-то дачного района, где и сейчас большую часть времени царили покой да благодать. Питейных заведений там не было, контингент, как на подбор, из приличных. Сколь либо оживлённых мест наблюдалось всего два: свиноферма, дававшая работу большей части здешних обитателей, и та самая лавка, в которой товара ценнее гречневой крупы сроду не водилось.
 
       С замком чёрного хода пришлось повозиться чуть дольше обычного, но ловким пальцам Крикуна особых проблем его механизм не доставил. Дверь распахивалась наружу. Предварительно смазав петли, мы приоткрыли её до небольшого зазора, через который была хорошо видна стальная леска, тянущаяся вглубь помещения. На противоположном конце такой лесочки чаще всего располагался дробовик с УСМ куркового типа, реже - кустарный ПП. При первом открытии двери, когда хозяин выходил из дома, осуществлялся взвод. При втором открытии - спуск. Хитрая система тяг и грузов, прилаженная к самострелу, называлась "паутинкой". Такая охранная система была весьма популярна среди обывателей, радеющих за личное имущество, даже не смотря на несколько смертей вызванных забывчивостью. С боевого дежурства "паутинка" снималась секретной тягой, но можно было обойтись и кусачками. Главное - помнить о том, что спуск осуществляется не только при натяжении лески, но и при её ослаблении. Посему обрезанный конец следовало надёжно зафиксировать, пока самострел не будет обезврежен. Проделать это в одиночку - задача не из лёгких, но вчетвером - элементарно. К тому же, наличие взведённой "паутинки" являлось верным признаком того, что хозяин отсутствует, а дробовик или, тем более, ПП сами по себе были неплохими трофеями. Со временем популярность этого чуда техники сошла на нет. Плохую службу ему сослужили множащиеся самоубийства по неосторожности, и рассказы потерпевших, оканчивающиеся примерно так: "И ты ж подумай, нихера больше, суки, не взяли, а дрободан мой любимый, что в самостреле приладил, унесли!".
 
       Внутри было тихо и темно. Хотя темнота - понятие относительное. Для меня она выражается в лёгкой размытости картины мира, чьи цвета поблекли, а тени сгладились. Осознание того, что для остальных темнота граничит со слепотой, далось нелегко. Зато сколько потом было радости, когда я ночью наблюдал за домочадцами и оставался невидим. Правда, получалось не всегда. Чувство темноты, умение оценивать её степень, пришло позже. Со временем я выяснил, что там, где мне видны не все детали, другие видят лишь контуры, а там, где лишь контуры вижу я, другие абсолютно слепы.
 
       Мы, оставив Репу на стрёме, прошли в лавку. С самострелом решили повременить. Быстренько обшмонали прилавок, напихали в карманы сахара и двинулись к подсобке. Как говорят в таких случаях, ничто не предвещало...
 
       - А ну на пол, бля!!! Суки! Перестреляю к херам!
 
       Никогда не страдал излишней впечатлительностью, но в тот раз едва не обосрался. Даже видя всё вокруг, не сразу сообразил куда бежать. А уж мои подслеповатые коллеги и вовсе растерялись. Фара, охнув, ломанулся в стену. Крикун шарахнулся назад, споткнулся о ящики и грохнулся на жопу. Что происходило дальше в наполненной бешеными воплями лавке, я уже не застал, летел, сломя голову, прочь, не разбирая дороги, шлёпая по слякотному месиву. Остановился только возле двери нашего дома-бункера. Мне открыл Репа, мокрый и запыхавшийся. Через минуту подоспел Фара. А Крикуна всё не было. Не появился он и через час, и через два. Ждать становилось всё тяжелее. Отсутствие товарища тяготило. Но ещё больше тяготило всех опасение, что Крикун расколется и сдаст подельников, что неминуемо обернулось бы крупными неприятностями. Мы вскрыли лабаз на территории потерянных. По всем понятиям данный инцидент проходил как крысятничество.
 
       "Не гадь, где спишь" - говорил Валет. Сам он нарушал этот принцип только в особых случаях, когда риск оправдывался величиной куша, и к делам таким подходил с удвоенной осторожностью. Мы же затратили на разработку полтора дня, сунулись неподготовленными, засветились, потеряли Крикуна... Даже если это не дойдёт до потерянных, страшно было подумать, что с нами сделает Валет, когда вернётся.
 
       Стук в дверь раздался под утро. Я подтащил табурет, взгромоздился на него и ухватил задвижку. Фара сунул в бойницу стволы обреза. Мы переглянулись, ни слова не говоря, кивнули друг другу, и я чуть приоткрыл смотровую щель.
 
       - Кто там?
 
       Ответа не последовало. Через крохотный проём виден был только пустой предбанник.
 
       - Кто, спрашиваю?
 
       Опять тишина.
 
       - Чего надо? - подал голос Фара, стараясь придать ему басовитости. - Товара нет. Через три дня приходи.
 
       Внизу, за дверью, послышались стоны и постукивание.
 
       - Крикун? - боязливо спросил подошедший Репа.
 
       В ответ раздались неразборчивые бормотание на "собачьем".
 
       - Чёрт. Крикун! Открывайте скорее!
 
       - Нет, подожди, - преградил ему дорогу Фара. - А вдруг он за собой хвост притащил?
 
       - Угу, - поддержал я. - Откроем дверь, запереться в случае чего уже не успеем. Пусть в окно лезет. Взрослый там следом не протиснется.
 
       - Вы совсем охренели?! Он же не доползёт! Пусти! - выкрикнул Репа, пытаясь прорваться к засову.
 
       - В окно, - невозмутимо повторил Фара.
 
       - Уроды! - Репа, поняв бесплодность дальнейших пререканий, подошёл к двери и, отшвырнув обрез, заговорил в бойницу: - Крикун, слышишь меня? Сможешь вернуться наружу и подползти к окну? Мы поднимем щит.
 
       С противоположной стороны раздались слабые вскрики чередующиеся хрипом, и удаляющееся шарканье.
 
       - Довольны? - Репа посмотрел на нас, как на последнее говно. - А если он не доползёт? Если сдохнет там?!
 
       Это был новый для меня вопрос. А действительно, что будет, если Крикун сдохнет? Из талантов он обладал только ловкостью пальцев, позволяющей вскрывать замки любой сложности. Но здесь я смог бы его заменить. Не слишком замороченные механизмы давались мне легко, а с замороченными разобраться - дело практики. Что ещё? Нужны ли четыре пары рук чтобы комфортно подломить хату? Нет. Трёх вполне достаточно. К тому же Крикун, видимо, даже если выживет, долго ещё не сможет быть полезен. Да и засветился он, наверняка, отчётливее остальных. По всему выходило, что в сложившейся ситуации потеря Крикуна была нам только на руку.
 
       - Доползёт, - ответил я и, спрыгнув с табуретки, направился к окну.
 
       Минуты через две в щит постучали.
 
       Репа с Фарой предусмотрительно отошли в дальний конец комнаты, поближе к чулану. Я, прикинув, что если на пол упадёт граната, успею прыгнуть за книжный ящик, опустил рычаг.
 
       Но на пол упал Крикун. Весь в грязи, с разбитой головой, он даже не пытался встать, скорчился в позе зародыша и жалобно поскуливал.
 
       Первым к страдальцу подскочил Репа.
 
       - Крикун, дружище, ты как? - тормошил он его за плечо, но в ответ раздавалось лишь мычание. - Где болит? Ну?
 
       Подоспевший Фара оттолкнул Репу и перевернул сжавшегося в комок Крикуна на спину. Тогда стало понятно "где болит". Правый рукав у того был скручен в узел чуть ниже локтя и насквозь пропитался кровью.
 
       - Мать твою. Ему руку отрубили, - Фара сидел над Крикуном и тупо смотрел, как с набухшей культи по полу растекается красная лужа.
 
       Репа, вытаращив глаза, стоял рядом без движений.
 
       Мне бы тоже последовать их примеру, да предаться созерцанию, наблюдая уход боевого товарища в мир иной, но вместо этого я взял со стола полотенце, обмотал, как жгутом, осиротевшее плечо Крикуна, сунул между ними первое, что подвернулось под руку - валяющийся на полу обрез - и закрутил, после чего, неожиданно для самого себя, приказал Фаре зафиксировать обрез на плече, чтобы жгут не ослаблялся, а Репе велел прижечь рану. Закончив с распоряжениями, подломил кочергой хлипкий замок оружейного шкафа, достал оттуда ПММ и вышел.
 
       Не знаю, что меня подвигло на это. Особой злости я не испытывал. Судьба Крикуна тоже не слишком меня беспокоила. Но отчего-то я был абсолютно, на сто процентов уверен в необходимости такого шага.
 
       Чёрный ход лавки всё ещё оставался не заперт. Внутри слышался шум, будто кто-то двигает мебель. Я пошёл на звук и, свернув в сторону подсобки, увидел... цель. Это был хозяин лабаза - упитанный, рослый мужик с густой бородою на добродушном мясистом лице. Он, кряхтя, толкал вдоль стены шкаф.
 
       Секунд пять ушло у меня на то чтобы перебороть себя. Очень хотелось окликнуть суку, посмотреть ему в глаза, насладиться моментом, а уж потом... Но было только "потом". С трёх метров я не промахнулся. Толстяк дёрнул головой, словно получил затрещину, и повалился на пол.
 
       Не сдвинутый до конца шкаф, наполовину скрывал дверь. То, что я за ней увидел, многое расставило по своим местам. Хозяин лавки не прочь был перекусить человечиной. В подвале, куда эта дверь вела, находился ледник с "провиантом". Определить сколько несчастных нашли там последний приют, представлялось затруднительным. Разделанные туши, руки, ноги и головы было аккуратно развешаны по крюкам, как на рынке. В двух ваннах со льдом хранился переложенный бумагой ливер. В центре стояла колода для рубки мяса. На стене, в строгом порядке от меньшего к большему, висели ножи, тесаки, пилы и топоры.
 
       А вот чего в лавке не нашлось, так это сигарет. Видимо, наш "благопристойный" торговец сам распространял слухи о ценном товаре, с намерением заманить очередную закуску.
 
       Поддавшись секундному порыву, я снял одну из ножовок и, прихватив стоявшее в углу ведро, поднялся наверх.
 

 

Глава 2.
 

     Крикун моего презента не оценил. Наверное, слишком сильны ещё были воспоминания об откромсанной руке, а простреленная голова, взирающая со дна ведра добрыми сытыми глазами, навевала тоску. Новоиспечённый инвалид ревел не затыкаясь. Как удалось выяснить из сбивчивых разъяснений, он лишился клешни, пребывая в бессознательном состоянии после того, как огрёб прикладом по лбу. Рассечение вышло глубокое, и крови было хоть отбавляй. Не удивительно, что барыга-людоед посчитал Крикуна готовым к употреблению. Но тот вовремя оклемался и сдриснул, воспользовавшись усыплённой бдительностью гурмана. Черепушка оказалась крепкой, благодаря чему сотрясённые, недополучающие кислорода, но всё же целые мозги сообразили, как выбраться из склепа-холодильника и даже подсказали незадачливому хозяину, что хорошо бы найти и прихватить с собой потерянную конечность. На каких гениев медицины Крикун при этом рассчитывал, сказать сложно, однако конечность принёс. Правда, чужую, левую и сильно пострадавшую от обморожения. А тут и я явился с головой... Словом, ещё одна чужая часть тела радости ему не добавила.
 
       Зато Валет, вопреки ожиданиям, смог оценить красоту жеста. Нет, конечно, первым делом он схватил черенок от лопаты и гонял им всю честную братию из угла в угол. Досталось в том числе и Крикуну. Но придя в себя и рассмотрев начавший уже пованивать трофей, наш опекун немного смягчился.
 
       Следующим утром Валет отвёл меня на пустырь.
 
       - Держи, - сунул он мне АПБ и поставил на камень жестяную кружку. - Ну, давай.
 
       Стрелял я до того лишь дважды. Первое знакомство с огнестрелом произошло рано, но не слишком удачно. Баловались с отбитой в драке поджигой. На пятом выстреле казённую часть этого убогого изделия разорвало, и мне только чудом удалось избежать серьёзных увечий. Из брови и скулы вытащили семь осколков. С тех пор тягу к пострелушкам не питал, за что вытерпел немало насмешек от соседских пацанов, пока не научился как следует пользоваться ножом. Полученный четыре дня назад опыт стрельбы стал вторым. И вот теперь я стоял в десяти метрах от мишени, вертя в руках громадный АПБ, и думал, как бы не расстроить Валета. Потому что расстроенный Валет был импульсивен, а рядом валялась доска с гвоздями. Но в тот раз мне повезло, со второго выстрела кружка упала замертво, пробитая навылет. С тех пор тренировки стали регулярными. Патронов Валет не жалел, и оплеух тоже. За две недели я вполне сносно освоил АПБ, "Кедр" и даже гордость моего наставника - СВ-99. Да и ножом, как выяснилось, старый нарик владеть не разучился. Для пущего эффекта Валет даже раскошелился на свежего жмура, отвалив местному могильщику - как сейчас помню - аж восемь монет. Учитывая мой тогдашний рост, тренировался я в основном по "нижнему этажу": связки голеностопа и коленей, пах, бедренные артерии, брюшина, печень. К вечеру второго дня низ нашего "манекена" стал похож на драную тряпку. Тогда я приступил ко второму ярусу: легкие, связки локтевых и плечевых суставов, сердце, шея. Валет учил бить точно и быстро. Не кромсать абы как, но наносить удары в строгой последовательности: шокировать, сковать, убить. Сам он делал это, казалось, на чистых рефлексах. Медленная, чтобы я смог понять, серия из трёх-четырёх тычков и порезов на реальной скорости сливалась в едва уловимое движение рук, занимающее чуть больше секунды. Сталь клинка летела по рубленой траектории, оставляя вскрытую плоть в местах кратких остановок: пах-колено-печень, лёгкое-локоть-горло, шея-локоть-сердце. Тяжелее всего мне давались удары в грудную клетку. Нож то и дело утыкался в рёбра, не желая проникать внутрь. Зато отлично выходила связка пах-колено-подключичная артерия. Протыкать, будто специально предназначенную для этого мякоть между ключицей и трапециевидной мышцей оказалось легче, чем резать неподатливое горло. Валет остался доволен техникой исполнения и даже не ворчал, раз за разом помогая истерзанному трупу бухаться на колени.
 
       Столь пристальное внимание Валета к моей скромной персоне, разумеется, не осталось незамеченным домашними. Фаре и Репе плохо удавалось скрывать недовольство продиктованное ревностью. Даже едва вышедший из стабильно полуобморочного состояния Крикун начал косо поглядывать, натаскивая меня вечерами, по указанию Валета, на сложные замки в домашних условиях. Оно и не удивительно. В то время как все занимались делом, я, забросив разбой, стрелял по кухонной утвари да тыкал ножом покойников.
 
       Месяц моего обучения непонятно чему вылился в баснословную по меркам Арзамаса сумму, которую Валет однажды вечером не преминул мне озвучить вместе со способом отработки.
 
       - Бордель на Трудовой знаешь? - начал он без лишних вступлений.
 
       - Угу, - кивнул я.
 
       - Хозяина видел когда-нибудь?
 
       - Нет.
 
       - Его зовут Хашим - жирный упырь килограмм под сто пятьдесят, с плоской узкоглазой рожей. Из норы своей почти не вылезает. Очень любит пацанят твоего возраста.
 
       - Чего?!
 
       - Ты мне тут не чевокай, а слушай и помалкивай, если не спрашивают! Значит так, завтра пойдёшь к нему и оприходуешь суку. Сделать это нужно аккуратно. У дверей кабинета, на втором этаже, стоит охрана. Тебя обшмонают при входе, но внутрь, к Хашиму, они не сунутся, если всё тихо будет. Это, - Валет протянул мне нож с толстым но узким десятисантиметровым лезвием, небольшой гардой и короткой обмотанной шнуром рукоятью, в кожаных ножнах с двумя ремешками, - закрепишь на левом плече, там никогда не ищут. Маловат, конечно, но больше нельзя. До сердца таким через сало не достанешь. Горло, ярёмная, подключичная - тоже не вариант, всё жиром заплыло. Попасть можно, но не с твоей квалификацией. Остаётся единственный путь - через глаз. На дне глазницы есть отверстие, достаточно широкое, чтобы клинок прошел через него в мозг. Да ты это лучше меня знаешь. Короче, у тебя только одна попытка. Промажешь - конец. Ну, всё, иди, тренируйся.
 
       Закончив с наставлениями, Валет уселся в кресло, вытянул из ящика наугад газету и приступил к чтению, а я остался стоять столбом, уронив челюсть на грудь, и крутя в руках орудие предстоящего убийства.
 
       Весь следующий день прошёл в тренировках, как и завещал мудрейший учитель. Бить ножом в лицо оказалось несколько сложнее, чем я себе представлял. Но с этим иррациональным предрассудком я справился быстро. Через пять часов оттачивания навыка, клинок заходил в череп как по маслу. Правда, справедливости ради, нужно отметить, что и отверстия слегка разработались. Бить я старался из разных положений, не рассчитывая на удачу, а тревожные мысли о злодейских намерениях Хашима в отношении моего юного тела, помогали тренироваться усерднее.
 
       Вечером пришёл Валет. Сорвал с верёвки полотенце и обмотал им левую кисть. Я успел заметить две полукруглые раны у него на ладони, сильно напоминающие следы зубов. Мелких зубов в узкой челюсти.
 
       - Собирайся, - приказал он, стоя ко мне спиной.
 
       Я накинул куртку и обулся.
 
       - Что говорить, знаешь?
 
       - Соображу.
 
       - Сообразишь, - кивнул Валет и, затянув повязку, обернулся. - Сутенёра, который тебя якобы послал, зовут - Паша Кучадел. Запомнил?
 
       - Да.
 
       - Подойди. Дай-ка посмотрю. Угу-угу. Руки подними. Выше. Нормально. Вынуть пробовал?
 
       Я оттянул ворот куртки влево и без особых усилий извлёк нож.
 
       - Молодец. Капюшон накинь. Смотри в пол, глазами не зыркай. Из хаты ничего не выноси. Как дело сделаешь, выжди минут пять. А там спокойно, без спешки... Понял?
 
       - Да.
 
       Валет посмотрел на меня ещё немного, открыл дверь и махнул рукой "на выход".
 
       Бордель располагался на территории частников. Пилить до него было весьма прилично, что вкупе с неприветливым отношением местных пацанских шобл к чужакам, грозило обернуться проблемами ещё до начала основных событий. Но благодаря счастливому стечению обстоятельств к крыльцу "Загнанной лошади" я подошёл целым и невредимым.
 
       У входа под вывеской с изображением взмыленной, сверкающей тугим крупом кобылы, стоял внушительных габаритов вышибала, с хрустом разминающий кулаки.
 
       - Куда? - громадная лапа, щёлкнув суставами, плотно обхватила мой череп.
 
       - К господину Хашиму, - пискнул я.
 
       - Проходи.
 
       Мало кто верит, но до девяти лет я ни разу не посещал бордель. О предназначении сего заведения мне, конечно, было известно, однако внутренний мир этого пристанища порока до того момента оставался для меня загадкой. Первое что удивило - запахи. Знакомые с детства мотивы спиртного, табака и шмали дополнялись здесь новыми, волнующими нотками духов, пудр и ароматических масел. Проходящие мимо жрицы любви оставляли за собой сладкий, щекочущий ноздри шлейф. Пышное убранство холла, с обилием зеркал, бахромы и электрического света, усиливало ощущение иной реальности, в которую я провалился, шагнув через порог этого благословенного места, из тёмного серого дерьма, где приходилось выживать день за днём. Эффект был настолько сильным, что мысль о задании поначалу совершенно вылетела из головы. А может это конопляный дым слишком густо пропитал воздух.
 
       Из ступора меня вывела неожиданно появившаяся прямо перед глазами грудь. Точнее две груди. Довольно симпатичные. Они качнулись и уставились мне в лицо розовыми сосками.
 
       - Какой хорошенький, - сказали груди, озорно хихикнув. - Ты что тут делаешь, карапуз?
 
       - Карапуз? - повторил я недоумённо, шокированный такой наглостью. - А в еб...? - но вовремя спохватился. - Я к господину Хашиму.
 
       - А-а, - печально вздохнули груди. - Бедняжка, - невесть откуда появилась рука с красивыми длинными пальцами и, ласково потрепала меня по щеке. - Вот, держи, - прямо перед носом материализовался яркий фантик, а груди, ещё раз вздохнув, поплыли дальше.
 
       "Какие хорошие" - подумал я, засунув в рот оказавшуюся внутри фантика карамельку, сладкую, как и всё здесь.
 
       Потоптавшись немного в холле, ноги вывели к широкой изгибающейся лестнице наверх. Коридор второго этажа заканчивался двустворчатой дверью с парой дюжих охранников по сторонам, к которой, меж обшитых тёмным деревом стен, вела алая ковровая дорожка, отороченная золотистой бахромой. Медленно выветривающийся из головы дурман норовил трансформировать всё это в цветастый, раскачивающийся подвесной мост, идти по которому, сохраняя равновесие, было весьма затруднительно.
 
       - Чего надо? - ненавязчиво поинтересовался двухметровый "шкаф", когда я доковылял-таки на расстояние пинка.
 
       - Мне к господину Хашиму.
 
       - Опаздываешь.
 
       Я ещё больше потупил и без того совестливый взгляд, обдумывая про себя следующую фразу. На ум приходило что-то вроде этого: "Да ну? А что ж ты тут до сих пор стоишь и не отсасываешь боссу?". Наверное, скажи я так, ничего бы страшного и не случилось. Инстинктивная попытка типичного быка выебнуться хоть перед кем-нибудь подавилась бы бессильным рычанием, только и всего. Но язык вымолвил лишь:
 
       - Простите.
 
       - Хм, - "шкаф" довольно ощерился, растроганный столь почтительным отношением, и опустился на корточки. - Ближе подойди. Руки поднял. Повернись. Чисто.
 
       - Босс, - второй охранник поднёс к губам трубку, снятую с висящего на стене чёрного телефона, - к вам посетитель. Да. Понял.
 
       Одна из украшенных резьбой створок двери открылась, и я шагнул внутрь.
 
       Роскошь холла померкла на фоне убранства "норы жирного упыря". Громадная комната, квадратов на сорок, утопала в зелёной парче и тёмном, красноватом дереве, из которого здесь было всё, от застеленного пёстрым ковром паркета, до изящной резной мебели в количестве не сразу поддающемся пересчёту: серванты и диваны, кушетки и пуфики, столы, стулья, кресла и совсем уж диковинные предметы, о названии и назначении которых я мог только догадываться. Обилие бронзы и хрусталя заставляло глаза принимать неестественно округлую форму, а звериные шкуры и внушительная коллекция холодного оружия на лишённых окон стенах окончательно повергали в эстетический шок. Общее великолепие портил только серый суконный коврик у двери, с вышитой чёрным надписью "В обуви не входить"
 
       Первым делом, пользуясь отсутствием свидетелей, я отстегнул ножны и сунул их в место поудобнее - за пояс. Последовав совету, оставил ботинки при входе и шагнул на ковёр. Нога тут же утонула в длинном наимягчайшем ворсе. Да, что ни говори, а роскошь - дело хорошее. Так вот прикоснёшься, и чувствуешь себя человеком. Жаль, редко удаётся.
 
       Нарезав пару кругов по комнате, я остановился возле гобелена с изображением множества людей в пёстрых халатах и остроконечных шлемах. Часть из них держали длинные пики с насаженными головами, другие замерли с кривыми саблями, занесёнными над пленниками стоящими на коленях. Тут же лежали и уже обезглавленные тела. Яркая цветовая палитра гобелена и довольные физиономии одетых в халаты усачей подводили к мысли, что здесь изображён праздник. Картинка мне понравилась. На ней было множество мелких деталей, которые хотелось рассмотреть поподробнее, но от этого расслабляющего процесса меня отвлёк раздавшийся за спиной голос.
 
       - Пьёшь? - спросил он, низкий и слегка хрипловатый.
 
       - Э-э, - я обернулся, безрезультатно ища его источник, - нет, спасибо.
 
       - Ну, тогда один выпью.
 
       Из-за скрывающей вход в соседнее помещение тяжёлой парчовой занавеси появился хозяин притона. Ошибиться было невозможно, ибо вёл он себя в высшей степени по-хозяйски, да и выглядел соответствующе: шлёпанцы на босу ногу, просторные шаровары невообразимой расцветки, такой же халат, кое-как держащийся запахнутым благодаря болтающемуся под объёмистым брюхом пояску, и широкий стакан в руке до половины заполненный янтарной жидкостью. На вид Хашиму было около полтинника. Крупные залысины в собранной хвостом шевелюре, и дряблое заплывшее жиром лицо с тройным подбородком, красноречиво свидетельствовали о безвозвратно прошедшей, но бурной молодости. От левой брови старого ловеласа, причудливо изгибаясь, через скулу и резко в сторону, рассекая промежуток между носом и губами, проходил шрам, заканчивающийся на правой щеке. Повреждённые нервы, видимо, срослись кривовато, и верхняя губа при разговоре поднималась, обнажая золотые зубы.
 
       - Нравится? - кивнул он на гобелен.
 
       - Да, - честно признался я.
 
       - Здесь изображена победа армии Салах ад-Дина Юсуфа, сына Айюба, над поругателями веры, которые звали себя крестоносцами, в битве при Хаттине. Это было девять веков назад, - Хашим усмехнулся и отхлебнул из стакана. - А ты, в какого бога веришь?
 
       - Не знаю, - пожал я плечами.
 
       - Как так? У всех есть свой бог. Кому Иисус, кому Аллах, кому деньги, власть, известность... Каждый молится своим идолам. У тебя какой?
 
       - М-м... Деньги.
 
       Хашим фыркнул и заржал, вытирая ладонью со дна стакана расплескавшееся пойло.
 
       - Святая простота. Скольких войн можно было бы избежать, имей люди смелость признаться в том же. Все мы - дети одной церкви, - он сунул левую руку в карман халата и, вынув её сжатой в кулак, шагнул мне навстречу. - Держи, - на раскрывшейся ладони блеснула пригоршня монет. - И пошёл вон. Я сегодня не в настроении.
 
       К такому повороту событий Валет меня не готовил. Пришлось в срочном порядке осваивать искусство импровизации.
 
       - Э-э... - замямлил я, не решаясь принять вознаграждение. - Так не годится.
 
       - Что? - Хашим округлил глаза.
 
       - Если вернусь, не отработав, хозяин побьёт.
 
       - Ты чего несёшь, сопляк? Бери, - он схватил мою правую руку и насыпал серебро в ладонь. - А теперь катись отсюда.
 
       - Господин Хашим, - не оставлял я попыток, суча ногами и трепыхаясь, ухваченный за шиворот, - мне нужно вам кое-что сказать. Пожалуйста.
 
       - Ну, - движение к двери остановилось, Хашим встряхнул меня и повернул лицом к себе. - Говори живее, что хотел.
 
       - Я... я... - мысли сбились в кучу, закипающая от адреналина кровь пульсировала в ушах. - Я. Ваш. Сын, - вымолвил, наконец, окостеневший от напряжения язык.
 
       - Чего?!
 
       - Сын, сын, - повторил я, словно это было заклинание способное остановить время и дающее возможность перевести дух.
 
       - Ты, пацан, в своём уме? - Хашим сделал шаг назад и внимательно ко мне присмотрелся. - Кто тебе сказал такую чушь?
 
       - Мама, - ответил я, не раздумывая.
 
       - Да какая, к хуям, мама?!
 
       - Босс, у вас всё нормально? - донёсся из-за чуть приоткрытой двери голос охранника.
 
       - Пшёл вон!
 
       - Слушаюсь.
 
       - Сколько тебе лет? Кто мать? - вернулся Хашим к прерванному разговору.
 
       - Мне девять лет. Маму звали Жанной.
 
       - Жанной, - повторил Хашим задумчиво. - Чёрт. По именам-то я их не очень... Кликуху знаешь?
 
       Я отрицательно покачал головой и вздохнул.
 
       - Вроде была у меня какая-то Жанна. Девять лет, говоришь? Нда... Она живая ещё?
 
       - Умерла, - шмыгнул я носом. - Месяц назад, от лихорадки.
 
       - Вот, блядь, всегда так, - хлопнул себя Хашим по ляжке. - Чуть что, ответственного не найти. Ну-ка, - он ухватил меня за подбородок и присмотрелся, насупившись. - Что-то не похож ты нихуя. Хотя...
 
       - Мама говорила, вы - добрый человек, - попытался я сделать максимально проникновенный взгляд. - Она хотела, чтобы я вырос таким же умным, чтобы далеко пошёл.
 
       - Правда? - губы "отца" скривились в подобии улыбки. - Что она ещё говорила?
 
       - Мама не часто об этом рассказывала, только перед смертью. Плакала всё время. Жалела, что не сказала раньше. Думаю, она любила вас.
 
       - Хм, - Хашим развернулся и, качая головой, прошёл к бару, чтобы заполнить опустевший стакан. - А знаешь, - начал он, звеня бутылками, - у меня ведь пять дочерей. Ну, насколько известно. Прямо проклятье какое-то, сука за сукой. Видеть их не могу. Работа, она, как ни крути, накладывает отпечаток. Сына я хотел, в своё время, очень хотел, но не судьба, - он неожиданно остановился и посмотрел на меня серьёзно. - Ты здоров?
 
       - Только краснухой болел.
 
       - Славно. А с глазами что?
 
       - Не знаю, - изобразил я улыбку. - Мама говорила: "Это солнечные лучики заблудились".
 
       - Лу-учики, - протянул Хашим, наливая очередную порцию спиртного, - хех. Видишь-то нормально?
 
       - Отлично вижу. Даже в темноте.
 
       - Вот как? Славно-славно. Ещё мутации есть?
 
       - Больше нету.
 
       - Почти что лац?
 
       Такое оскорбление мне тяжело было вынести даже от "отца".
 
       - Я не лац! - рука сама собой дёрнулась в направлении ножа, едва не сведя все старания к нулю.
 
       - О-о! - Хашим поставил стакан и, хохоча, захлопал в ладоши. - Вот теперь вижу фамильное сходство, - он подошёл и ещё раз смерил меня взглядом. - А чего спектакль разыгрывал, будто прислан? И откуда ты узнал вообще? У меня ведь сегодня и впрямь назначено.
 
       - Это не спектакль, - потупил я глазёнки. - Мне знакомый помог. Он у господина Кучадела работает. Я целый месяц ждал, когда его к вам пошлют. Заплатил девять серебряных - всё, что после мамы осталось - и поменялся с ним.
 
       - Хех. Смышлёный. Стало быть, всё на карту поставил?
 
       - Мне мама велела обязательно с вами встретиться.
 
       - Да ещё и исполнительный. Хорошо. Только что же ты с пидарами дружбу водишь? Сам-то не по этой части?
 
       - Что вы? - изобразил я сдержанное возмущение. - Никогда. Да и не друг он мне, я же говорю - знакомый. Был бы другом, разве стал бы деньги просить?
 
       - Запомни парень, - Хашим принял серьёзный вид, и указал на меня пальцем, - пидоры - не люди. Они хуже баб. Шлюхи с рождения. Общаться с ними можно только одним способом. Подрастешь, расскажу, - он сделал два больших глотка, опустился на корточки и положил правую руку мне на левое плечо. - Сын, значит?
 
       - Сын, - ответил я.
 
       - Хм. Ладно, время покажет.
 
       Рука потянула меня вперёд и тут же ослабла. Согнутые в коленях ноги зашатались. Мёртвое тело конвульсивно дёрнулось и повалилось на спину. Из-под утонувшего в глазнице по самую гарду клинка побежала кровь, залила веки и тонким ручейком устремилась вниз по щеке.
 
       Я постоял над трупом секунд десять, наблюдая за конвульсиями, тронул Хашима ногой, ответной реакции не последовало, на всякий случай проверил пульс - глухо.
 
       Помню, первое что почувствовал - дикая злоба на себя. Безумная. До зубной ломоты. В голове сформировалось осознание масштабности трагедии. Я только что, собственными руками загубил своё будущее. Вот оно, лежит у моих ног, и не дышит, только смотрит в пустоту единственным немигающим глазом. Голова закружилась. Роскошные апартаменты вдруг потеряли чёткость, поплыли, отдаляясь всё дальше и дальше.
 
       - Бляяядь...
 
       Я опустился на пол и сел, вытянув ноги.
 
       Не знаю, сколько времени прошло до того, как ясность рассудка вернулась. Когда сидишь и тупо смотришь в одну точку, а голова гудит от пустоты, счёт минутам теряется. Разум оставляет свой пост и, махнув на всё рукой, идёт отдыхать. Наверное, это такой защитный механизм. Ведь в противном случае легко разбить свой безмозглый чалдан с досады о стену. По крайней мере, в первые секунды подобная идея не кажется лишённой смысла.
 
       Немного оклемавшись, я натянул ботинки, окинул напоследок печальным взором уплывшее из рук счастье, и вышел за дверь.
 
       - Стоп, - рука охранника ухватила меня сзади за капюшон. - Босс, мальчишка уходит. Отпустить? - пробасил он в трубку.
 
       - Тщщщ, - поднёс я к губам указательный палец. - Господин Хашим просил не беспокоить его. Он сильно расстроен. Очень сильно.
 
       - Опять что ли не фурычит? - шёпотом поинтересовался охранник, указывая взглядом себе в район паха.
 
       - Угу.
 
       - Бля. А я отпроситься на завтра хотел, - задумчиво-растерянное выражение узколобой физиономии сменилось разгневанным. - Херово работаешь. Катись отсюда.
 
       Бедный идиот. Интересно, через сколько часов сумел понять насколько он теперь свободен? И как долго прожил, прежде чем компаньоны Хашима сказали: "Херово работаешь"?
 
       Домой я вернулся злым, как чёрт. Недовольство собой по дороге удивительным образом трансформировалось в злобу на Валета. Он-то меня ни разу к груди не прижимал. Только упрёки да затрещины постоянно. И вот когда блеснул единственный лучик надежды, этот мудак опять всё обговнял, подначил завалить Хашима - мой билет в светлое будущее. Паскуда, ненавижу.
 
       - Ну? - Валет оторвал взгляд от газеты.
 
       - Сделал, - огрызнулся я, швырнув куртку в угол.
 
       - Как прошло?
 
       - Заебись.
 
       - Хм, - Валет отложил своё чтиво и скрестил руки на груди. - Ты чем-то недоволен?
 
       - Чем я могу быть недоволен? Говорю же - всё за-е-бись. Хашим мёртв, шума нет, а я снова...
 
       - Что "снова"?
 
       - Ничего.
 
       На следующий день Валет подозвал меня и молча вручил тридцать серебряных - мой первый гонорар. Заказ уровня Хашима стоит не меньше пяти золотых, так что мне перепало десять процентов. Но тогда я этого не знал и радовался от души. Восемь монет тем же вечером были с размахом проедены всей шоблой в пекарне на Парковой.
 
       - Ладно, колись, - уже раз в пятый "закинул удочку" Фара, - откуда такие лавэ?
 
       - Да, - поддержал Репа, дожёвывая булку, - мы - могила, ты же знаешь.
 
       - Замочил кого? - выдвинул Фара гипотезу.
 
       - Если Валет захочет, сам расскажет, - парировал я с достоинством, - а нет, так и мне трепаться ни к чему.
 
       - Вот ты жук, - усмехнулся Репа. - Две недели пропадает, хрен знает, чем занимается, а потом начинает деньгами сорить, и слова не вытянешь.
 
       Пожалуй, именно тогда я почувствовал себя. Не хорошо, плохо, или ещё как, а просто - себя. Я ел на деньги заработанные чужой смертью. Горячая сладкая булка в моих руках - вот во что я превратил Хашима. И мне это нравилось, определённо нравилось.
 

 

Глава 3.
 

    Тот раз был последним, когда мы собрались все четверо на Парковой. Два дня спустя Валет отозвал меня в сторонку и доверительным тоном поведал о насущных проблемах. Начал издалека:
 
       - Сколько мы уже вместе?
 
       - Кто? - спросил я.
 
       До сего момента склонности к подобным разговорам "по душам" за Валетом не водилось, и это настораживало.
 
       - Ну, мы с тобой.
 
       - Шесть лет.
 
       - Точно. Целых шесть лет. Ты тогда совсем малой был, задохлик, едва на ногах держался. А как вымахал, - он улыбнулся и потрепал меня по плечу. - И с пацанами общий язык нашёл быстро. Кстати, как они тебе?
 
       - Не понял. Что "как"?
 
       - В целом. Отношения там, тёрки может с кем имеются?
 
       - Да нормально всё, - этот противоестественный разговор начал меня не на шутку раздражать.
 
       - М-м... Хорошо, хорошо. Я слышал, Фара адресок нарыл за Межой. Прощупывали уже?
 
       - Дня три ещё посмотреть решили. Визитёров там многовато было в последнее время. Сейчас вроде тихо всё. Если так и останется, в четверг пойдём.
 
       - Каким составом?
 
       - Обычным, - пожал я плечами, искренне не понимая, о чём речь.
 
       - Крикуна возьмёте?
 
       - Возьмём. На стрёме постоит, - и тут до меня начало доходить. - А что не так?
 
       - Да... - Валет откашлялся и сплюнул. - Крикун ведь у нас по замкам был мастер. До того случая. А с одной рукой он - сам понимаешь - пользы не принесёт. На стрёме и Репы достаточно. Ты любые внутряки с серьгами отмачиваешь на раз. Зачем Крикун? Он теперь - обуза. А в нашем деле обуза ох как вредна.
 
       - Ну, тогда не будем его брать. И втроём справимся.
 
       - Верно, справитесь. А с Крикуном что делать?
 
       Таких вопросов Валет раньше мне не задавал. "Когда? Сколько? Где? Какого?" - это да, постоянно. Но "что делать?" - впервые.
 
       - В смысле?
 
       - В том самом смысле. Что предложишь?
 
       Умом я, конечно, понимал, чего Валет ждёт от меня, но выдавить нужные ему слова не смог. Что делать с Крикуном? Сама эта блядская постановка вопроса уже не сулила ничего хорошего. Нет, он не был мне другом и даже приятелем, мы просто жили под одной крышей, но всё же...
 
       - Не знаю.
 
       - Знаешь, - утвердительно кивнул Валет.
 
       - Почему бы его просто не... ну... отпустить, что ли?
 
       - Чтобы он всех заложил?
 
       - Да Крикун и говорить-то толком не умеет.
 
       - Зато умеет писать. Может ему и вторую руку укоротить по локоть, и пинком на улицу? Ну что пялишься как баран? У меня тут не богадельня.
 
       - Я не смогу.
 
       - Ещё как сможешь. Или хочешь, чтобы я сам этим занялся? Тебе проще сделать всё похожим на исчезновение. Вышли вдвоём, а там, дескать, разошлись, и хер его знает, куда он после этого запропастился. Помнишь, Крикун пропадал однажды на два дня? Вы его по всем канавам искали, а он с заводскими бухал. В тот раз для него обошлось, а в этот не проканает. Чем плоха легенда? Да не бзди, - Валет усмехнулся, вынул из портсигара косяк и закурил. - Всё нормально будет. Завтра Фару с Репой заставлю печь почистить, а вы с Крикуном пойдёте щупать адрес. Выбери маршрут не людный, придумай там чего-нибудь, что заскочить нужно по делам... Ну, сообразишь. Главное - от дома и от хаты той подальше. Понял? Понял, спрашиваю?
 
       - Да.
 
       - Ну и славно. Возвращайся к делам.
 
       Дело у меня тем утром было весьма приятное. За день до этого я потратил три монеты на покупку ржавого велосипеда и теперь собирал в единый механизм промытые и смазанные шестерни задней втулки. Встал я рано, и к девяти часам успел почти всё привести в рабочее состояние. Разумеется, после этого я планировал весело и от души погонять на своём приобретении. Но Валет за неполных три дня умудрился втоптать в говно уже вторую мечту. Настроение, понятное дело, резко испортилось, стало уже не до покатушек. Я сложил инструмент с разобранными деталями в тряпку, закинул велосипед на плечо и поплёлся со двора домой.
 
       - Починил? - спросил Фара, оторвавшись от карт.
 
       Вся троица была на месте и увлечённо резалась в подкидного.
 
       - Нет, - ответил я. - Потом доделаю.
 
       - Ты давай, не затягивай. Мы тут с Репой забились, кто первым от нашей двери до угла "хрущёвки" доедет. Я свой нож поставил против его кастета.
 
       - Хороооший ножик, - осклабился Репа, жадно потирая ладони.
 
       - Вы же ездить не умеете.
 
       - Ну и ладно, - пожал Фара плечами. - Так даже интереснее.
 
       - Придурки. На что? - кивнул я в сторону шлёпающих по табуретке карт.
 
       - На фофаны.
 
       - Отлично придумано. Крикун одной рукой проигрыш взимает?
 
       - Не. Мы с Репой за него друг другу отвешиваем.
 
       - Ну, раздайте что ли и мне.
 
       - Садись, - Фара собрал колоду и, перетасовав, раскидал на четверых. - А чего смурной такой? Из-за велика что ли?
 
       - Да, - я подтащил стул и взял шесть причитающихся карт, тёртых перетёртых, с почти неразличимым от грязи рисунком рубашки. - Дорого отбашлил. Он больше двух монет не стоит.
 
