|
 |
|
|
|
|
 |
|
|
|
|
|
|
|
Форум -- Творчество на иную тематику
Страницы: 1 2
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
|
|
Тема: Глава тринадцатая
| для ответа необходимо зарегистрироваться |
Выражаю глубокую благодарность Дэну за редактирование главы
XIII
- Партизаны!!!
Девушка закричала, Ганс схватил ее и, прижав к себе, потащил в деревню.
- Я позову подмогу!
Я падаю на землю, и утягиваю замешкавшегося Отто вслед за собой. Моя рука потянулась к пистолету. Я заметил, что Вебер безоружен – оружие с собой взял только Стефан.
Стерча выпустил несколько пуль в сторону леса, и среди ветвей промелькнул силуэт убегающего партизана.
- Бегом!
Мы вскакиваем с земли и бежим вслед за русским. Нам никогда не приходилось вести бой в лесу, поэтому мы, скорее всего, повытыкали бы себе глаза ветками. Через пару минут темп погони сбавляется – мы, судя по всему, зашли глубоко в лес, и если продолжим преследование, то окончательно заблудимся.
Наконец, мы останавливаемся. Вокруг нас глухая дубрава, настоящий сказочный русский лес, дубы и сосны. Под ногами ковер травы и опавшей листвы. Прислушиваясь, не слышу ничего, кроме стрекотания кузнечика и робкого пения какой-то птицы. Вокруг вечерняя полутьма, разбавляемая редкими лучиками света, пробивающимися через густые кроны деревьев. Ощущение такое, что если нас не найдут и не убьют партизаны, то за них это сделают лешие и русалки.
Стефан медленно оглядывется вокруг себя, держа Люгер в готовности в полусогнутой руке.
- Жопа! Проебали партизана-то, солдатики... – в сердцах говорит Стефан и сплевывает на землю, нарушая волшебную тишину места, в котором мы оказались.
- Сваливаем отсюда, ребята? – спрашивает Отто, нервно оглядываясь между словами себе за спину.
- Ты хоть знаешь, куда идти, а? – спрашиваю я.
- А откуда мы пришли?
- Оттуда, - показывает рукой в направлении, откуда мы бежали, Стефан.
- Какая конкретика, черт возьми! – ухмыляюсь я. – Если мы сейчас просто пойдем в ту сторону, то заблудимся. К тому же, уже почти стемнело. Ночью в лесу весело, правда?
- Да, весело. Партизаны – веселые ребята, я уверен. У тебя еще осталась бутылка шнапса? Мы можем хотя бы попытаться их задобрить.
Ночью в лесу, как выясняется, не только темно, но и страшно. Мы видели, как человеческое тело перерубает рогатка, мы видели, как люди умирают под гусеницами танков, но рык какого-нибудь неведомого зверя по-прежнему пугает нас.
Один спит, двое дежурят – так нам легче быстро среагировать в случае нападения партизан. Меняемся мы каждые два часа.
***
- Отто! Стефан! Вильгельм! Кто-нибудь меня слышит? – донесся до нас крик Ганса.
В этот момент на посту стояли мы с Отто.
- Ганс! Мы слышим тебя! Ты нас видишь?! – надрывается Отто.
- Где вы?! – кричит он в ответ.
- Просто иди на голос, Ганс! – советую я.
- Мы идем!
Через несколько минут Зейдлиц с группой солдат выходит на наш лагерь.
- Как спалось? – спрашивает он.
- Великолепно, блять... – просыпается Стефан.
- Партизаны, как я понимаю, ушли? – после паузы, когда уже все почти собрались, уже на полном серьезе продолжает Ганс.
- Да, они ушли, - говорю я. – Если бы мы продолжили погоню, они привели бы нас к своему логову, и сейчас я бы тут не стоял.
Ганс помолчал, потом улыбнулся и похлопал меня по плечу.
- Да ладно, не переживай ты так! Поисковые группы сегодня прочешут лес, а вы сейчас пойдете и напьетесь! Вы заслужили это!
Мы забираем оружие, и Ганс ведет нас к выходу из леса. Всю дорогу он отпускает пошлые шуточки и расспрашивать о том, как мы переночевали в лесу.
- И все-таки вовремя мы вас нашли, ребята, - добродушно улыбаясь, Ганс оканчивает этой очевидной мыслью свой монолог.
