Fallout 3

Главная


Fallout 4


Поиск


ЧаВО


Статьи


Форум

 

Галерея


Файлы


Файлообмен


Counter Strike


Чат


Новости


Скриншоты


Написать


Ссылки


Ордена


Участники

 
 

 

Форум -- Творчество на иную тематику

Страницы: 1 2

KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Роман "На восток"
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
Комментарии. Выкладываю по главам.

                      
I

Шел июнь 1942-го. Поезд, до отказа забитый новобранцами, направлялся на фронт. Мимо проносились деревеньки, поля и леса. Настроение у всех было приподнятое, большинство из нас были добровольцами и мечтали сражаться за Рейх. В купе нас было четверо, всем – по восемнадцать лет. Собственно, я – Вильгельм Герхард, и трое моих новых друзей. Среди них – Йозеф Майер, медик по образованию, стрелок Ганс Зейдлиц и инженер Стефан Стерча. Следует заметить, что угрюмым и мрачным был только Стефан. Йозеф решил поинтересоваться, что же с ним не так.
- Стефан, а ты чего такой грустный? Мы же на фронт едем, мы будем сражаться за нашу Родину!
- Я не доброволец.
- Что, по призыву попал?
- Да нет, меня отправил на фронт отец.
- Ну, тогда он будет тобой гордиться!
- Нет, это вряд ли.
Стефан грустно улыбнулся и посмотрел в окно. Я уже прилег вздремнуть, пока мы не доехали до станции, но зрачки Стефана внезапно расширились, и он, показывая пальцем в окно, закричал:
- Смотрите, Тигр! Там Тигр!
Все в мгновение ока прильнули к окну. И правда – по сельской дороге тянулась колонна. Аккурат в середине этой колонны ехал Тигр. Я даже на секунду пожалел, что не пошел в танкисты. Огромный и мощный, этот танк являл собой, как нам казалось, величие нашей расы. К сожалению, Тигр довольно быстро исчез из нашего поля зрения, как, в прочем, и почти вся колонна. Впереди ехали разведчики на новеньком мотоцикле марки БМВ. Один из мотоциклистов даже помахал нам рукой. Хотя махал он, наверное, не нам, а всем новобранцам, поскольку, похоже, весь состав прильнул к окнам. Решив, что больше ничего интересного не случится, мы все решили вздремнуть.
Разбудил нас проводник – мы прибыли на станцию. Отряхнувшись и приведя себя в порядок после долгой дороги, мы выбежали в коридор. К сожалению, без инцидентов не обошлось – Йозеф в спешке уронил свои очки и повредил стекло. Посмеявшись над его неуклюжестью, мы направились к выходу. В вагоне образовалась самая настоящая давка – все хотели поскорее выбраться из поезда, потому что всем желали получить свое оружие и снаряжение. Наконец, и мы вывалились из вагона и побежали прямиком к плацдарму.
Когда из поезда вышли последние пассажиры, мы построились и приготовились слушать, что же такого нам скажет офицер.
- Сми-и-ирно! Солдаты! Для начала я хочу поздравить вас с прибытием на Восточный фронт! Родина будет вами гордиться!
- Так точно, герр офицер! – выкрикнули мы.
- Итак, первое, что вам нужно сделать – это пройти в арсенал и получить оружие! После этого вы обустроитесь в казармах и отправитесь на обед! Все понятно?
- Так точно, герр офицер!
- Есть вопросы?
- Герр офицер! – обратился с вопросом Йозеф. – Где я могу получить новое стекло для моих очков?
Офицер задумался на пару секунд, а потом вспомнил:
- Попросите интенданта выдать вам очки ефрейтора Мюллера! – и потом тихо добавил. – Все равно они ему уже не понадобятся…
- Так точно, герр офицер! – отдал честь Майер.
- Еще вопросы есть? Нет? Вольно! Ра-а-азойтись!
Мы направились к арсеналу, а Йозеф – за очками.
- Хорошо, что мы наконец-то на фронте! – вымолвил Ганс.
- Полностью согласен! – ответил я.
Стефан даже не посмотрел на нас и грустно улыбнулся. Мы решили не отвлекать его от своих мыслей и, полные уверенности в завтрашнем дне, выстроились в очередь у арсенала.
 
 
02.08.2010 12:46
KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Глава вторая
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
II

Прошла неделя с того момента, как мы прибыли на фронт. Неделя, в целом, неплохая, но слишком скучная. Тренировка, потом обед, потом снова тренировка, и так до бесконечности. Мы хотели сражаться, а не скучать в лагере! Однако, сегодня был важный день – с передовой привозили раненых. Мы были готовы принять героев фронта, и для их нужд переоборудовали один из бараков в госпиталь.
Йозеф уехал в город по приказу командования, так что мы остались втроем. Утренних тренировок сегодня не было, однако мы два часа отрабатывали отдачу чести старшим по званию, так как Ганс забыл поприветствовать офицера. После этого мы отправились в столовую, где приветливый повар выдавал нам вкусной (не всегда) еды. Мы в шутку называли его «Мамонт», так как он воевал еще на Первой Мировой. Он не обижался и говорил, что «если дали прозвище – значит, о тебе помнят». Каждый набрал себе положенную порцию (однако сегодня они были немного урезанны, так как привозили раненых), и мы сели за свободный столик. Он был рассчитан на четверых человек, однако сегодня нас было только трое. Свободное место сразу же заприметил один из новобранцев. Подсев к нам, он принялся поглощать пищу. Немного ошалев от такой наглости, Ганс спросил:
- А почему это мы должны пускать тебя за наш столик?
- У меня есть свежий сортирный пароль, - не растерялся наш новый знакомый.
- Сортирный – что?
- Ну, мы так называем слухи!
- Выкладывай. Будет интересно – можешь остаться, - решил Стефан.
- Говорят, что раненые, которых к нам привезут, попали под атаку БМ-13!*
- Лично мне это ни о чем не говорит, дружище, - усмехнулся я.
- Это ужасно! – вдруг спохватился Ганс. – Я слышал, что после такой атаки люди превращаются в сплошную кучу обгоревшего мяса!
- Ганс, я думаю, что таких к нам везти уже нет смысла, - улыбнулся Стефан.
- А как же похоронить, там? – поинтересовался я.
- Там уже не остается ничего, что можно похоронить, - ответил новобранец.
- Погоди, но ты сказал, что к нам везут раненых! – возбудился Ганс. – То есть, во время этой атаки люди все-таки выживают?
- Ну да, выживают. Правда, чаще всего остаются без ног и без рук.
- Парни, это не самая приятная тема для разговора, - поделился мыслями Стефан.
- Да, ты прав. Так что, дружище, как тебя зовут? – поинтересовался у новичка Ганс.
- Отто. Отто Вебер.
- Ты еврей? – усмехнулся Стефан.
- Выбирай выражения! Это немецкая фамилия!
- Тихо, парни, – успокаивал обоих Ганс. – Стефан, прекрати.
- Да ладно, ладно, я же пошутил!
- Шути аккуратнее, - кивнул я в сторону офицера, проходившего между столиков. – Вот он шутки бы не понял.
Остаток обеда проводим молча, уткнувшись в свои тарелки. Однако стоит нм выйти из здания, как мимо проносится мотоцикл с коляской. Из коляски выбирается Йозеф. Волосы у него взъерошены, глаза навыкат, в общем, он явно не спокоен.
- Чего стоите, бездельники! Бегом принимать раненых!
Мы вчетвером кидаемся к воротам. Успеваем как раз вовремя – раненые уже тут. Их привозят на нескольких грузовиках, их лица перекосило болью. Многие – без ног, многие – без рук, другие ослепли. Я представляю, каково им сейчас видеть наши сытые, довольные лица, и мне становится стыдно. Некоторые из этих солдат чуть старше нас, но выглядят на сорок, не меньше. Я и Стефан помогаем им выбраться из грузовиков, а Ганс и Отто отводят их к госпиталю. Я стараюсь не смотреть на раненых, до того это ужасно и больно. Со временем подтягиваются остальные новобранцы, и вместе мы управляемся довольно быстро.
Однако коек в бараке не хватает, и нам приходится таскать скамейки из здания администрации и со станции. Когда же со всем этим покончено, на дворе уже час ночи. Нас отправляют по баракам (всех, кроме Йозефа – он помогает ухаживать за ранеными), однако мы долго не можем заснуть. Наконец, Отто затевает со мной разговор на пониженных тонах:
- Вильгельм, а что, если мы станем такими же?
- Типун тебе на язык! Надеюсь, что мы никогда не увидим БМ-13 в действии.
- Я тоже надеюсь, Вилли, я тоже…

* БМ-13 - официальное название ракетной установки "Катюша".
 