       - У богатых свои причуды, - усмехнулся Репа. - Останутся детали лишние, шурупы там, гайки, мне отдавай, я решил Крикуну руку новую выправить. А то видишь, как мучается, - кивнул он в сторону нашего инвалида, вынужденного совершать сложные телодвижения, в попытке справится с картами одной рукой. - Аж смотреть больно. Думаю зажим ему сделать крюком согнутый, чтоб и подцепить можно было, и вложить что нужно. Чего? - обернулся он на "лай" Крикуна. - Ага, конечно, ещё изумрудами украшу. Ножик выкидной хочет к протезу присобачить, - пояснил Репа присутствующим. - Киборг, бля.
 
       Шутка была встречена дружным гоготом. Я тоже посмеялся за компанию, хотя вместо смеха хотелось блевануть. В горле возникла желчная горечь, и чертовски разболелась голова.
 
       - Ты чего? - Фара закончил ржать и уставился на меня выпученными глазами. - Поплохело?
 
       - Голова побаливает.
 
       - Ты бледный как смерть, - заметил Репа. - И лоб в испарине.
 
       - Пойду прилягу, - я уронил карты и поплёлся в свой угол.
 
       Не знаю, сам я лёг или меня положили, скорее второе, потому как, очнувшись, обнаружил на затылке здоровенную шишку. Видимо отключился по дороге и упал. Последнее что запомнил - ослепительная белизна перед глазами. Когда открыл их, увидел Крикуна. Он сидел рядом и смачивал в тазу тряпку, после чего попытался приладить её мне на лоб, но увидев, что я очнулся, вздрогнул и отпрянул назад, как от покойника, что вдруг надумал размяться.
 
       - Что случилось? - я сел и прислонился к стене.
 
       Голова уже не болела, но тяжёлой была, как чугунная, тело била мелкая дрожь.
 
       В ответ на вопрос Крикун неразборчиво пролаял, но видя, что подобное общение со мной смысла сейчас не имеет, махнул рукой и побежал на улицу. Вернулся он вместе с Фарой. Тот прискакал запыхавшийся и радостный.
 
       - Чёрт! Ну напугал! - хлопнул он меня по плечу. - Мы уж думали - всё, больше за твой счёт не похарчуемся, начали уже лисапед делить, - весёлость на фариной морде сменилась серьёзным выражением. - Ты как?
 
       - Башка как гиря пудовая. А в остальном вроде нормально. Что тут произошло, ничерта не помню.
 
       - Вырубился ты, вот что. Мы в карты играли, ты заявился с великом разобранным, тоже сел, а потом сказал, что голова болит, пошёл прилечь и отключился. Хорошо мы ещё фофанов тебе перед этим не навешали, а то и, правда, помер бы. Одиннадцать часов в отрубе лежал.
 
       - Где Валет?
 
       - Сутра не видел. А что?
 
       - Да так.
 
       Я сел на край топчана, взял в руки таз и опустил в него лицо. Холодная влага помогла развеять пелену перед глазами и немного унять дрожь.
 
       - Чего скалишься? - посмотрел я снизу в нависшую довольную физиономию Крикуна.
 
       - Хорошо, что живой, - прогавкал он в ответ.
 
       Вот ведь скотина пахорукая. Так и дёргал за душу, будто знал. Я, молча, смотрел в его добрые, как у гадящей собаки, глаза, а на уме вертелось одно: "Крикун-Крикун... Лучше бы ты сдох тогда, под дверью, или вообще не возвращался. Ходячая проблема. Что с тобой теперь делать?". Хотя, что делать, я уже знал.
 
       Утром вернулся Валет, сильно навеселе. Но робкая надежда, что "благодетель" сейчас накатит ещё "для блеску" и заснёт часов на двенадцать в собственной блевотине, как частенько бывало, не оправдалась. Вместо этого он устроил всем грандиозный нагоняй за безделье во время собственного отсутствия, сунул Фаре в ухо и заставил драить печь, увесистым пинком назначив Репу в помощники. Мы же с Крикуном, как и следовало ожидать, были откомандированы "щупать адрес".
 
       Вести диалог с человеком, который разговаривает так, словно подавился огромной костью и задыхается - дело не простое, поэтому шли мы молча. Утренний морозец прихватил размешанную ногами и телегами дорожную грязь. Подошвы скользили, ступать приходилось осторожно. Крикун неловко балансировал, размахивая культёй, и чертыхался, благо короткие слова с минимум гласных давались ему относительно легко.
 
       Пройдя треть кратчайшего маршрута, я свернул в сторону, аргументировав сей манёвр поручением Валета касательно покупки бухла. Крикун возражать не стал. Через пятнадцать минут мы остановились, чуть не доходя до сгоревшего здания железнодорожного вокзала. Места безлюднее в радиусе ближайших трёх километров было не найти. Уж больно дурная слава за ним закрепилась. Ходили слухи, что где-то в этом районе находится несколько подземных топливных резервуаров, довоенной ещё - ясен хрен - постройки, и что будто бы резервуары эти после опорожнения без дела не остались, а были объединены тоннелями и ныне представляют собой систему бункеров, заселённых... А вот по поводу личности их обитателей однозначного мнения не было. Одни утверждали, что это абсолютно деградировавшие отбросы, просто сбившиеся в кучу. Другие, осеняя себя крестом, божились, что видели на вокзале неких карликов, ростом не выше метра, которые якобы и организовали подземное убежище. Третьи, тоном посвящённых в истинные корни зла, и непременно шёпотом, сообщали, что твари под землёй не имеют к людям даже отдалённого отношения, ибо они есть порождения Сатаны. Как бы там ни было, но исчезнувших жителей Арзамаса первым делом шли искать сюда, и частенько находили, фрагментарно. Клочья одежды и кожи, внутренности не годные в пищу, выбитые зубы, иногда попадались даже мелкие части тела, такие как пальцы, обсосанные до костей. Но вокруг места разделки следов не обнаруживали, словно добычу сложили в брезентовый мешок и унесли, что говорило о непричастности зверья к сим ужасным деяниям. В общем, место было неуютное, и Крикун, разглядев очертания вокзала, ухватил меня за рукав.
 
       Спроси меня сейчас: "Зачем попёрся в эту жопу, если не собирался убивать?" - я не отвечу. Детские мозги странно устроены. Они воспротивились основному распоряжению Валета, но в том, чтобы зарулить в место побезлюднее, ничего предосудительного не нашли, и даже подобрали наиболее подходящее для "исчезновения".
 
       - Не ссы, - попытался я вырвать руку из цепких пальцев. - Дальше не пойдём.
 
       Крикун, боязливо озираясь, сделал шаг назад.
 
       - Держи, - я протянул ему заготовленный с вечера узел. - Здесь сало, фляга, мыло, зажигалка. И вот ещё, двадцать монет, на первое время хватит. Тебе нужно уходить.
 
       Помню, что произнёс это на чистом автомате, как будто в сто первый раз сказал про себя, чем и занимался всю дорогу, но мерзкое крутящее кишки чувство никуда не делось. Скорее наоборот. Захотелось немедленно оказаться в другом месте. Хоть у чёрта на рогах, лишь бы подальше от глаз Крикуна.
 
       - Крхто? - выговорил он полушёпотом.
 
       - Бери и уходи, - повторил я. - Слушай, мне эта затея самому поперёк горла. Но ты облажался. И Валет... Он... Короче, назад тебе нельзя.
 
       Стеклянный взгляд Крикуна медленно опустился к земле, ослабшие в коленях ноги сделали ещё два шага назад.
 
       Вот так, - думал я, - всё правильно, иди. И пусть эта блядская история закончится.
 
       Но Крикун думал иначе. Разорвав дистанцию, он пригнулся и с перекошенной от ярости рожей бросился вперёд. Всё, что успел сделать я - сгруппироваться. Но удар плечом в живот всё равно вышел более чем чувствительным. Следующее, что увидел, уже лёжа на земле - просвистевший возле правого уха кастет. Сносно владеть левой рукой Крикун, на моё счастье, так и не научился. Ко второму удару я был готов и сумел отбить, а третьего он нанести не успел. Нож вошёл ему в шею и застрял между позвонками. Крикун вытаращил глаза, захрипел, и резко дёрнулся вбок, вырвав рукоять из моей вспотевшей ладони. Растопыренные в кастете пальцы заскребли по земле, культя молотила воздух в тщетной попытке дотянуться несуществующей кистью до ножа. Рана была не смертельной. Но второго шанса я ему не дал. Пошарив вокруг, рука нащупала камень, через секунду проломивший Крикуну череп.
 
       Я собрал рассыпавшиеся по земле монеты, вынул из бьющегося в конвульсиях тела нож и ушёл. Часов пять шатался по окраинам. Брёл не глядя, туда, куда в здравом уме ни за что бы не сунулся. Я убил Крикуна. Эта мысль, как раковая опухоль, разрасталась, пока не заняла всего меня целиком. Я убил Крикуна. Того, с которым шесть лет делил кров и пищу, который за всю жизнь пальцем меня не тронул. Я. Убил. Крикуна. Тот факт, что этот засранец сам не прочь был меня порешить, отчего-то не успокаивал. А ожидание встречи с Фарой и Репой, их вопросов о пропавшем товарище, норовило завязать кишки в узел.
 
       Хорошо, что к моему возвращению дома оказался только Валет. "Благодетель" сидел в кресле и чистил свой ИЖак.
 
       - Проводил? - спросил он ровным голосом, глядя на меня через ствол с казённой его части. - Что молчишь? Сала кусок унёс, и думал - не замечу? За дурака меня держишь? Так ты, значит...
 
       - Крикун мёртв, - перебил я его, поставив узелок на табуретку. - Лежит у вокзала, не доходя метров пятидесяти по Молокозаводской. Можешь пойти посмотреть.
 
       Валет хмыкнул и опустил ствол.
 
       - Передумал что ли?
 
       - Нет, - честно признался я. - Случайно вышло.
 
       - Случайно, говоришь? Это ж надо. Крикун потянулся за салом и по неосторожности на перо сел? Вряд ли. А может он по дороге заболел и умер? Тоже маловероятно. Мне более правдоподобным представляется такой вариант - ты предложил ему свалить, а он этого не оценил. Защищаясь, ты вынужден был убить Крикуна. Ну, я прав?
 
       По роже было видно, что весь этот спектакль доставляет ему массу удовольствия.
 
       - Да, прав.
 
       - А чего ж такой кислый?
 
       Я разулся и сел на кровать.
 
       - Не знаю. Хреново как-то. Не думал, что может быть так...
 
       - Понимаю, - усмехнулся Валет, орудуя шомполом. - Препаскуднейшее чувство. Оно называется - совесть.
 
       - Совесть, - повторил я. - А что это?
 
       - Ну, ты даёшь. Совесть - это... Как тебе объяснить? - Валет задумался и, хмыкнув, покачал головой. - Давным-давно, лет тридцать назад, в нашем парке жили соловьи. Мелкие птахи, но голосистые - спасу нет. Бывало, идёшь, слушаешь их, и хочется что-то хорошее сделать, доброе. Злоба вся уходит куда-то. К примеру, надо тебе хату спалить должника нерадивого. Кидает, падла, уважаемых людей направо и налево. А эти суки, соловьи сраные, поют и поют, нутро выворачивают. И начинаешь поневоле задумываться о херне всякой. У этого шныря ведь, думаешь, и детки есть малые, и баба - та ещё краля писаная, жалко. А дело делать всё равно надо. Вот так идёшь, керосин в канистре плещется, а на душе до того паскудно, что хоть в петлю, - он вздохнул, достал самокрутку и закурил. - Да. Такие дела. А потом соловьи сдохли. Не стало их совсем. Говорят, экология в конец испортилась. Сейчас я уже и не помню, как те песни звучали. И мыслей глупых в голову с тех пор не лезет. Просветлела без них голова. Так-то вот.
 
       - Интересно, - кивнул я, дождавшись окончания рассказа. - А про совесть что?
 
       Валет посмотрел на меня с выражением недоумения переходящего в жалость.
 
       - Дурак ты совсем ещё. Вроде умный, а дурак. Мойся иди, скоро жрать будем.
 
       Вернувшимся с вечерней вахты Фаре и Репе я рассказал заранее припасённую историю, о том, как Крикун на обратном пути свинтил куда-то по своим делам, да так и не вернулся. Фара тут же вспомнил недавний случай, о котором упоминал Валет, и предложил сутра наведаться к заводским, пока те снова не накачали Крикуна сивухой до предсмертного состояния. Я горячо поддержал эту идею. А на следующий день вместе со всеми материл проклятых самогонщиков, возвращаясь ни с чем. Ходили мы и к вокзалу, но тела там уже не было. Поиски продолжались целую неделю. Опросили, кажется, половину Арзамаса. Никто ничего не видел. Поначалу изображать сердобольного товарища мне удавалось с трудом. Но уже на третий день я привык, вошёл в роль полностью.
 
       Сильнее всех горевал Репа. Чем дальше, тем тяжелее. День за днём он, убеждаясь в бесплодности поисков, замыкался. Вечером шестых суток я впервые увидел его плачущим. Репа сидел в тёмном углу коридора на холодном бетоне, его руки безвольными плетьми лежали между вытянутых ног, а по щекам катились слёзы. Абсолютно беззвучно. Ни рыданий, ни всхлипов. Он был похож на мертвеца. А я прошёл мимо. Хотел остановиться, но...
 
       Жизнь без Крикуна стала другой. Разговоры не клеились. Дни, когда для трёпа не приходилось искать темы, остались в прошлом. Мы всё больше времени проводили порознь, объединяясь лишь на очередное дело.
 
       Я сблизился с Валетом. Не знаю почему, но общение с ним мне теперь давалось легче, чем со старыми друзьями, словно у нас была единая частота. Он продолжал учить меня, я учился. И находил в этом удовольствие. Настоящее. Ни с чем не сравнимое. Будь то оттачивание ножевых ударов, упражнения со струной или подаваемая Валетом в полушутливой манере техника использования пилы Джигли - всё проглатывалось мною с жадностью неделю некормленой свиньи. Хотелось ещё, несмотря на усталость, мозоли и порезы. Чувство клинка одним точным движением разваливающего плоть, входящего, как по маслу, меж рёбер, стало приятнее всего, что я знал раньше. Два чисто отработанных заказа укрепили уверенность Валета в правильности выбранного пути, пересилив сомнения относительно моего здоровья. А сомневаться было в чём. Головные боли участились. Ещё трижды, не считая первого случая, я терял сознание. Правда, ненадолго. Валет даже раскошелился на врача из Чистого района. Тот посмотрел, выслушал, дал заключение - мигрень, прописал покой, сон и пятьдесят грамм горячительного в случае очередного приступа. Совпадение или нет, но после визита эскулапа, обмороки прекратились. Приступы ослабли. Постепенно я научился контролировать боль.
 
       Фара завёл корешей в Рабочих порядках, и всё свободное время тёрся с ними. Из скупых рассказов выходило, что ничего серьёзного они собой не представляют, выполняя, по большей части, роль мальчиков на побегушках для Потерянных. Валет не возражал. Его вообще мало волновали занятия подопечных, пока те продолжали приносить стабильный доход. А пайку свою Фара отрабатывал добросовестно.
 
       В отличии от Репы. Со смерти Крикуна тот так и не оклемался, хотя прошло уже больше года. Дружбы ни с кем не водил. Даже разговаривал, казалось, через силу, лишь по необходимости. В свои двенадцать лет Репа выглядел пожилым карликом - сутулый, осунувшийся, с болезненной чернотой вокруг мутных глаз, и неизменным запахом перегара, который сопровождал его даже во время работы. С таким положением дел Валет мириться не мог. Первый разговор "по душам" остался без внимания. Второй проходил уже на сильно повышенных тонах. Выражений Валет никогда особо не выбирал, а тут и вовсе превзошёл себя. Слыша то, что доносилось через стену, я не удивился бы, получив соответствующие указания, теперь уже относительно Репы. И, сказать по-правде, узелка бы собирать не стал. Но на сей раз моё участие не понадобилось. Следующим утром я проснулся от крика Фары. Тот прибежал весь красный, и потащил нас с Валетом в коридор. На идущих вдоль стены трубах, висел Репа. Ноги его были согнуты в коленях, а носками касались пола. Шею стягивал шнур. Лицо посинело, язык вывалился изо рта, глаза закалились. Пахло мочой. Умирал он, похоже, долго. Накинул привязанную к трубе петлю и поджал ноги. Судя по ссадинам и широкой лиловой полосе, опоясывающей шею, попыток было несколько. Вздёрнуться по-людски не дал низкий потолок, а делать это на улице Репа отчего-то не захотел.
 
       Помню, что вид его трупа не вызвал никаких чувств кроме брезгливости. Я тогда ещё подумал: "Вот мудак. Теперь неделю саньём будет вонять".
 
       Валет, молча, сплюнул и пошёл за лопатой.
 
       Да и Фара недолго горевал. Помог зарыть тело на пустыре, повздыхал немного и отправился по своим делам. Думаю, в душе он был рад такому исходу. Репа изрядно достал всех своим похуизмом, ставил нас под удар, был неэффективен. А неэффективные особи должны умереть. Я читал, что у некоторых видов акул детёныши пожирают друг друга ещё в утробе матери. Выживает только один. Он-то и появляется на свет. По-моему, гениальный способ отбора, и предельно гуманный. Слабые просто не рождаются, не страдают от лишений и презрения, не загаживают по недоразумению генофонд. Всё-таки природа способна творить шедевры, если дать ей свободу для творчества, не зажимать рамками чуждых технологий и ещё более чуждой морали. Она не этого от нас ждёт.
 
       Соловьи сдохли. Мир их праху.
 

 

Глава 4.
 

     Летом пятьдесят восьмого моя "мигрень" неожиданно напомнила о себе. С головными болями я, к тому времени, свыкся. Так бывает. Если что-то происходит регулярно, к этому привыкаешь, и боль - не исключение. Просыпаешься с утра, морщишься от рези во лбу, чуть повыше надбровных дуг, идёшь справлять нужду, умываешься, чувствуя, как резь постепенно сменяется тупой ломотой, красные точки в глазах, пульсация, одеваешься, ешь, подташнивает, не так чтоб очень, обратно не лезет и хорошо, натягиваешь ботинки, сидя, голову лучше не опускать ниже плеч, накроет, выходишь из дома, снова морщишься от скрежета петель, резонирующего в черепе, улица, ещё один день начался так же, как и сотня предыдущих.
 
       Вот и тот памятный день с утра ничем особым себя не выдал.
 
       Заказов не было, достойных внимания адресов тоже не наклёвывалось, Валет опять свалил по делам, и я, пользуясь избытком свободного времени, подрядился на участие в "командировке" - так дружки Фары называли рейд по окраинам Чистого района с посещением тамошних злачных мест в целях избавления несчастных лацев от наркотического голодания. Дурь была не ахти - дерьмовенькая конопля с самосадным табаком, солома соломой. Стоящую шмаль этим дегенератам потерянные не доверяли. Тем не менее, расходился товар весьма бойко, и торгаши-лацы охотно брали его на реализацию. Основная трудность заключалась в доставке. Лацы на Поле соваться не желали, а хозяева Чистого района ревностно охраняли свою вотчину от посягательств со стороны обитающих за Межой недочеловеков. Если по окончанию знакомства с блюстителями порядка незадачливый визитёр пару недель мочился кровью - это можно было считать устным предупреждением. Посему в командировки ходили ночью, что несколько снижало риск незапланированных встреч, а моё участие, в качестве дозорного, снижало его ещё больше. За это я получал долю - командировочные - двадцать косяков. Остальные довольствовались пятнадцатью. При этом каждый из пяти курьеров тащил за плечами обшитую дерюгой и опечатанную сургучом коробку с двумя тысячами доз.
 
       Командировка в тот раз удалась. Мы успешно разминулись с патрулями и, оставив груз в трёх разных точках, вернулись обратно. Данное обстоятельство решено было отметить. Ошивались дружки Фары обычно в кое-как обустроенном коллекторе, неподалёку от молокозавода. Туда мы и направились, предварительно сменяв пять косяков на литровую бутыль самогона и две рыбины засушенных до состояния окаменелости.
 
       - Ну, будем, - произнёс тост Липкий и поднял кружку.
 
       Этот весьма несимпатичный субъект являлся негласным лидером шоблы. Ему было уже пятнадцать, и на правах старшего он вёл дела с потерянными, чем очень гордился. Откровенный неудачник. Его одногодки уже ходили в боевиках, а этот ошивался с малолетками и ничего менять в своём убогом существовании не планировал. Видимо боязни оказаться среди сверстников последним, была сильнее самолюбия, если оно вообще ему знакомо. По виду Липкий напоминал червя - долговязый с узкими плечами и слоем жирка на дряблом мясе, он даже двигался волнообразно, а неизменно сальная кожа и жидкие налипшие на одутловатую физиономию лохмы, гармонично дополняли образ. Маленькие прищуренные глаза находились в постоянном движении, лихорадочно рыская по сторонам, словно их обладателю грозила смертельная опасность. Разговаривал Липкий тихо и отрывисто, из-за чего был частенько игнорируем, но не обижался, предпочитая, в таком случае, сделать вид, будто и вовсе молчал.
 
       Жестяные кружки глухо стукнулись, порадовав тостующего тем фактом, что его на сей раз услышали, и горячие ручейки самогона потекли вниз по организмам.
 
       - Надо бы у Петли надбавки попросить, - ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Баба - единственный толковый парень, не считая Фары, в этой гоп-компании. Двенадцати лет отроду, невысокий, но крепкий, с цепкими серыми глазами и бритым под ноль покрытым шрамами черепом. Совершенно не вяжущуюся с суровой наружностью кличку получил за любовь к балисонгам - ножам-бабочкам, коих имел две штуки и крайне редко выпускал из рук, крутя на все лады.
 
       - Задарма башкой рискуем, - продолжил он, отвернув рыбине голову, и шумно втянул ноздрями её аромат.
 
       - Точно, - кивнул Фара, присоединившись к глумлению над рыбьей мумией. - План дешевеет, а доля как была, так и осталась.
 
       - Серебром надо брать, - резюмировал Баба. - Задолбался я уже. Мало того, что крохи перепадают, так их ещё и сбагрить хер найдёшь кому. Один был покупатель путный - дед с четвёртой линии, шахтёр - и тот подох на прошлой неделе. Это Дрыну хорошо, - кивнул Баба на высокого жилистого парня, идиотски хихикающего чуть поодаль, - он сам всё скуривает. А мне деньги нужны.
 
       - Зачем? - поинтересовался Липкий, разливая по второй.
 
       - Ты сам-то понял, чего спросил? - нож в руках у Бабы завертелся с повышенной скоростью, выдавая раздражение.
 
       - Свалить что ли думаешь? - усмехнулся Фара.
 
       - А может и так.
 
       - Куда?
 
       - На север пойду. Вот скоплю на ствол, снарягу, и ходу отсюда.
 
       - В Триэн?
 
       - В Триэн, - повторил Дрын, тыча пальцем в Бабу, и зашёлся истерическим хохотом.
 
       - Хуй ли ржёшь?! Ты там был?! Вот и заглохни!
 
       Снова разыгралась "мигрень". Обычно алкоголь заглушал её, но не в тот раз.
 
       - Успокойся, - посоветовал я и взял кружку. - Предлагаю выпить за мечту. У всех есть мечта?
 
       - Сейчас бы мяса навернуть.
 
       - Заткнись, Дрын. Пожрать - это не мечта, это галимая физиология. А мечта... Она должна быть почти недостижимой.
 
       - За такое я пить не буду, - Баба убрал протянутую руку и, не чокаясь, опрокинул самогон в горло, после чего налил ещё. - Хватит уже недостижимого. Заебло всё. Карячешься как проклятый, а в результате - хер!
 
       Балисонг в его левой ладони замелькал так быстро, что лезвие и половинки рукояти слились в одну фигуру, похожую на бабочку, а щёлканье металла о металл приобрело темп пулемётной очереди. Свет керосиновой лампы отражался от ножа и пульсировал в такт звуку.
 
       Голова разболелась ещё сильнее. Скупо освещённый коллектор погрузился во тьму. Единственное, что различали глаза - это бабочка, и её стальные объятые огнём крылья, бьющиеся в безумном ритме.
 
       Помню обрывки фраз, смех, далеко, будто сквозь паклю. А потом что-то коснулось моего плеча.
 
       - Блядь!!! Какого...?!
 
       - Едрить вас! Да что же это?!
 
       - О-ху-еть...
 
       Из окроплённой пульсирующими алыми точками темноты проступило лицо Бабы. Привычное, слегка пренебрежительное выражение сменилось абсолютно обескураженным. Он смотрел на меня округлившимися непонимающими глазами и открывал рот, словно выброшенная на берег рыба. А потом дёрнулся и захрипел. Красная слюна пошла пузырями на дрожащих губах, и для Бабы всё кончилось. Глаза закатились, лицо сделалось неподвижным. Только алый ручеёк продолжал расчерчивать щёку от уголка рта к мочке уха.
 
       - Ты спятил?! - ломающийся в сторону баса голос Фары сорвался на фальцет.
 
       Влажное тепло растеклось по груди, правой руке и бедру. На языке возник привкус железа.
 
       - Чёрт! Вот псих! - взвизгнул Липкий. - Я сваливаю!
 
       - О-ху-еть, - повторил Дрын, не замечая, как догорающий косяк обжигает ему пальцы.
 
       Я смотрел вслед шлёпающему по лужам Липкому и постепенно возвращался в сознание, ощущал ладонью ребристую рукоять ножа, скользкие тёплые комья вокруг руки, поднимающуюся снизу вонь.
 
       - Что ты творишь?! - Фара подошёл и нагнулся, собираясь, видимо, оттащить меня от уже испустившего дух Бабы, но в последний момент передумал и сделал шаг назад. - Слезь с него.
 
       Я сел на корточки. Моя пропитанная кровью куртка с влажным чавканьем отклеилась от трупа. Не знаю, сколько ударов я нанёс, должно быть много. Из не замаранного красным у Бабы осталась только правая сторона лица.
 
       Первое, что пришло в голову - "Где его балисонг?"
 
       Бегло осмотрел себя - ниоткуда не торчит, хорошо.
 
       "Бабочка" лежала рядом с телом, так и не приведённая в боевое положение, может потому, что связки запястья были рассечены, а может просто не успел вовремя среагировать.
 
       Последний росчерк, который оставил мой нож, шёл по мёртвому телу Бабы от паха вверх и заканчивался в районе солнечного сплетения, там, где клинок разрубил не окостеневший ещё мечевидный отросток, и упёрся в грудину, распоров по пути мочевой пузырь, кишечник, желудок и печень.
 
       Что бы вот так, словно плугом, пропахать человека, да к тому же в плотной одежде, нужно очень здорово постараться. Проще, если этот человек тяжёл, а подогнувшиеся ноги вешают тушу на нож. Тогда дело сводится к одному - удержать его в руках, пока тело оседает, разваливаясь под собственным весом. Но тут случилось иначе. Этот удар был последним, когда Баба уже упал на спину. Как же я - одиннадцатилетний сопляк - сумел сделать такое?
 
       - За что?! - Фара стоял от меня в паре метров и недоуменно указывал своей шестипалой ладонью в сторону истерзанного тела, на котором я до сих пор сидел.
 
       - Так получилось. Кстати, а что тут произошло?
 
       - Я хуею, - Дрын, наконец, уронил косяк и теперь старательно сосал обожженный палец.
 
       - Да ты совсем ёбнулся!!! - вскипел Фара. Было видно, как горячее желание выписать мне с ноги по зубам разбивается о стену животного страха. - Баба тебя только за плечо тронул! Хотел узнать всё ли в порядке! Ты сидел, как обдолбаный, пялился в одну точку, потом вскочил и стал его резать!
 
       - Хм, странно.
 
       - Странно - портки через башку надевать! А это - просто пиздец!
 
       - Ничего не помню.
 
       - Надо похоронить его, - выдал Дрын неожиданно осмысленную фразу.
 
       - Да, - прорычал Фара, чуть успокоившись.
 
       - У Бабы есть кто-нибудь? - спросил я на чистом автомате, всё ещё поглощённый размышлениями о природе случившегося.
 
       - Никого, - покачал головой Дрын, глядя в лицо почившего товарища. - Интересно, дошёл бы он до Триэна?
 
       - Вряд ли, - Фара развернулся к выходу. - Ладно, хорош рассусоливать, надо верёвку принести с лопатой.
 
       Пока поднимали труп, из распоротого брюха вывалилась половина ливера. Мне, как виновнику торжества, пришлось спускаться и складывать всё это добро в отыскавшийся среди разного хлама таз. Никогда не думал, что в человеке так много кишок. Раньше животы вспарывать не доводилось, а на картинках анатомического атласа всё выглядело гораздо компактнее и аккуратнее. В обрезках тонкого кишечника через полупрозрачные стенки можно было даже рассмотреть непереваренную еду: красные ошмётки моркови, тыквенные семечки, голову ящерицы...
 
       - Нихрена себе, - показал я кусок тощей кишки Дрыну.
 
       - А-а, - расплылся тот в улыбке. - Это он на спор сожрал. Отморозок.
 
       - Веселитесь? - огрызнулся Фара и сунул мне в перемазанные кровью и дерьмом руки лопату.
 
       Земля возле коллектора была каменистой, и нормальной могилы вырыть не получилось, хоть и копали втроём посменно. Решили ограничиться полуметром. Уложили тело набок, согнув ноги, чтобы влезло, распихали вокруг ливер, сверху торжественно водрузили любимые покойным балисонги, закидали копаной землёй и обложили камнями - от собак не спасёт, но для порядка...
 
       - Надо сказать что-нибудь, - снова блеснул сообразительностью Дрын.
 
       - Я не умею, - отмазался Фара. - А ты заткнись, - покосился он, заметив с моей стороны готовность произнести эпитафию.
 
       - Ну, - Дрын вздохнул и не спеша раскурил новый косяк, - тогда я скажу. Сколько тебя знаю, Баба, всегда ты был редкостным мудаком. Всё копил-копил, в кубышку складывал. Говорю: "Баба, давай дунем", а ты: "Нееет, ствол надо, снарягу надо". Ну и где твой ствол? Где снаряга? В кубышке лежат. Кстати, не забыть бы её отыскать. Да. Они в кубышке, а ты здесь. Как-то не клеится. Короче, зря ты так, Баба. Разочаровал меня.
 
       - Всё? - поинтересовался Фара, не дождавшись продолжения речи.
 
       - А чё ещё?
 
       - Ну, тогда сворачиваемся, - он подобрал лопату и пошёл в сторону дома, демонстративно не став дожидаться меня.
 
       - Слышь, - Дрын затянулся, и хихикнул, утрамбовывая ногой землю вокруг могилы, - а ты чё, в самом деле нихрена не помнишь?
 
       - В самом деле, - я попытался вытереть руки о куртку, но лишь ещё больше их вымазал.
 
       - Хе, ну дела. Не ширялся сегодня?
 
       - Нет. А что?
 
       - Да я тут слышал синтетик новый по городу ходит, мозги выносит просто в ноль. Вот и решил... - легкомысленное выражение вдруг исчезло с лица Дрына. - Э-э... Знаешь, брат, ты не подумай дурного, но, бля, держись от меня подальше. Лады? Ну, бывай.
 
       С этими словами он попятился и бочком почесал в сторону молокозавода, через каждые два-три шага оглядываясь, пока не скрылся за насыпью. Едва макушка Дрына пропала из виду, хруст гравия под его ногами стал заметно ритмичнее.
 
       Фара со мной весь день не разговаривал, шлялся по дому, брался то за одно, то за другое, пытаясь себя занять и... не заснуть.
 
       Я тоже решил особо не расслабляться. С Бабой Фара был не так долго знаком, чтобы всерьёз закорешиться и жаждать кровавой мести, но, как говорил один умный человек: "Если вы страдаете паранойей, это ещё не означает, что за вами не следят". Так что спал я одним глазом, а другим наблюдал, с целью пресечения возможных поползновений.
 
       К семи часам вечера мой негодующий сосед выдохся и, сидя на кровати с книжкой, начал клевать носом.
 
       - Долго собираешься бдить? - поинтересовался я. - Пока Валет не вернётся?
 
       - Ты о чём? - сделал Фара удивлённое лицо.
 
       - Уже четырнадцать часов не спишь.
 
       - Следишь за мной?
 
       - Это кто ещё за кем следит? С каких пор ты меня бояться стал?
 
       - Я тебя?! - Фара ткнул себе пальцем в грудь, криво усмехнувшись, но тут же помрачнел и ухмылка трансформировалась в гримасу отвращения. - А хотя, знаешь, ты прав. Что уж там. Да, я боюсь. И не сегодня начал.
 
       - Чего боишься?
 
       - Он ещё спрашивает! Поглядел бы со стороны. Ведёшь себя как... Даже сравнить не с чем. Если б ты кололся - я бы спокойнее был. Нарики - они понятнее. Но ты ведь крепче анаши ничего не принимаешь. А закидоны всё чуднее и чуднее. Год назад в обмороки падал, потом в себя начал уходить, теперь вот от нехуй делать Бабу пришил. Я в жизни не видел такого. Сам, бывает, психануть могу, но ты... Ты же его зубами грыз!
 
       - Чего?
 
       - Чего слышал. Вцепился в горло, как собака, и ножом бил без остановки.
 
       - Пиздишь.
 
       - У Дрына спроси или у Липкого, они подтвердят, - Фара вздохнул и нахмурился. - Что с тобой творится? Мы ведь раньше как братья были. А теперь... чужие.
 
       - Да брось херню молоть. Скажешь тоже, "чужие".
 
       - Нет, - покачал головой Фара, - всё изменилось. А ты изменился больше всех. Совсем другой стал.
 
       - И с какого же бока я другой? Ну, сорвался сегодня, моча в голову ударила. Что из этого трагедию-то делать?
 
       - Вот об этом я и толкую. Ты не из чего трагедию не делаешь. Что крысу раздавить, что кореша - один хер.
 
       - Никогда мне Баба корешем не был.
 
       - Даже смотреть на людей стал по-другому.
 
       - Это как же?
 
       - Как на мясо. Будто они не живые. Разговариваешь с человеком и не в глаза глядишь, а... - Фара изобразил руками в воздухе объёмную фигуру, напоминающую голову с плечами, - целиком. Всё равно, что в мясной лавке на свиную тушу.
 
       - Подумаешь, беда какая. Дались тебе эти люди.
 
       - Ты и на меня сейчас также смотришь.
 
       Да, не слишком приятный разговор. Особенно в месте про горло Бабы и мои зубы. Сразу захотелось прополоскать рот. Где-то я читал, что в сознании детей и подростков стоимость человеческой жизни крайне низка. Якобы, они не понимают её ценности, потому как сами прожили всего ничего, не имеют жизненного багажа за плечами, не успели обрасти всем тем, что делает жизнь богаче, разнообразнее, что даёт повод для ностальгии. При этом уровень агрессии в мозгах сопливых малолеток просто таки зашкаливает. Бурлят гормоны. Просыпается инстинктивное стремление стать альфа-самцом, подмять под себя всё, что движется. В комплексе вышеперечисленное создаёт предпосылки для такого жуткого явления как подростковая жестокость. Глупая, иррациональная, безудержная. Милые детки вдруг сходят с ума, перестают играть с плюшевыми медвежатами, грубят старшим, потрошат кошек, дерутся. Это была статья в старом околонаучном журнале. Её автор советовал родителям найти с ребёнком общий язык, серьёзно обсудить волнующие его темы, поделиться опытом из своей молодости, объяснить чаду, что это всего лишь проходной этап в долгой счастливой жизни, что показная жестокость, культивируемая в среде ровесников - не более чем результат гормонального перестроения организма, а на самом деле окружающий мир дружелюбен, светел и прекрасен. Идиот. Интересно, что сей учёный муж сказал бы мне? Смог бы описать светлый, прекрасный мир, ждущий с распростёртыми объятиями за "проблемным" периодом полового созревания? Вряд ли. Думаю, этот писака моментально пересмотрел бы расценки на жизнь в сторону радикального снижения, перед тем, как вскрыть себе вены дорогой ручкой с золотым пером. Или чем там писали в его блаженные времена? Цивилизация кретинов отупевших от излишеств, сытости и комфорта. Не удивительно, что сорока минут войны и трёх следующих лет хватило для сокращения их поголовья на девяносто пять процентов.
 
       Через два дня вернулся Валет, как всегда злой, но с товаром. Фара ни о чём ему не рассказал. Более того, старательно поддерживал видимость "семейного" благополучия, даже пытался шутить и разговаривать со мной на отвлечённые темы. Я всячески ему подыгрывал. Но стоило только Валету оставить нас наедине, всё возвращалось к исходной позиции - хмурая рожа, настороженный взгляд, молчание.
 
       До сих пор не понимаю, чего он на меня взъелся. Посмотрел, видите ли, не так. Какие мы ранимые. Но за то, что Валету не доложил, я был признателен Фаре. Кто знает, как сложилась бы моя судьба, дойди эта неприятная история до ушей нашего дорогого опекуна. Вполне возможно, что он, в силу своей болезненной осторожности, посчитал бы меня неблагонадёжным, представляющим опасность для его драгоценной шкуры. А через неделю, когда подгнившая и изъеденная речными тварями верёвка порвётся, распухший безглазый труп одиннадцатилетнего сопляка поднялся бы из глубин Тёши и, гонимый течением, отправился в последний путь. Но этого не произошло.
 
       На следующее утро Валет снова ушёл, а вернувшись через полтора часа, позвал меня для разговора.
 
       - Есть заказ, - начал он без предисловий. - Крупный.
 
       - На кого?
 
       - Об этом позже. Собирайся, тебя хотят видеть.
 
       Сказано - сделано. Через сорок минут мы стояли перед ничем не примечательным бараком на Казанской улице.
 
       - Будь вежлив и не петушись, - предупредил Валет, прежде чем открыть дверь.
 
       За ней оказалась ведущая вниз неосвещённая лестница, заканчивающаяся ещё одной дверью, гораздо более массивной, со смотровой щелью в проклепанной броне.
 
       Валет взялся за приваренное кольцо и постучал - два коротких, три длинных, три коротких.
 
       Задвижка отошла в сторону, выпуская из смотровой щели луч направленного света, видимо, от фонаря, и вернулась назад. Лязгнули, поворачиваясь, механизмы замка, дверь открылась наружу, демонстрируя впечатляющую толщину и шесть стальных запирающих стержней, каждый диаметром в мою руку.
 
       - Входите, - прогудело из темноты,
 
       Я шагнул внутрь вслед за Валетом, и краем глаза различил очертания громадной фигуры, неподвижно стоящей слева.
 
       - Оружие на стол, - луч света указал на единственный привинченный к стене предмет меблировки. - Не задерживайся, - трубный бас слился со скрипом петель, заставив кишки сжаться, а ноги - прибавить ходу.
 
       В конце тёмного коридора нас встретила третья дверь. И снова тот же условный стук, глаза в смотровой щели и лязг металла.
 
       - Хромой ждёт, - сообщил появившийся в дверном проёме горбун со странным барабанным ружьём через плечо и набитым двенадцатым калибром патронташем на поясе поверх кольчужного жилета, после чего весьма ловко обыскал нас и двинулся дальше по скупо освещённому коридору, жестом пригласив следовать за ним.
 
       Едва мы отошли на пару метров, как дверь захлопнулась, а за спиной послышались шаги.
 
       - Смотреть вперёд, - предупредил невидимый конвоир, заметив, что моя голова поворачивается на звук.
 
       На тот момент опыта пребывания в "учреждениях закрытого типа" я не имел. Помню, как холодок побежал от поясницы к загривку. Крайне неприятно без привычки, не имея даже ножа, шагать перед незнакомой вооружённой особью, в чьи обязанности входит физическое устранение конвоируемого в случае малейшего неподчинения.
 
       Берлога у Хромого оказалась солидной. По стенам дважды поворачивающего коридора я насчитал восемь железных дверей, выглядящих не намного тоньше двух нами пройденных. В трёх из них так же имелись смотровые щели и, плюс ко всему, небольшое прикрытое задвижкой оконце. На сером бетоне пола то тут, то там попадались россыпи тёмных кругляшков, у дверей с оконцами их было больше.
 
       - Сюда, - не оборачиваясь, махнул рукой горбун и скрылся в проёме.
 
       Мы вошли в небольшую полутёмную комнату. С первого взгляда я принял её за кладовку, настолько много было там разного барахла, как попало сваленного по углам, и не только. В центре стоял стол, а в дальнем свободном от хлама углу - кровать с жёлтой подушкой в пятнах непонятного происхождения и скомканным лоскутным одеялом.
 
       - Привёл? - из-за громоздящихся на столе коробок показалась голова, лысоватая, с зачесанными назад жидкими соломенного цвета волосами, наморщенным лбом и небритой опухшей физиономией.
 
       Обитатель "кладовки" поднялся и, неуклюже переваливаясь, вышел к посетителям.
 