- Еще бы, - усмехается Стефан, - я боялся, что ты вместо поиска подмоги, уличишь свободную от нас минуту, чтобы остаться наедине со Светланой.
Ганс пожимает плечами, улыбка его глаз говорит: «Почти так все и было, но потом я вспомнил про вас»
У Отто при имени «русской невесты» Ганса в глазах проскакивает недобрый огонек.
- Ганс, а откуда ты родом? – спрашивает он.
- Из Мюнхена. Мои родители были из народа.
- Значит, ты немец, да? А кто твоя невеста по национальности? – задает Вернер второй вопрос со зло-насмешливой интонацией.
Я переглядываюсь со Стефаном. Тот покочал головой, намекая на неудачную тему для разговора.
- Отто, ты чего? Какое это имеет значение? – удивляется Зейдлиц.
- Нет, мне просто интересно, кто твоя невеста. Она что, еврейка?
- А не все ли равно? Отто, ты что, нацист?! – опешив, вопрошает Ганс.
- А ты не националист? Неужели тебе все равно, что будет с Германией?
- Мне не все равно, что будет с моей задницей, Отто. На Германию я плевал!
Отто останавливается и резко хватает Ганса за воротник.
- Если Германия проиграет, ты точно не сохранишь свою задницу!
- Отто, тише... – говорю я.
- ...Мы капитулировали в ноябре 1918, когда мы были в шаге от полной победы!
- Отто… - недобро протягивает Стефан.
- Кто тебе так мозг засрал, Отто?
- ...Нас предали трусы и евреи!
Стефан хватает винтовку и бьет Отто прикладом по затылку. Вернер падает на землю, как мешок с дерьмом.
- Ой, не удержался. Простите, я, кажется, пролил чистейшую арийскую кровь.
- Зря ты так. Теперь этот мудак может и на тебя донести... – тихо говорит Ганс.
- Пусть попробует. Я, кажется, рассказывал, кто мой отец, верно? – улыбается Стефан, вытирая о форму Отто окровавленный приклад винтовки.
- Остается один вопрос, - говорит Стефан. – Кто понесет этот мешок с дерьмом?
- Похоже, это опять будет Вильгельм... – говорю я и взваливаю Отто на плечо.
***
- Что с ним случилось? – спрашивает нас девушка, когда Ганс помогает ей обработать рану Отто на затылке.
- Ударился о ветку, когда бежал по лесу. Он неудачник, – говорю я. – Что тут поделаешь...
Я, Стефан и Ганс снова идем к Йозефу. Сегодня ему еще хуже, чем вчера – он знает, что у него больше нет ноги, и не желает с нами разговаривать. Ганс оставляет ему еще одну бутылку шнапса, и мы уходим.
Не думаю, что он долго протянет – с такими ранами не живут. А если и живут, то это не полноценная жизнь. Если отсутствующую ногу можно заменить хорошим протезом, то для раздробленных позвоночников протезов не делают. Даже если он выживет, то останется паралитиком на всю оставшуюся жизнь. Не самая приятная перспектива, так ведь?
Когда мы вернулись домой, Отто расхаживал взад-вперед по комнате. Увидев меня, Стефана и Ганса он подскочил к нам и заорал:
- Трусливые предатели! Из-за вас Германия терпит поражения! Я буду жаловаться на вас в штаб!
- Попробуй, - отошел с его дороги Стефан и показал рукой в сторону двери. – Штаб во-о-о-н там, через дорогу. Жалобы следует направлять к фельдфебелю, если ты не забыл.
Отто кинул на ухмыляющегося Стерчу испепеляющий взгляд, пулей выскочил из дома и быстрыми шагами направился к штабу.
- Не боишься, что он донесет? – спрашиваю я у своего дерзкого товарища.
- Пусть доносит. Мой отец – штандартенфюрер, а у тебя и Ганса такая родословная, что просто не придраться, если я не ошибаюсь.
- Ну да, истинные арийцы, - улыбаюсь я.
- Еще как. Уж точно более истинные, чем человек по фамилии Вебер, - говорит Ганс.
Последний раз редактировалось: 15.08.2010 21:19
| |
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
|
|
Тема: Глава четырнадцатая
| для ответа необходимо зарегистрироваться |
XIV
Мы втроем играли в скат, и я выигрывал, но, к несчастью, нам помещали. В дом ворвался Отто и, грозно выкрикнув нам несколько ругательств, пригласил внутрь майора. Внешне майор был очень неказист – маленький, толстый, с высоко задранным вверх носом, он напоминал мне моего первого учителя литературы (над которым мы, чего уж греха таить, постоянно издевались).