Последний раз редактировалось: 02.08.2010 14:42
02.08.2010 14:40
KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Глава третья
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
III

С того момента, как к нам привезли раненых, прошло две недели. Эти недели были разнообразней, чем предыдущая, но, к сожалению, не лучше. Потому что единственной нашей задачей стало ухаживание за ранеными, и мы ухаживали. И хоронили умерших. Однако теперь у нас появилась надежда на то, что мы наконец-то пойдем в бой. Ходили слухи о том, что всех, прибывших на поезде собираются присоединить к группе армий «Б», которая направляется на Сталинград. Из-за этих слухов настроение у всех было приподнятое, мы отправлялись на войну.
И вот слухи наконец-то подтвердились! Во двор приехали грузовики в сопровождении мотопехоты, которые должны были отвести нас в город, где мы соединимся с войсками группы «Б».
Меня, Йозефа, Стефана, Ганса и Отто посадили в один грузовик. Одно место оставалось свободным, поэтому мы скинули туда наше снаряжение. Колонна тронулась. Мы проводили взглядом ворота в лагерь, который уже успел стать нам вторым домом. Йозеф закурил сигарету. Никогда раньше не видел, чтобы он курил. Я решил поинтересоваться, что же такое случилось.
- Ты куришь? Что случилось?
- Когда я ухаживал за ранеными, - начал было Йозеф, но на пару секунд впал в раздумья. Однако, потом продолжил. – Так вот, когда я ухаживал за ранеными, один из них рассказал мне историю про то, как их отряд сражался на фронте.
- И что же там такого?
- Слушай и не перебивай. Так вот, они шли по полю, и вдруг из траншеи, которую они считали покинутой, ударил пулемет. Тогда, - Йозеф запнулся, но собрался с силами и вновь продолжил. – Тогда они все упали на землю, но один замешкался. И его разорвало на части, вы представляете? На кусочки!
- Разве такое возможно?
- Оказывается, да! Всех солдат забрызгало кровью и внутренностями бедолаги, но пулемет они уничтожили. Однако потом, когда подошли танки, ударили БМ-13. У этих адских орудий такая плотность огня и скорость вылета снаряда, что никто – понимаете? – никто не уцелеет.
- Чепуха! Наши танки так просто не пробить! – возмутился Стефан, - У тигра, которого мы видели в колонне, 100 миллиметров катанной каленой брони!
- Тот солдат тоже так думал. Однако от попадания снарядов – снарядов из БМ-13 – у наших танков просто отрывало башню! А если танк оставался целым после попадания, внутри начинался пожар, и танкисты погибали.
- Да брось ты! – попытался утешить Йозефа я, хотя в моем голосе, наверное, не было достаточной уверенности. – Солдат просто решил припугнуть тебя! Подшутил над тобой! Кстати, где этот солдат сейчас?
- Он умер спустя два часа после его рассказа.
Мы замолчали. Всю дорогу до города мы провели в тишине, и лишь шум моторов, да камни из-под колес грузовиков нарушал эту тишину.  
Наконец, мы прибыли. Все с удовольствием отправились в город, и у всех на руках были талоны в бордель. Не офицерские талоны, правда, а солдатские, но мы пытались занять место в очереди за офицерами, так как, по слухам, перед обслуживанием офицеров шлюх заставляли мыться. Отто поначалу не хотел идти, и мы предложили ему вместо этого «потрогать себя ниже пояса». Он угомонился и не стал привлекать к нашей компании ненужного внимания.
Кончив (во всех смыслах) развлекаться со шлюхами, мы отправились в прогулку по городу. Местное население воспринимало нас… никак. То есть, не сказать, что русские нас ненавидели, но и особой любви не питали. А нам говорили, что мирное население встречает немецких солдат-освободителей с радостью…
Во время прогулки мы разговаривали о девушках, Теме №1*, оборудовании и, совсем чуть-чуть, о бронетехнике. Из этого разговора я узнал, что у всех нас, кроме Йозефа, есть девушка, а у Отто даже жена, что персонал в немецких борделях состоит только из «чистых» шлюх,  что дизайнером немецкой формы выступал Хуго Босс, а от попадания кумулятивного снаряда в танк экипаж размазывает по внутренним стенкам брони.
Сам город напоминал мне о родном Кенигсберге – мостики, река и красивые девушки. Кстати, следует заметить, что я знал Йозефа с самого детства – мы жили в одном доме. А вот со Стефаном и Гансом я познакомился в поезде. Стефан, хоть и был хмурым по своей природе, становился общительным, стоит ему развеселиться (поход в бордель, к слову, его очень развеселил), а вот Ганс большинство времени молчит и плетется позади, либо сильно обгоняет нас, хотя сам является, судя по всему, человеком жизнерадостным. Такие дела.
Однако, как ни прискорбно это осознавать, наше пребывание в городе подходило к концу, и офицерский состав уже ждал солдат у машин. Кто-то решил остаться в городе подольше, поэтому нам пришлось возвращаться и искать этих парней. Когда нарушители дисциплины были пойманы и получили свой выговор, мы, соединившись с группой армий «Б», отправились на линию фронта.
Поездка происходила без происшествий, разве что в одной из деревень, в которой мы останавливались на ночевку, Йозеф вылечил собаку, которая сломала себе лапу, и, не смотря на гневные вопли унтер-офицера, взял ее с собой. Собаку (точнее, пса, так как животное обладало всеми признаками мужской породы) наш медик нарек  Бэнни. К слову, Бэнни был щенком и дворняжкой, помесью овчарки и таксообразной гончей. Это нам поведал Ганс, который, как выяснилось, хорошо разбирается в породах кошек, собак и лошадей.
И вот мы прибыли на линию фронта. Группа была готова ударить по русским. Распределением солдат по армиям руководил уже знакомый нам офицер Фриц Шнайдер (вместе с ним мы напились в хлам в борделе), который, как выяснилось, был знакомым отца Стефана. Он от доброго сердца решил отправить нас в танковую армию генерала-фельдмарашала Паульса. Мы, конечно же, с радостью записались и на следующий день выдвинулись на Сталинград…

*Тема №1 – секс (жаргон солдат Вермахта)
 
 
02.08.2010 20:42
KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Главы четыре, пять.
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
IV