       Сомнения в том, что это и есть Хромой, у меня отпали сразу. Его левая нога не дотягивала до правой сантиметров двадцати. К подошве ботинка крепилась деревянная колодка с железными набойками, уравнивающая длину конечностей и издающая отвратительный скрежет, соприкасаясь с бетоном. На вид Хромому было... сразу и не скажешь. От тридцати до пятидесяти. Есть такой тип разумных существ, чьи возраст и внешний вид слабо связаны. Мой новый знакомый был его ярким представителем. Да и покрывающие большую часть лица шрамы - то ли от когтей, то ли от множественных ударов чем-то тяжёлым - затрудняли определение количества лет, в течении которых мать-земля попиралась разнокалиберными ногами этого выродка.
 
       - Ну-ка, ну-ка, - Хромой подошёл ко мне и, смерив взглядом, приподнял кустистую бровь. - А не мелковат?
 
       - Я с твоих слов понял, что в самый раз, - ответил Валет.
 
       - Щуплый он у тебя какой-то. Не подох бы в дороге.
 
       - В какой дороге? - спросил я, но был самым хамским образом проигнорирован.
 
       - Он только с виду щуплый, но здоровья на троих хватит.
 
       - Смотри, Валет, - Хромой ощерился, проводя языком по золотым зубам. - Сроки горят, сам знаешь. Облажается пацан, отвечать тебе придётся.
 
       - За это не переживай. Давай-ка лучше к делу.
 

 

Глава 5.
 

    Что ни говори, а детство - тяжкое время. Ты мелкий, слабый, глупый, каждый может тебе наподдать, а то и прибить, если под горячую руку сунешься. А главное - окружающие пытаются, так или иначе, тобою манипулировать. И, что самое неприятное, им это удаётся. Странное дело, со сверстниками такие фортеля не прокатывают. На "слабо" я никогда не вёлся. Но если посыл исходит от старшего, с детскими мозгами случается что-то необъяснимое. Наверное, виной всему долбанное честолюбие. Серьёзные дядьки говорят с тобой про серьёзные вещи, вводят в свой круг. Это уже не игрушки, тут всё по-взрослому. Тебя восприняли всерьёз. Как откажешься? Вот и я не смог.
 
       Задачу мне сформулировали просто и понятно - прибыть в Навашино, дождаться ночи, покинуть своё убежище, найти Баскака - второго человека города - и сделать так, чтобы его имя впредь упоминалось в прошедшем времени. Отлично. Люблю простые решения.
 
       Преодолеть дорогу от Арзамаса до Навашино мне предстояло в оружейном ящике. Без ведома хозяина груза. Каким путём я попал в кузов - не знаю. Упаковали меня уже в берлоге Хромого, после чего долго несли и, в конце концов, положили. Сколько времени пролежал - трудно сказать. Часы у меня отобрали, дабы не создавать посторонних шумов. С собой дали АПБ с двумя магазинами, кислородный баллон, кисет подсушенных листьев неизвестного мне происхождения и две фляги: одну с водой, и одну пустую, для справления малой нужды. Большую нужду запретили строго-настрого. Еда также оказалась не предусмотрена. Впрочем, проголодаться я всё равно не успел. Как-то не до того было. Повезло ещё, что навашинским везли "крупняк", а не только стрелковую мелочёвку.
 
       Ящик КПВ сильно напоминает гроб. По длине места хоть отбавляй, но вот с боков тесновато, приходилось складывать руки на груди, это, кроме экономии жизненного пространства, помогало вовремя подставить ладони, чтобы не разбить физиономию о крышку на очередном ухабе, когда мой "катафалк" пришёл-таки в движение.
 
       Ехали, по моим ощущениям, не меньше недели, хотя на самом деле маршрут Арзамас-Навашино занимает не больше четырёх часов. Но тогда я пребывал в полной уверенности, что, когда вылезу из чёртового ящика, под ногами окажется другое полушарие, с пальмами, слонами и полуголыми чёрными бабами. Если кому-то кажется, что время летит чересчур быстро, могу смело посоветовать - ложитесь в гроб, закрывайте крышку, и всё пройдёт.
 
       Наконец, грузовик сбавил ход и остановился. Но моя радость была омрачена, спустя минуты две, машина снова тронулась. Видимо, проверка на КПП.
 
       Раньше я в Навашино не бывал, только на карте видел мельком, и не имел ни малейшего понятия, что представляет собой город, если, конечно, отбросить дворовые страшилки о зверских казнях пленных муромчан, с которыми навашинцы без устали грызлись уже не первый десяток лет. Рассказывали, что возле западной границы города стоит частокол высоченных шестов с обращённой к небу буквой "Х" из досок, на каждом. К доскам этим привязаны пленники, живые, но с перебитыми руками, ногами и хребтом. Говорили, что их крики разносятся на пять километров, звуча музыкой для навашенцев и холодящим душу воем для муромских мародёров. А над шестами кружат тучи мошкары и воронья, в ожидании своей очереди полакомится свежим мясцом.
 
       Только я начал вспоминать подробности процедуры колесования, как грузовик резко затормозил. Послышались голоса, шум хлопающих дверей и открываемых бортов.
 
       - Здорово. Как добрался?
 
       - Приветствую. Без происшествий.
 
       - Всё привезли?
 
       - Само собой. Шесть РПГ, сорок восемь выстрелов, тридцать шесть семьдесят четвёртых, "пятёрки" - четыре цинка, на четыре с половиной тысячи, двадцать МОНов, три КПВ и тысяча двести патронов к ним. Как договаривались. Пересчитывать будешь?
 
       - Хе, шутник. Пойдём-ка, разговор есть.
 
       - Эй, там! Руки оторвать что ли?! Осторожнее! Дебилы.
 
       - Сзади хватай.
 
       По доскам кузова застучали подошвы. Мой ящик спихнули и понесли.
 
       - Тяжёлая дурра.
 
       - Чё ж ты хочешь? Четырнадцать с половиной миллиметров, как-никак.
 
       - Сюда кидай.
 
       Ящик с грохотом опустился.
 
       Вокруг ещё какое-то время слышались маты, пыхтение и стук дерева о дерево. А я лежал, обхватив почти опустевший кислородный баллон, и думал: "Господи, если ты есть, сделай так, чтобы сверху на меня ничего не поставили. Пожалуйста". Не знаю, услышал он меня, или просто повезло, но, дождавшись, когда шум стихнет, я без особого труда отжал прибитую короткими гвоздями крышку и, наконец-то, принял вертикальное положение.
 
       Беглый осмотр показал, что моим новым местом дислокации является оружейный склад - довольно вместительное помещение с блочными стенами и дощатым полом, заставленное разным добром. Были здесь и видавшие виды, ещё довоенные, обитые крашеным в зелёный цвет деревом цинки "пятёрок" по тысяча сто двадцать штук, и макаровские - по две "консервы" на тысяча двести восемьдесят патронов каждая, в ящиках из свежих, ещё пахнущих сосновой смолой досок, и ленты семёрок в коробах на сто и двести патронов. Настоящая сокровищница. Рука сама потянулась к ножу, желая вскрыть цинк и набить карманы. Всё-таки жадность - доминирующий элемент человеческой сущности. Нередко она задвигает на второй план даже инстинкт самосохранения. Здесь люди не далеко ушли в своём развитии от обезьян, скорее - даже деградировали. Если те не в состоянии разжать полный орехов кулак, чтобы вынуть застрявшую руку из дупла, в силу собственной тупости, то мы ведём себя аналогичным образом совершенно осознано.
 
       Я уже начал прикидывать соотношение массы к цене, выбирая между "пятёрками" и "семёрками", когда краем глаза заметил, что тонкая полоска света, пробивающегося между створок ворот, пересекается в метре от земли засовом. И засов этот был навешан изнутри.
 
       Мерзкая дрожь пробежала вдоль позвоночника. Ладонь взмокла на рукояти ножа. Я медленно повернулся, готовясь огрести прикладом в жбан, но... ничего не произошло. Передо мной по-прежнему были лишь ящики с патронами. И тут послышался шорох, совсем слабый, исходящий из дальнего угла. Я, в полуприсяде, стараясь двигаться как можно тише, пошёл в его сторону и скоро обнаружил источник - "коварный" враг сидел на стуле, запрокинув голову, и мерно почёсывал пузо. Забавный дядька, до сих пор его помню - толстый, розовощёкий, что было заметно даже в темноте, с окладистой пышной бородою и мясистым похожим на картофелину носом. Точь-в-точь как мужик с картинки в журнале Валета. Там ещё была ёлка в разноцветных шарах, белобрысая тётка с косой, круглые настенные часы, показывающие ровно двенадцать, и большая аляповатая надпись "2010" сверху. Я осторожно отодвинул стоявшую рядом ижевскую вертикалку подальше, взял нож обратным хватом и с силой ударил. Клинок распорол шею от уха до уха. Мужик дёрнулся, как марионетка, которую потянули одновременно за все верёвки, обхватил левой рукой перерезанное горло, пытаясь правой нащупать свой дробовик, и повалился набок. Кровь растеклась по полу, заполняя щели и трещины.
 
       Должно быть, очень неприятно просыпаться со вскрытой глоткой. Так вот пялишь бабу во сне, или на цветущем лугу прохлаждаешься, и вдруг - херак - вместо бабы и луга темнота, по груди течёт что-то липкое и горячее, а ниже подбородка чавкает невесть откуда взявшийся второй рот. Нихуя не понятно и просто обосраться, как обидно, потому, что ничего тут уже не поделаешь, а у тебя были такие большие планы на жизнь.
 
       Я приладил снятую с ящика крышку на прежнее место и рукояткой АПБ вдавил гвозди. Незачем оставлять лишние указания на свой малый рост, в случае поднятия тревоги.
 
       Окон в складском помещении не обнаружилось, а полоска света в створках ворот могла исходить и от фонаря.
 
       Я вернулся к мёртвому охраннику и одёрнул манжет его куртки. Пусто. Порылся в карманах - складной нож, папиросы, зажигалка, молитвенник... Ага, вот они. Ну не может человек на посту без часов, слишком мучительно ждать сменщика, не зная, сколько осталось. Стрелки потёртой "Славы", без ремешка и с покрытым сеткой мелких трещим стеклом, показывали двадцать минут одиннадцатого. Ещё немного и окончательно стемнеет. А пока я решил скоротать время, листая найденную книжицу.
 
       Почти весь текст шёл на церковно-славянском, но ближе к середине уголки двух страниц были отогнуты, а заголовок вполне по-русски гласил: "Молитва о детях". Мне запомнился небольшой отрывок: "Ангелы Твои да охранят их всегда. Да будут дети наши чутки к горю ближних своих и да исполнят они Твою заповедь любви. И если согрешат они, то сподоби их, Господи, принести покаяние Тебе, и Ты по своей неизреченной милости прости их. Когда же окончится жизнь их земная, то возьми их в Свои Небесныя Обители, куда пусть ведут они с собою других рабов Твоих избранных". Мне понравилось. Я так понял - в небесных обителях, порядки от здешних не сильно отличаются. Единственное, чего не просёк - как доставить бугру-Господу отборных рабов? Описания механизма купли-продажи в книжке так и не отыскал. Зато под стулом у безвременно ушедшего раба божьего нашёл сумку с завёрнутой в полотенце кастрюлькой варёной картошки, термосом травяного чая и тремя огурцами. Темнота, одиночество и отсутствие сосновых досок перед лицом действовали успокаивающе. Нервы улеглись, пропуская на передний план голод.
 
       Вообще-то Валет не одобрил бы такого поведения. Он всегда говорил, что лучше сдохнуть от истощения, чем от перитонита, набив брюхо накануне боя. Но, так как заколотили меня часа в три ночи уже на голодный желудок, я недолго колебался и, послав Валета с его премудростями в жопу, приступил к трапезе.
 
       Полночь я встретил сытым, но сонным. Как гласит народная пословица: "То понос, то золотуха" - не иначе. Вынул из-за пазухи кисет. Бросив мне его в ящик, Хромой наказал жевать листья, в случае слабости, и не больше пяти штук за час. Что он имел ввиду, уточнить не удалось, крышку закрыли. Самое время проверить. Я достал коричневый свернувшийся в трубочку листок и положил в рот. На вкус лекарство от слабости оказалось довольно мерзким, с горечью. Первую дозу я пережевал, давясь, но вторая пошла заметно легче, а третья вообще на ура. Сон как рукой сняло. Ломота в затёкших мышцах исчезла. На смену усталости пришла удивительная бодрость. По телу будто электрический ток пустили, в крайних фалангах пальцев ощущалось слабое покалывание. И без того не вызывающие нареканий чувства обострились, особенно слух. Я начал различать звук мышиной возни в противоположном конце здания, писк, скрежет крошечных зубов, точащих дерево, стук капель падающих с протекающей крыши, тиканье "Славы" лежащей у меня во внутреннем кармане. Это было удивительно. Никакая анаша не сравнится. Состояние близкое к эйфории при абсолютной кристальной ясности рассудка.
 
       Я бросил в рот четвёртый листок, отметив себе в списке дел вторым пунктом после убийства Баскака, расспросить Хромого о происхождении сего чудесного растения, убрал кисет и подошёл к воротам. Снаружи кто-то топтался. Медленно ходил туда-сюда, периодически вздыхая и останавливаясь. Из щели в воротах тянуло табачным дымом. Значит, охрана поставлена не только внутри. Это неприятно, но поправимо. Наблюдение через щель за пространством напротив склада, новых действующих лиц назревающей трагедии не выявило, и я решил поднять занавес.
 
       Толщина досок на воротах была около полутора сантиметров - для стального сердечника 57Н181С, что поселились в магазине моего АПБ, не проблема, такой преграды они даже не заметят. Главное - чтобы не застряли у кого-нибудь в заднице, пробив стену соседнего барака.
 
       Я ухватил громадный пистолет обеими руками и, выждав, когда скучающий часовой поравняется с осью ствола, нажал спуск. АПБ, сухо протрещав, выплюнул пять гильз, и ещё пять, на звук упавшего тела. Лучше пошуметь глушоной валыной в здании, чем допустить автоматные трели на улице.
 
       Засов снялся легко. Я распахнул створку ворот и тремя рывками втащил хрипящего горе-часового внутрь. Мужику на вид было лет сорок. Лысоватый с проседью. Видимо, стоял спиной ко мне, серая ветровка на груди будто взорвалась, торчащие наружу лоскуты быстро пропитывались красным. Вторая очередь пришлась в область поясницы. Не кричал он только потому, что лёгкие были разорваны. Глаза уже закатились, но рука всё ещё пыталась достать тянущийся на ремне АКС-74У. Клинок, сев между четвёртым и пятым ребром, пресёк это безобразие.
 
       Я вышел и прикрыл ворота. Хоть маскировка и никудышная - пулевые отверстия, кровь и клочья одежды на земле, да уже само отсутствие часового - небольшую отсрочку она давала. При известном везении.
 
       Искомый объект - штаб - по разъяснениям моего нового работодателя, обосновался в здании бывшего железнодорожного вокзала, который, в свою очередь, находился внутри опоясывающего прилегающую территорию охраняемого периметра. В том же периметре расположился и недавно покинутый мною склад. Наверное, внешняя охрана была ни в пример бдительнее тыловых коллег, раз Валет с Хромым избрали для меня столь нетрадиционный способ проникновения. Но в этом мне ещё предстояло убедиться, а пока я, словно крыса, ныряя из тени в тень, шёл к цели.
 
       План местности, обрисованный Валетом, носил весьма и весьма приблизительный характер: "Прямо до забора, сто метров налево, у первой хрущёвки направо, пройдёшь три двора, свернёшь к универсаму, а там уже видно будет". Зашибись. Во-первых, забора я прямо по курсу не обнаружил и, решив, что ему давно уже нашли лучшее применение, повернул у бараков. Прошёл, как велено было, сто метров налево, но вместо ожидаемых пятиэтажек оказался рядом с выросшей на пепелище помойкой. Судя по обгоревшим остаткам фундамента и трухе от попиленных на дрова брёвен, никакого отношения этот дом к хрущёвкам не имел. Те стояли правее и дальше, четыре и пять штук соответственно. Бля! И какие из трёх дворов я должен пройти?! В течении следующей минуты мой мозг скороговоркой воспроизводил все изученные за одиннадцать лет проклятия, так и этак комбинируя их со словом "Валет", а глаза пытались отыскать хоть какие-то ориентиры, указывающие на близость железной дороги. Не найдя таковых, решил свернуть направо - там было меньше светящихся окон.
 
       Едва первый двор остался позади, из дома послышались голоса и стук подошв по лестнице. Спускались три человека. Я нырнул за кусты и прижался к стене.
 
       - Надо бы ствол новый попросить у начальства, - сказал один, - а то вон, глянь, ложа треснула. Скоро в руках развалится.
 
       - Пустое, - ответил второй.
 
       - Говорят, вчера три ящика автоматов привезли.
 
       - Привезти-то привезли, только тебе хрен чего перепадёт. Опять всё личной гвардии раздадут. А ты, как бегал в атаку со своим ТОЗом, так и будешь бегать.
 
       - Кабы так же, если не шустрее, - усмехнулся третий. - Восемьдесят автоматчиков с тылу прыти-то здорово добавляют.
 
       - Не балаболь, умник, - прошипел второй.
 
       - А чё я такого сказал? Будто сами не знаете. У них теперь не то, что автоматы, и пулемёты есть, всё как положено. Это пока ещё муромские суки раны не зализали, а как залижут, тут-то и будет нам всем "Ни шагу назад". Помяните моё слово.
 
       - Ты своё слово засунь-ка куда поглубже. В субботу двоих уже вздёрнули за такие разговоры.
 
       Троица вышла из подъезда и направилась в мою сторону, освещая пятачок впереди себя керосиновым фонарём.
 
       - Ну да? - удивился первый. - А я слышал - они к бунту подстрекали.
 
       - Тебя что ли?
 
       - Почему меня? Так, окружающих.
 
       Второй молча покачал головой и сплюнул.
 
       - Бля, спать охота, - зевнул третий. - Ещё башка со вчерашнего трещит.
 
       - Не ной. Обход закончим, и будешь дрыхнуть хоть до обеда.
 
       Обход?! Это плохо. Впрочем, мне тогда крупно подфартило. Мы ведь могли и разминуться. В таком случае об обходе постов я узнал бы не из этого разговора, а по вою сирены и высыпавшим на улицу патрулям.
 
       Троица прошла через двор, в сторону помойки, а я пристроился следом.
 
       Валить обходчиков прямо на дороге было бы неразумно. Комплекцию двое из них имели весьма внушительную, и мне совсем не хотелось корячится на открытом пространстве, чтобы оттащить трупы в место поукромнее. Пришлось устроить небольшой спектакль. Когда троица проходила рядом с помойкой, я подскочил к ним со спины и пустил в ход всю свою силу убеждения.
 
       - Стоять! Руки вверх!
 
       Эффект неожиданности сработал как надо. Один из обходчиков выронил папиросу, та упала, осыпав асфальт мелкими красными искрами. Все трое остановились и подняли руки.
 
       - Кто такие? Что здесь делаете? - продолжил я, стараясь придать голосу басовитости, но, наверное, это вышло не слишком убедительно.
 
       - Ты чё, пацан, сдурел? - бородатый мужик, видимо старший, медленно обернулся, продолжая держать руки поднятыми. - Мы из шестого отряда, посты обходим.
 
       - Разберёмся. Вперёд.
 
       - Не балуй, - голос бородача дрогнул, возможно, наличие глушителя на смотрящем ему в спину стволе заставило нервничать.
 
       - Вперёд, - повторил я, косясь по сторонам. - Иначе, буду стрелять.
 
       Троица сошла с дороги и, перевалив под моим чутким руководством через кучи мусора, углубилась в бурьян.
 
       - Эй, малец, - бородач занервничал сильнее, - ты что удумал?
 
       - Зачем мы туда идём? - истерично протараторил парень, лет восемнадцати, тот, который две минуты назад храбро критиковал командиров. - А? Зачем?
 
       - Стоп. На колени.
 
       Двое послушно опустились, но бородатый продолжал стоять, покачивая головой.
 
       - Сынок, ты хоть понимаешь...
 
       Не окончив вопрос, он резко метнулся в сторону, правая ладонь обхватила рукоять висящего на плече "Кедра". Но ничего больше ему сделать не удалось. Короткая очередь из АПБ легла точно под левую лопатку. Указательный палец застыл на рычаге предохранителя, а мёртвое тело рухнуло в заросли борщевика.
 
       Смелый мужик. Схватись они все за оружие - и мне крышка. Но так не бывает. Никогда. Слишком мало смелых. Слишком многие ещё верят, что всё можно уладить словами. Надеются на них до последнего. О-о, сколько разных увещеваний я слышал за прошедшие годы, сколько мольбы. Но лишь единицы использовали последние секунды своего существования на попытку дать реальный отпор. Что это? Остатки цивилизованности, рудименты, доставшиеся от прошлых поколений? Или банальная трусость? Но, если трусость, то перед чем? Тебя поставили на колени и подвели ствол к затылку. На что тут можно надеяться? Чего бояться? У тебя карт-бланш. Бей голыми руками, рви зубами, делай всё, что поможет спастись. Но вместо этого они только болтают, болтают и болтают.
 
       - Господи, - прошептал владелец ТОЗа с треснувшей ложей, косясь на подёргивающегося в конвульсиях бородача. - Пожалуйста... У меня жена и двое...
 
       У меня тоже двое, а нужен был только один.
 
       Пуля пробила затылок и вышла с противоположной стороны в облачке кровавых брызг. Труп кивнул и, завалившись вперёд, уткнулся остатками лица в землю.
 
       Тритий обходчик при этом вёл себя на удивление тихо, только дрожал и всхлипывал, втянув голову в плечи.
 
       - Говорить можешь? - спросил я.
 
       - М-могу. Расскажу! Всё расскажу! - оживился страдалец.
 
       - Тише, и не дёргайся. Смотри вперёд. Где штаб, знаешь?
 
       - Конечно. В здании вокзала.
 
       - Как пройти?
 
       - Э-э... - он попытался указать рукой направление, но, вспомнив инструкции, передумал. - Нужно назад, за высотки. Там недалеко большое здание будет двухэтажное с лестницей. Этот... Как его?
 
       - Универмаг?
 
       - Точно! Он самый. А от него, от фасада, прямо всё время, и к вокзалу выйдешь.
 
       - Где там искать Баскака?
 
       - Знаю! Знаю где. Правое крыло, второй этаж, конец коридора.
 
       - Как выглядит?
 
       - Кто?
 
       - Баскак.
 
       - Ну, здоровый такой, лысый, совсем лысый, на татарина похож, хотя вроде хохол. А! Вот! Нос у него ещё сломан. Направо... Или налево? Э-э... Нет, направо вернее.
 
       - Как попасть?
 
       - Как попасть? Как попасть? Э-э-э... - напряжённый мыслительный процесс даже побудил дрожащие пальцы зашевелиться, будто те чесали затылок. - На вокзал два входа, со стороны...
 
       - Как попасть к Баскаку, тупиздень?
 
       - Так ведь... по записи к нему. Баскак у нас всеми хозяйственными делами ведает. Записываться на кордоне, туда же и пропуска приносят, если документы в порядке. С этим строго.
 
       - В каких районах вашего города есть частный сектор?
 
       - Да везде он только и есть, кроме Центрального.
 
       - Назови район и его улицу.
 
       - Ну, Заводской. А улица... Заводская. Ты меня не убьёшь?
 
       - Конечно, нет.
 
       Показания покойного обходчика в целом сходились с моей вводной. Это обнадёживало. И насчёт направления он не соврал. Через пятнадцать минут я уже шёл от универмага к хорошо освещённому трёхэтажному зданию вокзала. Шёл, не скрываясь, временами даже переходил на бег. И плакал. Да, я почти рыдал, размазывая слёзы по чумазой мордашке.
 
       Странное дело - уже не помню, когда я ревел по-настоящему, разве что после смерти Крикуна влага чуть на глаза навернулась, но, если того требовала работа, слёзы текли рекой, нужно было только ущипнуть себя побольнее или прижечь, а потом закрепить эффект грустными воспоминаниями. Смерть Хашима обычно давала искомый результат с первого раза.
 
       К моменту, когда меня тормознули на входе, я едва мог говорить, слёзы стояли в горле.
 
       - Куда, шкет? Чего ревёшь? - один из охранников преградил мне путь.
 
       - Пу-устите! Я к... к Ба-аскаку!
 
       - Хорош завывать. Ты что здесь вообще делаешь в час ночи?
 
       - Н-нас из дома вы-ыгоняют! Дядя Коля деда изби-ил! Сжечь грози-ится!
 
       - Нихера не понимаю. Ты откуда?
 
       - С За-аводской! Быстрее! Пустите!!! - я утёр рукавом сопли и предпринял отчаянную попытку прорыва.
 
       - Да уймись! - охранник схватил меня за шиворот и оттащил от двери. - Объясни толком, что произошло.
 
       - Дед с Дя-адей Колей поругались! У нас там малина ра-астёт! А дядя Ко-оля говорит, чтоб у-убрали! У него ру-ужьё! Деду голову ра-азбил!
 
       - Что за хрень?! Какая малина?!
 
       - Помоги-ите! Пожалуйста!!! - я схватил охранника за руку и, умильно шмыгая носом, потянул за собой.
 
       - Да чтоб тебя! - растроганный страж порядка повернулся к напарнику. - Он не отстанет. Придётся будить.
 
       Напарник, закатив глаза, вздохнул и скрылся в здании. Через минуту он вернулся.
 
       - Веди, сердобольный. Опять пиздюлей из-за тебя огрёб.
 

 

 

Глава 6.
 

    Импровизация - искусство ничуть не менее важное в нашем деле, чем, скажем, стрельба или торг. Она способна помочь в, казалось бы, абсолютно безвыходных ситуациях, когда холодный расчёт и планирование оказываются бессильны. Но, как и любое дело, импровизация требует сноровки. Я бы даже сказал - инстинкта, наработанных опытом рефлексов. Тогда и мозги функционируют иначе - рожают идею, тут же её пережёвывают и на выходе дают конечной результат, ясный, понятный, ожидаемый. Тоже своего рода план, но по ситуации. Если же опыта нет, импровизация чаще всего сводится к тезису "Ввяжемся в драку, а там посмотрим". Это чревато. Весьма.
 
       Баскак ждал в своём кабинете, который, судя по всему, являлся одновременно и квартирой. Выщербленный паркет, стол буквой "Т", дюжина стульев вокруг, пять шкафов забитых пухлыми картонными папками на завязках, буфет с дежурным графином и шестью стаканами в стальных подстаканниках, два керосиновых светильника: один - на столе, второй - под потолком, выкрашенный облупившейся уже коричневой краской допотопный сейф между двумя наполовину задёрнутыми окнами, которые здесь, в отличие от первого этажа, не были заложены кирпичом. А в уголке справа, отгороженная фанерными стенками, скромно приютилась жилая площадь. Из-за приоткрытой занавески выглядывала расстеленная кровать и коврик.
 
       Сам хозяин тоже имел вид далёкий от официоза - наскоро натянутые штаны с висящими по бокам подтяжками и незаправленным концом ремня, шлёпанцы и накинутый поверх майки мундир тёмно-болотного цвета. Ростом Баскак был под метр девяносто, при этом весьма плотного телосложения, и, несмотря на явно разменянный полтинник, имел отличную выправку. Настоящий пахан. Хмурая бульдожья морда средней степени помятости и лысый череп, блестящий, как котовы яйца, отлично дополняли экстерьер.
 
       Баскак лениво махнул рукой в сторону двери, и мой конвоир удалился.
 
       - Погоди, - поднял он ладонь, видя на моём лице безудержное желание поделиться горем, прошёл к буфету, достал графин со стаканом, налил и, осушив залпом, поставил на стол. - Начинай.
 
       Как скажешь, командир. Я, состроив максимально жалобную физиономию, всхлипнул и робко потянулся к стакану.
 
       - Воды? - Баскак приподнял бровь, отчего сделался похож на пирата из книжки.
 
       - Д-да.
 
       Гостеприимный хозяин снова наполнил стакан.
 
       Я подошёл ближе, продолжая шмыгать носом, и когда друг всех навашенских детей повернулся спиной, чтобы убрать графин на место, всадил нож под левую лопатку.
 
       Баскак охнул, завёл руку назад, пытаясь нащупать причину дискомфорта, пошатнулся и осел. Пальцы вцепились в полку, грозя опрокинуть буфет. Я едва успел отцепить их, чем заработал ещё несколько секунд на раздумья перед следующим шагом.
 
       Взгляд снова пробежал по комнате, выискивая пути к отступлению. Наиболее очевидный вариант - окно - отпал, стоило только приглядеться. За не слишком чистым стеклом совсем некстати обнаружилась решётка из перекрещивающихся стальных прутьев. Пролезть нереально, выдрать, судя по капитальным креплениям, тоже. Зародыш паники холодным ужом скользнул под рубаху. А что делать, когда одолевает паника? Успокоиться? Хе. Это не так просто, особенно если времени вобрез. Но можно поступить иначе - дать панике волю и распространить её вокруг.
 
       Идея родилась почти моментально. Глаз сразу вырвал из скромной обстановки кабинета требующийся для представления инвентарь - простыня, лампы, забитые бумагой шкафы. Через минуту по окроплённому керосином кабинету уже плясали языки пламени.
 
       Я швырнул в окно подвернувшийся под руку стакан и почти одновременно со звоном разбитого стекла вылетел в коридор, вопя, что есть мочи, пронёсся мимо первого охранника, удивлённо пялящегося на бушующий в дверном проёме огонь, выскочил из здания и успел скрыться в темноте до того, как услышал за спиной: "Держи щенка!!!".
 
       Темнота - мой лучший друг. Надеюсь, нож не обидится. Даже подумать страшно, как тяжела была бы жизнь, не накройся вся энергетика медным тазом. Посмотришь на фотографии ночных городов в старых журналах, и просто оторопь берёт - кругом иллюминация! Безумно яркие фонари на каждом шагу! Окна, витрины, фары! Кошмар! Должно быть, люди в то время вообще не мыслили себя вне этой электрической вакханалии. То ли дело сейчас - на улице ни лучины, разве что мусор в железных бочках тлеет, из редкого окна льётся мягкий, трепещущий, естественный свет, да и не льётся даже, а робко брезжит, едва освещая комнатушку, не говоря уже о внешнем мире, погружённом в непроглядный для примитивного человеческого глаза мрак.
 
       А ночь тогда выдалась подходящая. Небо заволокло облаками, даже луны не видно, сплошная серая мгла. В такие ночи я чувствовал себя единственным зрячим на планете слепцов, что было недалеко от истины.
 
       Добежав до знакомого уже двора, я отдышался и в полуприсяде, стараясь не привлекать лишнего внимания обывателей, двинулся направо - туда, где за деревьями едва заметно светились окна первых этажей. Частный сектор с его узкими проулками и подсобным хозяйством, полным художественного беспорядка, всегда лучше типовой застройки. Кроме того, это был восточный район, обращённый к нейтральному Арзамасу, что вселяло надежду на не столь суровые меры безопасности, как, возможно, с западной стороны. Осталось самое сложное - добраться туда.
 
       На вокзальной площади завыла сирена, оповещая всех о произошедшем ЧП.
 
       Впереди и справа, метрах в ста, вспыхнули два прожектора. Разрезавший темноту луч пополз по кустам с противоположной стороны дороги.
 
       - Внимание всем постам! - вой сирены сменился хорошо поставленным командирским басом и скрежетом статики. - Внутрь периметра проник нарушитель! Это ребёнок! Десять-двенадцать лет! Скорее всего, вооружён! Немедленно задержать его! В случае сопротивления - уничтожить! И быстро пожарную машину к штабу!!!
 
       После слова "внутрь" луч резко ушёл вправо, но полностью не развернулся. Пересекший линию заграждений свет блеснул на металлических шипах, прошёлся вперёд-назад, давая часовому возможность проверить целостность двух рядов забора из колючей проволоки, после чего обратился в противоположную сторону. Луч прожектора, расположенного на соседней вышке, повторил тот же манёвр. Вместе они перекрывали всю длину забора между вышками, попеременно освещая каждый свою половину. Чтобы перекусить "колючку" и уйти, у меня было примерно пятнадцать секунд темноты, прежде чем луч вернётся, а автоматная очередь пригвоздит детское тельце к земле. Мало, но ждать, или искать иные способы - себе дороже. На соседних улицах уже мелькали огни фонарей и раздавались крики.
 
       Я отцепил с ремня ножны своего НР-2, подобрался ближе к забору, улегся на брюхо и пополз.
 
       Помню, в голове промелькнула мысль о минах, но я быстро её отогнал, убедив себя, что изнутри никто минировать не станет. Тем более, МОНам есть более дельное применение на противоположном краю города. А если ошибся... что ж, все мы там будем.
 
       Признаюсь - когда лежал мордой в землю и краем глаза видел проползающее в метре от головы световое пятно, здорово перетрухал. Наверное, чудолистья Хромого сыграли злую шутку. Еле удержался, чтобы не вскочить и броситься в спасительную темноту. Ночь была прохладная, но спина взмокла так, что куртка прилипла к пояснице. Челюсть, едва справляясь с нервным ознобом, норовила пуститься в пляс. Я стиснул зубы и пополз вперёд. Рот наполнился вкусом выступившей из дёсен крови.
 
       Секунда, две, три. Я у проволоки. Хватаю её ножнами-кусачками и жму. Негромкий щелчок. Перекушенные концы падают на землю. Слава богу - не под током. Ползу дальше. Семь, восемь. Второй ряд. Хватаю, жму. Щелчок. Концы проволоки расходятся, но вместо того чтобы обвиснуть, загибаются вверх. Твою мать!!! Справа и слева раздаётся громыхание пустых консервных банок. Оба прожектора, не дожидаясь своей очереди, поворачиваются в мою сторону.
 
       - Там!
 
       Крик часового и световое пятно застают меня уже на обочине дороги. Я вскакиваю и бегу. Бегу так, как никогда не бегал. Вижу маячащую впереди тень и фонтанчики раскрошенного асфальта. Сзади грохочет АКМ, но я его почти не слышу. Ныряю в прогон. Угол забора взрывается снопом щепок. Ветки и листья, скошенные свинцом, падают под ноги. Но я всё ещё жив. Мне навстречу, звеня ключами, бежит человек. Сую ножны в карман и достаю пистолет. Человек отпирает калитку, ныряет внутрь, но не успевает запереть. Выпущенная из АПБ длинная очередь находит его. Плечом вламываюсь в пробитые доски. Калитка упирается в труп. Протискиваюсь через щель. Бегу. Ноги проваливаются в рыхлую землю грядок, подошвы давят овощи. Перемахиваю невысокий штакетник. Бегу. Слышу за спиной: "Эй! Куда?". Останавливаюсь и стреляю на звук. Кто-то вскрикивает. Бегу дальше. Снова забор. Проулок. Забор. Ещё. Ещё. Ещё...
 
       Что происходило между этим сумасшедшим марш-броском и моментом, когда я очнулся, в памяти не отложилось. Помню только - брёл, не видя дороги, жрал листья, а после...
 
       Свет. Яркий, солнечный. И синее небо. Аж глаза режет. Вокруг трава. Поворачиваю голову, а прямо перед лицом собачья морда, смотрит на меня и скалится. Как тогда успел нож выхватить, ума не приложу. Псина дёрнулась вперёд, но получила клинок в шею, и вместо горла разорвала мне только кожу на подбородке. Я сбил зверюгу с ног, навалился всем телом и, продавив нож к хребту, загнал его меж позвонков.
 
       "Отличное" начало дня. При таких раскладах хорошего продолжения не жди. Если уже сутра жизнь макает рылом в говно, самое верное решение - ничего не делать, запереться дома и тихонько переждать. Я не суеверный, но опыт показывает, что дерьмовое начало имеет гораздо больше шансов перейти в тенденцию, нежели удачное. Только вот дом далековато, а тенденция уже налицо.
 
       Кобель, которого я зарезал, был, судя по всему, вожаком. Здоровенный, килограммов сорок, с уймой шрамов на шкуре, в том числе и от огнестрела. Решил первым продегустировать свежачок, на правах сильнейшего. Трое его подручных, помельче, крутились рядом, прибывая в нерешительности. Но долго ли эта нерешительность продлится?
 
       Интересные твари. Говорят, до войны собаки жили рядом с человеком, прямо в домах. Дрессированные были, аж пиздец. Границу охраняли, взрывчатку с наркотой помогали искать. Даже поговорка такая существовала: "Собака - друг человека". Чёрт. В башке не укладывается. А потом всё покатилось в тартарары. Сорока минут обмена ядерными любезностями хватило, чтобы история партнёрства между человеком и собакой, насчитывающая, якобы, не одну тысячу лет, пошла прахом. А то? Зов желудка - он посильнее дружбы. Оголодавшие прямоходящие пустили четвероногих друзей под нож. Но кроме одомашненных были ещё и бездомные. Охренеть. "Бездомные собаки" - звучит примерно, как "водоплавающие рыбы". Так вот, эти отбросы высокоразвитого собачьего общества после войны окончательно разложились в моральном плане, одичали и ушли в леса, откуда периодически стали совершать набеги на человеческие поселения с целью поживиться легкодоступными и пока ещё достаточно многочисленными двуногими. С тех пор нет лада между этими некогда мирно сосуществовавшими видами.
 
       Оставшись без попечительства человека, собаки быстро вспомнили, чьего они рода-племени. Принцип охоты у них не отличается от волчьего. Окружают добычу, гонят её, изматывая, а потом убивают. Правда, там, где волки справляются впятером, собак требуется десяток.
 
       Странное дело, при всей схожести, волки и собаки люто ненавидят друг друга. Может быть, первые винят вторых за давнее предательство? А те, в свою очередь, чуят вину, но не хотят признать, отчего и бесятся? Один на один собака никогда не кинется на волка, даже если превосходит его габаритами. Жизнь рядом с человеком испортила собачий генофонд. Их мышцы ослабли, клыки притупились. Должно пройти не одно столетие, прежде чем природа реабилитирует предателей. А пока они стараются брать числом. Но это не всегда удаётся. Немногочисленные раньше волки год за годом возвращают себе леса и степи, жёстко конкурируя со своими нерадивыми соплеменниками за охотничьи угодья. Однако самое удивительное в том, что и те, и другие панически боятся волколаков - громадных тварей, килограмм под девяносто, пришедших в наши широты, как я слышал, откуда-то с северо-востока. Те охотятся в одиночку. Многие из них слепы и полагаются только на слух и невероятно развитое чутьё. Бесшумные, укрытые густой, почти не отражающей света шерстью, они выслеживают свои жертвы ночами. Подкрадываются, словно тень, и так же исчезают во мраке, унося с собой добычу, умерщвлённую одним точным и неотвратимым, как судьба, укусом, перерезающим ярёмную вену. Могучие звери. Но с десятком собак или волков они не справятся. Тем не менее, одно только присутствие волколака поблизости способно вынудить стаю навсегда уйти с обжитой территории.
 
       В какой-то книжке про моряков я читал, что лучший способ выгнать крыс с корабля - это поймать десяток-другой хвостатых, посадить их в ведро, закрыть крышкой с отверстиями для поступления воздуха, и оставить на неделю. По прошествии этого срока в живых останется только одна - самая сильная, злобная и прожорливая - крысак. Остальные будут съедены. Пожравшая сородичей тварь не примет больше никакой другой пищи. Выпущенная в трюм, она будет истреблять своих всеядных братьев и сестёр, расти и сеять ужас. Причём друг друга крысаки не тронут, даже близко постараются не ходить. Три-четыре таких бестии, в конце концов, выживают с корабля всю колонию. Не знаю, промышляют ли волколаки каннибализмом, но что-то общее между ними и крысой из ведра определенно есть.
 
       Обычно собаки поодиночке не ходят. Они, как и люди - стайные животные. Единственное исключение - дряхлая, больная или раненая особь, которая стала бесполезной для группы. Но такие долго не живут, поэтому встречаются редко. Средняя стая насчитывает десять-пятнадцать животных, включая молодняк. Бывает и меньше, но это в основном недобитки, они либо подыхают, неспособные добыть пищу, либо, если повезёт, присоединяются к более успешной стае.
 
       Трое, что поджимали в смятении хвосты, глядя на своего мёртвого вожака, оказались как раз из таких. Стая, видимо, не так давно попала под раздачу. Уцелевшие ещё не успели заметно отощать и ослабнуть. Правда, среди них был подранок. Один из псов прихрамывал на заднюю ногу. Серая шерсть на бедре слиплась в бурую колючую паклю. Но по скорости он всё равно дал бы мне фору. Тем более, что...
 
       Резкая боль кольнула в левый бок. Я сунул ладонь под куртку и почувствовал, как пальцы липнут в тёплой вязкой субстанции. Плохая новость. Оказаться одному посреди пустоши, с простреленным брюхом, да ещё и в столь милой компании - это совсем не тот вариант, на который рассчитываешь.
 
       В целом картина сложилась удручающая, или, как говорят не столь начитанные граждане - "полный пиздец". Во-первых, я не имел ни малейшего понятия о том, где нахожусь. Нет, примерный вектор движения я себе, конечно, представлял, благодаря солнцу, но вот расстояние... Сколько времени я шёл, покинув Навашино? Как далеко забрёл и в каком направлении? Эти вопросы оставались без ответа. Во-вторых, непредусмотренная конструкцией дырка в моём бренном теле, хоть и обошла ливер стороной, здорово кровоточила, что сказывалось на самочувствии отнюдь не лучшим образом. И, наконец, в-третьих, оставленные на месте моего недавнего триумфа собаки, схарчив дохлого вожака, вряд ли откажутся от идеи поживиться свежей человечинкой.
 