- Что здесь происходит? – спросил учитель-майор.
- Они предатели! – гневно завопил Отто, тыча в нас своим толстым пальцем.
- Кто напал на вас, шутце Отто?
- Эти двое! – Вебер указал на нас со Стефаном.
- Будете признаваться сами или мне стоит позвонить в гестапо? – лицо майора расплылось в злорадной ухмылке.
- Я сделал, – шагнул вперед Стефан. – Я ударил этого кретина прикладом по голове.
- Тебя расстреляют! – гневно восклицает Отто. – Это преступление против немецкого народа!
- Немецкий народ, – усмехается Стефан. – Это ты, что ли, немецкий народ?
- Ваше имя и фамилия! Немедленно! – прервал спор майор.
- Стефан Стерча, сын штандартенфюрера Стерчи. Возможно, слышали? – невинно улыбается Стефан.
- А чего же не самого Адольфа Гитлера? – смеется над ним майор. – Дайте сюда ваш солдатский жетон!
- Ну, за Адольфа Гитлера не ручаюсь, но жетон вы посмотреть можете, – Стефан достал жетон из своего чехла и протянул его офицеру.
Тот покачал головой и поднес жетон поближе к глазам, но через секунду улыбка сползла с его лица, как будто его уже приставили к стенке и ткнули в затылок дулом винтовки. Его глаза расширились так широко, что, казалось, сейчас выпадут из глазниц, а челюсть отвисла, как говорится, до пола.
Я посмотрел на Ганса. Он трясся, но не от страха, а от смеха, но все-таки сдерживал себя. А вот я не смог сдержаться и захохотал, да так громко, что Отто погрозил мне кулаком, однако от этого мне стало еще смешнее.
- Что ж, мы вернемся к этому позже, - быстро проговорил майор. Через несколько секунд он был уже у двери. – Хайль Гитлер! – и стремительно вылетел на улицу.
Отто окинул нас грозным взглядом, который говорил нам «Ничего, я еще найду на вас управу!», и выбежал следом.
- Герр майор! Герр майор, постойте! – донеслись до нас его крики.
Ганс захохотал, а Стефан, полный чувства осознания своей важности, гордо задрал голову.
***
Когда я шел к Йозефу, я думал, что сразу же расскажу ему о случившемся, и это, возможно, подбодрит его, поможет выжить. По дороге мне встретился знакомый из мотопехотного батальона. Нам было по пути, поэтому мы прошлись вместе. Фриц (имя знакомого, если что) тут же решил начать разговор.
- Слышал новость? – эта фраза, наверное, была его коронной. Этот солдат всегда был известен, как знаток всех слухов и фактов. Хочешь свежие новости с фронта – иди к Фрицу. Хочешь посплетничать о командовании – иди к Фрицу!
- Какую новость? Если ты про драку с Отто, то я...
- А что там с Отто? – спрашивает Фриц, я и понимаю, что безопасней будет промолчать.
- Ничего страшного. Подрался с одним из наших за оккупационные рубли.
- Дела, дела... – качает мой знакомый головой, но тут же вспоминает, что забыл рассказать мне какую-то Страшную И Важную новость. – Слышал, что в кладбище угодила авиабомба?
- Это то кладбище, которое рядом с церковью? Русское, да?
- Ну да, оно самое. Так вот, я туда ходил недавно. Все разнесло, - Фриц взмахивает руками, как бы показывая, как все разбросало после падения бомбы. – Кресты – в одну сторону, гробы – в другую. Начальство пока что не решило, куда можно будет перенести кладбище. В любом случае, до окончания бомбардировок в этом районе закапывать покойников заново никто не будет.
- Да, все это ужасно, - говорю я, и, заметив, что мы дошли до поворота, где наши с Фрицем пути расходятся, стараюсь поскорее отделаться от назойливого собеседника. – Ну что, я пойду?
- Давай, ага, - кивает он, и, насвистывая какую-то детскую песенку, весело сворачивает за угол. Я же продолжаю идти к зданию госпиталя.