Огромная многотысячная колонна двигалась к Сталинграду. Однако для начала нам следовало форсировать реку Дон – все мы рассчитывали на легкую победу в боях за Сталинград. Однако нам рассказывали, что передовые группы (в основном - разведчики) столкнулись с русским сопротивлением, не доходя до Дона, так что основной задачей сейчас было откинуть русских за реку и только потом взять Сталинград.
Впятером (не считая собаки) шли ближе к началу колонны, однако точно судить было сложно. Мы решили, что мы в начале, поскольку даже смутно не могли увидеть замыкающих.  Мы все изнывали от жары (середина лета все-таки), поэтому командование решило, что в ближайшей деревне мы сделаем небольшую остановку. В какой-нибудь Польше или Франции такое было недопустимо, но в России шансов на блицкриг, судя по всему, не оставалось.
Вода во флягах кончилась, а пополнить их было решительно негде. Поэтому мы приняли решение слить всю оставшуюся у нас пятерых воду в одну флягу, передавать ее по кругу и делать по глотку. К тому же, на дороге было совершенно невозможно дышать – бронетехника поднимала в воздух клубы пыли.
Наконец был объявлен привал. Местные вновь не общались с нами, если мы сами не заговорим. Хотя было одно исключение – несколько молодых девушек начали расспрашивать Йозефа о собаке. Он открыто отвечал на вопросы и, в общем-то, показал себя с хорошей стороны.
Передовые части колонны уже выдвинулись, но нам дали еще несколько минут на отдых. Мерное гудение моторов и топот солдатских сапог внезапно прервал гул канонады и разрывы снарядов. Земля содрогнулась. Мы пришли в боевую готовность и ждали новостей. Через пару минут проехали разведчики. «Передовые части попали под артиллерийский обстрел! Войскам прийти в боевую готовность и ждать приказов!». Мотоциклист пронесся дальше, подняв в воздух клубы пыли. Мы ждали приказов, и, конечно, нервничали – первый бой для нас был даже круче, чем первый секс.
Наконец перед нами притормозила машина, из которой выбежал парень чуть постарше нас (ему было на вид лет 25, не больше), но в офицерской фуражке.
- Я Арнольд Вульф, унтер-офицер. На мои плечи возложена задача командовать вашим отрядом. И так, кто есть кто?
- Сразу к делу, унтер-офицер? – съязвил Стефан, и Ганс сразу же толкнул его локтем под бок.
- У вас проблемы, рядовой? – принял вызов Арнольд.
- Что вы, никаких. Продолжайте, герр унтер-офицер, - решил не впутывать себя в эту историю Стефан.
- Повторяю вопрос – кто есть кто?
- Вильгельм, стрелок. Однако я умею, если понадобится, обращаться с пулеметом, - похвастался я.
- Я медик, а зовут меня Йозеф.
- Стефан, инженер.
- Я Отто, стрелок. Я умею обращаться и со снайперской винтовкой, если что.
- А я Ганс. Тоже стрелок.
- Итого три стрелка, медик и инженер?
- Да, герр унтер-офицер! – хором откликнулись мы.
- Возьмете пулемет. Вильгельм, ты будешь стрелять. Ганс, ты понесешь патроны.
- Хорошо. Я не против. А ты, Ганс? – спросил я, как будто Гансу было дело до того, какую роль он будет играть в бою.
- Я тоже. Какие наши основные задачи, герр унтер-офицер?
- Мы пройдем через поле к небольшому поселению в пару домов. Мы укрепимся там и в случае чего не позволим большевикам занять этот поселок. Вильгельм и Ганс – возьмите пулемет в багажнике моей машины, и, Стефан, раз ты инженер, я думаю, ты умеешь обращаться с фаустпатроном. Верно?
- Умею. Вы думаете, он нам понадобится?
- Всякое может случиться. Возьми  несколько на всякий случай – он там же, в багажнике.
Йозеф, Отто и Арнольд отправились через поле к деревне, а мы забрали все необходимое из багажника машины и направились следом. Пока мы не догнали их, мы решили обсудить нашего нового командующего.
- Мне не нравится этот Вульф, я ему не доверяю, - пожаловался Стефан.
- Да. Ему почти столько же, сколько нам, а он уже унтер-офицер! Видимо, поэтому он такого высокого мнения о себе, - согласился я.
Но Ганс был на стороне офицера.
- Да ладно вам, парни! Ну и что, что такой же, как мы? Может, он с самой Польши воюет? И вообще, это даже лучше, что он ненамного старше, чем мы! С ним хоть поговорить по-человечески можно будет.
- А ты подумай, - вступаю в дискуссию я. – Вдруг он не с Польши воюет, а просто отец у него какой-нибудь полковник?
- И что с того? То, что у него отец – полковник, не делает его плохим человеком. Или я что, по-твоему, тоже подонок какой? – возмутился наш инженер.
- Стефан, вообще, ты никогда не говорил нам, кто твой отец, - защищаюсь я.
- А что, он у тебя большая шишка в Рейхе? – поинтересовался Ганс.
- Да, вроде того…
- Почему ты тогда в Вермахте, а не в СС? Обычно все стараются пристроить своих чад в элитные войска.
- Отец хочет, чтобы я тут стал настоящим мужчиной. Видимо, ему наплевать, что меня могут убить…
- Типун тебе на язык! На не убьют, мы же прошли такую подготовку! – успокаивал сам себя я.
- Да, пожалуй, ты прав, ведь мы солдаты Рейха, с нами Бог, -  с усмешкой указал Стефан на свою пряжку ремня указательным пальцем.*
Ганс промолчал. Через пару минут мы догнали остальных и заметили, что почти дошли до поселка. Вечерело. А грохот канонады все не смолкал...

* - На пряжке ремня солдат вермахта был прусский девиз «Gott mit uns» (русск. С нами Бог)
 
V
К вечеру мы были там. Мы не знали о том, вступили ли в бой главные силы, мы вообще ничего не знали, так как наш «опытный» командир не взял с собой рации. Хотя, что толку от рации, если нет радиста...
Вульф показал, где лучше занять оборону. У одного двухэтажного домика был еще и чердак – там должен был залечь Отто со снайперской винтовкой. Я и Ганс заняли позиции на втором этаже – окна у дома выходили на все четыре стороны, поэтому мы могли при необходимости перетащить его туда, где наступает враг. Стефан был рядом с нами, на случай, если нам встретится танк (фаустпатроны, к слову, были тут же). Йозеф был на первом этаже, но при надобности был готов рвануть и на чердак. Наш многоуважаемый унтер-офицер забрался на крышу и засел там с биноклем.
Следует заметить, что наша позиция не имела большого стратегического значения, но оставлять без прикрытия населенный пункт наше командование сочло неразумным. Впрочем, оставалось неясным, почему сюда направили новичков, а не ветеранов. Наверное, все ветераны были задействованы в других точках.
Пока врага не наблюдалось, и мы решили перекусить. Собаку мы на всякий случай посадили в клетку, не сказать, что она была особенно этому рада, но там ей было безопасней. Есть у нас было, собственно, особенно нечего – хлеб, немного воды, полученной на отдыхе и распитой по дороге до поселения, да «старики»*. Животным (я имею в виду собаку и офицера на крыше) мы тоже кое-что передали. После трапезы мы вернулись на свои позиции.
Нас несколько опечаливал тот факт, что вечер постепенно подходил к концу и, несмотря на то, что в июле ночи короткие, темнело. Если бы русские напали сейчас, пришлось бы намного тяжелее. Впрочем, им бы темнота тоже не пошла бы на пользу, ведь бой в ночных условиях в любом случае вести тяжелее.  От грохота канонады, раздававшегося вдалеке, у меня заболела голова.
Мы уже начали думать, что напрасно здесь стоим, и враг не придет, как вдруг прогремел одиночный выстрел. Арнольд скатился с крыши, ударившись о землю. Йозеф хотел было кинуться на выручку, но мы остановили его, решив, что помощь Вульфу уже не понадобится. Мы стали тише, чем мертвецы, и принялись ждать русских, как хищник ждет жертву. Через несколько минут появились первые солдаты противника в сопровождении танка. Наверное, это был так популярный у них Т-34, но фаустпатрону все равно. Стефан выпустил ракету, и танк вспыхнул в ночи. Мы с Гансом открыли беспощадный огонь по солдатам противника, но и они ответили тем же.
Стефан сумел выбраться на улицу и снять с тела мертвого офицера новенький пистолет-пулемет. Вернувшись на свою прежнюю позицию, он открыл огонь по русским. И тут я понял, что перестал быть человеком. Сейчас мной двигало только одно желание – выжить. Наверное, если бы среди русских оказалась бы моя девушка или даже мой отец, я бы убил и их, не раздумывая ни секунды. В данный момент моя шкура была  для меня дороже всего на свете.

Я почувствовал, что стою ногами в какой-то луже. Подумал, что обмочился со страху, но нет. Глянув на пол, я заметил Стефана. На боку у него была внушительная рана, и оттуда хлестала кровь. А этот маленький храбрый щенок сжал зубы, и даже не пискнул. Этот храбрый маленький щенок думал, что мы плохо о нем подумаем, если увидим, что он ранен. Этот храбрый маленький щенок не хотел, чтобы его поместили в лазарет. Все мы были такими храбрыми маленькими щенками.
Меня тошнило от вида крови, от грохота канонады заложило уши. Война выглядела немного иначе, чем я себе представлял. Йозеф перевязывал Стефану рану.
Рядом с нами, на позициях врага, разорвался артиллерийский снаряд. Нас забрызгало грязью вперемешку с мясом. Я не удержался, и меня вырвало. Никто, казалось бы, не заметил этого.
На позициях русских разорвалось еще несколько снарядов, и стрельба утихла. Ганса оглушило – я увидел, как он медленно опустился на пол, уставившись в одну точку перед собой.