       Обмотав рану откромсанным рукавом куртки, я кое-как протопал сотен пять-шесть метров прочь от развернувшегося пиршества, нашёл сухую канаву и занялся самолечением.
 
       Никогда не думал, что буду рад схлопотать автоматную 7,62 в бочину. Разумеется, я был бы счастлив, пролети она мимо, но с другой стороны, на её месте могла оказаться, например, "пятёрка" - настоящий кошмар полевых хирургов. Из-за пустоты в головной части эта пулька имеет неустойчивую траекторию и, попадая в цель, начинает кувыркаться уже через семь сантиметров пути, оставляя за собой фарш. Чаще всего выходит донной частью вперёд, у неё там центр тяжести. А "семёрка" гораздо гуманнее. К тому же нашла она меня явно недалеко от стрелка, ещё не успела потерять скорость и, благодаря этому, прошла как игла через тряпку. Выходное отверстие получилось совсем небольшим.
 
       Тем не менее, оставлять рану как есть было бы чревато. Из-под небольшого струпа, наросшего за время моей отключки, всё ещё обильно сочилась кровь. Левая штанина до колена покрылась бурой коростой, растрескавшейся на сгибах и осыпающейся при ходьбе. Тяжёлая, как с похмелья, голова то и дело норовила упасть и повиснуть бесполезным грузом. Глаза смыкались. Если не остановить кровь, то, рано или поздно, они закроются, и, скорее всего, окончательно.
 
       В рукояти НР-2 - моего второго ножа, выполняющего хозяйственные функции - всегда хранится НАЗ. Обычно это моток тонкой стальной проволоки, точильный камень, леска с грузилом и крючками, спички, булавка, нитка, игла. А так же мешочек со смесью негашёной извести и медного купороса - средство жёсткое, однако весьма эффективное, к тому же помогает избавиться от сомнений в том, что человек на восемьдесят процентов состоит из воды. Если действовать по рецепту, то хорошо бы добавить ещё яичный белок, но за неимением оного, и так сгодится. Можно, конечно, воспользоваться порохом, вот только поджигать его у себя на спине - занятие для настоящих энтузиастов, к коим не отношусь. Посему, я сунул в зубы ремень, отрезал лоскут от куртки, высыпал на него порошок и приложил к выходной дыре.
 
       Сказать, что это больно, язык не поворачивается. Больно прищемить палец дверью, или на гвоздь наступить, а это - просто пиздецнахуйбля что такое. Тем сложнее было повторить процедуру для входного отверстия.
 
       Немного отдышавшись и утолив разыгравшуюся жажду, я вернул повязку на прежнее место, вставил в штаны ремень, украшенный чётким следом прикуса, и поплёлся дальше, в пустошь. Как сказал бы писака-романист - "навстречу приключениям".
 
       Приключения ждать себя не заставили. Видимо, я несколько переоценил питательность туши вожака, потому как надеялся хотя бы эту ночь провести в одиночестве, но вместе с сумерками пришли и "друзья человека".
 
       Их острые вымазанные кровью морды, поднимающиеся над травой и пробующие воздух, появились, как только солнце коснулось горизонта. Пока собаки держались на почтительном расстоянии, но это ненадолго. Уж я-то знаю - они дожидаются наступления темноты. А потом... Жёлтые огоньки, скользящие в чёрной пустоте. Мелькнут и погаснут. Снова вспыхнут, отразив вспышки беспорядочных выстрелов. Ближе, ближе. Шелест травы за спиной. Где ты, сука?! Длинная очередь из истерично пляшущего ствола. Щелчок. Горячее дыхание в шею. Конец. Но они не учли одного факта - мне ночь не менее мила. Главное - оставаться в сознании.
 
       Я развязал кисет и пошарил внутри. Листьев осталось не так уж и много. Что ж, будем тщательнее пережёвывать. С боеприпасами дела обстояли не лучше. Из трёх полных магазинов уцелел один, и ещё четыре патрона в недострелянном. Поделим на три мишени - восемь попыток выжить. Могло быть хуже. Я перевёл флажок в одиночный режим. ПБС свинчивать не стал, с ним удобнее, можно держаться, как за цевьё, тем более что здоровенная рукоять еле помещалась в ладони. Да и ни к чему шуметь зря. Кто знает, не пустились ли навашинцы в погоню...
 
       На первый, пробный заход собаки решились заполночь. Приблизились не сильно, метров пятьдесят или больше, покрутились и после двух выстрелов, цели, впрочем, не достигших, отошли. Следующая попытка состоялась минут через пятнадцать. Зная теперь об огнестреле, они разбежались, взяли меня в кольцо - дело нехитрое, учитывая, что я к тому времени еле двигал ногами - и круг начал сжиматься.
 
       До сих пор не понимаю, как им это удаётся. Без связи, без визуального контакта, ночью, в полуметровой траве собаки расходятся на равное расстояние от жертвы и кружат в общем направлении, с одинаковой скоростью сокращая дистанцию. Более того, если кто-то из своры меняет ход, то же самое делают и остальные, почти моментально, в полной тишине. Потрясающе. Ни один отряд, даже сработанный годами, где каждый знает каждого, как себя самого, не может похвастать такой скоординированностью.
 
       Когда ты в центре хоровода зубастых тварей, исходящих слюною от запаха крови, единственное твоё желание - найти опору, чтобы прижаться спиной. И когда понимаешь, что опоры нет, накатывает паника. Фраза "кругом враги" неожиданно приобретает буквальный смысл, и ты чувствуешь, как шевелятся волосы на затылке, а дыхание становится до того частым, что голова кружится от избытка кислорода. Взмокшие пальцы безостановочно перебирают по рукояти, а ствол дрожит, рыская из стороны в сторону. И только одна мысль удерживает тебя на месте: "Побежишь - умрёшь". О да, это их план. Они доведут тебя до истерии, до безумия. Молчаливые прислужники смерти. Они пришли за тобой. Беги. Беги! А я останусь. Я вижу их. Я знаю, как они мыслят. Моя рука тверда. Мой разум ясен. Я выживу.
 
       Первая атака была со спины. Тварь прыгнула, но промахнулась. Слишком шумно когти скребли о землю при толчке. Серая тень пролетела возле моего левого плеча и исчезла в траве. Три пули ушли следом.
 
       Справа! Две желтые точки вспыхивают во мгле. Они растут, становясь из горизонтали в диагональ. Грудь принимает на себя удар мощных лап. Я чувствую, как ноги отрываются от земли, а палец давит на гладкую сталь спускового крючка. Мгновение назад оскаленные клыки прячутся за чёрными губами. Из звериной глотки вырывается крик. А моя спина встречается с землёй. В глазах темнеет, но лишь на секунду. Левую икру пронзает острая боль. Приоднимаюсь и стреляю в ощетинившийся силуэт. Тут же обзор мне закрывает собачья голова, слившаяся воедино с моей правой рукой. Кисть немеет. АПБ тяжёл, слишком тяжёл. Он падает в траву. Но есть вторая рука, и есть нож. Клинок по самую гарду тонет в жёстком мясе. Кровь хлещет в лицо. Клыки скребут по моей скуле. Я уже ничего не вижу, но продолжаю бить. Я колю и режу наугад. Режу и колю, пока вокруг не становится совсем тихо.
 
       Поднимаюсь, стираю рукавом с глаз липкую пену, сплёвываю шерсть. На земле лежат два пса. Их шкуры усеяны ранами, у одного вспорот живот. Кишки сизой верёвкой обмотались вокруг задних лап. Слышу дыхание. Тяжёлое, хриплое. Метрах в десяти, оставляя за собой борозду из примятой, красной травы, ползёт третий. Беру пистолет, иду следом. Это тяжело. Левая нога чертовски болит. Недобиток извивается, всеми силами стараясь продвинуть изрытое пулями тело хоть на сантиметр подальше от смерти. Пусть. Ему недолго осталось. Сберегу патрон.
 
       По шее и груди текла кровь из разорванного лица. Правое предплечье сломано. Ниже левого колена лоскуты штанов спутались с лоскутами кожи. Но я был жив и продолжал идти. Не знаю куда. Просто переставлял ноги. Пока не упал.
 

 

 

Глава 7
 

    Смерть - величайшая загадка мироздания. Ирония состоит в том, что отгадавшие уже не могут подсказать верный ответ. Через это прошли миллиарды, но мы всё равно остаёмся в неведении. Обидно. Хотя с другой стороны... А действительно ли нам нужно знать? Вдруг разгадка столь ужасна...? Хм, как поведёт себя человечество, поняв, что там ничего нет: ни рая, ни ада, ни бога, ни души? Ты - просто мясо на костях, не более. Умрёшь - ничего не останется. И ждёт тебя не высший суд, а только черви. Окончательно слетит с катушек? Пойдёт вразнос, утратив последний стопор? Или напротив, вцепится в жизнь мертвой хваткой? Начнёт ценить её, как никогда? И возлюбим ближних, и прекратится вражда, и воцарится мир.
 
       Я был близок к разгадке, но случай распорядился иначе.
 
       Очнулся от колющей боли в районе подбородка. Открыл глаза и страшно удивился. Надо мной, склонившись, сидела красивая девка лет пятнадцати. Чистенькая, свежая. Первая мысль, посетившая голову - "Бордель? Мне же надо к Хромому". Но приглядевшись, я понял, что ошибся. Обстановочка скромновата, да и девка не по тамошней моде обряжена: серый сарафан с передником, белый платок на голове - нет, я не мог такого заказать. Мне всегда импонировал минимализм в женском гардеробе. Хотя на морду - наш выбор.
 
       - Ой! - всплеснула она руками, увидев, что я оклемался. - Ты как, малыш? Нет-нет, не вставай. Сейчас за матушкой схожу.
 
       "Или всё-таки бордель?".
 
       Девка подскочила и выбежала за дверь.
 
       Я, приподнявшись на локтях, взобрался повыше, чтобы как следует осмотреться.
 
       Комната была небольшая с минимум мебели: стол у зашторенного белыми занавесочками окна, в одном углу рукомойник, в другом - икона, два стула, тумбочка и кровать. На тумбочке стояла миска с красноватой водой, а в ней лежала мокрая тряпица той же расцветки.
 
       Я откинул одеяло - бок заклеен матерчатым тампоном с рыжеватым пятном какой-то страшно вонючей мази, правое предплечье в шинах, левая нога от щиколотки до колена забинтована. Очень хорошо, значит, убивать не будут, по крайней мере, не сейчас. Потрогал лицо - скула заклеена, на подбородке швы. Ни дать ни взять жертва, бедный несчастный ребёнок. Как та краля сказала? Малыш? Славно.
 
       Заскрипели половицы, дверь открылась, и вошла грузная мордастая тётка, на ходу вытирая руки перекинутым через плечо полотенцем, следом в комнату проскользнула моя смазливая сиделка.
 
       - Так, что тут у нас? - начала тётка по-деловому, и без церемоний ухватила меня за башку.
 
       Бля. Настоящий танк в юбке. Лапищи как у мясника. Пополам сломает, глазом не моргнув. Ей бы вышибалой в кабак, нагнала б на пьяных мужиков страху.
 
       - Жар спал, - констатировал "танк", отпустив мою уже начавшую поскрипывать от чудовищного давления черепушку. - Дай ему бульону куриного, но немного, организм слабый ещё, не примет. А как поест, сообщи отцу-настоятелю. Говорить-то можешь, агнец? - обратилась тётка ко мне, и мясистые красные щёки приняли почти идеально круглую форму, потеснённые улыбкой.
 
       Я кивнул.
 
       - Вот и хорошо, - тётка развернулась и пошла к выходу. - Да, Варя, - остановилась она в двери, - тебя Фёдор искал, не сказал зачем. С ним, смотри, построже. Больно уж горяч.
 
       - Ну что вы, матушка? - зарделась сиделка, потупив взгляд.
 
       Тётка-танк, уходя, ничего не ответила, только молча погрозила пальцем.
 
       Варя повернулась ко мне, невинно сложила ручки в замочек, и улыбнулась.
 
       - Как самочувствие?
 
       - Ху... Хуже бывало.
 
       - Это верно. Когда тебя Кирилл с братьями, из дозора вернувшись, принёсли, думала - не жилец. Только милостью божьей да стараниями матушки Прасковьи и выходили. Я три ночи пресвятой богородице молилась.
 
       Ах ты сахарная моя. Того гляди жопа слипнется. Что за ёбнутая семейка? Постой... Три ночи?
 
       - Три ночи?!
 
       - Да. Ты же всё это время в беспамятстве прибывал. И трясло тебя, словно бес вселился, аж руки заламывал, к кровати пришлось привязывать. Боялись - суставы вывернешь. Ну, пойду, бульона согрею.
 
       - Ага, пожрать не мешало бы, - пробубнил я ей вслед растрескавшимися губами, и погрузился в размышления о насущном: "Что мы имеем? Я трое суток провалялся в ломке. Нужно поосторожнее с этими листьями. Подобрал меня некий Кирилл с братьями. Братья, матушка, отец - похоже на общину близкородственную, но вроде не дегенераты. И то ладно. Выставляют дозоры - значит, община не маленькая и постоять за себя может. Деваха молилась кому-то там до одури - не исключено, что фанатики. С этими надо аккуратно, ляпнешь чего лишнего - потом говна не расхлебаешь. Будем работать по легенде "Растерянный испуганный мальчик", это всегда прокатывает. Лишь бы дозорным хватило здоровой вороватости втихомолку прикарманить АПБ, а то глушоный ствол херово вписывается.
 
       Пока я придавался размышлениям, вернулась Варя, постелила мне на грудь сложенное треугольником полотенце и, зачерпнув из миски, поднесла к моим губам ложку горячего, пахнущего курятиной бульона.
 
       - Ты что делаешь?
 
       - Кормлю, - пожала она плечами.
 
       - Сам могу, - я взял ложку в здоровую руку и принялся наворачивать.
 
       - О! - удивилась деваха. - Ты левша? Говорят, левши талантливые. У нас Пётр - иконописец - опять же левша.
 
       - Да мне всё равно, какой рукой хлебать, бы было что. А этот Пётр тоже брат твой?
 
       - Все мы - братья и сестры.
 
       Ну, пиздец, угораздило. Зря надеялся. Если не схарчат, так заставят какую-нибудь пускающую слюни умственноотсталую страшилу охаживать, "давать роду свежую кровь". Блядь, ненавижу даунов. Они хуже свиней - тупые, жирные, и заторможенные как бревно. Хотя Варюшу я б осеменить не прочь. Может, повезёт?
 
       - Господь - отец наш небесный, мы - дети его, а промеж собою - братья и сестры, - пояснила Варя, чем немало меня успокоила. - А на тебе, как погляжу, крестика нет. Не крещёный?
 
       Я счёл за лучшее просто помотать головой, дабы не углубляться в чуждые дебри вероисповедания.
 
       - Жаль, - вздохнула Варя и попыталась стереть упавшую мне на подбородок каплю бульона. - Ой! Ты что?! Чуть всю миску не расплескал. Я же только промокнуть, а то в рану попадёт. Вот чудной, - она отпрянула и нахмурилась, но быстро сменила гнев на милость. - Тебя хоть как звать-то?
 
       Решив, что перечисление моих погонял вряд ли пойдёт на пользу дела, я припомнил лацев, с которыми довелось якшаться, и озвучил первое попавшееся имя:
 
       - Миша.
 
       - А я Варя.
 
       - Понял уже.
 
       Девка-то всё же не особо смышлёная.
 
       - Какие у тебя глаза странные, - прищурилась она, - никогда не видела таких.
 
       - Где, ты говоришь, деревня ваша находится? - постарался я сменить тему.
 
       - Деревня? - переспросила Варвара, но тут же спохватилась. - А-а, ты про обитель. От Оки двадцать восемь километр на восток. Тут ещё, рядом совсем, село большое было, Казаково. А чуть севернее - посёлок Вача. Может слышал?
 
       - Нет. Что за обитель?
 
       - Преподобного Ильи Муромца, покровителя воинства русского.
 
       Ну, ясно - фанатики.
 
       - Мы тут, за рекой, недавно, - продолжила Варя. - Третий год только. Ещё и отстроится, как следует, не успели. Но мне здесь больше нравится, чем в Муроме.
 
       Я чуть не поперхнулся.
 
       - Вы сюда из Мурома пришли?!
 
       - Да. Отцу Пантелеймону - нашему настоятелю - сам Святой место это указал и велел новую, истинную обитель возвести.
 
       - Понятно. А до Навашино отсюда сколько?
 
       - Километров сорок к юго-западу, если напрямки, - она заглянула в опустевшую миску и улыбнулась. - Хороший аппетит, быстро поправляешься, - после чего встала и направилась к двери. - Схожу за настоятелем. Он с тобой лично побеседовать хочет.
 
       - О чём? - прохрипел я вслед, но Варя только пожала плечами.
 
       Рассказ девчонки многое прояснил, но ещё больше вопросов породил. Главный вопрос - в каких отношениях состоят эти странные люди с навашинскими? То немногое, что я знал о первой окской войне, заставляло сильно беспокоиться по поводу умственного здоровья членов здешней общины. Чтобы выходцы из Мурома селились по эту сторону реки, да ещё и в сорока километрах от своих заклятых врагов... Ну, знаете, фанатизм фанатизмом, а инстинкта самосохранения никто не отменял. К тому же, насколько мне было известно, муромские церковники принимали в тех боях самое непосредственное участие и давали навашинцам прикурить похлещи кадровых вояк. Рассчитывать после такого на радушный приём не приходится. Так почему же они всё ещё живы, а их "истинная" обитель не стала пепелищем? Уж не потому ли, что решили сменить сторону конфликта?
 
       - Хорошо, спасибо Варя, - донеслось из коридора, - а теперь оставь нас. Здравствуй, - дверь открылась, и в комнату вошёл высокий худощавый мужик с длиннющей бородой поверх чёрного балахона. - Как себя чувствуем? - он приставил к кровати стул и, усевшись, положил ногу на ногу.
 
       С виду мужик был крепкий, плечистый, держался прямо и уверенно, как молодой, но лицом тянул на все шестьдесят. Карие, выцветшие с годами глаза смотрели строго и проницательно.
 
       - Здравствуйте, - ответил я почти шёпотом, состроив невинную мину. - Нормально чувствую. Спасибо большое за... за всё.
 
       - На здоровье, - улыбнулся мужик. - Голос у него был низкий, гортанный, и в этом "на здоровье" мне послышались не добрые дребезжащие нотки. - Ну, давай знакомиться. Отец Пантелеймон, настоятель здешний. А ты, значит, Миша?
 
       Моё недавно обретённое имя из его уст прозвучало тоже без особой теплоты.
 
       - Да, - кивнул я робко.
 
       - Откуда ты шёл? - продолжил настоятель.
 
       - Не знаю. Мы с матерью и сёстрами ехали из Мухтолово. Ночью все спали. Потом началась стрельба. Маме пуля попала в голову, - я прикусил щёку, и в глазах помутилось от выступивших слёз. - Она сразу умерла. А сестрёнки... Мне стало так... Я убежал и спрятался. Когда закончили стрелять, было слышно, как они кричат. Они долго кричали, очень долго.
 
       - Кто напал на вас?
 
       - Не разглядел, - я шмыгнул носом и вытер текущие по щекам слёзы. - Темно было. Только вспышки кругом. Наверное, засаду устроили.
 
       - Ты сказал, что все спали. Значит, вы остановились на ночь. Какая же засада?
 
       - Нет, я имел в виду маму с сёстрами, ну и себя тоже. А возницы не спали, конечно. Мы с обозом ехали, шесть подвод и машина.
 
       - Торговый обоз? Что везли?
 
       - Не знаю точно. Сахар, вроде бы.
 
       - А сам-то мухтоловский?
 
       - Угу.
 
       - И в обозе ваши, местные?
 
       - Да, напросились себе на беду до Кулебак, к родне. Кто же знал, что так выйдет? - я снова всхлипнул и потёр глаз тыльной стороной ладони.
 
       - До чего быстро мир вокруг меняется, - покачал головой настоятель. - Из Мухтолово окромя пушнины и тёса сроду ничего не возили. Пулю той ночью поймал?
 
       - М-м... - рука потянулась к боку. - Сам не понял, когда прилетела. Поначалу и не заметил даже, так, ужалило. Потом смотрю - кровища откуда-то. И не болело вроде, а сейчас... - я поморщился, изображая адские муки.
 
       - Рану сам обрабатывал?
 
       - Сам, прижёг маленько, чтобы кровь остановить.
 
       - У тебя химический ожог, на известь похоже, а она тут под ногами не валяется. С собой носишь, или как?
 
       Вот въедливая скотина, так и норовит мне легенду поломать.
 
       - Мама дала, на всякий случай.
 
       - Разумеется, - настоятель лукаво усмехнулся. - Вдруг коленку расшибёшь. А вот это, - он выудил из складок своего балахона и уложил на дальний край кровати НР-2, мой рабочий нож и АПБ, - тоже мама собрала?
 
       По интонации было ясно, что в дальнейших разъяснениях смысла нет.
 
       - Этим, - взял Пантелеймон НР-2, - наверное, плотничать. Этим, - повертел он в руках АПБ, - мух гонять. А этим... - настоятель вынул из ножен обоюдоострый пятнадцатисантиметровый клинок с налипшей у гарды собачьей шерстью, взялся двумя пальцами за навершие литой алюминиевой рукояти и отпустил. Кинжал с глухим "тук" вошёл в половицу на добрых три сантиметра. - Много ли можно делать такой почикушкой? Картошку чистить, разве что. Или грудину пробить до хребта.
 
       - Универсальный инструмент, - ответил я, не испытывая больше нужды в поддержании печального образа.
 
       Настоятель вытащил нож из доски, поводил пальцами вдоль лезвия и со вздохом отложил в сторону.
 
       - Теперь, братец, давай-ка начистоту. Но учти - повторного вранья не потерплю.
 
       И я рассказал. Рассказал всё. И о том, как ехал в оружейном ящике, и о том, как прикончил Баскака, о бегстве из Навашино, о собаках... Настоятель слушал очень внимательно, лишь изредка требуя уточнений. В конце моего рассказа он спросил:
 
       - Кто заказчик?
 
       - Не знаю, - честно ответил я.
 
       - Кто тебя отправил?
 
       - Этого не скажу.
 
       Пантелеймон нахмурился и, подавшись вперёд, доверительно прошептал:
 
       - Сынок, тебя отправили на убой. Возврата не предусмотрено. Ты это понимаешь?
 
       Он был прав. Теперь, находясь в относительной безопасности, трезво оценивая свои шансы выжить, я видел, насколько они мизерны. Не иначе Валет решил заработать моими стараниями в последний раз. Весьма прагматично. Послушный мальчик взрослеет. Рано или поздно он захочет жить своей жизнью, и прощай доходы. Так почему бы не утилизировать парнишку сейчас, пока ещё можно, за солидную компенсацию от заказчика?
 
       - Понимаю. Но в моей работе свои принципы.
 
       Настоятель, помолчав немного, кивнул, забрал разложенные на кровати "улики" и вышел за дверь.
 
       В обители я провёл почти месяц. Никто меня особо не пас, в передвижении почти не ограничивал, и даже платы за постой не требовал, что казалось совсем уж из ряда вон выходящим. Но всё же посматривали в мою сторону искоса, на попытку завязать разговор отвечали в лучшем случае односложно, а чаще всего молчанием.
 
       Неделю из этого месяца я провалялся в койке. Выздоровление шло не столь быстрыми темпами, как хотелось бы. Пока оставался неходячим, всё пытался представить, как выглядит обитель. Из крохотного оконца было видно только небо, а звуки пил и топоров, не утихающие с шести утра и до позднего вечера, будоражили воображение: "Что же они там такое строят?". Вообще я слабо разбирался в церковной архитектуре. Единственными олицетворениями оной для меня были: громада Воскресенского собора в чистом районе Арзамаса, да убогая деревянная часовенка с покосившимся крестом, недалеко от молокозавода. Здесь я ожидал увидеть нечто среднее. Из разъяснений Вари - единственного моего собеседника - выходило, что обитель - это не только храм, но и всё, что вокруг. Ну да, собор и лацевские кварталы - обитель сытых людей. Часовенка и поле - обитель грязных нищебродов. Вполне логично.
 
       Однако то, что я увидел, впервые выбравшись из своей тесной кельи, производило впечатление сильно отличное от ожидаемого. Единственное пришедшее на ум сравнение - база потерянных, нутро которой я однажды мельком разглядел из-за приоткрытых ворот. Те же длинные бараки, правда, куда более опрятные, имеющие по два крыльца и полноценные окна; те же стены по периметру, но опять же более капитальные и высокие; мощные обитые железом сторожевые башни с пулемётными гнёздами - словом, всё то же, но основательнее, хотя многое не достроено. Если в случае потерянных речь шла об укреплённой базе, то здесь можно было говорить о настоящей крепости.
 
       Деревьев из-за стен видно не было, значит, местность вокруг не лесистая, а основным строительным материалом тут являлись сосновые брёвна и брус. Из чего я сделал вывод, что община либо охрененно богатая, и покупает лес где-нибудь в Мухтолово, либо охрененно трудолюбивая, и заготавливает его самостоятельно, за Окой, после чего прёт сюда тридцать километров. Как выяснилось позже, верным оказалось второе предположение. Видно, не слишком преподобный Илья Муромец любит своих подопечных. Мог бы и поближе к реке место указать.
 
       Единственная улица, если можно так назвать разделяющую дома грунтовку шириной в пять метров, шла от ворот к храму. На Воскресенский собор с его помпезными колоннами это приземистое сооружение совсем не походило. Впрочем, как и на часовенку у молокозавода. Было оно неказистым, но основательным, в здешней манере. По сути, храм представлял собой огромную двухэтажную избу с двумя прирубленными по бокам клетями. Всё это дело покрывала раздельная двускатная крыша из дранки и венчала единственная маковка. Нижний этаж, судя по окнам, значительно превосходил верхний размерами, раза так в два. К одной из клетей было пристроено высоченное крыльцо.
 
       Взрослого народу в крепости, по моим наблюдениям, набралось сотни полторы, а то и меньше. При этом ребятни по улицам носилось, хоть отбавляй, а многие бабы ждали приплода. Практически все мужчины, за редким исключением, имели при себе оружие, постоянно. Даже полуголые машущие топорами и фуганками плотники готовы были немедленно принять бой. Рядом с любой стройкой стояла аккуратно сложенная пирамида, число стволов в которой соответствовало числу работяг. И, что сразу бросилось в глаза, всё оружие было автоматическим. Сколько ни искал, так и не увидел хоть одного СКСа. Сплошь разномастные АК, РПК, ПК и даже АЕК-971 с АН-94. Причём многие экземпляры щеголяли весьма недурственной гравировкой на металлических частях и не менее художественной резьбой на деревянных, а кое-где и полиамид пестрел узорами.
 
       Раньше мне уже доводилось встречаться с различными украшательствами. В основном это была бездарная самодеятельность, уродующая прекрасный в своей лаконичности облик оружия. Вот довоенные мастера, те знали своё дело. Однажды, помню, приволок с обнесённой хаты ИЖ-54. Ружьишко-то простенькое, но какая отделка! Любо-дорого посмотреть. Видимо индивидуальный заказ. Серийные пятьдесятчетвёртые отделывались грубовато, а у самых дешёвых и без того убогая гравировка на колодке заменялась штамповкой. Здесь же чувствовалась рука настоящего художника. Резьба на ложе и прикладе, изображающая сцены волчьей охоты, даже будучи слегка подпорчена, производила сильное впечатление. Я, хоть и противник всяческих изъёбств на тему "не как у всех", до сих пор с удовольствием вспоминаю тот ИЖак.
 
       Здешние "украшения" по своим художественным достоинствам на произведения искусства, конечно, не тянули, но и бездарными назвать их язык не поворачивался. Тем более что они выполняли скорее ритуальную, нежели эстетическую функцию. Уж больно много там было крестообразных узоров и стилизованных текстов. О чём в них говорилось, я не понимал, да и не особо разберёшь издали, а в руки оружие мне давать отказывались категорически. И вовсе не из опасений, что пальну. Расспросив Варю, я выяснил, что тамошние фанатики питают болезненную привязанность к своим стволам. До того болезненную, что едва не дрочат на них. Впрочем, последнему обстоятельству я бы и не удивился. Особенно после того, как узнал, что каждому автомату, пулемёту здесь на полном серьёзе дают имя. Чёрт, так и вижу бородатого святошу нежно поглаживающего шомполом канал автоматного ствола и шепчущего с придыханием в экстрактор: "Да, Люся, да, милая". Ясно, что при подобном раскладе лапать свои дражайшие волыны чужаку никто не даст. Это я ещё могу понять. Но делать из железки предмет культа... Хотя, молятся же крашеным доскам.
 
       Утром двадцать второго дня моего пребывания в обители, сразу после медосмотра проведённого бабой-танком, я был вызван к отцу Пантелеймону.
 
       - Проходи, садись, - махнул он рукой, не отрывая взгляда от книги.
 
       Обстановка в занимаемой настоятелем комнате на втором этаже храма была до того аскетична, что я не сразу обнаружил куда тут можно сесть. Стены из голого проконопаченного паклей бруса, скромная без излишеств мебель, по самому минимуму, да две иконы - вот и всё "убранство".
 
       - Прасковья сказала, что здоровье твоё в порядке, - продолжил настоятель, когда я опустил седалище на табуретку. - А значит, причин находится здесь, у тебя более нет. Завтра в шесть утра машину отправлю в Арзамас. Поедешь. Но прежде разговор у меня к тебе будет.
 
       - Слушаю.
 
       Пантелеймон отложил книгу, снял очки, и наконец-то перевёл взгляд на меня.
 
       - Ты - парень не глупый, потому обойдёмся без предисловий. Мне нужен свой человек в Арзамасе. Ничего особенного от тебя пока не требуется, лишь глаза и уши.
 
       - Обычно просят голову, - попытался я сострить, но безуспешно.
 
       - Сбор информации - это твоя задача, - невозмутимо пояснил настоятель. - Хочу знать обо всём, что происходит в городе и окрестностях.
 
       - Понимаю. А взамен?
 
       Старик усмехнулся и выложил на стол золотой.
 
       - Будешь получать раз в месяц.
 
       Я взял монету и, попробовав на зуб, сунул в карман.
 
       - Только информация?
 
       - Если потребуется что-то ещё, я сообщу. По рукам?
 
       Один золотой - это в полтора раза больше, чем я получил за предпоследний заказ. А его не назовёшь лёгкой прогулкой. Здесь же мне предлагали заняться тем, что я и так делал ежедневно - держать глаза и уши открытыми, фильтруя трёп на предмет ценной инфы. Отказываться от солидной прибавки к скромному ежемесячному доходу было бы глупо. С другой стороны я прекрасно понимал - за одну только информацию столько не башляют, и "что-то ещё" обязательно потребуется. Но разве это повод для переживаний?
 
       - По рукам.
 
       Следующим утром мне вручили изъятые вещи, адрес связного, пароль-отзыв, и без лишних разговоров отправили в Арзамас.
 
       Удивительное дело - за прошедший месяц я успел соскучиться по Валету. Кто бы мог подумать. Старый говнюк занял место в моём сердце. Эта мысль веселила меня всю дорогу от западных окраин до дома. Не терпелось поскорее увидеться с единственным родным человеком. Как он меня встретит? Что скажет? Небось, похоронил уже, а тут - раз! Ебать! Счастье-то какое. Только бы замки не сменил.
 
       Повезло, ключ без проблем вошёл в скважину и повернулся, приведя в движение диски. На замках мой "родной человек" никогда не экономил. С таким механизмом возни будь здоров, вплоть до высверливания. Что ж, раз не сменил, значит, не ждёт.
 
       - Фара! Где, бля, шляешься?! - Валет стоял посреди комнаты в одних трусах и с половой тряпкой в руке, злой как чёрт, но при моём появлении выражение его лица резко изменилось. - Ты?
 
       Трудно придумать вопрос глупее. На какой ответ можно рассчитывать, задавая его? Вот и я не нашёлся, что сказать. Да это было и ни к чему. Думаю, Валет всё понял.
 
       - Сучёнок, - он бросил тряпку, расправил плечи и усмехнулся.
 
       Короткая очередь пресекла его грудь по диагонали, от печени к сердцу. Кровь смешалась с грязной водой из опрокинутого ведра и потекла к моим ногам. Помню, как невольно сделал шаг назад, когда край розовой лужи коснулся подошв.
 
       Сожалел ли я о содеянном? Нет. Ощущал ли потерю? Пожалуй. А ещё в тот день я дал себе зарок, что никогда и ни при каких обстоятельствах не окажусь перед лицом смерти в одних трусах.
 
       Фара, вернувшись, конечно закатил скандал, но, взяв себя в руки, отнёсся к моему решению с пониманием. Мы зарыли Валета на том же пустыре, что и Репу. По-моему, даже рядом, в нескольких метрах. Хотя могу ошибаться, ни креста, ни камня там нет.
 
       Перед тем, как придать тело наставника земле, я отрезал ему с правой кисти большой палец. Где-то читал, что воины северного народа, называвшего себя викингами, отрезали большие пальцы поверженным врагам, чтобы те в загробном мире не могли встретить их с оружием в руках. У меня было не много мёртвых врагов, встречи с которыми я опасался, но Валет без сомнений относился к таковым. Он стал первым в моей коллекции.
 

 

 

Глава 8
 

     - Тебе голову, мне пальчик, - я ухватил главный трофей за патлы и, вынув из мешка, положил в раковину.
 
       - Ёб твою! На пол не лей! - возмутился Хромой нескольким расползшимся по замызганному паласу тёмным каплям.
 
       - Грязнее не будет.
 
       - Но-но, за языком следи, - он хмыкнул и покосился на мешок. - Много уже насобирал?
 
       - Двадцать семь, - ответил я, рассыпав по столу выставленный Хромым столбик золотых монет.
 
       - Ебануться. Коллекционер, бля. Ты их хоть обрабатываешь? Воняют, небось?
 
       - Не сильнее, чем в твоей конуре.
 
       - Да что ж такое?! Хамит и хамит! Думаешь, я нарочно тебя два раза гонял? Вот больше делать-то нехрена. Какой тут, скажи на милость, мой интерес?
 
       - Мне плевать, какие у тебя интересы. Я знаю только, что потратил на заказ почти два месяца, сделал пять трупов, понёс крупные издержки. А что в итоге? Тринадцать золотых?
 
       - Слушай, уговор был на десять. Три - компенсация за хлопоты. Скажи "спасибо", хоть это выбить удалось. Заказчик, кстати, считает, что ты сам маху дал, наводка была верная. Ну, так он говорит.
 
       - Знаешь, - я взял деньги и убрал в карман, - алчность - это грех. Смертный.
 
       Вообще, конечно, не стоило так базарить с Хромым, злопамятная сволочь. Но у меня были веские причины. К тому же сорока на хвосте принесла благую весть - двое из четырёх его подрядчиков безвременно почили, героически исполняя свой долг. По слухам, они даже не смогли перебраться за реку, пойдя на корм навашинским бригадам. Да, квалифицированные кадры - большая редкость. Кадры реже - оплата выше. Пусть Хромой теперь посидит и подумает над своим поведением. А меня ждали дела, обещающие серьёзно повысить благосостояние.
 
       Перед тем, как явится к Хромому, я заглянул по ставшему едва ли не родным за прошедшие десять лет адресочку. Богатый дом на тихой Садовой улице. Хозяин - Николай Евгеньевич. Что примечательно - чистейшей воды лац. К моменту нашего первого знакомство тянул на сороковник, да и сейчас мало изменился. Невысокий, сухонький, с правильными, я бы даже сказал интеллигентными чертами лица. Тем не менее, среди местных мой связной известен как Коля Бойня. Отлично рвёт зубы страждущим, извлекает пули и даже имеет опыт успешного отсечения поражённых недугом конечностей. Интересный дядька, один из немногих собеседников, с которым можно потрындеть не только про лавэ, шлюх и валыны. Впрочем, заглянул я к нему не для этого.
 
       - Доброе утро, - поприветствовал я сонные зенки, возникшие в смотровой щели после условного стука.
 
       - А? Кол? - зенки несколько раз моргнули и скрылись за заслонкой, послышался скрип вытаскиваемого засова, дверь открылась. - Дорогой ты мой! Проходи.
 
       Вид у Николая Евгеньевича был плачевным: морда отекла, глаза красные, на башке нечто напоминающее воронье гнездо, и так прёт перегаром, что и закурить рядом страшно.
 
       - Радость какая, аль горе? - я вошёл и осмотрелся.
 
       В доме, обычно чисто прибранном, полный бардак: стулья перевёрнуты, посуда побита, на полу недоеденный ужин, на диване - доеденный.
 
       - Было горе, стала радость! - ощерился Бойня и даже попытался воспроизвести танцевальное па с хлопаньем по ляжкам, но накатившая тошнота испортила весь номер. - Ох, ёлки, - он схватился за голову и, проковыляв к дивану, сел. - Где ж тебя черти носили?
 
       - Работа, - приподнял я лямку висящего на плече мешка. - А что, за переполох?
 
       - О-о! Переполох - это слабо сказано. Фома мне такие радиограммы шлёт - хоть в петлю лезь.
 
       - Чего хочет-то?
 
       - Тебя. Говорит: "Из-под земли достань и ко мне немедля, а не то сам под землю спустишься". Мол, столько бабла на вас ухнуто, а толку с гулькин хер. Вот так. Я уж о переезде начал подумывать. За Урал куда-нибудь. Два дня сроку осталось. Ох, Кол, - Бойня запустил пятерню в растрёпанную шевелюру и сокрушённо помотал головой, - как же я устал от этого мудака. - После чего выудил из-под скомканного одеяла стакан, наполнил его из стоявшей на полу початой бутылки, и протянул мне, - Давай, за Пантелеймона - отца родного. Пусть ему земля будет пухом.
 
       Ну, в озвученном контексте, и сутра накатить - не грех. С той поры как прежний настоятель отдал богу - а может, и кому другому - душу, прошло всего три года, но сменивший Пантелеймона Фома успел заебать Бойню самым капитальным образом. Тут я Николая Евгеньевича отлично понимаю. Отрабатывать плату ему приходилось не в пример тяжелее, чем раньше, а постоянное гнобление медленно, но верно толкало бедолагу в объятия зелёного змия.
 
       В отличие от Пантелеймона, Фома всегда был не особо дипломатичен, а уж после голодных лет, с шестьдесят четвёртого по шестьдесят шестой, когда костлявая выкосила едва ли ни треть общины, характер у него совсем испортился. И со смертью прежнего настоятеля - по слухам, кстати, далеко не естественной - дела стали вестись иначе. Что там дела, даже вера сменилась. Не знаю, есть ли где в православных канонах запрет на людоедство, но отчего-то этот момент смущал Святых, особенно в бытность настоятелем Пантелеймона, который запрещал жрать человечину, даже когда последняя пара сапог была сварена и съедена. Вот тогда-то Фома и взял инициативу в свои руки. Голод, как известно, не тётка. А уж когда соседи - навашинские бригады - вовсю харчуются, пуская под нож окрестное население, держать себя в рамках приличий вдвойне тяжело. Перед Фомой стоял небогатый выбор: молись и сдохни, либо убивай и живи. Решение было принято быстро. Не успел труп Пантелеймона остыть, как служители божьи вооружились новым учением, гласящим примерно следующее: "Господу не нужны слабые. Мор и голод ниспослал он, дабы очистить паству свою от шелухи и сплотить в вере истинной. Так пусть достойнейшие из рабов его укрепят плоть свою от плоти грешников, коих обделил Господь силою". Такой догмат пришёлся по душе не только местным людоедам, но и соседям. А плохо ли? Обратился в новую веру, на старых дрожжах замешанную, и пожалуйста - набивай брюхо человечиной без малейших угрызений. Не удивительно, что три из четырёх навашинских кланов, сформировавшихся во время междоусобной грызни, с готовностью целовали крест Фоме - свежеиспечённому патриарху людоедов.
 
       Правда, справедливости ради нужно отметить, что человечину в те годы хавали не только навашинские. Любой кабак Арзамаса имел в меню мясные блюда без уточнений о происхождении сырья. А уж когда совсем прижало, и к нам хлынули переселенцы из Триэна, человечина стала продаваться совершенно открыто. Зайдешь, бывало, на рынок, а там - мама дорогая - и грудинка, и окорока, и ливер. Гастрономический рай, одним словом. Спасибо нашим лишённым мутаций друзьям. Те лацы, что не успели вовремя сдристнуть, как раз и ложились на колоды под топор мясника. А их место под солнцем заняли ушлые ребята из Триэна, быстро сколотившие мощную группировку ныне известную как Центровые. Зачуханное, бесхребетное батрачьё и вякнуть ничего не успело. Была шахта под лацами, стала под Центровыми. Но если раньше за допущенный косяк работягу увольняли, то теперь его забивали железными прутами.
 