Через несколько минут я уже чуть ли не бегу по серым коридорам здания больницы в такую знакомую палату, но не нахожу там своего друга. Чья-то рука хлопает мне по плечу и, оборачиваясь, я вижу одного из врачей. Он протягивает мне половинку жетона, что-то мне говорит, а я а я стою и НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ… Почему, когда всякие ублюдки в правительстве решают объявить кому-нибудь войну, умирать идут совсем другие люди, а? Почему их самих не видят на передовой, идущих в атаку вместе со своими войсками? Почему, в конце концов, мы сражаемся за эту кучку бандитов? Зачем сражаться за то, чтобы они еще несколько лет продержались у власти?..
- Тело заберете?! – трясет меня за плечи медик.
- Что? – переспрашиваю я, не до конца осознав ситуацию.
- Он умер сегодня ночью. Вы сами похороните его?
- Да, да, хорошо, – отвечаю я как будто сквозь сон.
- Ни черта это не хорошо. За один день пять трупов… Тело найдете на заднем дворе, мы всех туда скидываем, – бурчит медик, уходя.
Я кладу жетон Йозефа в карман, и, сдерживая наступающие слезы, выхожу на задний двор госпиталя. Там лежат десятки тел, некоторые из которых уже начали разлагаться. Вонь стоит невыносимая, но я все равно медленно иду между рядами и ищу моего друга. У мертвецов разные ранения – есть трупы без рук, без ног, с перекошенными от нестерпимой боли и с блаженными улыбками лицами...
Наконец я нахожу Йозефа.
Его лицо, напротив, не выражает никаких эмоций, такое чувство, что он сам не понял, что умер. Наверное, это случилось во сне. Я запоминаю место, где лежит тело, и ухожу за кем-нибудь из своих.
По дороге мне встречается мой старый знакомый – Фриц. Я быстро ввожу его в курс дела, и он отправляется к зданию госпиталя, где будет ждать меня. Я же вспоминаю, что Фриц рассказывал мне о том, что на кладбище упала бомба, и кресты сейчас валяются без всякого порядка. Если взять один – никто и не заметит, верно?..
Дома я нахожу только Стефана. Он объясняет мне, что Ганс снова отправился со Светланой на прогулку, что очень разозлило Отто, и тот убежал подавать очередную жалобу.
- А в чем, собственно, дело? – спрашивает меня Стерча.
- Йозеф умер, - отвечаю я. – Я думал, может, нам стоит взять один из крестов на кладбище?..
- Православный крест на могилу католика? – удивленно вопрошает Стефан.
- Я думаю, Йозеф не будет против. Не станем же мы просто засыпать его землей в какой-нибудь воронке?..
Стерча задумался. Достав из кармана пачку сигарет, он закурил одну и протянул другую мне. Я не отказываюсь от предложения и тоже зажигаю свой огонек.
- Послушай, – продолжает Стефан. – Я возьму два бревна и сам сделаю из них крест. А ты иди и ни о чем не беспокойся.
Когда я возвращаюсь к больнице, я не застаю Фрица на прежнем месте, однако спустя несколько секунд он появляется, неся с собой плащ-палатку.
Мы выносим Йозефа из заднего двора и из здания госпиталя (это оказывается не так-то просто, так как одна нога у него ампутирована) и кладем труп на плащ-палатку, на которой и доносим его до нашего домика. Фриц помогает мне и Стефану занести тело во двор и уходит, так как его могут потерять его товарищи.
Стефан сколотил крест, и мы в полной тишине, нарушаемой лишь грохотом канонады где-то вдалеке (а может, это всего лишь гром?), выкопали могилу и похоронили Йозефа. Мы похоронили его прямо в плащ-палатке, быть может, так ему будет теплее там, где он сейчас.
Нет, я не верю в Бога, но и не верю в то, что человеческая жизнь может так просто уйти, не оставив и следа...
Ганс вернулся к вечеру, и только собирался нам что-то рассказать, как вдруг увидел могилу во дворе. Он тут же пресекся и за весь оставшийся день не сказал ни одного слова. Даже Отто на время прекратил свои разборки и, когда мы все вечером сидели за столом в полнейшей тишине, поставил на середину стола бутылку крепчайшей русской водки.
| |
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
|
|
Тема: Глава пятнадцатая
| для ответа необходимо зарегистрироваться |
Глава написана в соавторстве с Дэном
XV
Я стоял у могилы Йозефа, крепко зажав меж зубов сигарету.