* "Старик" - консервы, которые прозвали так из-за изображения на банке (жаргон немецких солдат)
 
Последний раз редактировалось: 09.08.2010 17:40
06.08.2010 19:29
KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Глава шестая
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
VI

В блиндаже было тепло. Я держал в руках кружку остывшего кофе, пить которое у меня не было ни малейшего желания. По столу была раскидана картошка с капустой. Еще нам выдавали мяса, но его мы уже съели.
Стефан в лазарете. Ганса только что выписали. И того нас трое с половиной – Зейдлиц еще не полностью оправился после ранения. С ним приходилось говорить на повышенных тонах, но мы со всеми разговаривали на повышенных тонах – от постоянных разрывов снарядов у нас звенело в ушах.
В окопе, помимо нашего, расположилось еще два блиндажа. У каждого – по пулемету. Окопы и блиндажи были сооружены наспех, поэтому мы не надеялись, что они смогут выдержать, например, прямое попадание крупнокалиберного снаряда. Мы начали отпускать пошлые шуточки, чтобы хоть как-то отвлечься от того, что нам обещали сегодня атаку русских.
Мы расслышали крик.
- Органы! Русские вывели органы!
В блиндаже началась суматоха. «Сталинские органы» - так мы называли БМ-13. Я и Йозеф упали на пол блиндажа и мы прижались друг к другу, чтобы дать себе хоть какую-то защиту от осколков и от паники… Ганс и Отто заползли под стол. Вдалеке раздался гул работающих ракетных установок. Один из новобранцев пронзительно завопил и выбежал из укрытия, спасать его побежал другой. Через секунду ударили первые снаряды, и в блиндаж залетели обгоревшие куски человеческой плоти. Началось.
Мы буквально вгрызались в землю, прижимались друг к другу, но не кричали. Если бы мы закричали, то в соседних блиндажах посчитали бы, что нас убило. В таком случае помощи было бы ждать неоткуда – среди нас нет людей с чином выше ефрейтора. Если нас засыплет, можно будет полагаться лишь на свои силы. Где-то раздались крики ужаса и боли – видимо, прямое попадание в соседний блиндаж. Странно, что при такой плотности огня, которая обычно бывает у БМ-13, мы еще живы. Может, мы находимся за пределами дальности русского чудо-оружия?..
Не успел я закончить эту мысль, как блиндаж содрогнулся и все мы подлетели на несколько сантиметров вверх. Наше укрытие оказалось хорошим – выдержало прямое попадание. Но мы не были рады этому факту, так как свет пропал. Совсем. Лампа погасла от удара снаряда, а дверь засыпало землей.
- Пустите! Выпустите! Я больше не хочу воевать! – судорожно завопил один из новобранцев, которых буквально вчера привезли на фронт. Быстро же он сдался. Впрочем, было во всем этом две хороших вещи: первая – мы живы. Вторая – русские об этом не знают.
Подождав, пока умолкнет артиллерия, мы начали откапывать вход. К этому делу подключили сошедшего с ума новобранца – он копал интенсивней всех. Видимо, слой земли был очень тонким, поскольку выбрались мы довольно быстро. Как раз вовремя, чтобы прийти в боевую готовность. Враг пошел в атаку. Сумасшедшего мы успокоили ударом по голове, он потерял сознание, это позволило нам его связать. Больше ничем мы ему помочь не сможем.
Русские наступали.
Блиндаж справа от нас был полностью уничтожен, поэтому мы разделились. Треск пулеметов заглушил грохот канонады. Началось.
Война… Война – это не просто. Я на фронте уже полтора месяца, и месяц на передовой. И до сих пор не понял, рад я или нет. Наверное, нет. Правительство заманило нас сюда орденами и пропагандой, а по прибытию вылило на нас ведро грязи, пота и крови. Нам обещали одно, а дали другое. Вроде бы, все правильно, и мы сражаемся за Германию, как и хотели, но все же что-то не так... Видимо, мы изменились. Странно – прошло всего полтора месяца, а от наших прошлых «я» уже ничего не осталось. Почти ничего.
Мы помним прошлое, но лишь для того, чтобы остаться людьми и не погибнуть в этой гонке на выживание. Мы еще маленькие щенята, и это нельзя забывать. Тот, кто забывает это, рискует испачкать своих друзей собственным мясом.
Первые русские прыгнули в наш окоп, перейдя в рукопашную. Эти парни знают толк в рукопашной – их не зря сравнивают с медведями. У нас есть оружие и припасы, а у них – нечеловеческая отвага. Они будут драться до конца. Остается лишь надеяться на то, чтобы наши генералы тоже это поняли.    
Нас теснили. Мы переходили к следующей линии окопов, более длинной и укрепленной. Наша была построена в спешке, поэтому мы были просто временным заграждением. В суматохе я не могу найти Ганса – видимо, он спрятался в какой-нибудь воронке, и ждет, пока мы перейдем в контрнаступление. Но пока что мы отступаем. Отто вывихнул ногу, и с матом свалился в ближайший к нему окоп. Теперь он на наших позициях, он в безопасности. Мы с Йозефом бежали рядом, когда он упал. Я подумал было, что все кончено, но он поднялся и поковылял дальше. Это осколок угодил в каску, но не пробил ее, поэтому мой друг отделался лишь легким испугом. Мы прыгнули в окоп. Русские продолжали наступать. Застрочил пулемет. Кто-то из русских угодил на мину недалеко от того места, где прошли мы с Йозефом. В наш окоп упала его рука.
«Пробеги мы чуть правее, там, где пробежал он, сейчас бы наши руки валялись в окопе» - подумал я.
Атака врагов захлебнулась, и мы рванулись в контратаку. Мы тяжело дышим, но не чувствуем усталости. Сейчас нами движет только желание выжить. Я бегу вместе со всеми. Йозеф где-то затерялся, а Отто, видимо, остался в окопе. Я заметил, что к нам присоединился Ганс. Видимо, он спрятался в развалинах блиндажа или, как я и думал, в воронке. О таком у нас не принято спрашивать. Мы не несемся, а бежим трусцой. Двигаться быстрее мешает рюкзак и винтовка. В метре от меня солдату разнесло голову. Я подумал, что если бы я бежал на его месте, то убило бы меня, но эта мысль не вызвал у меня ужаса. Жизнь солдата зависит от случая. Может, я проживу еще десять лет, а может – пару минут. К нашей контратаке присоединяются легкие танки, и мы вваливаемся в русский окоп. Начинается рукопашная. Ганс забивает врага прикладом на смерть, лицо его не выражает ничего – ни ужаса, ни радости. Мы убиваем – так надо. Да, нам не слишком нравится наша работа, но это работа. Мы вытеснили русских, но тут нам не удержаться. Мы минируем блиндажи противника и отступаем.
Йозеф помогает выносить раненых.
Отто, прихрамывая, плетется в лазарет.
Ганс курит. Он предлагает сигарету мне, и я не отказываюсь. Курить нужно обязательно, чтобы не сойти с ума. Даже не знаешь, что лучше – свихнуться или умереть.
Одно мы понимаем – сегодня атаки больше не будет, и это вселяет в нас надежду на лучшее. Надежду, что мы вернемся. Надежду, что мы дотянем до отпуска. Надежду, без которой мы погибнем.
…Уже вторую неделю ходят упорные слухи, что нас увезут с передовой или даже отправят в отпуск, как только мы откинем красных за Дон. Мы не знаем, правда ли это, но это поддерживает наш боевой дух. Возможно, слухи пущены командованием, а возможно, просто кому-то хочется так думать.
Не знаю. Ничего не знаю...
 
 
07.08.2010 10:24
KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Глава седьмая
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
VII