       Потерянные засуетились слишком поздно. Из чистого района им не досталось ни шиша. Единственное, что удалось выторговать в обмен на признание границ - деляну, ранее контролируемую Частниками. Тех просто, без шума и пыли, попросили освободить территорию. Многократно уступая "просителям" в численности, Частники согласились. Так Арзамас был поделён на две кормушки, сравнимые по площади, но неравнозначные по качеству. Шаткий мир между Центовыми и Потерянными продержался чуть больше года. Если терпеть лацев за межой было делом уже привычным и как-то само собой разумеющимся, то отхватившие лакомый кусок братья-мутанты раздражали Потеряных до усрачки. С тех пор вялотекущая война, однажды начавшись, не прекращалась. Граница, разделяющая кормушку, ходила туда-сюда, превратив некогда престижную для проживания межу в линию фронта.
 
       В своё время, раскурив косячок, мы с парнями сидели вокруг костра и чесали языки на тему "как заебато будет, когда выгоним нах чёртовых зажравшихся лацев". Ну вот, лацев выгнали, а заебато не стало. Почему? Ответ, на мой взгляд, очевиден - ущербная рабская психология. Жить под боком у хозяина рабу проще, чем сосуществовать с кем-то на равных правах. Есть такая поговорка: "У нищих слуг нет". Кто ею пользуется? Нищий в общении с нищим. Результат - конфликтная ситуация. Так и тут - старых хозяев сменили пришлые нищеброды, урвали жирный кусок. А по какому праву?! Чем ты, сраный отброс, лучше меня, сраного отброса? Да ничем. Вы оба говна не стоите.
 
       Хотя мне, по-правде сказать, грех жаловаться. Где есть конфликт, там есть работа. Платят хорошо, и те и другие, к дому близко опять же - красота. Лишь один момент портит идиллию - работать приходится максимально обезличено, без стиля, без почерка. А однообразная рутина утомляет. Да и заказы Хромого последнее время не отличались разнообразием. Поэтому упоминание о готовящемся Фомой деле меня сразу заинтересовало. Кроме того, отсутствие заинтересованности было бы чревато проблемами со здоровьем, как Николая Евгеньевича, так и, что особенно важно, моим собственным.
 
       - Твоя колымага всё ещё на ходу? - спросил я взгрустнувшего Бойню.
 
       - А как же? - оживился тот. - Цела ласточка.
 
       - Готовь. Через два часа выезжаем.
 
       Означенное время я потратил на визит к Хромому и посещение своего нового, совсем недавно отстроенного жилища. Со старой квартиры я съехал, как только закончил все работы, около года назад. Фара помог деньгами, благо служба у Центровых позволяла. Собственно внешне жилище-то не бог весть какое - обычная хибара на Луначарского. Другое дело - внутри. А внутри, на глубине четырёх метров, под полом деревянной лачуги - каких тут целая улица, не сразу и найдёшь, где твоя - расположились комфортабельные двухкомнатные апартаменты забетонированные снизу доверху. Этот бункер в течение семи месяцев строили четверо лацев. Обошлись они мне недешево - за троих отдал по шесть, а за одного аж десять золотых. Но отработали на совесть, старались. Обещал им, что отпущу, как только достроят, и даже помогу до Сергача добраться. Легковерные. Один, правда, сам подох, от лихорадки. Теперь вот, как с делами подразгребусь, надо бы чёрным ходом заняться. Бункер хорош до тех пор, пока тебя в нём не закупорят. Всегда нужно думать об отступлении. Оно зачастую важнее, чем победа. Ну а пока моё бетонное убежище служило в основном для целей складирования.
 
       За последний месяц я здорово пообносился. Нет заказа хуже, чем выслеживать должника. Если важные шишки всегда на месте, купцы ходят одними и теми же маршрутами, и даже рейдеры предпочитают держаться поближе к цивилизации, то эти суки норовят залезть в самую жопу мира. И вот, когда, отыскав засранца, спрашиваешь: "На что ты, засранец, рассчитывал, беря деньги у картеля?", он отвечает: "Думал, спрячусь. Мир-то большой". Мир большой, это верно. Но такие, как я, могут сделать его значительно меньше, и бескрайние просторы, рано или поздно, превратятся в тёмный, воняющий мочой угол. А потом будут ножи, клещи, калёные иглы... Заказчик обычно хочет не просто смерти проворовавшегося ублюдка, он хочет возврата долгов. Если не деньгами, то кровью и болью. А в этом я, без ложной скромности, мастер. Глядя на отрезанные мною головы, клиенты плачут от умиления. Мёртвые лица настолько искажены страданием, а их прижизненные раны столь выразительны, что с трофеев впору писать образы святых великомучеников. Будучи насаженной на шест в людном месте, такая голова работает лучше самых красноречивых словоизлияний, повергая неплательщиков в благоговейный ужас.
 
       Если дело требует значительного времени и посещения незнакомых мест, я обычно беру арсенал попроще. Незачем будить зависть в сердцах жадных и охочих до чужого добра элементов. АК-74М с пристрелянной оптикой вполне сгодится, отличная комбинация цены, надёжности и функциональности. К тому же "пятёркой" при необходимости разжиться всегда проще, чем 9х39 или снайперскими 7,62х54. Распространённее "пятёры" пожалуй, только "двенашка", собственно, поэтому и брал на крайнее задание МР-153. Знал, что придётся от деревни к деревне шастать, а там этого добра хоть жопой ешь. Да и живность лесная к картечи с уважением относится, а нет - так пулевыми угощу. Но интересы настоятеля вряд ли лежат в тех же широтах. Посему я остановил выбор на "калаше". Можно, конечно, у Святых прибарахлиться. Арсенал одного только Фомы за полсотни стволов переваливает, и это лишь неосвящённых. Но не люблю я пользовать оружие из чужих рук. Как-то оно негигиенично. Велик риск навредить своему здоровью. К микробам-то я равнодушен, сроду никакой заразой не страдал, а вот к перекосам, утыканиям и прочим заклиниваниям - увы. Так что лучше уж скромный, потасканный, но собственноручно обстрелянный "калаш", на который можешь положиться, как на себя, чем нулёвый АЕК, с незнакомыми болячками, обнаружившимися в самый неподходящий момент. Но каким бы надёжным и испытанным ни был огнестрел, нож всё равно надёжнее. Он - главный труженик. Остальное - на случай форс-мажора.
 
       Штаны, куртка и рубаха за время моих странствий превратились в задубевшие от пота и грязи рваньё. Ополоснувшись, оделся в чистое, и ещё одну смену бросил в вещмешок. Мало ли, сколько придётся бродяжничать. Шмотья этого в своё время заказал аж десять комплектов. Не люблю примерки. А так один раз отмучался и на пару лет хватит. Всё чёрное, без извратов. А камуфляж... на брюхе поползаешь - сам нанесётся.
 
       Дальше в перетряхнутый вещмешок отправились четыре комплекта белья, сменные берцы, жрачка длительного хранения, шесть пачек "пятёры", пачка "маслят", кусок мыла, полотенце, котелок, брезентовый полог, гвозди, моток верёвки, цепная пила, топорик, аптечка, и всякая мелочь по карманам. Как обычно, вышло килограммов десять.
 
       Модульную разгрузку с подсумками для двенадцатого калибра сменил на "лифчик" под четыре АКашные рожка. Набил, рассовал. Кинжал - на левое плечо, РГО - на правое, НР-2 - на ремень, туда же кобуру с АПБ, два магазина к нему и глушитель.
 
       Вот и всё, милый дом. Снова пора в дорогу.
 
       Величая свою машину "Ласточкой", Николай Евгеньевич сильно грешил против истины. На стремительную маневренную птичку она тянула только при о-очень больших допущениях. Да и при них, по правде говоря, не тянула. Куцее несуразное чудо с латанной-перелатанной двуместной кабиной и зияющим щелями деревянным кузовом всегда напоминало мне клячу, тощую и невероятно старую, которая давно уже должна была сдохнуть, но каким-то невероятным образом всё ещё дышала. О-о, дыхание "Ласточки" - это нечто. Чёрное, густое, с приступами чахоточного кашля и масляных отхаркиваний. На сотню наша хозяйка дорог жрала примерно тридцать пять литров бензина, выдавая заветные сорок километров в час, максимум. Весьма экономично, если речь идёт о трёхосной грузовой дуре, или средних размеров броневике. Но "Ласточка" весила самое большее - две с половиной тонны. Основную часть трёхметровой базы освоила кабина, кое-как сваренная из труб, стальных листов и реек, плюс капот; оставшуюся - бортовой кузов с нашими пожитками и четырьмя канистрами бензина под фиксирующей сетью. Передние колёса были открытыми, разнесёнными в стороны от сужающегося капота. Задние - спаренные - располагались под кузовом. Свесов машина не имела, благодаря чему - нужно отдать ей должное - даже при невысокой посадке, форсировала преграды вполне уверенно.
 
       - Ты бы хоть тряпок каких накидал, - посетовал я на жёсткость сидушек, когда "Ласточка" с грохотом перемахнула очередной ухаб. - Подвеска как у телеги.
 
       - Ты бы мясца на жопе нарастил, - парировал Бойня.
 
       - Мясо на жопе - это не практично.
 
       - Не скажи. Был у меня случай - прискакал один кабан подраненный, точнее приполз. С пулей-то в заду не особо поскачешь. Скулит, вытащи, мол. А сам килограмм под сто двадцать. Задницу нажрал - во! - Бойня отпустил руль и развёл руки, демонстрируя примерный объём вышеозначенного предмета. - Еле носит. Ну, я посмотрел, пощупал...
 
       - Бля! За дорогой следи. И не надо мне такого рассказывать.
 
       - Я про рану, дурак. Ну вот, посмотрел, значит - дырка слепая. Думал, "маслёнка" поймал, не больше. А вглубь-то полез - етить твою налево - 7БМ4! Засела в мясе. Вот тебе с твоей тощей жопой всё хозяйство вынесла бы на раз. А он, можно сказать, испугом отделался. Чёрт! - Бойня прервал оду жирной жопе и кивком головы указал налево. - Глянь-ка.
 
       Там, метрах в ста от дороги, лежал перевёрнутый набок тарантас, сверху на нём стоял человек и отчаянно размахивал руками, а вокруг, подбираясь всё ближе, сновали приземистые юркие звери размером с собаку.
 
       - Кошаки.
 
       - Развелось тварей.
 
       - Видать, прям на ходу в кабину махнула.
 
       - Да, не повезло.
 
       - Подсобил бы страдальцу, - предложил я с большим запозданием, когда пистолетные выстрелы уже стали не слышны.
 
       - Ага, - Бойня сделал круглые глаза. - Ты знаешь, почём нынче бензин? - и, получив отрицательный ответ, удовлетворённо хмыкнул. - Сразу видно, что не автомобилист. Сейчас кошаки позавтракают, а я на обратном пути, если бак не треснул, бензинчик-то и солью.
 
       - Ты обратно только к вечеру будешь. За это время тут уже машин пять проедет. Один что ли умный такой? Да и водила тот вполне может отбиться. А уработал бы его сейчас... Хотя, дело твоё.
 
       Бойня как-то странно на меня посмотрел и, ничего не ответив, вернулся к наблюдению за дорогой.
 
       На весь путь ушло три часа. Хорошая всё-таки вещь - автомобиль, даже такой как "Ласточка".
 
       За те десять лет, что минули с моего первого визита, обитель сильно изменилась. Древоземные стены обросли снизу бетонными блоками, сторожевые башни заметно прибавили в высоту и обзавелись крупным калибром, перед воротами появились врытые в шахматном порядке сваи. Хотя, особой необходимости в последних и не было. Любой подозрительный транспорт наводчиками ЗУ-23 и приспособленных под нужды обороны 2А42 уничтожался с расстояния предельной видимости.
 
       Помня об этом, при подъезде к обители Бойня старался жать на газ как можно аккуратнее.
 
       - Хорош бздить, - посоветовал я, когда "Ласточка" почти остановилась, не доехав полутора километров до ворот. - Они твой тарантас уже разглядели.
 
       - Ты уверен? - Бойня нервно поёрзал и кивнул на торчащий впереди полузанесённый землёй остов грузовика. - Он, небось, тоже так думал.
 
       Дальнейшая моя аргументация по поводу нашего транспорта, касающаяся его крайней убогости, безоружности и внешнего вида далёкого от воинственности, так же не возымела эффекта, и последний отрезок пути мы тащились со скоростью безногого калеки.
 
       На воротах, как обычно, пришлось сдать весь арсенал. Меня всегда удивляла эта странность - Святые, так трепетно относящиеся к своим стволам, почему-то ни в грош не ставили чужие убеждения схожего характера.
 
       Оставаясь верным себе, я в очередной раз прочитал вратарям лекцию о том, что мой нож крайне недоволен вынужденной разлукой с хозяином, а все забранные им души в один голос протестуют против такого поведения. И в очередной раз остался неуслышан.
 
       Фома ждал в своём кабинете, который, нужно сказать, тоже заметно преобразился. Во-первых, комнатка Пантелеймона показалась новому настоятелю чересчур тесной, и была объединена с двумя соседними. Во-вторых, от прежнего аскетизма не осталось и следа: вместо простенькой мебели - дорогущий гарнитур из явно не местных пород, вместо скромных иконок - здоровенные доски в золотых окладах с камнями, голые когда-то стены завешаны гобеленами и раритетным оружием на крюках художественной ковки. Да и сам настоятель теперь был далёк от образа сухого отринувшего все излишества старца.
 
       - Ну, здорово, пропащая душа, - не вставая из кресла, пробасил громадный мужик, килограмм под сто сорок, с мясистой румяной мордой, и погладил бороду, сверкнув нехеровых размеров перстнем.
 
       От прежнего Фомы, что когда-то увивался за смазливой Варей, остались, разве что, глаза - всё такие же синие и наглые, только смотрят теперь куда увереннее.
 
       - И тебе не хворать, - ответил я взаимной любезностью.
 
       - Как сам?
 
       - Жив. Давай сразу к делу. Зачем видеть хотел?
 
       - Хе-хе, - Фома криво усмехнулся и поправил массивный крест на груди. - Вот что мне в тебе нравится, Кол, так это подход. Ну, к делу так к делу. Присаживайся, - он указал на стул справа от себя, и разложил передо мной лист бумаги с карандашным портретом. - Знаешь его?
 
       С помятого листа смотрел мужик средних лет, славянской наружности, коротко стрижен, широкие скулы, волевой подбородок, уши прижаты, глаза чуть прищурены, слева над верхней губой шрам.
 
       - Впервые вижу.
 
       - Тогда возьми и запомни как следует. Это Алексей Ткачёв. Наёмник. Среди своих известен как Лёха Ткач. Русский, тридцать один год, метр восемьдесят семь.
 
       - Он - цель?
 
       - Нет. Не совсем.
 
       - Что значит "не совсем"? Мне убить его наполовину?
 
       - Экий ты кровожадный. Сразу убивать не нужно. Наоборот - твоя задача сделать так, чтобы он добрался в означенное место целым и невредимым.
 
       - Ещё раз, пожалуйста. Я не ослышался?
 
       - Не ослышался. Присмотришь за этим гавриком, всего и делов-то.
 
       От столь противоестественного предложения меня даже пробило на нервный смешок.
 
       - Стоп-стоп. Фома, мы уже давно знакомы, и ты не хуже меня знаешь, что охрана - не мой профиль. Да и что за нужда? Пошли своих ребят. Уверен, они прекрасно справятся.
 
       Фома вздохнул и задумчиво погладил окладистую бороду.
 
       - Я бы так и сделал но - видишь ли, в чём заковырка - Ткач не должен знать о прикрытии. Он будет со своими людьми. Это пять человек, пользующихся особым доверием - костяк его отряда. Желательно чтобы они тоже не испустили дух раньше времени.
 
       - А остальные?
 
       - Что остальные?
 
       - Ты сказал - "костяк". Впервые слышу, чтобы капитан добровольно разделял отряд. Разбегутся же, как тараканы, и месяца не пройдёт. Если этот Ткач надеется вернуть людей под своё крыло, он, либо невъебенно авторитетен, но тогда я бы о нём слышал, либо невъебенно туп, что более походит на правду. Из своего опыта, глядя со стороны, могу заключить только один вывод - охрана тупых клиентов - дело гиблое.
 
       - Э нет, - усмехнулся настоятель. - Он совсем не туп. И отрядом жертвует осознано. Стало быть, цель того стоит.
 
       - Что за цель?
 
       - А вот это и предстоит выяснить, - Фома хитро ощерился, сверкая глазами, как прожженная шлюха. - Ну, заинтересовал?
 
       - Не особо.
 
       - Ах да, прости. Ты ждёшь, когда я перейду к цифрам. Сорок золотых.
 
       - Каковы условия оплаты?
 
       - Да самые что ни на есть простые: скрытно сопровождаешь Ткача с его людьми до места, выясняешь цель рейда, как только она обнаружена - всех кладёшь, если цель подъёмная - тащишь сюда, если неподъёмная - запоминаешь место и дуешь назад, мы высылаем парней и, если слова твои подтверждаются, получаешь расчёт.
 
       - Не пойдёт. Слишком много "если". Мне совсем не улыбается тратить уйму времени и рисковать башкой, полагаясь на чужое везение. Так что извини, я пас.
 
       Фома протяжно вздохнул и покачал головой с такой выразительностью, будто весь мир только что перевернулся на его глазах, устои рухнули, святыни попраны, вера в человечество утрачена.
 
       - Кол, Кол... Не хотелось мне этого вспоминать. Мы ведь старые друзья, но...
 
       Снова здорово. Каждый раз, когда дело принимало не устраивающий Фому оборот, он вытаскивал на свет божий эту историю. Случилась она почти два года назад. Мы с Никанором - одним из немногих вменяемых братьев - душевно отдыхали в навашинском кабаке. Даже не вспомню уже, что за повод был. Вроде рабов удачно спихнули. Разумеется, приняли на грудь как следует. И в процессе отдыха повздорили с какими-то уродами из Навмаша. Повздорили крепко, так что дело закончилось стрельбой и спешным отбытием восвояси. Хорошо - машина близко стояла. Прыгнули и по газам. Со всем этим переполохом даже не заметил, что у товарища в пузе дыра. Да он и сам здорово удивился. Полпути удивлялся, пока дух не испустил. А потом оказалось, что пуля у Никанора в брюхе не чья-нибудь, а моя. Как назло таскал тогда "Гюрзу" с СП-10. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
 
       - Фома, не начинай. За тот случай я уже сполна рассчитался.
 
       - А я так не думаю. Но буду думать, если согласишься. Ну? Последний разок, и лично гарантирую тебе полное отпущение грехов. Что скажешь?
 
       - Чёрт с тобой. Куда идти нужно?
 
       - Да тут недалеко. В Москву.
 
Продолжение следует...
 
http://www.bookflash.ruhttp://www.bookflash.ru(http://www.bookflash.ru/)
 

 

 
Глава 9.
 

Москва. Что я знал о ней? Бывшая столица бывшей страны, гигантский мёртвый город, до отвала накормленный мегатоннами немирного атома. Бетонное кладбище пятнадцати миллионов. Так о ней говорили. Всегда с чужих слов. Я не встречал никого, кто видел бы Москву своими глазами. Не встречал даже тех, кто врал бы об этом. Шесть букв, произносимые в полголоса, словно на похоронах. Даже махина Нижнего Новгорода под боком, не вызывала такого благоговейного ужаса. О Нижнем я слышал множество баек - жутковатых, мрачных. В детстве мы пересказывали их друг другу, смакуя леденящие подробности, но заканчивалось всё обычно ржачем и взаимными подъёбками. О Москве же разговоры были крайне редки и коротки, будто само упоминание о ней сулило беду.
 
Скупые сведения о Белокаменной сходились в двух основных моментах – там нет жизни, и есть высокий радиационный фон. Посему, первое, что я потребовал у Фомы – увеличение гонорара и выдачи аванса. Сошлись на пятидесяти трёх золотых, из которых десять были выданы на месте. Второе – защиту от радиации. На что получил странного вида противогаз, счётчик Гейгера и ценный совет – не оставлять открытых участков тела. Ну, и третье – хороший глушённый ствол, для уверенного прицельного огня на двести метров, в дополнение к моему «калашу». Тут Фома долго жмотился, но, в конце концов, оторвал от сердца «Винторез» с шестью двадцатизарядными магазинами, вычтя из моего аванса три золотых, с обещанием вернуть по возвращении.
 
Теперь нужно было подумать об «открытых участках». С этим у меня дела обстояли неважно – кисти голые, хренов противогаз-маска с фиксирующими ремнями закрывал только лицо, ворот куртки даже в поднятом положении не защищал шею.
 
Идя в сторону оружейной за обещанным «Винторезом», я как раз обдумывал варианты защиты своей неказённой шкуры от радиации, как вдруг обратил внимание на проходящего мимо брата в длинном плаще со стоячим воротником. Немного побазарив, выяснил, что шьёт такие местный мастер – Андрей, и, узнав адресочек, направился к нему.
 
Дверь оказалась не заперта. Я тактично постучал и, не дождавшись реакции, прошёл внутрь. Из комнаты за предбанником доносился стук швейной машинки.
 
- День добрый, хозяин, - открыл я дверь в комнату.
 
- Здорово, - отозвался тот, не оборачиваясь.
 
В избе стоял сильный характерный запах обработанной кожи. На скамьях и прямо на полу лежали шкуры: покроенные и целиковые. На полках стояли катушки ниток и тесьмы, коробки с фурнитурой, лекалы. Настоящая пошивочная мастерская.
 
- Мне бы плащик. Поможешь?
 
Андрей – упитанный бородач преклонных уже лет – оторвался от работы и смерил меня взглядом.
 
- Если сегодня мерки снимем, через недельку будет в лучшем виде.
 
- Не до мерок. Мне сейчас нужно. Готовые есть? – достал я из кармана золотой.
 
- Хе, - Андрей хитро прищурился и потёр загривок. – У меня тут, что, по-твоему, магазин? Или склад при фабрике? Я по меркам шью. Всё под заказ.
 
- За срочность, - к перекатывающемуся по костяшкам пальцев золотому добавился второй.
 
- Пойдём, - оживился Андрей, и, махнув «за мной», отправился в соседнюю комнату. – Ну вот, - указал он на тёмный, в чёрно-бурых разводах плащ, облачающий деревянного истукана. – Вроде твой размер. Послезавтра обещался сдать, но раз такое дело…
 
- Интересная расцветка.
 
- Да тут… - замялся мастер, - с пропорцией маху дали. Но часов за восемь можно подкрасить. Совсем чёрная, конечно, не станет, но будет однотоннее.
 
- Не нужно, мне так нравится, - я пощупал кожу. – Свинина?
 
- Нет, - ощерился Андрей, подкручивая ус, - не свинина.
 
Через два часа, ушедших на небольшую доработку обновки – пришивание капюшона, дополнительной фурнитуры для плотной фиксации стоячего воротника, и петель, препятствующих задиранию рукавов – я получил свою «защиту», весьма сомнительную, в плане борьбы с радиацией, но психологически успокаивающую. Всё-таки два слоя кожи – лучше, чем один. Да и в свете надвигающихся холодов с дождями – как-никак сентябрь на дворе – плащик будет нелишним. Сидит отлично, даже поверх разгрузки. Кожа мягкая, эластичная, движениям не мешает, и щупать приятно. Андрей, разговорившись, поведал, что на плащ ушло четыре бабы, от шестнадцати до двадцати лет. Ну, за такое денег не жалко. Померил на противогаз – воротник и капюшон в затянутом положении закрывают голову с шеей полностью. Перчатки я получил бесплатно, в качестве пустяшного дополнения.
 
Из-за разросшегося скарба пришлось купить ещё и новый вещмешок, более вместительный. Тут, правда, материальчик был попроще, обычный брезент, но сшит качественно, на совесть.
 
В общем, так непринуждённо я оставил у святых значительную часть только что полученного аванса.
 
По информации Фомы, группа Ткача должна была выдвинуться на следующий день из Чаадаево – посёлок в восьми километрах от Мурома – и, вместе с торговым обозом, отправиться во Владимир. Не так уж и много времени, чтобы сесть на хвост. Фома моё мнение разделял, а вот Бойня – нет.
 
- Какого хрена?! – возмутился Николай Евгеньевич. – Никуда я не поеду, кроме Арзамаса! И так проторчал тут полдня! Это мне затемно что ли возвращаться?!
 
- Тут переночуешь.
 
- Нет-нет-нет, - замотал он башкой, - сам впрягся, сам и пиздуй. И так бензина сжёг немеряно. Кто мне компенсирует?
 
- Уж точно не я. Может, у Фомы спросим?
 
Николай Евгеньевич как-то сразу стушевался и, бубня под нос проклятия, потопал к «Ласточке».
 
Удивляюсь, насколько сильно портятся люди, как только гнёт проблем ослабевает. Прижало – шёлковые, отпустило – говно-говном. Выходит, я своим существованием делаю людей лучше. Хм. Вполне достойная роль индивида в социуме. Человек – он ведь сродни клинку. Чем сильнее по нему лупили, тем крепче вышел. А бросили без дела валяться – ржавчиной покрылся. Вот тот же Бойня – старик уже, но держится бодрячком, хоть и за воротник закладывает частенько. А оставь в его покое, дай на старости лет отдохнуть – так ведь за год-другой ожиреет, одряхлеет и сдохнет. Скотина ленивая. Я ему жизнь спасаю, а он…
 
- Осторожно! Не поцарапай, - пошутил Бойня, помогая затолкать в кузов старую деревянную лодку.
 
- Весло закрепи, болтается.
 
- Потеряем - прикладом догребёшь. Я в твои годы Оку туда-обратно безо всяких лодок переплывал, да ещё и с узлом в зубах.
 
- Хорош заливать. Небось, сроду из Арзамаса носу не высовывал.
 
- Ошибаешься. Я, чтоб ты знал, до того, как в эту сральню перебраться, на том берегу жил, в деревеньке, двадцать километров от Мурома. Всё детство в Оке бултыхался, с весны до самого октября. Тогда-то она почище была, а сейчас, говорят, загадили – руки ополоснуть боязно.
 
- Молодец. Лезь в кабину.
 
- А ты плавать-то умеешь? – невзначай поинтересовался Бойня, ковыряясь с барахлящим зажиганием. – Слышь, чё говорю?
 
- Заводи уже, время идёт.
 
- Умеешь, или нет? Я не понял.
 
- Поехали.
 
- Нет, ты ответь.
 
Старый козёл. Вот бывают же такие – ткнутся языком в больное место, и мусолят, и мусолят. Не умею я плавать. Не-у-ме-ю. Пробовал однажды, на прудах за железкой – еле откачали. С тех пор боюсь глубокой воды. Ничего не могу с этим поделать. Как только чувствую под собой глубину, прямо судорога бьёт и дыхание перехватывает. Лёгкие тут же вспоминают, какого это – воды нахлебаться. Ой бля… Тут как-то раз опытом делились с коллегой – нормальный вроде мужик, никогда о нём плохого не думал – и начал он про методы свои рассказывать, дескать, до чего же эффективно утопление. Кладёшь, говорит, терпелу на спину, фиксируешь голову, тряпку ему поверх морды, и не спеша водичкой поливаешь, так, чтобы струя не прерывалась хотя бы минуту. Рассказывает, сука, медленно так, обстоятельно, и ухмыляется. Тварь. Я проткнул ему оба лёгких и вскрыл трахею. Как-то само собой вышло. Ни при каких обстоятельствах не стану топить человека, кем бы он ни был. Загнать иглу под ноготь, раздавить пальцы, разбить сустав, обработать паяльной лампой, пощекотать ливер – это пожалуйста. Но топить – нет. Понимаю, что эта причуда мне когда-нибудь аукнется, а перебороть не могу.
 
- За-во-ди, - ладонь зачесалась, вожделея ребристую рукоять ножа.
 
Но у Николая Евгеньевича хватило ума не продолжать бестактно начатую тему. Он вдруг с удивительной ловкостью разобрался в своих проводах, и «Ласточка», надрывно прохаркавшись, покатила к открывающимся воротам, прочь из обители.
 
Спустя час с копейками, самодвижущийся металлолом проскрежетал тормозами и остановился на песчаном берегу.
 
Бойня помог выгрузить моё утлое плавсредство.
 
- Ну, - протянул он руку, - ни пуха. Аккуратнее там.
 
- К чёрту.
 
Через минуту я остался в компании кружащих высоко над головой чаек и квакающих в заболоченных протоках жаб.
 
«Аккуратнее там». Эх, там бы ещё оказаться, можно будет спокойно вздохнуть. Ширина Оки в том месте, где мне предстояло начать форсирование, была примерно полкилометра, но, учитывая течение, предстояло проплыть метров семьсот. Семь ёбаных сотен метров холодной чёрной дряни, которая только и ждет, чтобы затащить тебя в своё безвоздушное чрево, заполнить собой твои нос, рот, горло, лёгкие…
 
В такие минуты невольно становишься верующим. Вот и я, неумело перекрестившись, спустил лодку на воду, залез в неё, и со словами молитвы за спасение души – дурное влияние Святых – отчалил.
 
Если б не эта чёртова боязнь глубины, Ока, наверное, показалась бы мне красивой – широкая, тёмная, омывающая живописно изрезанные протоками берега и песчаные отмели. Она брала начало под Орлом и, петляя наподобие кишки, тянулась на север, где упиралась дефекационным – если уж продолжать аналогию – отверстием в руины Нижнего Новгорода.
 
Вот такое путешествие я точно не хотел бы совершить. Потому вцепился в весло и принялся усердно грести.
 
Сколько я грёб, сказать трудно. По ощущениям так не меньше часа, но на самом деле, наверное, минут пятнадцать, а то и меньше. За это время мимо меня успела проплыл какая-то хрень, издали напоминающая утопленника, а ближе к середину реки едва разминулся с полусгнившей козой. Вначале тоже подумал, что человек – шкура от туши отслоилась, оголив почерневшее мясо, и тянулась позади, как лохмотья одежды, – но рогатая башка опровергла мои догадки. Хотя, справедливости ради, нынче и рога – не самое веское доказательство, встречал я экземпляры хомо сапиенс гораздо менее походящие на человека, чем та коза.
 
В конце концов, проклятая Ока осталась позади. Я вытащил лодку на берег и заныкал в кустах – вдруг пригодится.
 
От места высадки до Чаадаево, по моим расчётам, было километров пять. Маршрут пролегал через лес, минуя расположенную поблизости деревушку. Не то чтобы я опасался встреч с местными, но, как говорится, бережёного бог бережёт. Это в городах народ ко всему привычный, а деревенские с чужаками держат ухо востро. Оно и понятно. Кому взбредёт в башку шастать одному по лесам? Уж точно не доброму человеку. Деревенский мужик простоват, но не глуп. И чрезвычайно хозяйственен. Поглядит с хитрым прищуром вслед одинокому путнику, подумает, оценит, сходит домой за ружьишком, пару соседей кликнет… Человек-то, может, и не добрый, но вот добра на нём изрядно. Зачем же упускать? А мне шум ни к чему. Да и без шума нехорошо получится, если одновременно с моим приходом в Чаадаево прилетит весть о свежих трупах, обнаруженных неподалёку. Так что лучше уж лесом.
 
Тем более что лес в эту пору чудесен. А муромский... О-о, муромский лес – моя слабость. Вот, казалось бы, вырос я чуть ли не в степи. Ну, что там вокруг Арзамаса осталось после засух? Одно слово – пустошь. А здесь – буйство растительности. Особенно люблю местные сосны – громадные, прямые, будто мачты, с золотисто жёлтой корой. А молодняк, что по опушкам насеялся, совсем как ёлки, только хвоя раза в четыре длиннее. Стоят такие сугробы зелёные с шишками – красота.
 
Солнечным осенним днём в лесу благодать. Прохладно, свежо. Комары уже сдохли, мухи спят. Под ногами мох. Идёшь по нему – будто по перине ступаешь. А воздух какой. М-м-м… Сосновый аромат ноздри ласкает. Ни пылищи тебе, ни ветра пронизывающего. Эх. Если б не работа, вот честное слово, перебрался бы сюда. А что? Пять-шесть местных к строительству привлечь на добровольно-принудительной основе, они топорами да фуганками махать любят, инструментом обеспечу. Одна беда – сторожить их нужно неусыпно. Тут не Арзамас. Придётся нанимать за свои кровные. Ну ладно. Построят мне избу с печкой. Небольшую, лишь бы переночевать было где. Чёрт. Для печки кирпичи нужны. В Муроме купить можно. А подвал? Без подвала нельзя. И желательно забетонированный. Только вот как в лес кирпичей с цементом натаскать? Не на своём же горбу? Выходит, дорога рядом быть должна. А где дорога, там люди. Будут шастать туда-сюда, уединение нарушать. Глядишь, и подпалят ещё. Мутантов-то на этой стороне не жалуют. Ну и нахуя, спрашивается, мне такое счастье?
 
С этими горестными мыслями я и подошёл к промежуточному пункту назначения.
 
Чаадаево – большое село, домов на триста, в отличии, к примеру, от огороженных стеной Ковардиц, вело куда более открытый образ жизни. Никаких тебе фортификаций, всё цивильно и, я бы даже сказал, уютно, если б не местные жители. Как говаривал персонаж одной книжки – английский король, если память мне не изменяет – «Главная проблема Шотландии в том, что в ней слишком много шотландцев». Вот и здесь так же.
 
Жили чаадаевцы за счёт скотины. На восемьсот человек держали общее стадо в тысячу молочных коров. Кроме того в селе имелись маслобойня и сыроварня, выдающие продукцию во вполне себе промышленных масштабах, а так же распространяющие по округе весьма специфический аромат. Даже не знаю что хуже – помойно-отхожая вонь арзамасских закоулков или это.
 
Время уже близилось к вечеру, и я отправился на постоялый двор. Вообще, как только я перестал в своей работе ограничиваться Арзамасом и близлежащими территориями, у моих глаз выявился один, но большой изъян – оказывается, они имеют нехорошую особенность будить низменные ксенофобские инстинкты среди лацевского населения. Днём всё нормально, а вот в сумерках… И чего я только не пробовал. Даже очки себе с затемнением купил. Но выяснилось, что на человека, расхаживающего вечером в тёмных очках, лацы реагируют с ничуть не меньшим подозрением. Пришлось отказаться, взяв за привычку поглубже укрывать голову капюшоном.
 
- Комнаты есть на ночь? – спросил я, разглядывая барабанящие по стойке толстые пальцы хозяина постоялого двора.
 
- Серебряный, - ответил хриплый бас, и мне под капюшон заползло сизое облачко табачного дыма. – Или шесть пятёрок.
 
- Недёшево.
 
- У меня только двухместные. Найдётся желающий на вторую койку – снижу до четырёх пятёрок.
 
- Не нужно, плачу восемь, и комната моя целиком, - я вынул из разгрузки рожёк.
 
- Э нет, - погрозил палец. – Из примкнутого.
 
- Хм. Наёбывают часто?
 
- Да, знаете ли, бывает. То порох сырой, то капсули гнилые.
 
- Лады. Из примкнутого, так из примкнутого.
 
Я рассчитался и забрал ключ.
 
- Направо. Четвёртая дверь. Сортир под боком.
 
- А первые три заняты?
 
- Завтра освободятся. Надо?
 
- Нет, просто близость к уборной смущает.
 
- Сортир чистый, - пробасил хозяин мне вслед слегка обиженно.
 
Комната – квадрат три на три – имела минимальный набор мебели: два топчана с соломенными матрасами и подушками, покрытыми самотканым бельём и байковыми одеялами; две тумбочки, два табурета, небольшой стол и рукомойник. Типичная для подобных заведений обстановка. Полноценная гостиница здесь бы не окупилась - поток народу в сёлах маловат, а на постой в свои дома люди пускают чужаков крайне неохотно. Так что постоялый двор – единственное приемлемое решение. Чаще всего он представляет собой пристройку к избе, а то и к сараю, на три-четыре комнатушки. Чтобы переночевать и привести себя в порядок – места вполне достаточно. Кроме того, чем меньше комната, тем меньше затрат на отопление. Внешние стены обычно не слишком толстые, а уж внутренние и подавно.
 
Первое, что я сделал, заперев дверь – достал из вещмешка кружку и, усевшись на топчан, поставил её между стеной соседней комнаты и своим ухом. Так просидел около двух часов. Соседи мне попались немногословные. Побрюзжали о недосушенном табаке, что продал местный бакалейщик, обсудили достоинства некой Нюрки из пивной, и только по ночь разговор завернул в интересующее меня русло:
 
- Завтра в дорогу, - вздохнул первый. - Как думаешь, выгорит?
 
- Самим бы не выгореть, - ответил второй.
 
- Да ладно, Ткач – мужик надёжный, по-глупому рисковать не станет.
 
- Хорошо, если так.
 
- Я вот всё думаю, - продолжил первый мечтательно, - как оно там? Интересно, высотки уцелели? А башня Останкинская? Я на фотографиях видел – ух, красотища. Это ж надо такое построить. Даже в голове не укладывается.
 
- Нет там ничего, - отрезал второй. – Пустыня. Кратеры от взрывов, а между ними горы кирпично-бетонного лома, и машины в комки фонящего железа сплавившиеся. Если и осталось что, так только на окраинах. Я слышал, пекло такое было - аж река выкипела.
 
- Москва река?!
 
- Ну.
 
- Брехня. Она ж не вся в городе, хрен знает откуда течёт. Это ж надо было по всему руслу бомбить, чтоб выкипела. Брехня, к гадалке не ходи.
 
- Почём купил, потом и продаю.
 
- Кто наплёл?
 
- Славик Хазар.
 
- Нашел, кому верить. Он дальше Владимира сроду не был.
 
- Говорит, корешь сам лично по дну прохаживался и монетки собирал.
 
- Ну, да. Корешь известного брехуна – это, конечно, авторитет. Ты сам-то головой подумай. Какие, нахер, монетки? Там, наверное, ила и грязи такой слой, что катер не найдёшь. Монетки, бля…
 
- Чё ты разошёлся? Может и спизданул малость. Но река выкипеть вполне могла, я считаю. Одна ракета, и русло нахуй. Потекла речка в обход города, а что в черте осталось – облаками ушло. Ты вот под Тамбовом не бывал? А я бывал. И не понаслышке знаю, во что железнодорожные вагоны после термоядерного жара превращаются. Да что там вагоны? Рельсы калёные, как масло тают. Помню, ещё оплавок со шпалы подковырнул – кругляшёк такой, как речная галька, только не камешек, а сталь – и в карман положил, на память. Хорошо – умные люди заметили вовремя, вразумили дурака. Вроде обошлось.
 
- Что обошлось?
 
- Всё обошлось – зубы не выпали, башка не облысела, хрен работает, кожа язвами не покрылась, собственными кишками не испражнялся. Фонят они очень, Серёжа, железяки эти. Нет, конечно, и от земли потрескивает, и от кирпича, но меньше. А вот металл лучше стороной обходить, да-а-альней стороной. Что взгрустнул-то? Небось, на каруселях думал покататься? – второй собеседник весело хохотнул. – Эх, молодёжь.
 
- Да, дела… - протянул первый. – А живность там водится какая-нибудь?
 
- Кто ж его знает? Вообще, я слышал, что в сильно заражённых местах жизни нет. Но…
 
Диалог прервался, за стеной послышалась возня.
 
- Что это? – спросил первый с придыханием.
 
- А сам-то как думаешь?
 
- Челюсть. Собачья?
 
- Почти угадал. Крысиная.
 
- Да ладно!
 
- Я и сам бы не поверил, если б собственными руками не отрезал её от свежего трупа.
 
- Под Тамбовом?
 
- На самой окраине. До первой воронки меньше километра оставалось. Вначале тоже подумал – собака, а пригляделся – нет. Туша-то сильно поеденная валялась, черепушка раздавлена, но лапы крысиные с собачьими разве что слепой спутает.
 
- Это сколько ж в той животине было? Килограмм пятнадцать-двадцать?
 
- Вроде того. При этом ей и кушать нужно немало. Значит, есть, на чём вес такой нагуливать.
 
- Да её саму кто-то схарчил.
 
- То-то и оно, - второй ненадолго умолк и снова заговорил, понизив громкость: - Знаешь, никому раньше не рассказывал, но там, в Тамбове, я видел ещё кое-что.
 
Снова воцарилась тишина. Я, припав ухом к кружке, живо представил, как у первого собеседника в предвкушении очередной тайны расслабляются мышцы лица, и челюсть медленно оседает на грудь.
 
- Так вот, - продолжил второй, - когда мы проходили мимо железки, среди искорёженных товарных вагонов дважды мелькала тень. По очертаниям – человеческая. А фон там – мама не горюй. Вблизи, конечно, не замеряли, но если показания счётчика с расстоянием соотнести, да результат прикинуть, выходит, что радов триста-четыреста словить проще, чем найти шлюху в борделе. Такая доза – это лучевая и похороны через месяц-другой. А если задержаться в том металлоломе подольше, можно и за тысячу поймать. Это уж лучше сразу пулю в жбан. Иначе – рвота, жар страшный с бредом, кровавый понос, и мучительная смерть в течении двух недель.
 
- Ну? – вопрошающе произнёс первый после нескольких секунд бесплодного ожидания.
 
- Что «ну»?
 
- Дальше-то чего было?
 
- А и ничего. Мимо пошли. Ты, Серёжа, всё-таки туговат на голову, только из снайперки своей шмалять и умеешь. Я ему про человека в очаге радиации, а он – «Чего дальше?» - передразнил второй. – Сам факт тебя не удивляет?
 
- Ну, так ты же не знаешь, может человек этот и загнулся потом, от кровавого поноса, - возразил первый. - Не все такие прошареные на счёт радиации.
 