Штаб сообщает, что в ближайшее время нас всех отправят в отпуск. Сообщи мне об этом на передовой, я был бы на седьмом небе от счастья. Но теперь мне уже все равно – ведь тут тоже нет боевых действий, и это главное. Нет, конечно, повидать родителей, старых учителей и всех прочих было бы неплохо, но, в то же время, пришлось бы несколько часов трястись в поезде, потом на вокзале, потом еще искать дорогу домой (которую я уже успел забыть). Да и вообще, смогу ли я там жить? Что мне делать там, в тылу? Ведь я умею только убивать, а там это не понадобится! Нет, не буду думать об этом. Лучше не думать.
Йозеф умер неделю назад. Отто, кажется, твердо решил, что приставит нас к стенке. Итого, в лучшем случае из пятерых друзей нас осталось лишь трое. Возможно, Веберу удастся как-то повлиять на командование, и вместо отпуска нас отправят на передовую.
- Вильгельм? – мои размышления прервал приятный девичий голосок. – Это я.
- Да, фройлян? – отвечаю я, оборачиваясь к девушке. Конечно же, это Светлана. Теперь она хорошо говорит по-немецки. Наверное, Ганс может учить русских детей немецкому языку, если мы все-таки выиграем войну.
- Вилли, мне нужно с тобой поговорить. Есть минутка?
- Конечно, говори. Хочешь? – спрашиваю я, протягивая ей пачку с сигаретами. Она качает головой.
- Я не хочу. Не могу. Это важно! – говорит она, и, схватив меня за руку, тянет вслед за собой, и, не заходя в дом, через калитку выводит меня на улицу. – Не хочешь немного прогуляться? – спрашивает она меня.
- Конечно, – говорю я, и, улыбнувшись, продолжаю. – Только Гансу это вряд ли понравится.
- Об этом я и хочу поговорить, – продолжает она, когда мы чуть отходим от дома.
- О Гансе? Он что, импотент? – говорю я с усмешкой.
- Что? – переспрашивает девушка. Видимо, я рано хвалил ее за знание немецкого.
- Не обращай внимания. Так что ты хотела сказать? – улыбаюсь я.
- Я думаю, что у меня будет ребенок, – говорит она после паузы.
- И все? – удивляюсь я. – Тогда просто скажи Гансу, что ты больше не можешь с ним встречаться, и что ты выходишь замуж за другого.
- Ты не понял, – она хватает меня за рукав, и я рефлекторно отшагиваю назад. – Ребенок от Ганса! – мои глаза, наверное, были в шаге от того, чтобы выпасть из глазниц. – Я не уверена, но мне так кажется!
Вот такие вот дела. Конечно, кто угодно понял бы, что ничем хорошим это не кончится. Самым лучшим выходом для Ганса было бы подождать, пока ребенок родится, и потом отнести его гестаповцам или в надлежащие органы власти, безболезненная смерть. А еще лучше было бы спрятать ребенка до лучших времен.
Вырвав рукав из рук Светланы, я быстрым шагом понесся к Гансу.
- Куда ты? – донесся до меня вопрос взволнованной и, судя по всему, перепуганной девушки.
- Жди меня здесь! Я сейчас вернусь! – крикнул в ответ я, не оборачиваясь.
***
- Дела, дела... – все, что ответил Стефан, когда услышал про историю со Светланой.
- Могу поздравить вас, джентльмены! Мы по уши в дерьме! – уже кричу я.
Ганс сидит на полу, опершись спиной о стену и обхватив голову руками. Нам повезло, что, когда я зашел, Отто не было дома. Он бы немедленно доложил в штаб, и девушку расстреляли бы на месте.
- Нужно будет отдать ребенка гестаповцам, - говорю я, и от моих слов Ганс взвывает, как загнанный волк. Увидев его реакцию, я понимаю, что это не выход.
- Нет, так нельзя, – говорит Стефан. – Лучше сказать, что отец – русский. Так будет лучше для всех.
- Да, – соглашается Ганс, приподняв голову. – Да, пожалуй.
- В отпуск, я так понимаю, ты не поедешь? – спрашиваю я Зейдлица после паузы.
- Нет, не поеду, - отвечает Ганс.
- А ты, Стефан?
Стерча качает головой.
- Мне там делать нечего. К кому я приеду? У тебя есть родители, как и у Ганса, у меня же только штандартенфюрер войск СС! – говорит Стефан, ударяя на каждый слог полного звания своего отца. – Если я останусь на фронте, то у меня будет шанс познакомиться с матерью и проведать девушку. Хотя, все же лучше бы выжить подольше. Интересно, чем это все, - тут Стерча показывает широкий шест обеими руками, как-будто стараясь объять руками «это все», то есть ту дьявольщину, что творится в мире, - закончится.