- Хайль Гитлер!
Мы проводили взглядом майора, вышедшего из нашего блиндажа, и опустили протянутые в римском приветствии руки.
- К началу августа русские должны быть отброшены за Дон? Да он смеется!
- Если бы смеялся. Жаль, что он говорил серьезно.
Йозеф покачал головой.
- Гори оно все в аду.
- Не веришь в победу Рейха? – усмехнулся Ганс, поудобней устраиваясь на своем лежаке. – Под трибунал!
- Тихо вы, - пробурчал Стефан, сегодня утром вернувшийся из лазарета.
В блиндаже воцарилось молчание. Отто закурил, и раздал сигареты нам. Йозеф вышел погулять. Ганс молился.
- Ты веришь в Бога? – удивленно спросил я.
- А почему нет?
- Я думал, после всего того, что мы здесь видели, в Бога верить нельзя.
- Это почему?
- Думаешь, Бог допустил бы такое?
- Пути господни неисповедимы, не забывай.
- Ну-ну, - приподнялся Стефан, и снова опустился на лежак. – Ну-ну...
Мы помолчали. Фронт был спокоен, лишь грохот канонады это спокойствие нарушал. Интересно, как наше командование собирается к августу форсировать Дон, если все время сидят на заднице?..
- Когда отпуск? – спросил Отто.
- Как только форсируем Дон, тогда и отпуск.
- Отправляют всех?
- Чего не знаю, того не знаю. Если отправят всех нас, то сражаться будет некому.
В блиндаж пулей влетел Йозеф.
- Кончилось! Парни, мы уходим.
- Куда уходим? В отпуск?
- Пока нет! Уходим с передовой.
- А вы не верили, - Ганс перестал молиться. - Уходим сегодня?
- Нет. Послезавтра.
- Почему не сегодня? Почему нас не хотят отправить сегодня? – проворчал из своего угла Стефан. – Я ранен, я ветеран, пусть отпустят нас домой!
- Молчал бы, ветеран. За такие разговорчики быстро к стенке приставят.
Мы сыграли партию в скат. Я решил навестить знакомых в соседнем блиндаже, но его засыпало. Пришлось помогать откопать его. Из пятнадцати человек, укрывающихся в том блиндаже, трое успели сойти с ума. Это фронтовая истерия, такое бывает с каждым, но на слабохарактерных людей оказывает гораздо большее влияние. Я как-то раз увидел, как человек сломал себе руку, пытаясь пробить бетонную стену блиндажа. Некоторые личности, конечно, симулируют припадки истерии, но разница в большинстве случаев заметна.
Йозеф отправился выгуливать свою собаку, а я подремал на лежанке. Через полчаса меня разбудила череда разрывов снарядов. Но стреляли не русские, а наши. Это означало, что скоро мы пойдем в атаку. Я попросил разбудить меня, как мы выдвинемся, и уснул.
Снился дом. Но дом был не простой – он лежал в руинах. Уцелела лишь одна лестница, по которой я поднялся. По дороге пришлось перешагнуть через труп Йозефа – его размазало по полу, как кусок масла по ломтю хлеба. Я не придал этому особого значения – в жизни я перестал бояться вида смерти, и это, видимо, перешло и в сон. Оказавшись напротив нашей с отцом и матерью квартиры, я открыл дверь.
Проснулся оттого, что Йозеф бил меня по щекам и тряс за плечи. Я улыбнулся, полностью обескуражив его.
- Ты чего?
- Рад видеть тебя живым, дружище, - засмеялся я.
- Куда я денусь? – улыбнулся Йозеф.
Мы наступали всем фронтом. С нами в атаку выдвинулись легкие и средние танки (по крайней мере, тяжелых мы не заметили). Это было не похоже на предыдущую атаку – мы были напряжены и сосредоточены. Слева от нас застрекотали автоматные очереди и короткие одиночные выстрелы винтовок – обычно я мог определить, из какого оружия ведется огонь, но сегодня, при таком шуме и грохоте, определить не удавалось. Наша часть вступила в бой. Один из наших угодил в рогатку, услужливо установленную русскими. Его тело разделилось на две равные части и развалилось. Лицо убитого не выражало ничего – будто бы он и не успел ничего почувствовать.
Я упал в ближайшую воронку, и Отто упал рядом со мной.
Я прицелился в пулеметчика и выстрелил. Промахнулся, конечно же. И вдруг услышал крик. Так кричат люди, которых ранило осколком. Я обернулся и увидел, что Отто лежит в луже его собственной крови. Я пополз, чтобы помочь ему, как вдруг ощутил резкую, нестерпимую боль в бедре. Небо вдруг приблизилось ко мне, а земля, напротив, отдалилась. Я закрыл глаза и почувствовал прилив теплоты, который резко сменился ужасным холодом…
 
 
07.08.2010 17:29
KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Глава восьмая
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
VIII

Я проснулся. Туда-сюда сновали сестры милосердия, на койках лежали больные. Я, конечно, понял, что я в лазарете, причем достаточно далеко от передовой, так как грохота канонады было почти не слышно.
- Смотрите, кто проснулся, - сказал кто-то над самым ухом. Это был Стефан, в глазах плыло, но я узнал его ухмылку.
Я вспомнил про Отто, и, оглянувшись по сторонам, не увидел его.
- А где Отто? Он жив?
- Да, жив. Но в тяжелом состоянии.
Тут я вспомнил, что мне могли что-нибудь ампутировать, поэтому резко откинул одеяло и осмотрел себя. Нет, все на месте. Йозеф рассмеялся. Я присел на кровати, но, ощутив острую боль в ноге чуть выше колена, чуть не упал. Пришлось схватиться за мундир Ганса, стоящего рядом. Мне помогли подняться. Мы отправились в столовую. По пути меня ввели в курс дела на фронте. Оказывается, пока я лежал в госпитале, наши войска форсировали Дон и подошли к Сталинграду.  Раньше меня бы обрадовала эта весть, но сейчас мне было как-то все равно. По дороге мы прошли через палату тяжелораненых. У некоторых были вспороты животы, и мы могли наблюдать их внутренности. Другие были с ампутированными руками и ногами. Мне было стыдно за нас, целых и (почти) невредимых. Я уставился в пол и засунул руки в карманы, принявшись тихо напевать «Хорста Вессела». После того, как мы миновали эту ужасную комнату, мне расхотелось есть. Но в столовую мы, тем не менее, попали.
Найдя свободный стол у окна, мы расселись. Наверное, я пролежал месяц, не меньше, ведь, посмотревшись в зеркало, я увидел, что сильно поправился.
Стефан достал стаканы, а Йозеф – бутылку, кажется, вина. Не трофейное ли?..
Мы разлили вино по стаканам. Мы выпили, и Стефан спросил меня:
- Как тебя так угораздило?
Я закрыл глаза, пытаясь вспомнить.
- Я помню, как мы с Отто прыгнули в воронку, и дальше я увидел, что он лежит в луже крови, а потом меня самого ранило... Черт, не могу вспомнить, ничего после этого!
- Ты отрубился? – сочувственно спросил Ганс, прислонившись плечом к стене.
- Да… Да. Наверное, все так и было.

Я открыл глаза и улыбнулся. Мимо нас прошагало двое эсэсовцев. Мы не очень любили этих пафосных индюков – они редко воевали на передовой и занимались грабежами и расстрелами. Но больше всего мы не любили, когда нас заставляли выполнять их работу. Иногда мы специально, целясь в тех, кого надо расстрелять, уводили ствол винтовки чуть выше и стреляли в воздух.
Подошел Отто. Он был на костылях, но без ампутации. Это означало, что он, рано или поздно, вернется "домой" (я имею в виду передовую, конечно). Вообще, не могу точно сказать, что лучше – попасть в госпиталь и получить ампутации, но вернуться домой, либо остаться целым и отправиться на передовую. Отто присел к нам. Мы в шутку начали спорить о том, кому с девушкой приходится трудней – безруким или безногим. Я говорил, что безногим, а вот Отто утверждал, что безруким. Наш спор прекратил Стефан, рассудив, что хуже всего тем, у кого нет ни рук, ни ног.
У меня была еще неделя на то, чтобы отдохнуть, а потом я возвращался на передовую. Отто решил, что мы поедем вместе. Ну и отлично, я не против.
 
***

Сегодня у нас в палате умерло двое человек.
Один из них ушел тихо, незаметно. На его лице застыла улыбка, как будто он был рад своей смерти. Мы обнаружили, что он умер, когда он не откликнулся на наше предложение сыграть партию в скат. Второй, который все время лежал в очень тяжелом состоянии, перед смертью орал, бился и лихорадил. Врачи пытались заставить его замолчать, но безуспешно. Не в силах что-то сделать, его увезли в «комнату смертников». Это была отдельная палата, куда свозили тех, кто скоро умрет. Ее главным преимуществом были чрезвычайно толстые стены. Их сделали такими за тем, чтобы солдаты, чье самочувствие стабильно, не слышали предсмертных воплей тех, кому осталось недолго. Тяжелораненым про эту палату не говорили, но мы-то шли на поправку, поэтому некоторые сестры объясняли нам, куда увозят умирающих.
В скат мы играли на деньги, вернее, на оккупационные рубли, поэтому я, спасибо моей везучести, уже сколотил себе целое состояние. Но я делился с Отто, только тайком, не то остальные увидят и начнут требовать деньги для себя.
По ночам мне было тяжело уснуть, я все время думал о том, что я лежу тут и, если можно так выразиться, наслаждаюсь жизнью, а мои друзья сражаются и умирают на передовой.
 
***

Сегодня наступает последний день нашего маленького отпуска. Отто оправился и теперь ходит без костылей. По дороге на поезд мы снова проходим через палату тяжелораненых. Мне становится тяжело на душе – она почти опустела. Мы быстро выбегаем из здания госпиталя и, пройдя через городок, усаживаемся на поезд.
Сразу отбыть поезд не может – мы ждем опаздывающих. Они, оказывается, потерялись и не смогли самостоятельно найти дорогу. Их приводят офицеры СС. По дороге шутки ради спели «Wenn die Soldaten».
Не знаю, как остальные, а я был рад возвращению к своим друзьям. Наверное, это только потому, что на передовой сейчас было относительно спокойно.
По дороге я задремал, и вывести меня из этого состояния не смог даже грохот приближающегося фронта.
 