- Нда… - цокнул языком второй. – Ни о чём с вами молодыми серьёзно потолковать нельзя. Ладно, пойду, справлюсь, как там наша банька. Попариться охота перед дорожкой. Даст бог – не в последний раз.
 
- Бля, Гейгер, типун тебе на язык.
 
Разговор закончился, скрипнули половицы, хлопнула дверь.
 
Я размял затёкшую шею и глянул в забранное решёткой оконце под потолком – небо совсем уже потемнело. Что ж, надо и мне ополоснуться, пожрать, да на боковую. День предстоял не лёгкий..
 

 

Глава 10.
 

Наёмники. Трудно найти другой контингент, мнение о котором было бы столь же неоднозначным. Их услугами пользуются все – от сельчан, нуждающихся в защите, до городских властей, чьи намерения варьируются в очень широком диапазоне. Для одних наёмники - последняя надежда в виду нехватки собственных силёнок; для других – удобный, хоть и недешёвый, инструмент в улаживании щекотливых дел; есть и те, кто пытается использовать их в качестве пушечного мяса, ставя под главный удар. Сопливое пацаньё мечтает о вступлении в наёмнический отряд, грезя приключениями и шальным баблом. Матери, едва завидев кампанию упакованных в «комки» и увешанных стволами мужиков, за уши тащат сыновей со двора, а дочурок прячут в погребах и на сушилах. Вольные стрелки, дикие гуси, солдаты удачи, псы войны – они появляются везде, где пахнет кровью и золотом. Сегодня избавляют деревню от посягательств банды, завтра участвуют в карательном рейде, послезавтра свергают одного царька, чтобы помочь вскарабкаться на трон другому. Большинству из них глубоко плевать на принципы и мораль, их интересуют только деньги. В этом мы похожи. Будь я поуживчивее – кто знает – возможно, мерил бы многострадальную землю-матушку кровавой поступью в составе разношерстной кодлы сорвиголов. Вместе легче. У каждого своя роль, своя область ответственности: снайпер, пулемётчик, гранатомётчик, сапёр, медик, техник, повар, наконец. В полностью укомплектованном отряде можно позволить себе роскошь быть узким специалистом. Боец, грамотно управляющийся с РПГ-7, к примеру, имеет долю раза в три-четыре больше, причитающейся рядовому стрелку. Оно и не удивительно, принимая во внимание стоимость выстрелов и возникающие по той же причине сложности с обучением. Мало кому хочется держать в руках собственный ливер как результат «дружественного огня».
 
Чем крупнее отряд, тем выше его шансы на процветание. При наличии опытного капитана, разумеется. Сей индивид должен обладать не только светлым умом для тактических выкладок, и хорошо подвешенным языком для ведения переговоров, но и крепкой рукой, способной своевременно взять за яйца тех, кто решил поставить его авторитет под сомнение. Не каждому по зубам держать в узде толпу отъявленных ублюдков, заставляя их делать то, чего они, зачастую, делать совсем не желают. Поэтому численность наёмнического отряда редко переваливает за двадцать голов. Самые крупные, с которыми мне доводилось иметь дело, насчитывали шесть-семь десятков. Таких отрядов я знаю всего два, и их капитаны – чистые звери, не гнушающиеся фаршировать подопечных свинцом за малейшее неподчинение. На первый взгляд крутовато, но тот, кто поварился в этом котле, подтвердит, что только так и можно командовать. Ведь даже среди двенадцати приближённых Иисуса нашёлся Иуда, а апостолы, как говорят, были куда честнее наймитской братии.
 
Если верить Фоме, Ткач, до организации похода в Москву, рулил отрядом, чья численность колебалась в пределах тридцати-сорока головорезов. Те пятеро, что остались, были десятниками и спецами: Гейгер – техник, ответственный за радиохимическую безопасность, уже в возрасте, пятый десяток разменял, для наёмника неплохо, верный знак качества; Серёга Весло – снайпер, мужская особь субтильного телосложения лет двадцати пяти, больше о нём ничего не было известно, но судя по количеству зарубок на прикладе СВД, дело своё он знал крепко; Ряба – гранатомётчик и по совместительству сапёр, неприметный мужичок средних лет с характерным для своей специальности узором чёрных точек, обрамляющих рваный шрам на шее и правой щеке; Валера Балаган – пулемётчик, плечистый детина, на вид лет тридцать-тридцать пять, лицо доброе, но не даун, что странно, гордый обладатель ПКМа и титановой каски, которую носит не снимая. Вот и всё, что я знал об этих четверых. Но пятый участник группы, о котором Фома упомянул лишь вскользь, без имени, был мне знаком. И, честно говоря, меня сей факт здорово расстраивал. Сиплый – медик. Мы познакомились четыре года назад, когда он штопал мясо ещё в другом отряде. Странный малый. Перепробовал, наверное, весь ассортимент наркоты, до которой смог дотянуться. А дотянуться он умел. При этом не сторчался и был вполне адекватен. Называл себя «нейропилотом», «естествоиспытателем мозга». Собеседника интереснее я не встречал. Чертовски умный мужик. По слухам заведовал отделением хирургии в клинике Костромы, но за свои эксперименты получил коленом под зад. Горевал Сиплый недолго, и легко нашёл себе работу, примкнув к наёмникам. На вопросы о возрасте отвечал, что умирать в ближайшее время не планирует и остальным не советует. С виду – тридцатник, или даже меньше. Наблюдал Сиплого в деле и могу сказать, что под его нож лечь, в случае чего, не побоялся бы. Хирург он – что называется – от бога. А вот стрелок херовый. Из арсенала предпочитал «Витязь» за его слабую отдачу и возможность дать длинную очередь с неплохим шансом на «авось попаду». В атаку никогда не рвался. Даже не представляю, что могло заставить Сиплого принять участие в афёре с походом к чёрту на рога. Жаль, что так вышло. Очень жаль.
 
Сутра из разговоров за стенкой я узнал что обоз, с которым Ткач планировал двинуть к Владимиру, уходит в восемь.
 
Обычно торговый обоз – это десять-пятнадцать подвод, запряжённых далеко не скакунами. Движется такая процессия со скоростью чуть шустрее прогулочного шага. При желании можно и пешочком увязаться, но топать пятьдесят километров без передышки до первого привала я желания не испытывал, поэтому оставшиеся полтора часа посвятил приобретению индивидуального транспортного средства.
 
- Эй, хозяин, - я постучал в ворота крепкого, явно зажиточного дома, со двора которого за забором слышалось лошадиное фырканье. – Открывай, дело есть.
 
- Не шуми, - по деревянным ступеням застучали подошвы, в створке ворот открылось смотровое окошко. – Кто таков? Что за дело?
 
На меня глядел хмурый мужик с мясистым носом, красным от покрывающей его сети сосудов, хитрыми глазёнками, и торчащей вперёд, будто путеочиститель паровоза, бородой.
 
- Покупатель, – представился я. – Лошадь у тебя купить хочу. Продашь?
 
- С какой такой радости? У меня скотина не лишняя.
 
Я достал два золотых и сверкнул ими у рачительного хозяина перед рылом.
 
- Эк… - крякнул тот. – Проходи.
 
Блеск золота – страшная сила. В большинстве случаев он с лёгкостью заменяет любые слова, пропуска и ключи. Искрящийся отлив жёлтого кругляшка действует почти магически. Этот катализатор алчности увеличивает последнюю до таких размеров, что распираемая ею особь забывает обо всём на свете. Долг, честь, совесть, даже самосохранение – меркнут перед блеском презренного металла.
 
На дворе, подняв морды от кормушек стояли три животины – два чёрных владимирских тяжеловоза и один обычный, в смысле – похожий на земную лошадь, а не на адского жеребца, прямо из-под Сатаны.
 
- Славный мальчик, - угадал хозяин моего фаворита. – Двугодок, но объезжен как следует. Проблем не создаст.
 
- Как звать?
 
- Восток.
 
Хорош. Гнедой, с рыжеватым отливом. Отлично сложен - сухие, чётко очерченные суставы; широкий лоб; крепкая длинная шея; мощная грудь; ровная прямая спина; здоровые зубы и копыта; широко расставленные, не обвислые уши, чутко реагирующие на любой звук; чистые глаза.
 
Я вообще-то не большой любитель лошадей, даже наоборот – как-никак полтонны живого и весьма своенравного веса с зубами и копытами. А инстинкт самосохранения всегда мне подсказывал, что тварей, крупнее себя любимого, следует опасаться. Но Восток мне и впрямь приглянулся.
 
- Сколько просишь?
 
- Четыре золотых, - не стал скромничать хозяин.
 
- Куда тебе столько? – спросил я, продолжив осмотр будущего питомца. – Голодных ртов много что ли?
 
- Ещё бы. Хозяйство ухода требует, а задарма никто батрачить не вызывался.
 
- Домашним платишь? – попытался я изобразить недоумение.
 
- Э-э, - махнул хозяин рукой. – Где они, домашние-то? Жена уж три года как померла, дети в Муром подались. Дом большой, а что с него толку? Один кукую.
 
- Это хорошо.
 
- Чего ж тут хорошего?
 
- Сбрую в цену свою присовокупишь? – кивнул я на уздечку с поводьями, висящие у хозяина за спиной.
 
- Лады, - он повернулся, чтобы снять их с крюка, и тут же осел, получив клинок под левую лопатку.
 
По-правде говоря, скакун благородных кровей мне был не особо-то и нужен, я вполне мог обойтись старой едва переставляющей ноги клячей, заплатив монет сорок серебром, а то и меньше. Но зачем платить, когда можно взять даром?
 
Смерть хозяина и вид крови Восток перенёс без истерик, в отличии от своих тяжеловозных собратьев – хорошо, есть надежда, что и выстрелов не сильно испугается. Покажет себя молодцом – оставлю. А взбрыкнёт – во Владимире сбагрю за полцены, деньги лишними не бывают.
 
Кроме уздечки с поводьями на стене, в плетёном коробе возле стойл обнаружилось отличное седло, подпруга, стремена, краги, путлища, два мешка для кормёжки, бурдюк и седельная сумка. Пока навьючивал всё это дело на жеребца, сказал в его адрес немало добрых слов. Скотина попалась удивительно спокойная. Наверное, только-только после случки. Мешки я тут же наполнил овсом и запихал в сумку. Незачем безвинное животное голодом морить. Краги пришлись в пору, да и с плащом смотрелись на удивление гармонично, словно всю жизнь так ходил, вернее ездил. Повстречай я сам себя, ни за что бы не подумал, будто конь ворованный. Но то я – человек большой души и чистых помыслов, а вот местные, особенно те, что знались с хозяином, вполне могли заподозрить неладное, видя, как Восток идёт по главной улице в поводу за незнакомым субъектом, пусть даже и весьма соответствующей наружности. Поэтому, избегая лишнего внимания, я вывел конягу в прогон и задами отбуксировал к выезду из села на Владимирский тракт, остановился в рощице неподалёку и стал ждать.
 
- Восток значит? – не имею привычки разговаривать с животными, но когда нечего делать и никто не видит, почему бы и… - Коллекционер. Будем знакомы. Можно просто Кол.
 
Восток учтиво перевёл на меня взгляд и мотнул головой.
 
- По бывшему хозяину не грустишь, как вижу? Оно и правильно. Я лучше. Ухода на прежнем уровне, конечно, не дождёшься, да и горячих кобылок чаще раза в месяц обещать не могу, но одно гарантирую – скучать тебе больше не придётся. Всё, дружище, забудь про стойло, про загон, про выездки вдоль околицы. Теперь ты – боевой конь.
 
Восток внимательно глядел на меня своим карим глазом и время от времени фыркал, выражая толи сомнение, толи одобрение.
 
- Знаешь, что такое боевой конь? Да откуда ж тебе знать? Ты книжек не читал. Боевой конь – это продолжение всадника, дружище. Вот, представь только, перед тобою строй пехоты с пиками. Целый частокол трёхметровых дрынов, острых как шило. А промеж них аркебузиры – это мужики такие с нехилыми ружьищами. И надо на полном ходу в этот строй втемяшиться. Так велит всадник – твой хозяин. Он хочет, чтобы ты грудью вломился в пехоту, смёл их к чертям, растоптал, забыв про пики, про грохот аркебуз и рвущие шкуру пули. Смог бы? Что глазами хлопаешь? Да не бойся, - я потрепал Востока по морде. – Это давно было, шесть веков назад. И коняги тогдашние – нечета тебе – под тонну весом, два метра в холке, навроде тяжеловозов владимирских, в броне снизу доверху, живые тараны. А ещё конные стрельцы – эти уже попозже. Не знаю, правда, или нет, но читал, будто кони у них были до того натасканы, что проведёшь им стволом по ушам, и тут же замирают, как вкопанные. Может, и тебя выдрессировать удастся? Как считаешь? Тихо!
 
По Владимирскому тракту в направлении от Чаадаево потянулась вереница подвод.
 
Я вскинул АК и прильнул к накладке окуляра. Точно, наши голубчики. Расселись тройками на второй и предпоследней телеге. Всего же подвод в обозе я насчитал девять. Еле тащатся. На дорогу уйдёт не меньше суток с ночёвкой. Конечно, можно было бы обогнать их, и встретить уже на въезде во Владимир или Судогду, потягивая пивко в трактире. Но кто знает, что взбредёт Ткачу в голову? Соскочат по пути, ищи-свищи потом. Да и в дороге всякое может случиться. Если двигаться на разумном отдалении, хотя бы раз в полчаса убеждаясь в наличии подопечных, то неприятностей удастся избежать. Даже если заметят хвост и попробуют сдёрнуть, в лесу им не скрыться, а уж ночью и подавно. Однако маячить перед глазами тоже не стоит, особенно учитывая присутствие Сиплого в группе. Он славный малый, даже убить его ни разу не хотелось, а это о многом говорит. Но тогда мы с ним были по одну сторону, сейчас – по разные, пусть он об этом пока и не догадывается. А увязавшийся следом охотник за головами, будь он хоть братом родным, кого угодно заставит нервничать и, как следствие, делать глупости, которые никому не нужны.
 
До того раза лошади на спину я залазил с год назад. Ездить верхом без привычки – радости мало. Задница болит даже в хорошем седле. А уж коли на штанах есть задние карманы, то их швы превращаются в надфиль для жопы. Краги спасают от натирания икр о лошадиные бока, но не от ударов. Постоянная качка вынуждает напрягать спину, совсем не так, как при ходьбе… В общем, когда через двенадцать часов я сполз с ненавистной конской спины на благословенную землю близ села со звучным именем Тюрмеровка, организм стонал и просил пулю в качестве акта милосердия.
 
Обоз остановился на ночь в форте. Я – понятное дело – внутрь соваться не стал и, обогнув Тюрмеровку, сделал привал в лесочке, недалеко от северных ворот, из которых обоз должен был продолжить свой путь утром.
 
Вообще, на Муромской стороне Оки форты встречаются не особо часто. Это вокруг Арзамаса кроме них ничего не найти. А здесь непуганые идиоты водятся ещё в изрядном количестве. Маленькие деревушки вблизи городов и крупных посёлков, надеются на помощь соседей. Те, что подальше, рассчитывают на собственную дружину и господа бога. А отдельные сообщества клинических недоумков всё ещё верят в силу разума и доброго слова. Но это до поры. Стоит недобитым пацифистам пережить один рейдерский набег, как вокруг мирной деревеньки начинают расти стены, рвы и вышки. Резкое сокращение численности идиотов в результате набега, приводит к высвобождению готового строительного материала в виде опустевших изб. Народ оперативно скучковывается ближе к центру, а окраинные срубы разбираются для возведения фортификаций. Год-другой упорной работы, и вокруг уцелевших домов появляется стена. Какая-никакая, а видимость безопасности. Потерпевшие из других разорённых деревень зачастую предпочитают не въёбывать как ломовые лошади, возводя собственную стену – бывает, и огораживать-то уже нечего – а перебираются на новое место. Разумеется, наученные горьким опытом, они пойдут не в «хранимый господом оплот человечности», а в форт. И чем выше будут его стены, чем крепче ворота, чем больше виселиц и крестов со смердящими рейдерскими трупами стоит вдоль дороги, ведущей к нему, тем обильнее поток страждущих. Постепенно место за стеной иссякает. Тогда переселенцы начинают обживать прилегающие территории. Всё больше и больше, пока их не наберётся столько, что они в состоянии будут оградить себя от внешних посягательств, не уповая на открывшиеся в случае опасности ворота за спиной. Так вырастает второе кольцо. И далее по накатанной. Некоторые форты могут похвастать и четырьмя линиями укреплений. Фактически это уже небольшие города с населением в пять-шесть тысяч. Расти они перестают только тогда, когда людской ресурс близлежащих деревень оказывается исчерпан. Естественный процесс укрупнения. Новый этап урбанизации, можно сказать.
 
Тюрмеровки до этих жилых крепостей было, конечно, далеко. В шестнадцати километрах от неё находилась Судогда, оттягивающая на себя основной поток здешних переселенцев. Из-за этого форт не развивался. Стоял как пень у дороги, давая приют двум сотням своих обитателей и служа, за малую мзду, перевалочным пунктом для нередких на этом направлении торговцев, держащих путь из Мурома во Владимир и обратно.
 
Я ещё раз бросил взгляд на темнеющей за лесочком пенёк Тюрмеровки, убрал ополовиненный с отъезда запас провизии обратно в сидор, проверил путлища, снял с морды Востока мешок с овсом, пожелал коняге сладких снов и отправился на боковую.
 
Вообще-то, отпускать от себя цель – не самый разумный шаг. Внутрь они вошли, а дальше - что им там в башку взбредёт? Могут тем же путём выйти, спустя час, да отправиться на все четыре стороны. Уследить невозможно. Но идти следом за ткачёвскими в форт – тоже не решение. Один раз мне уже повезло – не столкнулся нос к носу с Сиплым в Чаадаево. Больше судьбу испытывать не стоит. Попадёшься на глаза – осложнишь себе задачу многократно. Придётся потом всю дорогу след брать без сна и отдыха, на амфитаминах. А это говно нынче недёшево.
 
Утром мой чуткий сон был прерван истошным петушиным криком. Мерзкие птицы. Ума не приложу, какого хера им голосовые связки не вырезают. Посмотрел на часы – двадцать минут шестого. До выхода чёртова уйма времени. Восток ещё не проснулся. Всегда завидовал этой способности лошадей – спасть стоя. Хотя, строго говоря, это всё же не сон, а дрёма. Для полного восстановления сил они ложатся, но ненадолго, в основном вот так стоят, свесив голову, и посапывают. А секрет весь в коленном суставе, который чудесным образом запирается, прямо как хороший складной нож – щёлк – и складень превращается в фикс. Так и тут. Мышцы ног у лошади при этом не напряжены, она держится исключительно на скелете.
 
Вот, казалось бы, человек – венец творения, но даже в такой ерунде и то скотине уступает. А может и не венец он вовсе? Взять хотя бы медведя – силён неимоверно, если захочет, сруб по бревну раскатает и не запыхается, быстр, коня накоротке догоняет в лёгкую, по деревьям лазает аки белка, жрёт всё подряд, а когда жрать нечего, не обламывается поголодать месяца три, умён, не глупее собаки будет. Что такое человек перед этим зверем? Ничтожество. Слабый, хрупкий, изнеженный. Что смогу я противопоставить дикой звериной мощи, столкнувшись с ней вплотную. Ничего. Разве только…
 
Мой нож. Он достался мне «в наследство» от Валета. Тот всегда держал его рядом, даже ночью клал у изголовья, вмести с любимым ПММ. Прямой кинжальный клинок в пятнадцать сантиметров длиной, три шириной, и около полусантиметра толщиной почти на всей протяженности - от хвостовика и до последней своей четверти, где он начинает плавно сужаться, как по толщине, так и по ширине, сходясь к иголочно острому кончику. Прекрасный в своей лаконичности. Заточка двусторонняя, но, честно говоря, толку от неё немного, что естественно при таких-то габаритах. Да и не задуман он для реза. Кинжал есть кинжал. На потёртой испещрённой царапинами стали ещё остались кое-где следы матового серого покрытия. Думаю, раньше весь клинок был таким, и не бликовал, но время внесло коррективы. Не пощадило оно и латунную гарду, затемнив до зеленовато-коричневого, лишь потёртости от ножен всё ещё сверкали желтизной. Гарда, кстати, очень удобная, с чуть отогнутыми вверх «рогами», не мешает диагональному хвату. А то, помню, в детстве, когда баловался своим свинорезом, у которого крестовина была строго перпендикулярна рукояти, лишился ногтя. Хотел на спор пробить доску, взял по-фехтовальному, тык – и большой палец осиротел. Здесь же он мягко упирается крайней фалангой в «рог». Да и рукоять заточена явно под диагональ, хотя и прямым, и обратным хватом в ладони лежит как влитая. Сделана она из чёрного пластика, до сих пор не давшего ни единой трещины. Толстая, разборная, крепится к хвостовику втулкой и двумя винтами. Внутрь засунуты стальные грузы для баланса. По мне так баланс идеальный – на сужении перед гардой – так что ничего не вынимал и не перетачивал. Жаль, модель не знаю. В книжке такого не встретил. На корне клинка деревце выштамповано и надписи по-нерусски, хер поймёшь, а на гарде номер – 18808.
 
Сколько ублюдков испытало на собственной шкуре сталь этого клинка, омыв его кровью – трудно подсчитать. Говорят, если вещь долгое время принадлежит человеку, находится с ним в тесном контакте, то ей передаётся часть души хозяина. А если вещь год за годом забирает жизни, десятки жизней, интересно, передаётся ли ей частичка тех, в ком она пошуровала? Иногда мне кажется – эта железка в пластике не так проста. О да, она определённо себе на уме. Чтобы убедиться, достаточно положить ладонь на клинок. Я чувствую, как он пульсирует, как дрожит в нетерпении, будто наркоман давно не получавший дозу. А когда вынимаешь его из мёртвого тела, он тих, безмятежен, сыт. Странно. Ведь, если подумать, я никого за всю жизнь не убил голыми руками. Всегда в них что-то было, всегда между мной и тем парнем стояло что-то: свинец, сталь, камень, стекло, дерево, нейлон. Нда, печально. До чего же измельчал человек, если даже убийство – естественную, первобытную, древнюю как мир функцию – перепоручает вещам? Мы зависим от них куда больше, чем они от нас. Рабы вещей. И из этого рабства нам уже не спастись. Ну, в самом деле, что ж мне теперь ломать хребты и рвать кадыки, если можно легко сунуть пером в бок или нажать спуск, выбрав жертву. Мы сторчались. Мы не можем без них. Крутой мужик выходит на улицу и, ощупывая карманы, понимает, что забыл валыну – кошмар. В коленях дрожь, в глазах отчаяние. Кто он теперь? Человек? Нет. Скотина. Беспомощная и жалкая. Он забыл не просто вещь. Он забыл большую часть того человеческого, что имел. И неизвестно ещё, кто от кого берёт частицу.
 
Придаваясь сим размышлениям, я успел дважды свериться с часами, развести костерок, воспользовавшись спиртовой зажигалкой, вскипятить чаю в кружке, разогреть банку консервированной фасоли, вскрыть её НРом и сожрать тёпленькое аппетитное содержимое чрезвычайно удобной в полевых условиях ложкой-вилкой. Да, хорош философ. Ну, по крайней мере, остывшие за ночь мозги размял – и то дело.
 
Восток, почуяв дым, тоже проснулся и теперь жадно поглощал овёс из своего намордника.
 
Ночи становились всё холоднее. А минувшая так и вовсе неприятно удивила. Опавшие листья лежали мокрыми от растаявшего к утру инея. Несмотря на куртку, плащ и подстилку с пологом, я здорово продрог и решил в качестве профилактики накапать в только что заварившийся чай спирта. Немного, примерно треть. Ох, как же хорошо после такого вот зябкого сна принять на грудь горячительного. Хлебнул – и сразу чувствуешь себя человеком. Ещё глоточек – и промозглая сырая ложбина превращается в уютную поляну. Третий – и постепенно начинаешь вникать в смысл бытия. Утро, кстати, тоже выдалось не жарким, как и весь последующий день. Поэтому, выдвинувшись следом за обозом в восемь пятнадцать, и миновав к половине двенадцатого Судогду, я пребывал в неизменно отличном настроении, с коим не расстался и спустя ещё шесть часов, вплоть до въезда в славный город Владимир.
 

 

Глава 11.
 

Владимир. Некогда областной центр. Некогда крупный, некогда промышленный, некогда исторический. Говорят, до войны здесь проживало триста сорок тысяч человек, работала чёртова уйма заводов, а люди из других мест приезжали, чтобы поглазеть на роскошные белокаменные соборы, отстроенные хер знает как давно.
 
Всё осталось в прошлом. Нет, Владимир не пал жертвой войны. Каким-то чудом ядерная коса его миновала. Но нашлась беда пострашнее – человеческая тупость. Владимиру страшно не повезло с бугром. Да какой там бугор? Это жидкое говно не потянуло бы даже на смотрящего по выгребной яме. Всё, что могла та липовая власть сделать в первые годы бардака так это не дать себя нагнуть. В буквальном смысле. Потому как в переносном – её нагибал каждый встречный-поперечный гопник, которому доставало мозгов, чтобы набрать кодлу голов в сорок-пятьдесят. И такой башковитой гопоты, судя по результату, отыскалось немало. Окраины города, попросту брошенные на растерзание, начали стремительно пустеть, а фактическая граница Владимира – сжиматься как клочок подсыхающей сыромятной кожи. С годами от большого, безболезненно пережившего войну города остался центральный пятачок, с населением тысяч в двадцать-тридцать, окружённый кольцом полумёртвых окраин.
 
Я, по долгу службы, бываю в разных местах. Помню, когда впервые довелось посетить Сергач, впечатление он на меня произвёл как клубника на свинью. Тоже вроде город, но, бля, до чего же не похож на Арзамас! Прямые улицы, целёхонькие многоэтажки, не воняет, народ не шухерится, бабы свободно расхаживают даже вечером, мужики не озираются, не держат руку в кармане. Чё за хуйня?! В лабаз заходишь, а там ни решёток, ни самострелов по углам. Вот, думаю, бараны умалишённые. Сам сопляк ещё был безмозглый. Но даже тогдашним умишкой, спустя всего пару дней, дошёл, понял, отчего так. И позавидовал. А вернувшись в Арзамас, только укрепился в составленном о Сергаче мнении.
 
Владимир же воспринимался как нечто привычное и даже кое в чём выгодно оттеняющее мою родную помойку. Издали его обветшалые, год за годом превращающиеся в труху окраины удивительно напоминали трущобы Арзамаса, разве что зелени побольше. Только закопченная махина когда-то белокаменного Успенского собора да часовня рядом выбивались из общей убогости.
 
Настроение испортилось ещё до въезда в город, у моста через Клязьму. Нет, я вовсе не ожидал радушного приёма, но, всё же, надеялся, что день закончится спокойно. Девять часов верхом кого угодно настроят на миролюбивый лад. Когда задница превращается в сплошную мозоль, а спина ноет так, что кажется - ещё немного и жилы лопнут, поневоле станешь добропорядочным.
 
Владимирский мост сам по себе – явление неординарное. Большинство его соплеменников давно почило, разрушенные либо ракетными ударами во время войны, либо позже, в ходе междоусобной грызни, а то и просто – временем, без надлежащего ухода. А этот уцелел. Громадная железобетонная лента, перекинутая между чёрно-бурыми холмами, над рекой, и поддерживаемая стальными арками, что зиждились на массивных быках, внушала уважение к строителям прошлого. И хотя полотно пошло трещинами, выбоинами, а кое-где вовсе осыпалось, опоры, потеряв в бою со временем куски бетонной плоти, щеголяли торчащими наружу «костями» арматуры, сталь арок покрылась толстым слоем ржавчины, от фонарных столбов остались лишь гнилые пеньки, мост всё ещё хранил частицу былого величия. Он стоял, как скелет доисторического ящера, огромный, грандиозный, на фоне жалких клочков измельчавшей жизни.
 
Учитывая стратегическое значение моста для Владимира, власти сумели изыскать средства на его охрану. Но средств этих хватило лишь на один берег. Со стороны же Судогды мост был отдан в руки проведения, оказавшиеся не слишком заботливыми. В районе второго пролёта зияла глубокая воронка, накрытая сверху досками – результат бездарной попытки подрыва, аналогичная участь постигла и третью опору, но там урон можно было считать и вовсе чисто символическим. Да, в прежние времена умели строить. Это вам не тяп-ляп на один сезон, из подручного говна. Владимирское начальство, судя по всему, мыслило в том же русле, и особо на эту тему не расстраивалось, предпочитая охранять не столько мост, сколько своё право на взимание сборов за проезд по нему. Но с такой монополией согласны были не все.
 
Двоих я заметил ещё минут пятнадцать назад, когда обоз благополучно миновал первые три полёта. Они засели внизу, рассудив, видимо, что кусок не по зубам. Значит банда небольшая. Да, скорее всего, и не банда, а так, группка местных решила подзаработать. Бедные оголодавшие люди. В их положение легко войти. И я даже не отказался бы отбашлить им за проезд несколько монет, но беда в том, что старый добрый грабёж теперь мало кто практикует. Времена, когда ворьё жило по понятиям, канули в лету. Сейчас эти предприимчивые особи в большинстве своём предпочитают снимать добычу с трупов. Так куда выгоднее и гораздо безопаснее.
 
Я остановился в рощице, не доезжая метров двухсот, привязал Востока, надел ему на морду мешок с овсом, чтоб не возмущался, сменил АК на «Винторез» и без лишних отлагательств, осторожненько почесал на огневую позицию.
 
Пятиминутное наблюдение за бандитским логовом помогло выявить ещё двоих несогласных с политикой муниципальной власти в отношении монополии на отъём материальных ценностей у гостей Владимира. Угольник прицельной сетки лёг чуть выше переносицы одного из них, ВСС сухо щёлкнул, будто сломанная ветка, и голова смутьяна дёрнулась назад в облачке алой пыли. Симпатично. Многие люди умирают гораздо красивее, чем жили, и всё благодаря мне. Иногда удаётся создать просто фееричные, непередаваемо изумительные этюды. В голове циркулирует большой объём крови, гораздо больший, чем в других частях тела. Пуля, проходя сквозь череп, рвёт огромное количество сосудов, и легко разрушает податливый мозг. К примеру, 7Н8 патронов СП-5, что облюбовали мой магазин, при попадании в лицо обычно полностью сносит затылочную кость. То есть на выходе образуется дыра – сантиметров десть в диаметре. Каша из мясного фарша, косной муки и взбитых мозгов, обильно залитая кровью, вылетает наружу фонтаном. Особенно здорово это смотрится в закрытых помещениях, желательно с белёными стенами и потолком. Создаётся эффект художественного беспорядка, буйства жизни в холодном мертвенном окружении, разительный диссонанс, игра контраста. Короче – выглядит заебись. Но в данном случае я рассчитывал не на признание – таланты у нас, по старой русской традиции, при жизни никогда не ценились – а на то, что узрев фантасмагорическую сцену гибели товарища, остальные особи быстренько сдристнут, сэкономив мне тем самым патроны. Но не тут-то было. Ублюдки, определив, видимо, по расплескавшимся мозгам направление огня, спрятались за опору и притихли. Руководствуясь первым правилом долголетия, которое гласит: «Не оставляй живого врага за спиной», я сместился ещё немного правее и стал ждать. Через минуту моё терпение было вознаграждено показавшейся из-за угла шапкой. А когда восхищённый собственной мудростью паразит уверился в том, что опасность миновала, показалась и физиономия. Пуля угодила в левую скулу, прямо над зубами, и вышла через шею. Он ещё корчился в агонии, когда я, вооружившись АПБ, зашёл с противоположной стороны. Третий фигурант по делу о жадных голодранцах доской грохнулся на землю, получив «маслёнка» в затылок. Четвёртый, и последний, вытаращив глазищи, замер в неустойчивом положении, готовясь то ли взлететь, то ли обосраться.
 
- Не стреляй, - просипел он, и, разжав пальцы, уронил потасканный двуствольный обрез. – Я ж тебе ничего не сделал. Какого хера..? – недобиток медленно повернулся в мою сторону, держа руки слегка приподнятыми.
 
Мужик лет сорока, невысокий, жилистый, с покрытой рыжей щетиной сухой физиономией, в старой засаленной куртке, перехваченной ремнём, в простых штанах и стоптанных сапогах с коротким голенищем. Взгляд испуганный, но не умоляющий.
 
- Что молчишь? – осторожно поинтересовался он, и совсем не к месту добавил: - Я пойду?
 
Должно быть, сия простота тронула меня настолько, что удивление отразилось на лице. Невинный агнец это заметил. Сообразив, что вопрос был бестактен, и идти сегодня никуда не придётся, он решил прибегнуть к последней хитрости.
 
- Ну, и чё теперь? А? Пристрелишь, как собаку? – представитель угнетённого класса подкрепил речь демонстрацией пустых ручонок. – В безоружного стрелять – много храбрости не надо. Может, по-мужски решим это дело? – он медленно, не сводя с меня глаз, нагнулся и достал из-за голенища нож. – А? Что скажешь?
 
Что тут сказать? Попытка достойная уважения. Большинство на его месте жевали бы сопли, стоя на коленях, а этот – нет, держится. Голос подрагивает немного, руки трясутся, но слёз не видно, и штаны сухие. Молодец.
 
Я снял с плеча ВСС, прислонил к опоре. Только сунул АПБ в кобуру, как наш «честный малый» с криком ринулся в бой. Вот же скотина. А ещё на совесть давил.
 
Выпад оказался достаточно подлым, но недостаточно быстрым. Я успел сделать шаг в сторону, одновременно выхватив из ножен кинжал. Короткое движение рукой, и верхняя половина левого уха, отделившись от драчуна, шмякнулась на землю.
 
- С-с-сука, - прошипел тот, скорчившись и прикрывая рану ладонью. – Выпотрошу, блядь!
 
Его правая рука с ножом, при этом, почти полностью разогнутая, смотрела в мою сторону. Типичная стойка кабацкого бузотёра. Давно заметил, что в поножовщине большинство предпочитает разворачиваться правым боком, выставляя вооружённую руку вперёд. Они кончиком ножа будто очерчивают вокруг себя зону собственной безопасности. Типа – «Во я докель дотянуться могу! Только сунься!». Фатальный идиотизм. Если противник не такой же кретин, он с радостью изрубит протянутую ему конечность.
 
Быстрый выпад, и одноухий фехтовальщик лишился большого пальца. Нож, выпав, воткнулся в землю. Однако – надо отдать должное – самообладание не покинуло «потрошителя», и он, ловко кувыркнувшись, подобрал тесак левой рукой. Но деревянная рукоять плохо лежала в скользкой ладони, да и поздновато было переучиваться на левшу. Зато стойка теперь приобрела верную конфигурацию – вооружённая рука, согнутая в локте, возле туловища, невооружённая, тоже чуть согнувшись, выставлена вперёд. Ну, может же, когда захочет!
 
Перехватив своё нехитрое оружие покрепче, мой «ученик» начал отступать к брошенному обрезу. Видимо идея с дуэлью на холодняке больше не казалась ему удачной. Но мне она очень даже нравилась. Не часто удаётся сойтись вот так – нож на нож. Больше всё со спины, втихаря. А поразмяться иногда хочется.
 
Дабы не завершать разминку раньше времени, я стал теснить с каждой секундой грустнеющего дуэлянта прочь от ружья. Тот нехотя отступал, уже без всякого зазрения косясь, то на обрез, то на винтовку. Рана на голове оказалась глубокой и здорово кровоточила. Ноги моего визави уже начинали заплетаться. Нужно было поспешать, ещё немного и он бы отключился без посторонней помощи.
 
- Эй, – неожиданно выдохнул отступающий, продолжая защищаться выставленной вперёд четырёхпалой клешнёй, – послушай меня. Ты победил. Ладно? Твоя взяла. Не надо больше. Хорошо? Какой тебе с этого прок? У меня и взять-то нечего. Ну? Что тебе нужно? Куртку хочешь? – он потянулся свободной рукой к пуговицам. – Я сниму, – голос вдруг стал писклявым, будто слова застревали в горле. – Сниму, если хочешь. И сапоги, – щедрый малый неуклюже поддел носком правого говнодава каблук левого, едва не упав. – Бери. И второй бери. Ну? Что ты молчишь!? – сорвался он на визг. – Что тебе, блядь, от меня надо?! – на подбородке повисла слетевшая с дрожащих губ слюна. – Перестань идти за мной! Хватит! Хватит. Пожалуйста. Хватит...
 
Ну, как всегда. Вот уже и слезу пустил. Ножик в руке ходуном ходит. Сейчас либо зашвырнёт его куда подальше, и рыданиями разразится, либо бросится в атаку, как полоумный.
 
Подтверждая мою гипотезу, страдалец издал нечто похожее на сдавленный слезами рёв и метнулся вперёд.
 
Я сделал шаг в сторону, провалил сопливого берсеркера, и, загнав клинок ему в промежность, как следует резанул.
 
Несчастный тут же сменил рёв на завывание и упал ничком, согнувшись в пояснице. Было видно, как под стремительно набухающими кровью штанами вниз по бедру ползёт небольшой комок.
 
- Ты всё равно не умел ими пользоваться.
 
Добивать подранка я не стал. Мужика прирезал бы легко. А женщины, дети и кастраты… Должно же быть хоть что-то святое. Да он и сам подох без задержек. Кинжал – хоть и не бритва, но мякоть режет глубоко. А бедренная артерия – дело такое, много времени не даёт.
 
Я быстренько обшмонал трупы на предмет необременительных ценностей, и, разжившись шестью монетами, вернулся к Востоку. Скотина стояла там, где её оставили, мирно поглощала остатки овса и плевать хотела на суетную человечью возню со стрельбой и поножовщиной.
 
Спустя десять минут мы с верным скакуном уже подъехали к КПП на противоположной стороне.
 
КПП – надо сказать – основательный – две коробки из кирпича и шлакоблоков по разным углам моста, обложенные мешками, узкие прорези-бойницы, на крышах гнёзда из тех же мешков, прожектора, пулемёты, промеж коробок шлагбаум, перед ним, метров за пятьдесят, шипованная лента раскатана. С кондачка не проскочишь.
 
Чинно отстукивая копытами по бетону, мы с Востоком подошли метров на двадцать, пока один из дежурных не дал команду остановиться.
 
- Кто такой? – осведомился он в поднесённый к губам рупор.
 
- Я проездом. Планирую отдохнуть денёк в вашем чудесном городе, и дальше двину.
 
Орать на холодном, насыщенном речной влагой воздухе – не самое приятное занятие. Им бы второй, гостевой рупор завести не помешало.
 
- Проездом? И куда же? – продолжил любопытствовать мой собеседник.
 
- В Лакинск. Слушай, дружище, может, я подойду, да поговорим, как люди? Неохота глотку драть.
 
- Стой, где стоишь! – напрягся вдруг оратор. – Зачем тебе в Лакинск?
 
- Дела у меня там. А что такое?
 
- Какие дела?
 
- С другом хочу повидаться.
 
- Что за друг? Где живёт?
 
- Да в чём собственно проблема?
 
- Отвечать на вопрос!
 
Смотрящие до того в облачное небо стволы ПКМов один за другим нацелились на меня.
 
- Ладно-ладно, раз вам так интересно скажу – дружбана моего звать Игнатом. Игнат Ефремов. Довольны? Живёт он в двухэтажке рядом с Реммехом, в той, что боком к трассе, вдоль дороги через Васильевку на Курилово стоит. Ну, не знаю я, как ещё объяснить.
 
Мой дознаватель обернулся к одному из своих подручных и получил утвердительный кивок.
 
Никакого Игната Ефремова я, конечно, не знал, но в Лакинск мне наведываться доводилось. И сейчас я был очень благодарен матушке природе за дарованную память на названия встречающихся по пути деревушек и городских достопримечательностей. Подручный, видимо, тоже не имел чести знать поимённо всех жителей городка, но на местности ориентировался, и легенду мою подтвердил.
 
- Давно там был последний раз?
 
- Уж лет пять как.
 
Дежурный заметно успокоился, опустил рупор и махнул мне рукой: «Канай сюда».
 
- С тебя пять монет за пользование мостом, - сообщил он, когда я подошёл к шлагбауму, и вытащил из большого кожаного подсумка регистрационный журнал. - Если нет серебра, возьмём «пятёрками» по общему курсу.
 
- Серебро есть, - отсчитал я семь кругляшков вместо пяти. – Из-за чего такие меры предосторожности, если не секрет?
 
- Поставь имя, дату, час и распишись, - ткнул дежурный пальцем поочерёдно в четыре графы. – А меры… Уже три дня, как с Лакинском связь пропала. Посылали нарочного – не вернулся. Видно, беда там случилась. А раз в Лакинске беда, стало быть, и до нас скоро доберётся.
 
- На что подозрения? – поинтересовался я, возвращая карандаш.
 
- Есть надежда, что дело в банде, – ответил дежурный, состроив полную сомнений мину. – Хотя, у нас достаточно крупных, чтобы Лакинск захватить, отродясь не водилось. Может, объединились. А может и пришлая, с запада. Я слыхал, там такое твориться, что не приведи господи.
 
- Надежда, значит?
 