Разве он знал, что потом пожалеет о своих словах, увидев то, чем «это все» закончится?
Ганс молчит. А что ему еще сказать? Ведь он родился в семье богатых крестьян, где приучают к тому, что каждый ребенок – это счастье. Неудивительно, что он так переживает за его судьбу. Это не семья рабочих, где каждый новый ребенок – это лишний рот, который нужно будет кормить. А на что? После Великой Войны Антанта поставила Германию на позицию опасных зверей, и Версальский договор, который должен был обеспечить Европе мир и спокойствие, только все усугубил, оставив без рабочих мест миллионы людей? Неудивительно, что народ поддерживал Адольфа Гитлера, который обещал покончить с экономическим кризисом и безработицей?
***
Остались последние дни нашего пребывания на фронте. Как я выяснил, Отто тоже уезжает в отпуск. Это, пожалуй, очень хорошо – Ганс и Стефан могут не опасаться нападок с его стороны. Родителей я решил не предупреждать, лучше сделаю им сюрприз. Про девушку я уже и думать забыл, честно говоря.
Мы стоим на вокзале. Поезд забит ранеными и отпускниками-героями войны. Мы с Отто переживаем, что нам может не хватить места в вагоне.
Но, к счастью (или к несчастью – как знать?), места для нас хватило.
Мы с Отто пожали на прощание руки Стефану и Гансу, и Светлана обняла меня на прощание. Отто же она удостоила лишь легким кивком головы.
Мы зашли в вагон и сели рядом друг с другом. Сегодня не хотелось спорить о расовой чистоте, о геноциде евреев etc., поэтому мы просто разговаривали.
- Рад возвращению домой? – спрашиваю я.
- Не знаю, – отвечает он. – Хотелось бы остаться на фронте и продолжать крутить колеса победы, но в то же время хочется повидать родных.
- Да, мне тоже как-то все равно, – отвечаю я.
Поезд тронулся. А я тогда и подумать не мог, что, прощаясь с Гансом, Стефаном и Светланой я прощаюсь с прошлой жизнью.
Мимо нас проносились поля, деревеньки, леса, как и тогда, когда мы ехали сюда в первый раз... Ударил дождь, и он сделал свое дело – я задремал.
К сожалению, поспать мне не удалось. Я ускользнул из объятий сна, потому что поезд внезапно встряхнуло. Потом его тряхнуло еще раз, а потом он вылетел с рельсов.
Дальше была только боль и темнота.
Последний раз редактировалось: 25.08.2010 15:13
| |
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
|
|
Тема: Глава шестнадцатая
| для ответа необходимо зарегистрироваться |
Соавтор - Дэн
XVI
Я очнулся. На дворе стояла ночь, а я лежал лицом в грязи недалеко от перевернувшегося поезда. Разум мутнел от нестерпимой боли – наверное, у меня сломано одно или два ребра. Сновавшие туда-сюда санитары, видимо, посчитали меня мертвым. Я попытался приподняться и смог, опираясь о ствол дерева, встать на ноги. Вокруг меня поле было тут и там покрыто мертвыми телами в разных позах. Вот так наградила судьба возвращающихся на родину солдат. Вот так наградили наших героев вагоностроители. На языке вертелся детский стишок «Потому что в кузнице не было гвоздя». Пока я со своими мыслями в голове, прислушиваясь к боли в груди, собирался куда-нибудь идти, один из санитаров все-таки заметил меня. Видимо, пролежал я не очень долго, раз на месте крушения все еще были санитары. Мог бы очнуться уже в деревянной клетке на глубине нескольких футов под землей. Санитар, подбежав, спросил, в порядке ли я. Я попытался улыбнуться и кивнуть, но, судя по испуганным глазам медика, получилась какая-то ужасная гримаса.
- Вам плохо, пройдемте со мной, - хватает он меня за рукав.
Я уже собираюсь идти следом, как вдруг вспоминаю, что со мной в поезде ехал Отто. Наверное, вы сейчас думаете, что таких людей, как он, нужно бросать на смерть, но я не могу так. Все мои связи и ниточки, за которые я цеплялся на передовой, были моими товарищами-сослуживцами, какими бы они не были. Поэтому, отталкивая санитара, ковыляю к поезду.