Последний раз редактировалось: 08.08.2010 20:42
08.08.2010 17:24
KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Глава девятая
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
IX

Городские бои хуже окопных – здесь нет блиндажей, и некоторые стены простреливаются насквозь. Русские дерутся за каждую улицу, за каждый дом, даже за квартиры. Я не в состоянии их понять, да и не нужно мне их понимать. Это не поможет мне выжить, только наоборот. Если я пойму своих врагов, я не смогу испытывать к ним ненависти, следовательно, не смогу их убивать. А они меня смогут.
Наступила осень, и это означало, что нам стоило бы захватить Сталинград в кратчайшие сроки, то есть до начала русских морозов. Мы понимали, что это невозможно, но приказ есть приказ.
Ночью я, Йозеф и Отто вышли в разведку. Мы разделились и направились каждый в свою сторону. У каждого была с собой карта, но в полностью разрушенном бомбежками голодом она оказалась бесполезна. Все уже, наверное, вернулись, когда я еще блуждал в кромешной темноте по улочкам Сталинграда. Самым ужасным было то, что я мог не просто потеряться, а выйти на вражеские позиции. Самым разумным в моей ситуации было дождаться, пока наши перейдут в наступление, и присоединиться к войскам.
Загвоздка заключалась в том, что провизии у меня хватило бы максимум на три дня, а дивизия могла простоять на одном месте несколько недель.
Под утро я собирался выбраться на крышу дома, в котором засел, и там  уже по ориентирам определить, в какую сторону мне идти.
Эти мысли помогли мне успокоиться, и я, будучи уверен в завтрашнем дне, задремал.
 
***

Меня разбудил стук сапогов по деревянному полу. Открыв глаза, я заметил русского. Он, видимо, принял меня за убитого, так как повернулся ко мне спиной и закурил.
Я пытался успокоить себя, но безуспешно. Мне казалось, что мое сердце бьется так громко, что красный сейчас услышит его стук и обернется. Но он не оборачивался. Рука потянулась к Маузеру…
Далее все произошло мгновенно. Я выхватил пистолет и выстрелил. Русских закричал и упал на пол. Сердце продолжало биться с бешеной скоростью, я понимал, что коммунисты доберутся сюда раньше, чем наши.  
Я подумал, что сейчас сюда зайдут, и мне конец. Но никто не входил. Тут я заметил, что убитый мною русский лежит прямо напротив дверного проема (двери там давно уже не было). Подойдя к нему, я начал оттаскивать тело в один из темных углов.
И тут он открыл глаза. Что-то во мне оборвалось, и я остался один на один с этими полными ужаса глазами, в которых я собственными руками загнал всю жизнь этого человека. Я трясущейся рукой вытащил пистолет и понял, что не могу убить этого человека. Не могу убить человека, который так смотрит на меня. Когда он увидел пистолет в моей руке, глаза его еще больше расширились от ужаса. Осознав, что я наделал, я немедленно откинул пистолет в сторону, и попытался успокоить его, лихорадочно вспоминая нужные русские слова:
- Друг… Товарищ, друг!
Я не мог оставить его умирать. Не теперь. Я должен был помочь ему, попытаться спасти его жизнь, разогнать жизнь, которая теплилась только в глазах, по всему телу. Когда он увидел, что я тянусь к нему рукой, он судорожно замотал головой. Сил на крик у него не оставалось.
- Друг… Помощь, друг…
Я приподнял его и дал ему выпить воды из моей фляги. Я был готов на все, чтобы этот незнакомец остался жив. Он пил жадными глотками и остановился, только когда во фляге кончилась вода. Я подложил ему под голову мешок с провизией и пополз к ближайшей луже, чтобы набрать флягу снова. Вернувшись, я даю попить ему и оставляю себе совсем чуть-чуть. Он кашляет, и я понимаю, что спасти его не получится. Это врезается в мое сердце, как самый острый нож из возможных, и из моих глаз начинают лить слезы.
Ах, друг, зачем ты зашел сюда! Почему не прошел дальше?.. Возможно, пройди ты дальше, ты бы вернулся к своим родным, смог бы обнять их, а не лежал бы на прогнившем деревянном полу в этом чертовом городе!
Я снимаю свою шинель и укутываю русского в нее, как в одеяло. Ему, кажется, становится немного лучше, он успокаивается, но через пару минут снова начинает ворочаться в постели. Я отползаю к стене и отворачиваюсь от него, делая вид, что уснул.
Через час все кончено. Я решаю похоронить его на скорую руку, засыпав землей в воронке от снаряда. Я вижу, что его одежда окровавлена, поэтому надеваю на него свою шинель. Пока я несу его до воронки во дворе, у него из кармана выпадает фото. Я поднимаю его и вижу маленькую девочку и женщину лет двадцати-двадцати пяти. На глаза снова наворачиваются слезы, я как можно скорее кладу фото обратно в карман русскому и, положив его в воронку, так же быстро закидываю землей с краев импровизированной могилы. Я возвращаюсь в дом и, опустошенный, падаю на пол.
Не знаю, сколько я рыдал, наверное, несколько часов подряд. Потом все-таки выбираюсь на крышу и понимаю, что нахожусь недалеко от позиций русских. Глянув на прощание на могилу убитого мною солдата, я бреду в противоположную сторону.
Спустя примерно час ходьбы я слышу «Стоять! Руки за голову!». Кажется, это голос Отто. Он не узнает меня, потому что на мне нет шинели.
- Отто! Это Герхард.
Он убирает винтовку.
- Прости, дружище, что не узнал тебя! В таком виде ты похож на русского! – говорит Вебер, и, довольный своей шуткой, смеется.
Я промолчал. Он показывает мне, как добраться до остальных, и я, кивнув в знак благодарности, плетусь в указанном направлении.
Через несколько минут я добираюсь до здания, где временно расположился наш отряд. Йозеф, Ганс и Стефан дают мне выпить, чтобы согреться, и я тайком рассказываю им о моей встрече с русским солдатом. Йозеф говорит мне, что такое бывает, в этом нет ничего необычного и я просто выполнял свою работу. Мое настроение сразу поднимается, и через минуту мы рассказываем друг другу анекдоты и распиваем трофейную водку. Вскоре я забываю о том бреде, который нес там, в доме, наедине с умирающим русским.
 
 
09.08.2010 14:08
KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Главы десять, одиннадцать
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
Главы написаны в соавторстве с Дэном

X

Мы продвигаемся медленно, но продвигаемся. Видимо, до начала зимних морозов город мы все-таки не захватим, и это огорчает. Но если командование думает, что проблема в нас, то мы думаем, что проблема в русских. Нигде нам не оказывали такого отчаянного сопротивления, как здесь. Они мрут, как мухи, но меньше их почему-то не становится. Откуда у большевиков такие людские ресурсы?..
Город практически полностью разрушен, но враги прячутся в руинах, поэтому наши танки смешивают с грязью даже руины.
Ползком, на полусогнутых или бегом – если неспешно вышагивать по улочкам, то ты даже пискнуть не успеешь, как тебя убьют. У русских есть хорошие снайперы – мы перестали отдавать честь офицерам.
От разрывов бомб по почти оглохли, и теперь, чтобы поговорить, нам приходится кричать. Власти рассказывали нам про другую войну. Про ту, которая, возможно, и идет сейчас где-то, но точно не в России.
Нас собирались увозить с передовой. Но сначала нужно было пробиться к своим – буквально пару дней назад нашу часть отрезали от основных войск. Русские, к счастью, не успели окопаться, поэтому мы решили прорвать оборону в месте, где врагов было меньше всего.
***
Мы их недооценили, и это стало нашей роковой ошибкой. Они оказались готовы к нашей атаке, поэтому сейчас мы лежали в грязи на дне воронки, прижатые пулеметным огнем. Отто решил поднять каску, нацепив ее на ствол винтовки, чтобы проверить, как низко ложатся пули. Они, как оказалось, ложились у самой земли. Винтовка уцелела, а вот каска – нет.
Я трясся. В моей голове промелькнула мысль, что мне не выбраться, что я допрыгался, и теперь у меня только две перспективы – смерть или плен. Страх – самый опасный наш враг. Он парализует, делает совершенно беззащитным, поэтому приходится с ним бороться. Сигареты – отличный способ, и Йозеф протягивает мне одну. Если бы кто-то из близких увидел бы нас сейчас, он бы упал в обморок. Если бы сейчас нас увидел кто-нибудь из тыловиков, то счел бы это безрассудством. А мы привыкли курить, когда нам страшно. А боимся мы часто. У этого, правда, есть и хорошая сторона – теперь я умею закуривать под проливным дождем.
Краем глаза я заметил, что Ганс, пробежав мимо меня на полусогнутых, шевелит губами. Под пулеметным огнем невозможно было разобрать ни слова, но я понял, что он молится. Это были его сигареты. Ему легче думать, что Господь сохранит его тело, а если и нет, то хотя бы душу. Хоть я и не верю в Бога, но я его понимаю, и даже, пожалуй, завидую ему.
Пулеметный огонь на время прекратился, поэтому мы делаем связку гранат и, не целясь, выкидываем из воронки. После взрыва поле боя на несколько секунд окутывают клубы разбуженной гранатой пыли, и мы выбегаем из зоны пулеметного огня. Когда клубы дыма рассеиваются, оружие снова начинает стрекотать.
Мы слышали, что у русских в домах бывает развитая сеть подвалов. То есть, спустившись в одном месте, можно выйти в другом (в пределах дома, конечно же). Мы спускаемся по лестнице и, включив карманные фонарики, продираемся сквозь тьму. Спустя несколько минут скитания по подвалу, мы наконец-то выходим с противоположной стороны дома. Отсюда мы можем видеть, как еще несколько человек последовали нашему примеру.
Мы знаем, где сейчас находятся основные войска, но не знаем, вырвались ли мы из окружения и как глубоко мы засели на вражеских территориях. Однако мы все-таки решили рискнуть, и побежали вперед, туда, где, скорее всего, мы встретим наших.
 