- Да. Так спокойнее, – он поморщился и заговорил тише: – Нам об этом распространяться запретили во избежание паники, но уже весь город слухами полон и без нас. Говорят, что в Лакинске эпидемия.
 
- Вот оно что. Тиф?
 
- Кабы так, - прошептал дежурный еле слышно. – Чёртова копоть.
 
Этого ещё не хватало.
 
Чёртова копоть, или невская чума, согласно расхожему мнению, зародилась на руинах Питера, из-за чего и получила своё второе название. А первым названием эта зараза была обязана симптомам. Начиналось всё с того, что инфицированные замечали у себя на коже небольшие чёрные пятна. Выглядели они будто следы от чадящей лучины – неравномерно тёмные, неправильной, обычно слегка вытянутой формы, без уплотнений и припухлостей, с размытыми границами. Первые один-два дня эти странные пятна больного никак не беспокоили, самочувствие оставалось нормальным. Но потом вдруг всё резко менялось – начинался жар, кожу покрывали всё новые и новые высыпания, старые изъязвлялись, вокруг язв образовывались гнойные нарывы, появлялась ломота в суставах, а позже и в костях, зубы расшатывались и выпадали, волосы отрывались прядями, зачастую вместе с кусками кожи, приходила тошнота, кровавая рвота, суставы разрушались, человек гнил заживо, теряя пальцы, губы, уши, нос, гениталии… Смерть наступала, обычно, в результате обширных внутренних кровоизлияний. И всё это в течении двух-трёх недель.
 
Говорили, будто причина в мутировавшей проказе, или что-то типа того. Лет восемь назад она выкосила уйму народа от Вологды до Ярославля, подошла вплотную к Иваново. Но обошлось. Очаги удалось «локализовать» – так я слышал. Ещё слышал, что ивановские дружинники загоняли беженцев с севера в заблаговременно вырытые ямы, напевая разную херню о дезинфекции, обливали тех керосином и жгли. Особо прытких, кто выскочить пытался, заталкивали назад баграми. Такая вот локализация с дезинфекцией. Но винить жителей Иваново я не могу. Если б ярославцы в своё время не распускали сопли, а точно так же «лечили» прущих с заражённой Вологды ублюдков, то и сами не лежали бы сейчас слоем пепла на двухметровой глубине. Но сейчас людская молва преподносит историю тех событий, как историю зверств. Слюнявые уроды из того же Владимира ноют о «вопиющей жестокости к несчастным женщинам, старикам и детям, вынужденным бросить свои дома, ища спасение от мора». Интересно будет послушать этих мразей теперь, когда чёртова копоть погонит сюда толпы «несчастных». Я почти не сомневаюсь в том, кто первым заголосит, требуя искоренить заразу на корню. Это ведь издалека легко быть добрым, с умным видом порицать «бездушных палачей». А как горе-беда за жопу прихватит, тут совсем другой разговор начинается.
 
- Случаи уже есть? – так же шёпотом спросил я.
 
- Тьфу-тьфу-тьфу, пока только догадки. Держи, сдашь на выходе.
 
В руки ко мне перекочевала бумажка с печатью – пропуск в город на два дня.
 
- Благодарю.
 
- Кстати, – спохватился дежурный, – на той стороне из мелкашки вроде стреляли, минут двадцать назад, и кричал кто-то. Ничего подозрительного не видел?
 
- Нет. Охотники, наверное. Будьте здоровы.
 
- И тебе не хворать.
 
Получив сие благие пожелания, я миновал КПП и по улице Муромская, о чём свидетельствовали сохранившиеся кое-где таблички, направился в город.
 
Всё, что находится в пределах шестисот метров от Клязьмы городом назвать нельзя – слева редкие, полуразрушенные домишки, справа лес, некогда бывший парком. Собственно Владимир начинается с протянувшейся параллельно реке улицы Большая Московская и Соборной площади. Соборная – потому, что с неё хорошо видно два собора. Правда, любоваться там особо не чем – серые, а местами и чёрные от копоти пожаров громадины, зеленовато-бурые купола, давно лишившиеся позолоты, погнувшиеся кресты, на Успенском обрушилась одна из пяти маковок – видно, шмальнули с РПГ по засевшему снайперу, Дмитриевский тоже подрихтован изрядно, да он и без того незатейливый. Есть ещё на Соборной площади памятник с тремя бронзовыми мужиками, рассевшимися вокруг бетонного столба. Все сколь-нибудь выступающие части истуканов спилены, а таблички, если они были, скручены, потому смысловая нагрузка сего монумента утрачена. В народе он зовётся просто – «Три дурака». Но главной достопримечательностью, поистине лобным местом здесь является эшафот – прекрасное во всех смыслах сооружение. Фундаментально громоздкий, трёхуровневый, он расположен чуть в стороне от центра площади, не мешая толпе собираться и услаждать очи созерцанием плодов правосудия. Нижний его ярус, приподнятый всего на полметра и «украшенный» пятью крепкими столбами, используется либо в воспитательных целях, когда провинившихся граждан, приковывают, заведя руки за спину, либо для побивания камнями. Эта немудрёная экзекуция пришла в здешние широты с юга и прижилась как родная. Суть её проста – осуждённого привязывают к столбу, толпе раздают камни, толпа кидает камни в осуждённого – отсюда и малая высота, всё для удобства публики. Представление длится от минуты до нескольких часов, в зависимости от активности толпы и живучести осуждённого. Второй ярус – в полутора метрах над землёй – отдан под колодки. Между деревянными опорами в выемки помещаются две доски с симметричными полукруглыми отверстиями на каждой. Верхняя доска приподнимается, шею и руки проказника укладывают в отверстия, верхнюю доску опускают и фиксируют болтами. Вроде не страшно, однако колодки расположены таким образом, что паршивец вынужден стоять, согнувшись в крайне неудобной позе. Известны случаи, когда осуждённые валились с ног от изнеможения и удушались под собственным весом. Это уже суровее позорного столба. Правда, в отдельных случаях, если тяжесть преступления достаточно высока, а все колодки уже заняты, ухо осуждённого прибивают к столбу гвоздём – это больно, а кроме того не позволяет двигать головой и отворачиваться от летящих в лицо предметов: разной тухлятины, дохлых крыс, комков грязи, говна и прочих безделушек, с которыми так любит играться городская детвора. Не у каждого хватит терпения, поэтому уши обычно рвутся. И правильно, потому как уцелевшее ухо палач, не церемонясь, разрезает ножом, или просто отвязывает терпелу да оставляет его на потеху честному люду прибитым, разбираться со своими проблемами – вот где начинается самое веселье. Ну и, наконец, третий ярус – помпезная – не побоюсь этого слова – театральная сцена, где даётся главное представление, неизменно собирающее аншлаг. Пять виселиц на трёхметровом помосте всегда готовы принять участников спектакля под названием «Да свершится правосудие!». И это не примитивные столбы с верёвкой, нет, здесь в дереве и железе воплотилась незаурядная инженерная мысль! Прелесть сей конструкции заключается в том, что степень страдания висельников можно регулировать. Многие ошибочно полагают, будто повешенный умирает от удушья. На самом же деле большинство смертей при таком способе умерщвления происходит от необратимых повреждений коры головного мозга. Петля на шее при затягивании пережимает сонную артерию, мозг недополучает с кровью кислорода и умирает, но не сразу. На это требуется обычно три-четыре минуты, а бывает и больше. И, хотя висельник теряет сознание секунд через двадцать, кончина его далека от безболезненной. Кто видел, тот знает. А вот если повешение производится методом сбрасывания осуждённого с большой высоты – двух метров достаточно – то смерть наступает мгновенно, в результате перелома шейных позвонков и повреждения спинного мозга. Хрясь – и душа помчалась к богу, ну или ещё куда. Как раз для такого вот гуманного способа владимирский эшафот был оборудован люками. Причём все пять люков раскрывались одновременно нажатием единственного рычага. Никогда не видел здесь групповой казни, но должно смотреться эффектно. А если населению требовалось продемонстрировать негуманный способ, палач просто брал верёвку покороче.
 
Сейчас нижний и верхний ярусы пустовали. Только какой-то бедолага с печальными, словно у гадящей собаки глазами стоял раком в колодках под присмотром двух скучающих жандармов. Зевак на площади тоже не было. Время близилось к вечеру, начинало смеркаться, а в тёмное время добропорядочному горожанину лучше сидеть дома. Фонарей здесь давно не зажигают, а окна всегда забраны ставнями. Редкие прохожие жались к стенам, предпочитая поскорей миновать открытое пространство и нырнуть в проулок, чтобы тут же прибавить ходу. Где-то вдалеке грохнул выстрел. Облюбовавшая крышу Успенского собора стая ворон поднялась и, каркая, закружила над почти сливающимися с тёмно серым небом куполами. В этот момент мне отчего-то подумалось, что штабеля чумных трупов, обмотанных грязными вонючими саванами – единственный недостающий штрих для придания Соборной площади законченного вида.
 

 

 Глава 12
 

Обоз я разыскал быстро. Во Владимире осталась всего одна гостиница, способная в раз принять два десятка постояльцев, а торгаши в чужих городах предпочитают держаться земляков - кучей безопаснее. Поэтому курс мною был взят сразу и без раздумий.
 
       Искомое заведение под вывеской "Малина" располагалось на улице Воровского. Когда человек нездешний в разговоре слышал фразу - "Я остановился в "Малине" на Воровского", с неизменным ударением на третьей "о", то руки его сами собой начинали ощупывать карманы, а глаза сужались, излучая бдительность. Вообще, среди названий улиц Владимира, наряду с набившими оскомину Московскими, Труда, Мира и прочих Ленинов, встречаются весьма занимательные, как то: Козлов Вал, Майдан, Девическая, Задний с Передним Боровки, и даже загадочная Летнеперевозинская. Примечательно так же, что практически все навивающие тоску своими банальными именами улицы прямые, а вот небанальные - строго наоборот, извиваются, как бог на душу положит, и домишки там всё больше старые, малоэтажные. Видно, у руководства городского от века к веку фантазии не прибавлялось. Думаю, возьмись нынешний градоначальник улицы переименовывать - ничего оригинальнее порядковых номеров ему бы в башку не пришло.
 
       Гостиница же, несмотря на столь броское название и запоминающийся адрес, впечатление производила вполне достойное за свои деньги, если не считать расположившийся через дорогу притон, совмещающий в себе функции грязной ночлежки и борделя самого низкого пошиба. Такое соседство наверняка бы отравило жизнь хозяину "Малины", а то б и вовсе разорило, будь у него конкуренты. Мне же оно было как нельзя кстати.
 
       В гостиницу я соваться не стал, опасаясь излишнего внимания к своей персоне. Вместо этого определил Востока на пансион в конюшне при заведении и отправился дежурить возле чёрного хода, за что вскоре был вознаграждён появившимся оттуда пухлым мальчонкой, лет десяти, выносящим помойное ведро.
 
       - Эй, пацан.
 
       Малой замер и повернул разлохмаченную голову в мою сторону.
 
       - Я?
 
       - Заработать хочешь?
 
       Пацанёнок оказался сообразительный, опустил ведро на землю, осмотрелся и, не задавая лишних вопросов, подскочил ко мне.
 
       - У вас сегодня обоз остановился, - кивнул я на пристроенный к гостинице двор, откуда доносилось фырканье и тянуло лошадиным потом.
 
       - Да, - подтвердил малой, не вдаваясь задарма в подробности.
 
       - Охрана с ними? - достал я серебряный кругляшёк.
 
       - Так кто ж их разберёт? - пожал мальчуган плечами. - Нынче все при стволах. Охрана или нет, я почём знаю?
 
       Пришлось присовокупить к первой монетке вторую и, для надёжности, третью.
 
       - Шесть рыл, - тут же оживился мелкий пройдоха, тянясь ручонкой к вожделенной мзде. - Точно говорю. Уж я-то барыг с наёмниками не попутаю ни в жизнь. Чтоб мне пусто было!
 
       - Убедил, - я добавил в призовой фонд ещё две монеты. - Надолго они здесь?
 
       - Те шестеро - до утра. Тётка Нюра как раз ворчала, мол, понаедут на ночь, только бельё марать об них. А барыги вроде за двое суток расплатились. Видать порожняком обратно пойдут. Не свезло тебе, дядь.
 
       - Хе. Держи, для ровного счёта, - я накинул ещё пять монет и пересыпал в подставленную ладонь.
 
       - О! - просиял малец.
 
       - Присматривай за этими шестью и уши держи открытыми. Завтра, как только наёмники ключи сдадут, лети в клоповник, там спросишь Тараса Камшу. Получишь ещё столько же. Повтори.
 
       - Как сдадут, лечу в клоповник, спрашиваю Тараса Камшу, получаю ещё столько же.
 
       - Молодец. И учти, - я схватил мальчонку за шиворот, - станешь трепаться - глаза вырву. Дуй.
 
       Пацан отшатнулся и, левой рукой пряча деньги в карман, указательным пальцем правой начертил возле сердца крест.
 
       - Никому. Могила.
 
       - Петька! Где тебя черти носят?! - раздался за дверью бабий крик.
 
       - Иду! - парнишка выплеснул из ведра помои и поспешил обратно, весьма довольный, несмотря на угрозу лишения органов зрения.
 
       Я же, пополнив запасы провианта в лавке за углом, направился к месту своего расквартирования.
 
       Официального названия клоповник не имел. Хоть над входом и висела табличка, разобрать там можно было лишь то, что надпись когда-то включала девять букв, из которых сейчас читались только пятая "о" и седьмая "н". Совпало так, или какой-то умник подставил недостающие буквы - история умалчивает, но дарованное молвой имя полностью соответствовало сущности этого гостеприимного дома.
 
       Под гостиничные нужды здесь было отведено два нижних этажа, а на третьем разместился бордель. Владимир - город строгих нравов. Строгости этой хватило на то чтобы убрать шлюх с улиц и после клеймения засунуть сюда, дабы не развращали праведных богобоязненных обывателей. Вышел этакий приют старых блядей на самоуправлении. Контингент на любителя. На очень большого любителя. Впрочем, мизерные цены нет-нет да и привлекали в лагерь ценителей "зрелой красоты" новых адептов. Многие "жрицы" соглашались работать за еду. Арзамасская "Загнанная лошадь" на этом фоне выглядела райским садом.
 
       - Мне нужна комната. На ночь, - обратился я к торчащей из-за стойки заднице в латаных портках.
 
       - Койка? - прохрипело снизу.
 
       - Ты рыло-то подними, слышнее будет.
 
       Особь недовольно крякнула, разогнулась и, опершись о стойку, уставилась на меня мутными водянистыми зенками.
 
       - Ну? - процедила она сквозь стиснувшие папироску зубы и поскребла щетину на вытянувшейся цыплячьей шее.
 
       - Мне нужна комната на ночь, - повторил я.
 
       - Комната, значит? Вся?
 
       - Нет. Пять шестых.
 
       Зенки сузились и забегали, выдавая неожиданно возникшую чудовищную мозговую активность.
 
       - Эта... Как говоришь? Сколько?
 
       - Избавлю тебя от мучений. Возьму комнату целиком.
 
       - Все десять коек?! - зенки остановились, рыло озадаченно вытянулось.
 
       - Ты делаешь успехи.
 
       - Одна койка - три "пятёрки". Берём так же едой, коронками, или по курсу.
 
       - Второй этаж, окна на "Малину", - выложил я пять монет.
 
       - Э-э... - грязные пальцы быстро сгребли серебро. - С той стороны свободных комнат нету.
 
       - Так найди, - добавил я ещё две монеты.
 
       - Как вас записать? - осклабилась особь.
 
       - Тарас Камша.
 
       - Эй, рвань помойная, ну-ка съеблись отсюда! - крикнул мой любезный провожатый в смрадную темноту "апартаментов".
 
       На двух соломенных тюфяках, недовольно бурча и матюкаясь, заворочались тела.
 
       - Живей, голытьба! Праздник у вас сегодня, - на липкий от грязи пол, сверкнув, шлёпнулась одна из ранее отсчитанных монет.
 
       Тела сразу оживились. Ближнее, не утруждая себя принятием вертикального положения, на карачках засеменило к источнику гипнотического серебряного блеска, но, не дойдя до цели считанных сантиметров, было остановлено вторым претендентом. Тот ухватил ползуна за волосы и, с силой отшвырнув, подобрал монетку.
 
       - Ты чё творишь? - заскулило тело, поднимаясь. - Это ж на двоих. Сергунь, погоди, - припустило оно за удаляющимся компаньоном. - Слышь, Сергунь...
 
       - Отъебись.
 
       - Ну чё ты? Пошли к деду, а то с нюшкиной бормоты до сих пор кишки горят.
 
       - Отъебись, сказал.
 
       Голоса под аккомпанемент скрипучих половиц спустились вниз и затихли.
 
       - Ваш ключ, - передал мне смотритель здоровенную кованую железяку и, чиркнув спичкой, поджог фитиль висящей под низким потолком керосинки. - Замок крепкий, дверь тоже. Тут чистая параша. А эту, - поднял он стоящее в углу ведро, чем спровоцировал распространение по комнате резкой вонищи, - я заберу. Да, - смотритель остановился в дверном проёме, - парашу в окно не сливать. И, бога ради, не стреляйте тут, будут проблемы.
 
       Я понимающе кивнул, получил в награду гнилозубую улыбку, после чего остался наедине со своим временным местом обитания.
 
       В предыдущие два визита во Владимир судьба меня хранила от близкого знакомства с клоповником. По крайней мере, жить тут не приходилось. Но на третий раз, видно, милость проведения подошла к концу.
 
       При осмотре комнаты сразу возник вопрос - о каких таких койках шла речь? Из мебели в этом хлеву наличествовали только примостившийся у окна стол да скамьи вокруг него, а вдоль стен были разложены набитые соломой грязные тюфяки - каждый со своим неповторимым букетом, сотканным из ароматов пота, мочи и блевотины. Выбрать среди десятка этих сосудов смрада наименее вонючий оказалось делом весьма непростым. Отбраковав наиболее чётко выраженные отдушки экскрементов и рвотной массы, я остановился на двух равноароматных подстилках. Так как половина набивки давно покинула своё вместилище через многочисленные прорехи, сложил оба тюфяка вместе и накрыл брезентом. Получилось относительно мягко и терпимо для носа. Если за ночь ещё и никакая зараза не пристанет - будет вообще заебись.
 
       К привычным-то болячкам я стоек, а вот вши для обитателей подобных заведений - зло почти неизбежное. Сами по себе они больших проблем не доставляют. Побрился, помылся - и нет паразитов. Но когда поблизости свирепствует чёртова копоть... Кто знает, какое путешествие довелось проделать нашему маленькому паразитирующему другу, прежде чем оказаться тут, в складках вонючей дерюги, и запустить свои крохотные жвала в мою шкуру? Ну и клопы, само собой. Куда же без них? А ещё велик риск быть покусанным крысой, кои тут тоже не редкость. Да можно просто наступить на ржавый гвоздь, заработать гангрену, и кирдык. Словом, берегись - не берегись, а судьбу не обманешь. Если на роду написано от пули сдохнуть, никакая хворь не возьмёт, а коли суждено от заразы смерть принять, в бою можешь быть спокоен.
 
       Раньше я, как и многие, считал все эти разговоры про судьбу, рок, фатум - полнейшей чушью. Ну не может такого быть, чтобы вся жизнь с самого начала и до конца расписанной оказалась. Не может! Потому что не может быть никогда! Человек сам творит свою судьбу! И прочее, и прочее... Но всего один случай, которому я стал свидетелем, заставил меня по-иному взглянуть на вопрос.
 
       Жил на свете некий Шура Бессмертный - абсолютно отмороженный товарищ, родом из-под Пензы. За свой век успел наворотить немало дел: наёмничал, ходил в Саратов и Липецк, пробовал себя в роли охотника за головами и даже преуспел на этом нелёгком поприще. Репутацию отморозка и кликуху заработал ещё в молодости. Страха не ведал, в атаку шёл, как на праздник. А причина столь необычного поведения была проста - в детстве маленькому Шуре цыганка нагадала, что умрёт он не от старости, но и не от пули или ножа. От чего, правда, так и не сказала. Окрылённый сим великим знанием, Бессмертный лез во все тяжкие. Ранения случались, но серьёзных - никогда, заживали, как на собаке. И вот однажды морозным февральским утром грянул бой. Шура, верный себе, с рождающим в сердцах врагов ужас кличем "Смерти нет!" и под прикрытием охуевших товарищей идёт в атаку, на штурм укреплённого многоквартирного дома. Результат - дом зачищен, на Бессмертном ни царапины. Всю ночь празднуют. Шура травит байки, в которые теперь грех не поверить, и купается в лучах славы. Но наступает утро, и Бессмертный просыпается в холодном поту, его колотит, грудь сотрясает кашель. Через полторы недели Шуры не стало. Причина смерти - двусторонняя пневмония. Перестарался с боевым кличем на морозе. Такая вот судьба.
 
       Разглядывать в моём убогом пристанище было нечего, поэтому я погасил светильник, запер дверь и сел к окну, дабы совместить приём пищи с наблюдением за жизнью вечернего Владимира. Но процесс этот, ввиду его однообразия, быстро меня утомил. Едва успел прилечь, как на третий этаж попёрли клиенты. Да такие - мать их ети - резвые, что не уснёшь. Ворочался до часа ночи, а в пятнадцать минут седьмого меня разбудил стук в дверь.
 
       - Эй. Есть кто? Тут мальчонка Тараса Каш... Камшу спрашивает. Чё сказать?
 
       Я вскочил и глянул в окно. Возле гостиничной конюшни стояла большая телега, запряжённая двумя лошадями, и четыре уже знакомые мне личности. Не хватало лишь Ткача с Сиплым. На телеге успел разглядеть несколько тюков и два бидона закрытых плотными крышками.
 
       - Зови!
 
       Пацан прибежал красный, запыхавшийся и с алчным блеском в глазах.
 
       - Съехали! - выпалил он.
 
       - Сам вижу. Не шибко ты торопился.
 
       - Виноват, шустрые больно, - замялся мой разведчик.
 
       - Что разузнал? - я закрыл дверь и начал прилаживать краги.
 
       - Они собрались идти через Лакинск! - произнёс парнишка тихо, но с большим чувством.
 
       - Вот те раз! Нахрена?
 
       Малой пожал плечами.
 
       - Я разобрал, что останавливаться они не думают. Хотят проскочить по-быстрому. Про копоть вроде слыхали. Видно, спешат очень. Только куда? За Лакинском одно Болдино осталась - два десятка изб. Чего там наёмникам делать? А дальше уж Петушки, - парень наморщил нос и поёжился.
 
       - Ясно.
 
       - Можно мне уже денег? А то бежать пора.
 
       - Забирай. Но смотри - если сдал меня, вернусь и накажу.
 
       - Да я ни в жизнь! - пацан ловко перекрестился и выскользнул за дверь.
 
       Дождавшись, когда наёмники отбудут, я спустился и рассчитался с конюхом за устроенный Востоку пансион и купленные в дорогу овёс с яблоками.
 
       - Славная животина, - похвалил тот моего любимца, трепя его по холке. - Красавец.
 
       - Да, - скормил я Востоку угощение, - кобылы штабелями ложатся.
 
       - Немудрено, - посмеялся конюх.
 
       - Кстати про кобыл - тут буквально минут пять назад телега отъехала двумя запряжённая. Не у тебя куплены?
 
       - Та, что гнедая - моя. Осталась в уплату долга. Прощелыга заезжий поставил, а сам сгинул куда-то. Ну, я, как полагается, две недели подержал - ни слуху, ни духу. А вторую, с телегой вместе, они у торгаша муромского купили. У того с деньгами что-то не срослось, бегал тут, последние портки продавал. Я часы у него приобрёл с такой оказией. Во, глянь-ка, - конюх вытащил из кармана и с гордостью продемонстрировал потёртую "Славу" на грубом кожаном ремешке.
 
       - М-м, солидный агрегат.
 
       - Хочешь - уступлю? За двадцать монет всего. Самому в пятнадцать обошлись.
 
       - Не искушай. И так с деньгами туго.
 
       - Жаль. А чего лошадями-то интересовался?
 
       - Да тут понимаешь, какое дело - та, что гнедая с подпалинами, в ворованных чистится. С Мурома она тоже. Клеймёная Прохором Жиловым. У него в прошлом месяце тридцать голов разом увели. А меня он к розыску привлёк. Лошади-то племенные, недешёвые. Теперь вот мотаюсь по всей округе. Одиннадцать вернул, ещё девятнадцать осталось. Эх, не поверишь, как меня эта канитель заебла. Сам жалею что подрядился. Раньше охотился за головами, думал - хлопотнее работы не сыскать. Ан нет, нашлась. Сколько я базаров облазил, сколько конюшен перетряхнул - подумать страшно. И главное - каждая паскуда норовит отбрехаться. Вот, казалось бы, уже за яйца взял паразита, а он всё на своём, дескать, я не я, жопа не моя. И пальцы уже ломать приходилось, и ногти рвать, и колени дробить... Ну, за что мне такое наказание?
 
       В процессе пересказа тягот, коими полна жизнь сыскаря-лошадника, конюх постепенно менялся в лице, пока то, вытянувшись, не приняло форму длинноплодного кабачка и соответствующий копируемому овощу оттенок.
 
       - Так это, - развёл он трясущемися руками, - я ж разве против? Я ж завсегда помогу. Мне скрывать нечего. Прощалыга тот, что мне кобылу оставил...
 
       - Забудь, - я поднял ладонь, останавливая рвущийся наружу поток бесполезной для меня информации. - Конокрады известны. Ими другие займутся. А мне нужно вернуть лошадей. Расскажи-ка лучше о тех прохвостах, которым ты ворованную кобылу продал.
 
       - А-а-а... А чего рассказать-то? Ну, мужики, видно, серьёзные, вооружены хорошо. Автоматы там, пулемёт есть...
 
       - Куда они направляются? Что у них в телеге?
 
       - Так я ж не командир ихний, чтоб мне докладываться. Туда вон пошли, через западный КПП, видать. А в телеге у них тюки какие-то. Что внутри - не знаю. Два бидона ещё были сорокалитровых. И два веника. На них-то я сразу внимание обратил. Зачем им веники? Чудно.
 
       - Да, чудно. А телега тяжёлая?
 
       - Э-э... Сама-то не лёгонькая, конечно, крепкая такая, с бортами откидными. Одни рессоры сколько весят, да и колёса здоровенные. На неё тонны полторы запросто погрузить можно.
 
       - А сколько было погружено?
 
       - Да центнера три, не больше.
 
       - Значит, и одна лошадь вполне бы справилась?
 
       - А то? Торгаш муромский им отличную тягловую кобылу продал. Она таких поклаж пяток стянет и не замылится. Нахрена им вторая понадобилась? Будь она неладна.
 
       - Собираются перевозить что-то тяжёлое?
 
       - Не иначе.
 
       - Про Лакинск новости есть?
 
       Конюх вздрогнул и огляделся, будто, произнеся название этого посёлка, я мог накликать злых духов.
 
       - Лакинск? А что Лакинск?
 
       - Вот ты и расскажи.
 
       - Ну, - вздохнул он прерывисто, - поговаривают, будто мор там случился, копоть чёртова. К западному КПП ополченцев нагнали, никого с той стороны не впускают, даже близко не дают подойти. Вчера стрельбу было слыхать. Из пулемётов били. А ты никак туда собрался, за кобылой следом?
 
       - Можно дойти до Петушков, не заходя в Лакинск? - оставил я любопытство конюха неудовлетворённым.
 
       - Господь милостивый! А в Петушках-то тебе что понадобилось?
 
       - Да или нет?
 
       - Пешком всю землю обойти можно, коли ноги крепкие, а вот с телегой Лакинск не обогнуть. Лес там кругом. Если только на пароме по Клязьме до Собинки... Так ведь и оттуда одна дорога - в Лакинск.
 
       - Благодарю. И прими совет - помалкивай о нашем разговоре, целее будешь.
 
       Я сел верхом и направился к выезду из города. С Воровского на такую же низенькую и тесную от высыпавшего с утра пораньше народа Комсомольскую, дальше на Большую Московскую, с её мешаниной из двух-трёхэтажных старинных, но крепких ещё зданий и вконец обветшалых предвоенных высоток. Оттуда на скупую до прохожих Дворянскую, мимо промзоны и стадиона, превращённого в гигантскую свалку, на Студёную Гору и по проспекту Ленина, сквозь строй огромных серых глыб, служивших домами несметному количеству людей. Теперь эти бетонные коробки стояли пустыми. Из оконных проёмов нижних этажей, как ливер из порванного брюха, вывалились кучи лома от рухнувших перекрытий и стен. Некоторые фасады обвалились, лежали вдоль дороги каменными курганами с торчащей наружу, будто проросшей из них арматурой. А позади - соты. Десятки сот-комнатушек, где давным-давно не кипит остановившаяся вместе с последней лопатой угля жизнь. Лишь ветер треплет лохмотья обоев, когда-то, наверняка, разных: однотонных и с рисунком, ярких и сдержанных, дешёвых и дорогих, а теперь чёрных от плесени. Серо-чёрные соты - холодные, пустые, бессмысленные. Какая-то - мать её - адская пасека. Даже арзамасское Поле со своими пеньками скошенных домов не оставляет на душе такого паскудного ощущения. Сравнивать его и Проспект Ленина - это всё равно, что сравнить выбеленные временем кости и гниющее мясо. Смрад тухлятины, доносящийся со стадиона-помойки, вполне органично дополнял здесь запах мокрого бетона и земли. Владимир давно поразила чёртова копоть. Он гниёт, год за годом теряя куски. Конечности-пригороды уже висят мёртвым грузом на истощённом теле. Скоро и оно погибнет.
 
       КПП, стоявший раньше в середине Проспекта, на пересечении с улицей Чайковского, теперь перенесли в самое его начало, аж к Московскому шоссе. Народищу понагнали и впрямь дохера. Дорогу от дома до дома перекрыли бетонными блоками, оставив трёхметровый участок, загороженный ржавым микроавтобусом на конной тяге. Верхние этажи окраинных высоток облюбовали снайперы, не особо заботясь о маскировке позиций, и, наверняка, не только возле шоссе. У ног одного из присевших отдохнуть ополченцев стоял ранцевый огнемёт.
 
       - День добрый! - поприветствовал я два десятка хмурых мужиков, прервавших свои дела ради моей скромной персоны. - Мне бы в Кольчугино. Выпустите?
 
       - Зачастили вы в Кольчугино, - усмехнулся один из них - крепкий усатый дядька с наглой рожей - поправляя висящий на плече АК-74. - Уже седьмой за последние двадцать минут. А в предыдущий месяц и десятка не набралось. Мёдом там теперь намазано, что ли?
 
       - Кабы мёдом, - улыбнулся я в ответ.
 
       - Ну-ну. Мне-то на самом деле похуй, куда вы все прётесь. Главное - чтоб не возвращались. Пропуск давай.
 
       - А что так? - поинтересовался я, отдавая бумагу.
 
       - Неохота патроны зря тратить.
 
       - Оно понятно. Патроны лишними не бывают. Я краем уха слышал, будто зараза тут поблизости объявилась, чуть ли не в Лакинске.
 
       - Да ты чё?! - делано удивился мой собеседник. - Слыхали, новость? - обратился он к соратникам. - В Лакинске хуйня какая-то завелась! Вот те на!
 
       Стоящие рядом ополченцы невесело усмехнулись, глядя под ноги.
 
       - Выпускай, - преградивший путь автобус чуть сдвинулся вперёд. - Там, дальше по дороге, - указал резко помрачневший шутник в сторону шоссе, - лежат двадцать восемь тел: одиннадцать мужиков, четырнадцать баб и три ребёнка. Вчера сюда пришла толпа человек в пятьсот, если не больше. Просили медика, чтоб осмотрел. Не хотели расходиться. Даже когда мы дали очередь поверх голов. Пришлось бить ниже. А потом ещё баллон смеси истратили, трупы сжигая. Так у меня к тебе просьба - будешь в тех краях мародёрствовать, передай оставшимся заодно, чтоб к нам не совались. На следующий раз приказано в переговоры не вступать, огонь открывать без предупреждения. Лады?
 
       - С радостью.
 

 

Глава 13 
 

Почему лошади боятся мертвецов? Я бы ещё понял, будь это их, лошадиные, мертвецы. Но нет. Там были только человеческие. Остатки тел. Чёрные, в трещинах, с пустыми глазницами и разинутыми оскалившимися ртами.
 
       Восток встал на дыбы, как только почуял смрад горелого мяса. Его ржание вспугнуло стаю пирующих ворон. Птицы, такие же угольно-черные, как и их добыча, разом взлетели, закружились над дорогой, раздражённо каркая.
 
       - Тихо, парень, спокойно, - я погладил коня по шее, чувствуя под ладонью дрожь. - Давай, вперёд. Вот так. Молодец.
 
       Хрипя и норовя шарахнуться в сторону от очередной головешки, Восток всё же пошёл. Его копыта неуверенно ступали по растрескавшемуся асфальту в потёках спёкшейся крови, старательно обходя трупы. Должно быть, он всё-таки не слишком храбр. Наверное, в тот раз просто не понял, что хозяин мёртв. Но сейчас смерть была слишком очевидна, чтобы её не заметить.
 
       А эти владимирцы - знатные головорезы. Мало того, что баб с детворой постреляли, так ещё и жгли, не добив. Многие тела замерли в позах, приданных им явно не пулей. Кого-то огненная струя настигла в попытке отползти, кто-то изжарился, выставив вперёд скрюченные руки, будто защищаясь. Одно тело, судя по тазовым костям - женское, завалилось на бок, ноги были согнуты в коленях, обугленная голова уткнулась в землю, руки обхватили кучу обгоревшего тряпья. Я не сразу разглядел, что из него торчит. Это оказалась стопа. Крохотная. Почерневшие пальцы спеклись, кожа вздулась и лопнула от жара. Недоработали дезинфекторы. Не довели дело до углеродного остатка. Возможно, ребёнок был ещё жив, когда обнявшая его мать догорала, залитая огнесмесью. Возможно, он даже плакал, пока лёгкие, заполненные раскалённым воздухом, не отказали.
 
       Младенец в тряпье под бензиново-мазутным соусом, запеченный на кипящем асфальте. М-м... Передайте повару мою благодарность. Чёрт. Не смешно. Пусть это всего лишь маленький безмозглый комок мясца, но такой участи он не заслужил. Надеюсь, зараза ещё цела в его теле, и набившие брюхо вороны, подохнув в жилой черте Владимира, станут кормом для тамошних крыс, разносящих смерть по домам.
 
       Интересно, куда делись остальные участники шествия? Пятьсот человек - целая толпа. Сюда они пришли организованно. Как-никак за двадцать с лишним километров пилили. И, получив по жопе, вряд ли вернулись назад. Я бы точно не вернулся. Лучше попытать счастья в холодном сыром лесу, чем ждать смерти дома.
 
       А лес начинался уже метров через триста от КПП. Он почти сожрал остатки расположившейся слева промзоны и планомерно засевал молодняком отступающие на правом фланге владимирские поля. Впереди меня ждали километры того, что на старых картах значилось как Московское шоссе М7. Наверное, раньше эта дорога была широкой, и по ней летели туда-сюда тысячи автомобилей. Теперь сохранилась лишь полоса раскрошившегося асфальта, наполовину занесённая землёй и зажатая вездесущим лесом. Местами он сходился до того плотно, что оставлял дороге не больше трёх метров. Иногда на обочинах встречались поваленные деревья и выкорчеванные пни - это лакинские в меру сил старались поддерживать "шоссе" в проезжем состоянии. Но не только эти признаки жизни попались мне на глаза. Я отъехал от КПП уже около двух километров, и до сих пор ясно различал на земле кровавые капли. Здесь шли раненые. Неужели решились вернуться?
 
       Ответ на этот вопрос прилетел пять минут спустя вместе со звуком одиночных выстрелов и криком, рвущимся из чьей-то лужёной глотки:
 
       - А ну назад, блядь! Назад, сказал! Куда, сука, лезешь?!
 
       Снова выстрелы и второй голос, не такой громкий, но с чёткими командирскими нотками:
 
       - Немедленно разойдитесь! У нас нет лекарств! Будем стрелять на поражение!
 
       Между мной и источником этих агрессивных звуков было примерно полтора километра. Да, матушка-природа слухом не обделила. Негромкий разговор я, если напрячься, слышу метров с пятидесяти, звук выстрела могу различить с десяти километров, с трёх-четырёх - определю тип оружия, с одного-двух - назову марку. Не знаю, откуда взялась такая способность. Она обнаружилась даже раньше, чем моё "кошачье" зрение. Говорят, что информация - ключ к успеху. Это верно. И уши всегда помогали мне в её сборе. Может быть не так, как нож или пекаль, но тоже весьма существенно.
 
       То, что было в полутора километрах впереди, звалось - микрорайон Юрьевец. Почему микрорайон - не знаю. Судя по картам, лес и до войны отделял этот посёлок от Владимира. Тут, вроде как, раньше два завода были с вредным производством. Один - асфальтобетонный, второй не помню, но тоже говно какое-то варили, пропитку, кажется, для опор. А большинство местного населения на этих заводах трудилось. Очень удобно - ядовитая промзона слева от дороги, батраки с семьями справа, между посёлком и собственно городом зелёный буфер из четырёх километров леса. Всё по уму. Здесь даже детский санаторий имелся, прямо недалеко от заводов, и Федеральный центр охраны здоровья животных - забавная организация. Ах, каким чудесным местечком был этот Юрьевец - ни дать ни взять райский уголок. После войны производство благополучно встало, и он опустел в кратчайшие сроки.
 
       Но сейчас, похоже, зараза в паре с негостеприимством большого соседа снова вдохнули жизнь в холодное чрево посёлка.
 
       Интересно, о каких таких лекарствах орал Ткач? Почти не сомневаюсь, что это был именно он. А потом вроде бы слово взял Сиплый, но этот в ораторы никогда не годился, и я нихера не разобрал. От чёртовой копоти лекарство только одно, и его у наёмников в достатке. И почему не слышно больше стрельбы? И криков нет. Всё затихло.
 
       Я пришпорил Востока, желая поскорее выйти на линию прямой видимости с моими подопечными, и прямого выстрела, если понадобится.
 
       Чёрт, как же всё-таки неприятно. Ощущаю себя сраной, мать её, нянькой. Такая незаметная, серенькая, всегда рядом, следит за чадом. По окончании этого дела нужно будет попросить у Фомы рекомендательное письмо, и можно идти наниматься в лучшие дома хоть Мурома, хоть Коврова, хоть Сергача. Да, пожалуй, пойду в Сергач. Тамошнее соплячьё покладистее. А станут бедокурить - переломаю ноги.
 
       Поднявшись из закрывающей обзор низины, я приложился к окуляру прицела. Телеги впереди не было видно. Если она и цела, то собравшаяся на улице толпа её загородила. Будем считать так, пока не получим доказательства иного. Например, разорванные в куски тела, гонимые ветром окровавленные лохмотья камуфляжа или останки кобыл, освежёванных и разделанных подручными средствами на месте убоя, в огромной луже крови, разбегающейся ручейками по выщербленному асфальту. Сказать по-правде, я был бы даже рад такому развитию событий. Сделал всё что мог, спасти не удалось, очень жаль. Да, это непрофессионально, да, неохота возвращать наполовину истраченный аванс, да, не смогу предоставить Фоме весомых доказательств. Но, в конце-то концов, я и не вызывался, меня заставили. А слабо мотивированный труд, как известно, имеет низкую продуктивность, особенно если использовать специалиста не по назначению.
 
       Хотя желание полюбоваться результатами гнева толпы было велико, я предпочёл не повторять вынужденных ошибок своих подопечных, возможно уже бывших, и направил пошедшего рысью Востока влево от шоссе, к промзоне.
 
       Чёрт. Не знай я, что здесь производили, наверняка принял бы эти нагромождения металла за адские машины. Найти место более подходящее для них, чем преисподняя, трудно. Так и вижу кучи вопящих грешников, которых зачерпывают огромные ковши и с диким лязгом тащат до чанов, где вовсю кипит бесовское варево, и обезумевшие от ужаса грешники падают вниз, и варятся, корчась и стеная в кипящей маслянистой субстанции, чёрной, как дёготь, пока та не покроется розовато-жёлтыми разводами от выпаренных жира, лимфы и крови, пока отслоившаяся кожа не расползётся лоскутами, пока мясо, сойдя с костей, не распадётся на пряди, а сами кости не рассыплются, став хрупкими как стекло. И бежит адский бульон по кривым трубам, и разливается в грязные корыта, и приходят к ним твари из самых тёмных уголков преисподней чтобы жрать, отрыгивать и снова жрать грешные души.
 
       Бля, придёт же такое в голову. Но остатки оборудования, возвышающиеся между заросших железобетонных ангаров, и вправду смотрелись чудовищно. Этакая бесформенная мешанина из полусгнивших цистерн, опор, балок, труб и лестниц - ржавые монументы былой индустриальной мощи, достигающие двадцати-двадцати пяти метров вверх, поскрипывающие на ветру расшатавшимися, узлами. Теперь уже трудно понять, как действовали эти агрегаты, дававшие работу немалой части населения десятитысячного микрорайона. Некоторые рухнули и лежали на земле грудой металлолома, другие были близки к этому, теснимые лесом, безжалостно разрушающим фундаменты, и подтачиваемые коррозией. В одной из прогнивших стальных бочек слышался скрежет когтей по тонким стенкам. Должно быть крысы свили гнездо. Верхотуру "адских машин" облюбовали вороны.
 