XI

Мы и остальные, кто сумел вырваться из окружения, бежали. Но вдруг раздался этот режущий воздух звук, звук артиллерийского снаряда. Звук приближался, и, спустя пару секунд, разорвался недалеко от нас. Потом последовало еще несколько снарядов, которые оказались точнее. Один из них угодил в середину отряда, размазав несколько человек по стенкам ближайших домов, а вот второй рванул у меня за спиной. Видимо, не прямо за спиной, а все-таки на определенном расстоянии – по крайней мере, я был жив. Встать не получилось, руки стали ватными, опереться не получалось.
- Шквальный огонь! – прокричал кто-то. Его голос донесся до меня, как будто он был где-то очень далеко от меня. Он крикнул что-то еще, но я не разобрал слов, а потом слова превратились в крик, и, окончательно спутавшись, достигло моих ушей.
Перед собой я увидел развороченный остов грузовика, и пополз к нему. Оставалось несколько метров до машины, когда она вместе с грязью взлетела на воздух. Я смог подняться и побежал. Не могу сказать, зачем я бежал – мое тело, как обычно случалось со мной в моменты опасности, жило отдельно от меня.
Кто-то дернул меня за плечо и, перехватив за лямку рюкзака, бросил на землю. Там, где я стоял пару секунд назад, взвился фонтан грязи. Кто-то прижал меня к земле и не отпускал. Не самое приятное ощущение – лежать лицом на земле, когда тебя кто-то придавил, но это лучше, чем потом лежать в госпитале без ноги.
Огонь прекратился, но медлить было нельзя. После него могли подойти пехотные части, чтобы добить нас. Я попытался стряхнуть навалившегося на меня солдата.
- Парень, спасибо, ты спас мне жизнь, но теперь слезь с меня. Парень?
Он не отвечал. Я приподнялся на локтях и повернул голову. Это был Йозеф.
- Йозеф, какого хрена? Йозеф? ЙОЗЕФ!
Он дышал тяжело и отрывисто, я с трудом выбрался из-под него и окинул его взглядом.
У него был, судя по всему, раздроблен позвоночник, нога… Нога превратилась в кучу обгоревшего мяса. Его фуражка слетела с головы, часть волос выгорела, а в плече сидел осколок.
Мы идем по улице после занятий в школе. Мимо нас проходят эсэсовцы, и мы протягиваем руки в римском приветствии. К тому моменту война уже давно идет, и Германия одерживает решительные победы. Через два-три года и мы сможем присоединиться к солдатам Рейха, чтобы воевать за Германию. Мы патриоты, и мы очень гордимся своей родиной.
- Вилли, я думаю, что я стану медиком.
- Почему медиком?
- Ну, я буду спасать солдат от верной смерти! Разве это не здорово?
- Здорово. А что будет, если одного из нас вдруг убьют?
- Тогда выживший должен сделать что-то, чтобы он запомнил своего друга навсегда.
- Например?
- Ну, например, если у него будет сын, назвать его по имени погибшего.
- Да, я думаю, это будет честно. Но мы не погибнем, верно? – улыбаюсь я.
- Верно!
Солнце светит так ярко, и наши начищенные башмаки сверкают и отражают его свет. Когда это было? Это было очень давно, Йозеф, очень давно.

- Вильгельм! Вильгельм!
Кто-то трясет меня за плечо. Оборачиваясь, я узнаю Стерчу.
- Вильгельм, черт возьми, ему ничем не… - кричит он, осекаясь, и тише продолжает, - ему лучше не помогать.
Я не отвечаю. Неужели он никогда не терял близких людей? Как он меня не понимает? Я не могу просто так бросить умирать человека, которого я знаю с детства, на этой чертовой чужбине. Это как-будто оторвать кусок своей души. Но этот глупец пытается увести меня, сильно схватив за запястье. Я резко вырываюсь, и произвожу удар товарищу в лицо. Он падает, пальцами стирая кровь из носа. Его лицо… Только сейчас я заметил, что это уже далеко не то лицо, которое я видел в поезде, который нас вез на фронт. Мне же не надо зеркал, я чувствую, что мое лицо тоже изменилось по тому, что творится у меня внутри.
Я подбегаю к человеку в медицинской фуражке, зову его, а он, сидя на тротуаре, лишь поднимает голову и смотрит мне в глаза. Я замечаю, что у него из ушей идет кровь. Я бегу дальше и, найдя медика, силой тащу его вслед за собой. Он что-то кричит и пытается сопротивляться, но я ничего не слышу. Он склоняется над моим раненым другом, и я встречаюсь взглядом с Йозефом. Его взгляд напоминает мне взгляд русского солдата, которого я убил, но тот боялся, что я убью его, а Йозеф боится, что я брошу его умирать. Но я не брошу тебя, Йозеф, не брошу. Ты выживешь, я обещаю тебе, ты выживешь.
Я помогаю медику нести носилки, на которых лицом вниз лежит Майер. По дороге я вижу, что наш отряд, который на момент начала артудара насчитывал, наверное, пятьдесят человек, сейчас состоит из пятнадцати, из которых только семь могут вести бой.
Но Бог, видимо, насытился нашими страданиями, и русские нам больше не встречаются.
Сегодня мы уезжаем с фронта. Мне удалось занять место для себя и Йозефа, хотя вагоны с ранеными переполнены. Это меньшее, что я могу для него сделать.
Здоровым солдатам хватило одного вагона.
 
Последний раз редактировалось: 10.08.2010 20:41
10.08.2010 19:30
KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Глава двенадцатая
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
Биография Стефана написана Дэном.

XII

Мы вышли из поезда. Нас увезли не слишком далеко от передовой – грохот канонады слышался довольно отчетливо, мы даже могли различить тип снаряда. К тому же, в этой области действовали партизанские отряды, пытавшиеся пробиться к своим.
Йозефа с остальными ранеными расквартировали в здании бывшей больницы, и первым делом я решил узнать, как он. Не сказать, что городок, в который привезли нас, был большим – пока я шел до больницы с поезда, я увидел его большую часть. После Сталинграда это было очень непривычно.
Я только собрался перешагнуть порог больницы, как за плечо меня схватил фельдфебель. Я вспомнил, что забыл поприветствовать его, и, чтобы не козырять на плацдарме несколько часов подряд, моментально отдал честь.
- Да успокойся ты, - на удивление  холодным тоном проговорил он.
- Простите?
- Куда собрался, спрашиваю?
- Мне нужно к раненым, герр офицер!
- Госпиталь сегодня закрыт для посетителей. Уходи отсюда.
Я и не заметил, что он, держа меня за плечо, отвел на несколько метров от здания больницы.
- Нет, вы не понимаете. Мне нужно сегодня! – чуть ли не со слезами на глазах умоляю офицера.
- Я, кажется, сказал «нет». Или что, мне повторить? – он остается непреклонен.
- Пожалуйста!
- Н–Е–Т.
- Вы не понимаете! У меня там лучший друг! – уже кричу я.
Он смотрит на меня, как на ребенка, и на его лице появляется грустная улыбка.
- А у меня там брат.
- Что? – удивленно переспрашиваю я.
- А ты думал? – улыбается он.
Я ухожу, не говоря ни слова.
 
***

Если бы Йозеф не лежал в госпитале, я бы, наверное, был бы на седьмом небе от счастья. В этом лагере довольно тихо, партизан мы еще ни разу не видели. Нас расквартировали в небольшом деревенском домике на окраине городка. В нем, помимо нас, жили хозяйка с молодой дочерью по имени Светлана. Вторая была примерно нашего возраста, возможно, чуть младше. Особой симпатии они к нам не проявляли, но и ненависти не испытывали. Могут радоваться, пока сюда не придут эсэсовцы со своим планом по истреблению славянских народов.
Поздно вечером мы сидим за столом после ужина, и Светлана, унеся остатки еды со стола, удаляется в свою комнату. Теперь у нас есть время откровенно поговорить, хотя мы и не уверены, что девушка или ее мать понимают немецкий.
- Когда я был в Берлине, - начинает Стефан, - а это мой родной город, если я еще не говорил, то в 17 лет я случайно познакомился с милой девушкой: она возвращалась домой с корзинкой зеленых яблок в руках, и нечаянно упустила ее из рук. Я, в начищенных ботинках, чистой курточке, бросился ей помогать. Я предложил ей проводить ее до дома, пошутив, что если она еще раз уронит корзинку, то ей уже никто не поможет. Ее звали Герда. Каштановые локоны, милые ямочки не щеках, когда она улыбалась… Через два месяца я объявил отцу, что собираюсь на ней жениться, и он поставил вполне приемлемое условие дождаться совершеннолетия. До сих пор помню, как он улыбался, когда я ему позже о ней рассказывал. Через какое-то время она познакомила меня со своими друзьями. Их свободомыслие должно было меня напугать, но как? Ведь это были ее друзья. Я был так влюблен, что готов был любить всех вокруг. Оказалось, что эти свободомысливые ребята – члены кружка оппозиции, и они готовили покушение на фюрера.
- Ох, Господи...– вздохнул Ганс.
- Черт возьми, я ее уговаривал уйти! – Стефан закрыл лицо руками на мгновение, глубоко вздохнул, и продолжил. – На свадьбу был приглашен весь кружок. Это были гости со стороны невесты. Я же даже не думал, что приведу больше гостей, чем мой отец. Мне было стыдно из-за этого. Но отец спас меня от стыда, - Стефан усмехнулся, как усмехаются люди, которые пытаются смеяться над ужасным событием своей жизни, - он привел много гостей. Гестапо, карательный отряд… Отец заставил меня смотреть, как ее вместе с остальными расстреливали. У меня случилась истерика. Я кричал на него, что он следил за мной, что он бессердечная скотина, он же ударил меня по щеке и крикнул, что, как верный сын отечества, я должен был сам доложить ему об «этих негодяях»! И прибавил, что завтра же отправит меня на фронт рядовым искупать кровью позор, который я возложил на его плечи...
- Тебе нужно радоваться, что он не расстрелял тебя самого, - говорю я. - Штандартенфюреры не самые добрые люди на свете.
- Вопрос об СС остается открытым, - говорит Ганс. – СС – это все-таки политическая организация. Твоему отцу, наверное, было бы приятней думать, что ты расстреливаешь евреев во славу Рейха. А ты убиваешь арийцев.
- Ты о ком? – спрашивает его Стефан.
- О русских. Они тоже арийцы, разве нет? – отвечает Ганс.
- Когда они успели стать арийцами? – удивляется его логике Отто.
- Нет, он, в общем-то, прав, - говорю я. – У нас же был с ними договор, помните? Значит, они тоже арийцы.
- Бред... – усмехается Отто, закуривая сигарету.
- Ну да, рабочие арийцы, - продолжаю комедию я. – И японцы тоже арийцы, просто желтые и узкоглазые. У нас же с ними союз!
Ганс смеется. Стоит заметить, что у него странное чувство юмора. Отто закуривает новую сигарету, а Стефан грустно улыбается и, доставая из пачки на середине стола сигарету, бормочет: «Смешно, смешно…».
Мы идем в свою комнату, где установлены несколько коек, и засыпаем.
 
***

Я просыпаюсь. Заметив, что кроме меня в комнате никого нет, я быстро одеваюсь и выхожу из дома. На крыльце сидит Ганс, который учит Свету немецкому.
- А где остальные? – спрашиваю я, сладко потягиваясь.
- Стефан и Отто пошли на реку, - отвечает Ганс и, когда я киваю ему в знак благодарности и уже собираюсь уходить, он вспоминает кое-что важное. – А еще, я чуть не забыл – госпиталь уже открыт. Думаю, ты захочешь кое-кого навестить.
Я еще раз киваю в знак благодарности и отправляюсь в госпиталь. Через несколько секунд я слышу, как Ганс пытается обучить нашу славянскую подругу, говоря на ломаном русском:
- Liederbuch – сборник песен, liederlich – бестолочь. Слова похожи, смысл разный.
Девушка смеется. Видимо, она совсем его не понимает. Мне становится весело, я улыбаюсь и, насвистывая «Schwarzbraun ist die Haselnuss», иду к Йозефу.
По дороге я выкупаю у нескольких новобранцев бутылку шнапса, и вдруг вспоминаю, что дома у нас все еще сидит собака Майера. Когда я возвращаюсь, я не застаю Ганса и Светлану на прежнем месте, но, выйдя из дома с собакой, вижу, как он ведет ее под руку по улице и что-то оживленно рассказывает.
В этот раз мне все-таки удалось пробиться к Йозефу. Офицера на месте я не застаю, но, идя по коридорам, замечаю, как он медленно плетется из палаты тяжелораненых, с отсутствующим взглядом. Я хочу спросить, что же случилось, но вовремя замечаю, что в руке у него сжата половинка солдатского жетона*.
Я ускоряю шаг и вскоре нахожу Йозефа. Он, кажется, улыбается.
- Привет, - говорит он.
- И тебе привет, - я присаживаюсь на край кровати. – Как самочувствие?
- Неплохо, но нога вот болит.
Я вижу, что у него уже нет ноги, но не решаюсь сказать этого.
- Ничего, главное, это моральный дух. Кто хочет жить – всегда выживет, как говорил наш офицер в тренировочном лагере. Ты же помнишь нашего офицера?
- Конечно, помню, - он улыбается. – Да вот только он очень много врал.
Я понимаю, какую глупость только что сморозил.
- Ну, у него не было выбора, правда?
- Правда, - Йозеф явно не настроен на длительный разговор, да и мне больно смотреть на него, поэтому я решаю побыстрее уйти.
- Я принес тебе твоего пса, - я посадил собаку на кровать рядом с Йозефом и поставил бутылку шнапса на тумбочку. – В следующий раз я приду с парнями.
- Почему они не пришли сегодня?
- Я не смог найти Отто и Стефана, а Ганс… – я лихорадочно соображал, что бы такого можно придумать. Вряд ли ухаживание за селянками можно счесть достойным оправданием. – Он слишком занят сегодня.
- Хорошо. Заглядывай еще, – улыбается Йозеф. Я прощаюсь с ним и поскорее ухожу из этого мрачного места.
 
***

Вечереет, и небо окрашивается в яркие, красочные цвета. Интересно, почему на передовой мы так редко видим красивое небо?..
Вернувшись домой, я никого не застаю, поэтому отправляюсь на поиски. Сначала я решил поискать Стефана и Отто. Я встречаюсь с ними не доходя до берега. Они несут в руках свою обувь, и что-то бурно обсуждают.
- Как водичка? – спрашиваю я их.
- Довольно холодная, но, в принципе, лучше, чем ничего, - ответил Отто. – Ганс дома?
- Нет, он гуляет со Светланой.
Стефан присвистнул. Мы решили найти их и привести обратно, пока не начался комендантский час.
Находим их довольно быстро – они дошли до небольшого холма, откуда открывается красивый вид на окрестности. За холмом разрастается лес. Ганс учит девушку курить сигареты. Ей явно стоит меньше общаться с немецкими солдатами.
- Когда солдаты маршируют по городу... – запевает Стефан, чтобы привлечь внимание Ганса. Ганс замечает нас, широко улыбается и машет нам рукой. Мы поднимаемся. Стефан и Отто здороваются с девушкой. Видимо, занятия с Гансом все-таки возымели какой-никакой эффект, поскольку Светлана тоже здоровается с ними.
Я вижу, что волосы у Ганса растрепаны, и, насмехаясь над ним, говорю:
- Знаешь, надо бы тебе подстричься. Или хотя бы надеть каску.
Он ухмыляется и, надевая каску, говорит:
- Так лучше?
Не успеваю я ответить, как пуля отлетает отскакивает от его каски, и холм оглашает крик Отто:
- Партизаны!!!

* Немецкие солдаты носили при себе жетоны, с помощью которых можно было установить личность погибшего. При смерти солдата его товарищи отламывали половинку жетона.
 
Последний раз редактировалось: 15.08.2010 16:38
12.08.2010 19:23

Страницы: 1 2

 

 запомнить
Регистрация
Забыли пароль?
 

ГАЛЕРЕЯ


Возмём вместо фонарика