       Я спешился и взял коня под уздцы. Не хотелось привлекать внимание высоким силуэтом, да стрелять с седла не приучен.
 
       Мы благополучно миновали кладбище достижений народного хозяйства и уже приближались к выезду из Юрьевца, когда из-за угла впередистоящей бетонной коробки мне наперерез вырулил задумчивый субъект. Он остановился, краем глаза заметив направленный в его сторону АПБ, и поднял замотанные лоскутами тряпья руки. Между нами было метров двадцать.
 
       - Нет-нет! - вовремя опомнился мыслитель, потому как спусковой крючок уже почти выбрал ход. - Я не заразный! Не стреляй!
 
       - А руки почему замотаны? - сам не ожидал от себя такого вопроса, до сих пор не пойму, зачем его задал, вместо того, чтобы влепить пулю потенциальному разносчику инфекции.
 
       - Это не то! - просиял везунчик щербатой улыбкой и принялся разматывать свои клешни. - Это не копоть! Я сам... - запнулся он, развязывая зубами узел. - Сам боялся. Думал - всё, амба, приехали. Ан нет, поживём ещё! Во, глянь.
 
       - Стой тихо. Я и отсюда прекрасно твои гнойники вижу.
 
       - А знаешь, что это такое? Ящур! Всего лишь сраный ящур! - мужик утёр рукавом слёзы счастья и, подняв глаза к небу, перекрестился. - Спасибо, господи.
 
       - Откуда известно? Ты медик?
 
       - Я - нет, а вот человек, что здесь недавно с теми бандитами проезжал - дай ему бог здоровья - медик. Сразу видно. Он-то и сказал, мол, хуйня это всё, а не чёртова копоть. Ящур, мол, у вас. А и действительно, я, как услыхал, так и вспомнил сразу - тут ведь до войны, вон, через дорогу и направо, институт какой-то был, по животным, лекарства для скотины домашней испытывали. А у скотины какая первейшая напасть? Ящур! Испытывали-то, небось, на свиньях больных, да коровах. Тут и хоронили. Почто далеко возить, когда лес кругом? А теперь - я вот что думаю - воды-то грунтовые могильник этот вскрыли, да всю заразу к нам в Лакинск и принесли! Сами хороши, конечно. Развели панику - копоть-копоть! Ну, ничего-ничего, не велика беда. Старые скважины засыплем, новые выроем, и заживём лучше прежнего, - мужик вдруг погрустнел и начал прилаживать назад размотанные бинты. - Людей только жаль. Зазря под владимирскими пулемётами легли. Эх... Как теперь с этими мразями уживаться? - он, не обращая больше внимания на готовый к стрельбе АПБ, развернулся ко мне спиной и побрёл в сторону Лакинска.
 
       Последнее время стал всё чаще ловить себя на том, что испытываю обиду. Всегда терпеть не мог обиженных, а тут такой конфуз. Вот и сейчас опять. Сколько там положил пулемётчик возле КПП "предупредительной" очередью? Двадцать восемь голов. Двадцать восемь безоружных, нуждающихся в медицинской помощи жалких ничтожных обывателей. Они никого не замочили, не кинули на бабло, не насиловали ни чьих сестёр, дочерей, матерей, не ставили ни чей авторитет публично под сомнение. Они просто хотели поговорить. Хотели, чтобы к ним вышел медик, и вынес вердикт - жить или умереть. Будь этот медик толковым и верным клятве, всё бы закончилось прекрасно. Даже дай он второй ответ, толпа, понурив головы, так же спокойно расползлась бы доживать недолгий век по родным углам, или искать спасения на новом месте. Но вместо медика они дождались очереди из ПКМа. Один мудак один раз нажал на спуск и сделал тридцать восемь трупов. И что, его заклеймят позором? Да нихуя. Он выполнял приказ, защищая родной город от смертельной угрозы. А теперь возьмём меня. Не знаю, сколько точно на моём счету покойников, думаю - не больше сотни. Сотня трупов за десять лет активной трудовой деятельности! Итак, я - десять ублюдков в год, тот ухарь - двадцать восемь божьих овечек за пять секунд. На кого боязливо косятся и шепчут, думая, что их не слышно: "Это тот самый. Точно тебе говорю. Он из людей мозг через глазницы высасывает, а детей жрёт целиком"? Ёбаные неблагодарные твари. Я всего-то двух малолеток замочил, и то, когда сам был таким же сопляком. И уж точно их не жрал. Ну, Бабу только покусал слегка. А эти сплетни про высасывание мозгов - вообще полная чушь! Какая безграмотная падла такое выдумала? Найти бы суку, да продемонстрировать, как на самом деле мозг из черепа извлекается. Э-хе-хе. Мир полон глупости и предрассудков. Хотя, с другой стороны, в нашей профессии репутация - чем хуже, тем лучше. Может и чёрт с ними? Пусть болтают. Хм... Думаю, будет не лишним даже пустить пару-тройку слушков от себя лично.
 
       На расстояние прямой видимости с группой Ткача я вышел уже через час. Всё это время пришлось пробираться через нестройные ряды ящурных возвращенцев, заполонивших дорогу собой и своим барахлом. Многие, судя по нагруженным повозкам, собирались покидать родной посёлок если не навсегда, то явно не на недельку-другую.
 
       Ещё минут через двадцать показались окраины Лакинска.
 
       На сей раз Ткач решил не искушать судьбу и, дабы избежать конфликта с готовящемся к мучительной смерти населением, без отлагательств огласил добрую весть:
 
       - Жители города Лакинск, - начал он речь комплиментом, - призываю вас не предпринимать необдуманных действий! Слухи о распространении чёртовой копоти - ложь! Ваши больные инфицированы ящуром! Это не смертельное заболевание! Вам есть что терять! Будьте благоразумны! Не препятствуйте нашему проходу через город! И мы не причиним вам вреда!
 
       Голос его был слегка искажён и резонировал. Видно успели смастерить рупор. Сообразительные. Да и вообще, неплохой способ пересечения территории с потенциально враждебным населением. Входишь в городишко и сразу, не останавливаясь, начинаешь орать во всю глотку поразительную хуйню. Например: "Граждане Кислодрищенска, командование Громадной Освободительной Всенародной Непобедимой Армии берёт вас под свою защиту! Через двадцать минут здесь будет проходить многотысячная колонна военной техники в сопровождении десяти бронепоездов и пяти линкоров, отправленная нашим мудрым Вождём в победоносный поход на заокеанского врага, готовящего коварный план вторжения! Просим не препятствовать проходу колонны, и не кормить солдат, что может понизить их боевой дух! Во избежание трагических случайностей рекомендуем укрыться в подвалах! Источники подозрительного движения будут уничтожаться точными ковровыми бомбардировками и ракетными ударами с орбиты!". А сам тем временем, пока население пытается осмыслить услышанное и пребывает в замешательстве, продвигаешься к выходу. Кстати, неплохо звучит. Нужно будет при случае опробовать.
 
       Когда я вошёл в Лакинск следом за наёмниками, проведённая ими разъяснительная работа уже принесла плоды: лица ящурных больных светились придурковатыми улыбками, многие из "записных покойников" крестились, обратив взоры в сторону часовни, некоторые стоя на коленях. Один оборванец, с красными глазами на опухшей роже, носился от дома к дому, орал: "Славьте господа!" и норовил обняться с каждым встречным. Судя по растопыренным клешням, эта участь была уготована и мне. Наличие под целью объятий такого немаловажного фактора, как конь, любвеобильного безумца не смущало, но вот направленный в лицо глушитель АПБ быстро заставил изменить траекторию. Остальные внимания на меня почти не обращали, а когда подтянулись первые возвращенцы, то и вовсе перестали замечать, устремившись к растущей шумной толпе.
 
       Что ж, ещё один шажок к призрачной цели. Следующий - Петушки. Городок с весёлым названием и совсем невесёлой репутацией. Никогда прежде там не бывал, но наслышан. И слухи эти меня здорово тревожат. Меня - того, кто вырос в пристанище греха и мерзости, того, кто якшается с людоедами, работорговцами, мародёрами и вероотступниками, того, кто отправил в ад сотню ублюдков, треть - ещё при жизни. Но предстоящий визит в Петушки меня почти пугал.
 
       Судя по размеру шрифта и кружочка на моей карте, до войны Петушки могли похвастать населением тысяч в двадцать. Из немногочисленных предприятий самым жизнеспособным оказался маслосырзавод, до последнего работавший на сырье, производимом местными фермами. По слухам, петушкинцы, как и все, медленно вымирая, прожили в своём городе ещё три с лишним десятка лет, прежде чем... исчезнуть. Да, вымирание деревень, посёлков и небольших городков - дело обычное, но так, чтобы в один день... До Владимира - ближайшего крупного соседа - от Петушков шестьдесят километров. Связь между ними поддерживалась постоянно, в том числе и радиосвязь. А тут вдруг - бац. Ни слуху, ни духу. Потом якобы бродяги рассказывали, что видели на дороге и в лесу, недалеко от города, сотни свежих человеческих костей с обрывками одежды, россыпи гильз и странные зарубки на деревьях, в виде ни то пятерни, ни то восходящего солнца. Те смельчаки, что рискнул пойти дальше, уже ничего добавить не смогли, так как больше их никто не встречал. А ещё через некоторое время по Владимиру и окрестностям поползли слухи о чудовищных тварях, обосновавшихся в Петушках. Вариантов, разумеется, было огромное множество - от полудиких кочевых племён с севера, до лишённых рассудка и человеческого облика выродков, пришедших аж из радиоактивной пустыни, ранее известной как Европа. Напоминает сказку об обитателях арзамасского топливного хранилища. Масштаб другой, мотивы те же. Пустая страшилка? Может быть. Вот только вестей из Петушков за последние два десятка лет так и не пришло, как и смельчаков туда отправлявшихся.
 
       За Лакинском дорога, ранее имевшая хоть чуть-чуть, но пользуемый вид, с каждым пройденным километром всё больше превращалась в широкую лесную тропу. Через несколько часов пути уже ничто не напоминало об асфальтовом полотне трассы М7. Оно полностью заросло землёй, а ту, в свою очередь, покрывала сохнущая трава с единственным различимым следом проехавшей недавно телеги.
 
       Муромские сосновые леса постепенно сменились лиственными, точнее - голыми, с редким вкраплением тёмных, едва не до черноты, елей, в окружении громадных лип, ясеней и дубов. Паутина ветвей здесь до того плотная, что даже без листвы даёт тень не хуже чем в сосновом бору. Молодняку не просто выжить в тёмном подлеске, он тонок и чахл, зато папоротник вовсю разросся, и теперь его сухие мёртвые листья покрывали землю грязно-бурым ковром. Дважды я замечал кабаньи лёжки, прямо возле дороги, а ближе к полудню в нос ударил запах падали. На обочине, уткнувшись рогами в гнилой пень, лежала туша лося. Вернее обглоданный, в лохмотьях чёрного мяса скелет с источенными костями и задубевшей от крови шкурой, валяющейся на дороге, откуда лосиные останки и были перетащены моими подопечными, дабы освободить проезд. Судя по аромату, зверь умер четыре дня назад. Крупный, килограмм под триста-триста пятьдесят. Такого и волколаку завалить нелегко. Скорее всего, собаки поработали. Большая стая. Борозды от клыков на костях не особо глубокие, их почерк. Только вот... Два позвонка в шейном отделе раздроблены, и явно не зубами. Я пригляделся к земле вокруг тёмного пятна впитавшейся крови. Точно - следы здоровенных когтей, обрамляющих отпечаток широкой тяжёлой лапы. Сам Хозяин леса изволил отобедать. Содрал шкуру с убоины, съел жир, ливер и довольный жизнью удалился переваривать, а шавкам достались объедки. Но это вовсе не означает, что медведь забыл сюда дорогу. Он вполне может вернуться, рассчитывая перемолоть крепкие лосиные кости, пришедшиеся не по зубам мелким тварям, и полакомиться мозгом.
 
       Раньше медведей в здешних краях не водилось. Они появились тут совсем недавно. Должно быть, пришли с северо-востока, где зимы с каждым годом становятся всё холоднее, а пищи всё меньше. И, придя, обосновались как дома. Кабаны, олени, лоси, ягоды, грибы, муравьи, личинка - жратвы полно. Не отказываются косолапые и от домашней скотины, если припрёт, но людей обычно стараются обходить стороной. Не брезгуют падалью. А поздней осенью они особенно прожорливы, запасают жир перед спячкой. И тут уж не до гастрономических предпочтений. Встретят человека - употребят за милую душу.
 
       По рассказам охотников медведь - зверь абсолютно непредсказуемый. Если лоси с оленями опускают рога, демонстрируя свои агрессивные намерения, а собачья братия прижимает уши, скалится и вздыбливает шерсть, то медведь может атаковать в любой момент, без предупреждения. Иногда, если не голоден, он встаёт на задние лапы и ревёт, отпугивая незваного гостя, но чаще не утруждает себя вступлениями, а переходит сразу к делу. Неповоротливый с виду увалень, круглый, пушистый, похожий на сказочную добрую зверушку - никак не вяжется со смертельной опасностью. Обманчивое впечатление. Не знаю, известна ли зверям жестокость, но если так, то медведь, без сомнения, один из самых жестоких хищников. Какова основная цель подавляющего большинства четвероногих убийц при охоте? Это область горла, там, где проходят ярёмная вена и сонная артерия - магистрали кровотока, несущие в мозг кислород с питательными веществами. Один точный укус, удержание, и вот жертва уже не дышит. Так делают все, но только не медведь. Он плевать хотел на то, мертва добыча или ещё в сознании. Если она не представляет угрозы и не пытается убежать, значит можно приступать к трапезе. Я не единожды слышал пересказ истории одного охотника, которому посчастливилось - что спорно - выжить после встречи с медведем. Тот ночью, ничуть не испугавшись горящего перед входом костра, вытащил незадачливого зверобоя из палатки и начал жрать его. Просто придавил лапой к земле и откусывал кусок за куском. Без суеты, без спешки, как будто всегда только орущими во всю глотку охотниками и ужинал. Мужику "повезло", медведь оказался не слишком голодный, съел левую половину лица, вместе со скулой, и руку, после чего бросил охрипшее от воплей "блюдо" и ушёл. Охотник, кое-как остановив кровь, сумел добраться до города, где местный хирург отрезал ему обглоданную культю и натянул кожу на изуродованную физиономию. С тех пор охотников-одиночек, уходящих в леса на несколько дней, как бывало раньше, сильно поубавилось.
 
       Припомнив эту историю, я невольно оглянулся - чем чёрт не шутит? - и, запрыгнув в седло, пустил заметно нервничающего Востока рысью.
 

 

 Глава 14
 

Когда до Петушков по моим расчётам оставалось километров десять-двенадцать, лес снова начал меняться. Древние великаны со стволами в три охвата толщиной постепенно уступили место не столь внушительным собратьям, а те, в свою очередь, редея и мельчая, сменились сухостоем. В сыром холодном воздухе повисла болотная вонь.
 
       Чёрт побери! А на карте никаких штрихов. Впрочем, что можно требовать от выцветшего куска бумаги полувековой давности?
 
       Не люблю болота. Никогда не знаешь, куда приведёт тебя следующий шаг. Случись тут бой, и всё будет решать не опыт и выучка, а банальное преимущество в плотности огня. Здесь не поманеврируешь. Останется только упасть брюхом в жижу и стрелять, надеясь, что ублюдки закончатся раньше, чем патроны в твоих магазинах.
 
       Восток шлёпал копытами по раскисшей тропе и нервно сопел, водя головой из стороны в сторону. Да, местечко и впрямь неуютное. От леса мало что осталось: тощие чёрные гнилушки, замшелый валежник, да топь кругом. Ещё и погода в конец испортилась. Небо заволокло, и стал накрапывать дождь. Впереди, за серой пеленой едва проглядывали силуэты домов, а от группы Ткача остались лишь следы на чёрной дорожной грязи, стремительно тающие под холодными каплями.
 
       - Пру-у! - Восток аж на задние ноги присел, так сильно я натянул уздечку. - Что за чёрт?
 
       Мы были не одни. Готов поклясться - я слышал шаги за спиной. Кто-то пробежал там. Но сейчас... Только рябь на воде.
 
       Пистолет сам лёг в руку.
 
       Опять! Рывком поворачиваю коня влево. И снова ничего, лишь подёрнутая ряской вода колышется среди кочек. Спокойно. Без паники. Просто жаба проскакала. Здоровенная - мать её - жаба. А кто же ещё?
 
       Сидевшие на мёртвой берёзе вездесущие вороны сорвались с веток и улетели, не проронив ни звука.
 
       - Вперёд.
 
       Главное - не сходить с тропы. Ни при каких обстоятельствах не сходить с чёртовой тропы.
 
       Дождь усилился. Порывы ветра подхватывали его потоки и бросали в лицо. Капюшон пришлось снять, он мешал обзору. Проклятая боязнь воды. Ненавижу её. Ненавижу себя за эту слабость. Ладони вспотели. Горло пересохло. Один неверный шаг, и трясина с жадным чавканьем засосёт в свою утробу. Только бы Восток не понёс, только бы...
 
       Едва я отцепил привязанный к седлу вещмешок, как позади снова раздались быстрые шлёпающие по грязи шаги, и что-то с силой ударило коня по крупу.
 
       Восток дёрнулся влево, заржал и галопом бросился, куда глаза глядят. А глаза у него, как назло, глядели прямиком в болотную жижу. Ломая валежник, конь по брюхо запоролся в топь, прежде чем я успел швырнуть сидор на тропу и сам, взобравшись ногами на седло, прыгнул в направлении противоположном выбранному обезумевшей скотиной.
 
       Заставь повторить такое на суше - ни за что не осилю. А в болоте - поди ж ты - акробат херов. До тропки, правда, не долетел, шмякнулся всем прикладом в воду, но уже неглубокую. А может только показалось, что неглубокую. Вылетел-то я оттуда будто из кипятка, времени мерить не было. АПБ в руке, "калаш" на шее, чудом не потерял. А вокруг снова никого, только Восток хрипит, увязнув. На бурой ряске красные разводы. То ли о валежник поранился, то ли приложила его "жаба" как следует. Да что ж за чертовщина? Нет, так не годится. Это я охотник. Я загоняю дичь. И в её шкуру ты меня не упрячешь.
 
       - Выходи, тварь. Пора за конину рассчитаться.
 
       Тишина.
 
       - Поиграть вздумал, засранец? Ладно, поиграем.
 
       Давно не испытывал этого чувства, когда холодок бежит по спине, а потроха сжимаются в предчувствии неизбежного. Прямо как в детстве.
 
       - Жили-были два соседа,
 
       - Два соседа-людоеда.
 
       - Людоед, людоед,
 
       - Пригласи-ка на обед.
 
       - На обед попасть не худо,
 
       - Сдохни, мать твою, паскуда!
 
       Рыщущий по болоту ствол АПБ задрался вверх, выпустив короткую очередь под чуть шевельнувшуюся корягу, туда, где ряска лежала не столь плотным слоем. На чёрной воде взвились несколько фонтанчиков, а вслед за ними тухлая болотная жижа буквально взорвалась. Из-под коряги выскочило нечто белёсое, и, взметая облака брызг, кинулось в мою сторону.
 
       Ухватив левой рукой АПБ за глушитель, я вдавил спусковой крючок. Пистолет за секунду сожрал оставшиеся в магазине "маслята" и разинул дымящуюся пасть патронника.
 
       Белёсая тварь, получив пригоршню свинца, споткнулась и упала на четвереньки в трёх шагах от меня.
 
       Не дожидаясь, когда эта зараза соберётся силами для последнего прыжка, я бросил опустевший пистолет и прыгнул сам.
 
       Клинок вошёл в жилистую шею под прямым углом, и вышел, оставив борозду вспоротой от горла до правого уха плоти. Голова твари, отклонилась влево, разошедшееся мясо чавкнуло, выдав с последним ударом сердца алую струю.
 
       Я огляделся в поисках новых гостей - вроде тихо. Подобрал брошенный АПБ, сменил магазин и вернулся к трофею.
 
       То, что это не жаба, можно констатировать с уверенностью. Но и от человека там осталось мало. Тварь ростом метра полтора, никакой одежды, коренастая, сутулая, с короткими ногами, заканчивающимися здоровенной лапой, размера эдак сорок седьмого. Между пальцами что-то вроде зачаточных перепонок, ногти сильно утолщённые, загибаются вниз крючком. Ручищи чуть не до земли, мощные, узловатые. Кисть вроде человеческой, но тоже с перепонками, как на ногах, и когти опять же. По всему телу - где реже, где гуще - рыжая шерсть. И кожа конопатая, прямо как у той тощенькой шлюшки, что я последнее время облюбовал, забредая на огонёк "Загнанной кобылы" в краткие моменты отдыха. Правда, у здешней мрази конопушки смотрелись не столь симпатично, да и рожей не вышла - нос мясистый, большеротая, с водянистыми широко разнесенными глазами на выкате и крохотными ушными раковинами по бокам широкого приплюснутого черепа с пологим лбом. Ох, страшна сука.
 
       Принимая во внимание столь ярко выраженный звероподобный облик твари, я был немало удивлён, обнаружив рядом с трупом дубину, утыканную ржавыми гвоздями и острыми обрезками жести.
 
       Восток тем временем погружался всё глубже в трясину, отчаянно пытаясь удержать морду над болотом, вращал вытаращенными от ужаса глазами и фыркал. Бедная скотина.
 
       Я подошёл ближе, поставил переводчик огня на одиночные и прицелился.
 
       - Извини, дружище. Мне тебя не вытянуть.
 
       Пуля легла точно в ухо. Конская голова качнулась и через считанные секунды исчезла под пузырящейся красновато-чёрной водой.
 
       Жаль. Хороший был коняга, привязался я к нему, хоть и знакомы недолго. Мало о каких потерях мне жалеть приходилось, а вот, поди ж ты, даже сердце ёкнуло. Но горевать времени нет. Вряд ли эта рыжая тварь тут одна такая. Не удивлюсь, если петушкинцев её сородичи перебили, а потом и сами передохли без доступной жратвы. Но, передохли или нет, а мне одному и пары-тройки выживших хватить за глаза, если одновременно с разных сторон зайдут. Поохотиться-то они, как видно, не дураки. Надо уходить, да пошустрее.
 
       Я был метрах в ста от ближайшей пятиэтажки, когда шум дождя и мерное шлёпанье подошв по грязи заглушила автоматная очередь. К первому стрелку тут же присоединились ещё два. Сначала били короткими, прицельно. Но уже секунд через десять начался шквальный огонь. Автоматную песню подхватил ПКМ. Одна за другой ухнули две гранаты.
 
       Вот тебе и "передохли".
 
       Первая пришедшая в голову идея - съебаться по-добру, по-здорову - существовала там не долго. Для пересмотра только что разработанного гениального плана оказалось достаточным кинуть взгляд назад. Грохот стрельбы привлёк не только моё внимание. Из болота, в дождевой пелене, поднимались всё новые и новые фигуры. Будто призраки. Светлые пятна на тёмном, кладбищенско-мрачном фоне. Десятки пятен.
 
       - Чтоб тебя!
 
       Я распрощался с мыслью об отступлении, поправил сидор и со всех ног припустил к серой пятиэтажной коробке. Опрометью проскакав девять лестничных пролётов, нырнул в пустой проём двери. Огляделся - две комнатушки, разбитый санузел, внутри никого. Из дверного короба торчит шуруп от сорванной петли. С противоположной стороны - наполовину вылезший гвоздь. Очень кстати. Достаю попиленный запал от эфки, леску. Десять секунд, и пугач готов. Будет чем гостей встретить. С прикрытой жопой и воевать приятнее. Лечу к окну, на ходу вынимая ВСС. А там, снаружи - мама дорогая! - весь двор завален конопатыми тварями. Десятка три жмуров, не меньше. Подопечные мои только магазины с коробами менять успевают, рассредоточившись вокруг телеги. Сиплый пляшет над дохлой кобылой, лихорадочно стягивая с мясного якоря упряжь. Плотно вляпались, голубчики. Ой как плотно.
 
       Приближающихся гостей я услышал только благодаря своей "сигнализации". Грохот пяти стволов бил по ушам так, что и хлопок запала показался негромким. Но это мне, а вот сдёрнувшей чеку тварине децибелов хватило. Оглушённая мразь шарахнулась о косяк межкомнатной двери и, пятясь, получила пулю из АПБ в затылок. Не успели выбитые мозги сползти по стене, как следом за первой ко мне в апартаменты влетели ещё две рыжих бестии. Одна упала замертво, ловко поймав рылом короткую очередь. Вторая прыгнула и приземлилась на карачки в центре комнаты. От удара о пол кишки вывалились из вспоротого брюха. Несмотря на это, тварь тут же вскочила и вновь попыталась атаковать. Пришлось распрощаться с остатками патронов во втором АПБешном магазине.
 
       Соблюдя приличия и уделив внимание гостям, я снова занял свой наблюдательный пост у окна, не забывая краем глаза поглядывать на дверь.
 
       А снаружи продолжало твориться страшное. Рыжие пёрли из центра, как на бордель в день получки. Балаган под прикрытием безостановочно палящих в направлении главного удара Ткача и Гейгера прилаживал к своему ПКМу уже третий короб и быстро шевелил губами, произнося то ли проклятия, то ли молитву. Ряба и Сиплый сдерживали наступающих со стороны болота. Мой старый знакомый при этом то и дело дёргал за намотанные на руку поводья, насилу справляясь с полуобезумевшей кобылой. Шестой участник группы - Весло - обнаружился возле повозки. Его тело лежало на правом боку, вытянув руки с зажатой в них СВД по направлению к центру, а голова, почти отделённая от туловища, смотрела в противоположную сторону. Вспомнилась поговорка про хорошего снайпера с глазами на затылке. Рядом, застыв в попытке дотянуться до здоровенного ржавого тесака, валялся и виновник трагедии - рыжий уродец, прошитый кресс на крест очередями. Я только теперь заметил, что большинство трупов во дворе отличаются от моих болотных друзей. Во-первых, на этих была какая-никакая, но одежда - шкуры, тряпьё, обрывки кожи. Во-вторых, они со своими соседями и на рожу были не похожи - скуластые, с мелкими глубоко посаженными глазами, многие с бородой; и телосложение имели куда более мощное - ростом около метра шестидесяти, плечистые, на кистях никаких перепонок, размер ступни - кстати, в обмотках - вполне соответствует росту.
 
       Пока Балаган менял короб, одна такая бородатая зараза, незнамо как вскарабкавшись на крышу рядом стоящего здания котельной, разбежалась и, с явно недобрым умыслом, прыгнула. Но цели ей достичь не удалось. Моя пуля сразила коварного злодея на взлёте, подтвердив гипотезу о том, что сердце у тварины только одно и находится в привычном месте. Мёртвая туша неловко взмахнула потерявшими управление конечностями и рухнула в метре от пулемётчика. Тот отскочил в сторону и направил ствол ПКМа в голову мертвеца, но, разглядев выходную дыру на спине, не стал тратить патроны. Вместо этого он резко обернулся и непонимающе покрутил головой, видя, что товарищи заняты своими делами, прущими совсем не с того направления, откуда прилетел дохлый урод. Но долго Балагану крутить башкой не пришлось. Рыжие после небольшой взятой на перегруппировку паузы снова попёрли в атаку, и ПКМ занялся привычной работой. Меньше пяти минут боя, и вот Гейгер уже просит магазин. Ряба, отстреляв рожок, вынул из разгрузки последний, матерится и активно жестикулирует Сиплому, чтоб подносил ещё.
 
       А наступление рыжих, хоть и сбавило обороты, но даже не думало захлёбываться. С высоты пятого этажа я видел гораздо больше, чем мои подопечные. Такими темпами скоро придётся голубчикам идти врукопашную, что вряд ли даст положительный результат. А как только хреновы выродки порубят на гуляш компанию Ткача, так и за меня возьмутся. Долго оборону держать не выйдет, а назад путь отрезан.
 
       Они здесь. За треском потерявшего былую плотность автоматного огня уже слышны шаги. Ближе, ближе. Снимаю с петли РГО. Твари не спешат, осторожно поднимаются по лестнице. Вынимаю чеку. Подходят к двери. Слышу скрежет когтей по бетону, отпускаю рычаг. Раз, два. Лови! Громкий хлопок. В ту же секунду комната наполняется белой кирпичной пылью. Ничерта не видно. Вешаю ВСС на плечо - скрытность больше не нужна, да и жаль тереть дорогую игрушку. Беру АК. Перешагивая через прежние трупы, иду к входной двери. Пыль разлетается клубами от ног, ступающих по усыпанному крошевом полу. Замечаю движение внизу. Жму на спуск. Пороховые газы вмиг разгоняют белёсую дымку. Брызги крови ложатся на подол плаща и тут же становятся из красных тёмно-серыми. Ещё движение - ещё выстрел, ещё. А вот этому, похоже, хватило. Граната легла аккурат под промежность. Левую ногу оторвало, правая еле различима в месиве кишок, от паха до груди сплошной фарш. Итого - семь трупов в квартире и один недобиток, волочащий перебитые ноги в сторону лестницы. Неплохой КПД, но на всех гранат с патронами не хватит.
 
       Я совершил акт милосердия, послав пулю в затылок отступающего жителя болот, и вернулся к окну. Заметив трёх рыжих, пытающихся зайти Ткачу и Гейгеру в тыл со стороны котельной, дал две коротких очереди. Минус один. Остальные двое ретировались за угол.
 
       - Эй! - Ткач на секунду оторвал морду от полиамидного приклада своего АКМ - или что это за хрень такая? - и посмотрел в мою сторону. - Ты кто?! - и тут же замахал рукой в сторону дальнего края пятиэтажки. - Справа! Справа идут!
 
       - Добровольный помощник! - крикнул я в ответ, дождавшись, когда стихнет ПКМ Балагана. - Нужно отходить в лес! Их тут чёртова уйма! Не сдержим!
 
       Попавшая в прицел голова очередного лазутчика изрыгнула алый фонтан.
 
       - Патронов минут на десять! - поддержал меня Сиплый, кидая Рябе очередной рожок.
 
       Ткач беззвучно выругался, ещё раз окинул командирским взглядом поле боя и отдал приказ:
 
       - Сиплый, Гейгер, Ряба, Балаган! По одному к телеге! Берите, сколько унесёте! Выполнять!
 
       Мой старый знакомый уже набил полные карманы рожков к своему "Витязю" и вернулся на позицию. Следом за ним к припасам подскочил Гейгер.
 
       - А что с бидонами?!
 
       - Нахуй твои бидоны!
 
       - Понял.
 
       - Помощник! - крикнул Ткач, не оборачиваясь. - Спускайся, уходим!
 
       Это завсегда пожалуйста, два раза просить не надо.
 
       - Эй! - окликнул командир, когда я уже направился к выходу. - Погоди! У тебя там гостей дохера!
 
       Следовало ожидать. Я скинул вещмешок, прицепил РГН на разгрузку и вытащил моток верёвки. Эх. Верёвка-то у меня коротковата - десять метров всего. Дай бог до второго этажа хватит. Но уж лучше так, чем с боем по лестнице. Ждать никто не станет. Сам бы не стал. Так, куда тут нам подвязаться? Трубы вырваны, батарея расколота, но висит. Ага, крюк чугунный в стене под окном. Вроде крепкий. Если ошибся - лететь мне в крутом пике на землю-матушку, а там валяться переломанным, ожидая конца.
 
       Я затянул на крюке узел, скинул верёвку вниз и, запрыгнул на подоконник. Как там Валет - гори, сука, в аду - учил? Рожок в левый задний карман, чтоб жопу не стереть, на плече плащ и так плотный. Пропускаем верёвку в промежность, заворачиваем через грудь по диагонали и бросаем за спину через правое плечо. Теперь левой рукой берёмся за свес, правой - за верёвочный хрен, и вперёд. Точнее назад, спиной наружу, ногами по стеночке. Вот так. Двадцать секунд страха и подошвы впечатываются в землю с трёхметровой высоты - не так больно, как с тринадцати метров.
 
       - Колл?! - Сиплый аж в лице изменился, что бывает с ним крайне редко.
 
       - Здорово! Потом объясню! - я присел возле повозки и зацелил участок между соседней двухэтажкой и гаражами, где секунду назад прошмыгнуло не меньше четырёх уродов.
 
       Тем временем Балаган закончил набивать все доступные ёмкости барахлом, и к телеге подбежал Ткач.
 
       - Будем отходить в лес! - крикнул он, затариваясь магазинами под "семёрку". - Бля! Слева держи! Вот падла!
 
       - А Весло?! - бросил через плечо Гейгер, улучив секунду между одиночными выстрелами. - Надо его забрать!
 
       - Всё, уходим! - проигнорировал вопрос Ткач.
 
       - Надо забрать Серёгу! - не унимался Гейгер. - Нельзя так!
 
       Ну что за пиздец?
 
       Я подскочил к мёртвому снайперу, подобрал СВД, быстренько откромсал державшуюся "на соплях" голову и кинул её сантиментальному товарищу.
 
       - Лови! Похоронишь.
 
       Гейгер отшатнулся, и голова шмякнулась ему под ноги, прямо мордой в землю. Устыдившись, видимо, собственного малодушия, техник всё же подобрал друга и замер, не зная, куда его сунуть.
 
       - Пошли-пошли! - заорал Ткач, направляясь с остальными в сторону леса. - Не растягиваться!
 
       - Дай сюда, - я выхватил голову из мелко подрагивающих рук Гейгера и насадил ухом ему на поясной карабин. - Вот так. Вперёд!
 
       Брошенная Сиплым кобыла, до того отчаянно рвавшаяся на свободу, так и осталась стоять посреди заваленного трупами двора, тоскливо глядя нам вслед. Когда тесаки вспарывали её живот, а железные путы ломали позвоночник, она только подрагивала, не пытаясь сделать даже шага. Сегодня явно не лошадиный день.
 
       После двадцатиминутного марш-броска с плотным заградительным огнём, ослабевающим по мере углубления в лес, Ткач, наконец, дал приказ остановиться:
 
       - Стоп! Стоп все. Вроде оторвались.
 
       - Уф! Мать твою ети! - Гейгер сел на кочку и провёл ладонью по блестящему от пота лицу. - Староват я уже для забегов-то, ой староват.
 
       - Заррраза, - Балаган согнулся, уперев ладони в бёдра, и сплёвывал тягучую слюну. - Ёбаные выродки. Чтоб их...
 
       - Ушли, ушли, - повторял Ряба в паузах между глубокими вдохами, привалившись к стволу берёзы и запрокинув голову.
 
       - Да. Я уж думал - конец, - нервно хохотнул Сиплый, - отлетался голубь, отвоевал своё. А вот хер! - погрозил он небу согнутой в локте рукой.
 
       - Не гневи, - выдохнул Ряба. - Богохульник.
 
       - Нам бы лучше долго не рассиживаться, - поделился я идеей. - Сомневаюсь, что они та просто отстанут.
 
       Пять пар глаз, как по команде обратились в мою сторону.
 
       - А ты, вообще, что за хрен с горы? - не разгибаясь, спросил Балаган.
 
       - В натуре, - подключился к любопытствующему пулемётчику Гейгер. - Ты откуда тут нарисовался? Местный что ли?
 
       - Нет, приезжий, - ответил я. - Башку-то с карабина отцепи, а то все штаны уже обговнял.
 
       - Ах ты ж блядь! - спохватился техник. - Прости, Весло, прости. Вот так. Сейчас мы тебя... Сейчас, - он аккуратно отложил голову в сторону и принялся ковырять ножом ямку в земле.
 
       - Я его знаю, - кивнул на меня Сиплый. - Работали с ним года три назад.
 
       - Четыре, - поправил я.
 
       - Может и так. Коллекционером его звать. Коллом. Охотник он за головами.
 
       - Постой-постой, - Ряба приподнялся, тыча в меня пальцем. - Я про тебя слышал. Это ведь ты грохнул Кондрата Якутского? Его башка потом ещё возле собора в Арзамасе на шесте торчала, пока её вороны до костей не склевали.
 
       - Было дело.
 
       - Вот так номер! Слушай, а правду говорят, что отец Пантелеймон к навашинским примкнул? Будто бы он от Господа отрёкся?
 
       - Врут.
 
       - А Центровые в самом деле по сороковнику за сутки башляют? - заинтересовался Балаган.
 
       - Тридцатник - красная цена.
 
       - А...
 
       - Кончай базар, - взял слово Ткач. - Ты, помощник добровольный, расскажи-ка лучше, что охотник за головами потерял в такой глуши. Неужто тебе одного из местных уродов заказали? - он выдержал драматическую паузу и продолжил чуть тише: - А, может, одного из нас? Или всех сразу?
 
       Физиономии моих новых "товарищей" заметно помрачнели. Даже роющий могилку Гейгер остановился и уставился на меня исподлобья.
 
       - Я не беру групповые заказы.
 
       - Да ну? А тот барыга с работниками, что не доехали из Иваново в Ковров прошлой весной? Как же его звали? Зуев. Игнат Зуев. Говорят, пять трупов обобранных привезли обратно, а троих, в том числе самого Зуева, так и не нашли. Как видишь, я о твоих подвигах тоже наслышан. И мне они совсем не по душе.
 
       - Не стоит принимать близко к сердцу всё, что говорят. Люди склонны к преувеличениям. Поверь, если б мне вас заказали, вы бы умерли ещё в Чаадаево.
 
       - И чего же ты от нас хочешь? Нахера за нами увязался?
 
       - Хочу в Москву попасть. Никогда там не бывал, посмотреть охота.
 
       - Вот так вот, значит? - на хмурой физиономии Ткача возник ехидный оскал, а глаза - серые и въедливые, как аккумуляторная кислота - прищурились. - Просто охота посмотреть? Чисто заскучал и подумал - "А чего бы не махнуть в Москву? Видами полюбуюсь, тоску развею"?
 
       - Примерно так, только без напускного похуизма. Оттого за вами и увязался. Вы были моим буфером, минным тралом. Помогли пройти Лакинск. А вот на Петушки вас не хватило, поздновато стрельбу открыли, в результате и я в эту жопу угодил.
 
       - А с чего ты взял, что мы идём в Москву?
 
       - Мир слухами полнится.
 
       - Почему за нами? Почему не лесом? У тебя ведь ни телеги, ни коня.
 
       - Был конь, да в болоте утонул не далее как полчаса назад, - я, присев на ствол упавшей берёзы, отстегнул бесполезные теперь краги и кинул Ткачу, - проверь.
 
       Тот подобрал одну из накладок, провёл по внешней стороне пальцем, растёр и поднёс щепоть к носу.
 
       - Хм. Ну, может и был конь, только это не значит, что я тебе верю. Как по мне - так ты следить за нами послан. Не знаю кем и с каким резоном, но лучше... - висящий поперёк командирской груди АК начал разворачиваться в мою сторону.
 
       - Не надо, Алексей, - семьдесят четвёртый уже смотрел Ткачу в живот, а я тут же попал под прицел ещё трёх стволов. - Сейчас не лучшее время для принятия ответственных решений. Мы все на взводе. Давайте успокоимся и подумаем как следует. Вас пятеро, я один. Прикончить меня всегда успеете. До Москвы путь не близкий, а вы уже потеряли снайпера. Я легко его заменю, да и в остальном буду небесполезен. А как дойдём - разбежимся, если пожелаете. Хотя я, в принципе, не против совместить приятное с полезным. Ну, что скажите? Будем сотрудничать или поубиваем друг друга?
 
       - Колл дело говорит, - еле слышно, будто боясь нарушить хрупкое равновесие, произнёс Сиплый, так и не подняв ствола. - Что толку от разборок? Сейчас нас шесть, а будет четыре, если не меньше. Придётся назад идти. Обидно. Столько сил потратили. А Колл пригодится, с его-то глазами и ушами. Будь он шпионом, соскочил бы, пока мы драпали, никто б и не заметил. Я ему верю. Слышь, Ткач? Поручиться могу.
 
       - И что мне с твоих поручительств? Обоих вас положить, если он накосячит? - командир шумно выдохнул и, опустив ствол, обратился ко мне: - Ладно, хочешь пойти с нами - иди. Но помни - я за тобой слежу.
 
       - Надеюсь, это не перерастёт в болезненное пристрастие. Мне нужно будет иногда отходить в кусты, - попытался я разрядить обстановку, однако отклика не получил.
 
       - Всё. Проверьте боекомплект и выдвигаемся.  
 
Продолжение следует...
 
Постапокалипсис на http://www.fallout-book.ru/http://www.fallout-book.ru/(http://www.fallout-book.ru/)
 

 

Сайт автора: http://www.vkrylov.ru/artem/index.phphttp://www.vkrylov.ru/artem/index.php(http://www.vkrylov.ru/artem/index.php)
..
 
 
_____________________________________
Origin: Multi multa,nemo omnia novit...

Из всех письмен я признаю лишь то, что писано собственной кровью.
                                   (Дэниел Ллойд Деви)
25.01.2012 01:41

 

 запомнить
Регистрация
Забыли пароль?
 

ГАЛЕРЕЯ


Анклав