Там, после долгого поиска и ползанья по искореженным трупам, я все-таки нахожу лежащего Вебера. Пульс есть, значит, он просто без сознания. Нога его неестественно вывернута. С горем пополам, я взваливаю его на себя и тащу к ближайшему санитару, который должен отнести Отто перевязочный пункт.
Я же вспоминаю, что у поезда остались еще раненые, и возвращаясь, вытаскиваю их из под поезда вместе с другими. Один из них внешне немного напомнил мне Йозефа – он лежал в перевернувшемся вагоне, и был без сознания. Видимо, он ударился головой о стенку или жесткий поручень. Очки, съехавшие на нос, лишились обоих стекол, а офицерский мундир был безбожно изорван. Его я тоже помог вытащить, хоть и не знал, кто это. Впрочем, тогда мне было все равно.
Единственное, что хорошо в этой кошмарной войне, так это то, что тут я научился помогать другим, ничего не прося взамен. Да и, действительно, что просить-то? Лишнюю пачку сигарет? Или, может, бутылку водки или горсту оккупационных рублей? Господи, да зачем все это вообще нужно? Главное – прожить подольше.
Однако, выбираясь из купе поезда, я все-таки оступился и повалился всей тушкой прямиком на грешную землю. Непостижимым было понять, как я со сломанными ребрами нашел в себе силы спасать других. Впрочем, мне кажется, что даже если бы у меня был бы пропорот живот, то я , придерживая дыру ладонью, пошел бы помогать выжившим в крушении пополнять свою численность. Но нестерпимая боль в груди выдернула меня из последних размышлений, вновь пронзив все мое тело, и я отключился.
***
Очнулся в госпитале. Забавно – я не так давно на фронте, а побывал у добрых докторов уже два раза. Даже не два, а три – один раз я ходил к Йозефу. Чем чаще солдат попадает в госпиталь, тем меньше вероятность, что его убьют. Забавно звучит, да? В принципе, это не лишено логики – человек, лежащий в госпитале (разумеется, не смертельно раненый), так или иначе не умрет на фронте. Ну, правда, если здание, в котором расквартировали раненых, начнут бомбить, то мало не покажется.
К тому же, на фронте часто ходят истории про «счастливчиков», которые пару лет ни разу не проливали на землю свою кровь, и вдруг с ними случалось что-нибудь ужасное, из чего самое позитивное я слышал про мучительную смерть. У войны есть еще очень много способов сломать человека, уверовавшего в собственную неуязвимость.
Я перевязан. Похоже, у меня действительно сломана пара ребер – надеюсь, что эти ребята знали свое дело, и сломанные кости сейчас не болтаются где-то внутри меня, в опасной близости от жизненно важных органов.
Я вижу, как мимо меня проходит тот самый офицер, которого я вытащил из перевернутого вагона. Он, видимо, очнулся, когда его вытаскивали, так как узнал меня и подмигнул. Интересно, мне теперь дадут железный крест?
***
- Рядовой Карл Майер! Рядовой Адольф Мюллер! Рядовой Вальтер Вагнер! И... – речь офицера на пару секунд прервалась, он, похоже, вчитывался в листок, на котором черным по белому были выведены фамилии солдат. Мое сердце замерло в ожидании. – Рядовой Вильгельм Герхард! Выйти из строя!
Мы вышли, все четверо. Площадь, на которой нас разместили, большой можно было назвать лишь с натяжкой – чтобы разместить тут весь гарнизон, пришлось разбить его на три части. Место, где могла бы поместиться четвертая, занял офицерский состав.
Сначала я, Карл, Адольф и Вальтер встретились на середине площади, а оттуда уже подошли к офицеру. Мы строимся в шеренгу из четырех человек, я встал последним. Офицер начинает вручать награды.
- Карл Майер! За участие в тридцати днях рукопашных боев, в которых наш великий народ схлестнулся с большевизмом, вам присуждается нагрудный знак «За ближний бой»! – и прицепляет значок ему на мундир, после чего переходит к следующему.
- Вальтер Вагнер! Вам вручается серебряный штурмовой знак пехоты, за участие в четырех контратаках!
Эту же награду, но в бронзе, получает Мюллер. Настала моя очередь. Я вижу, как стоящий неподалеку офицер, которого я вытащил из поезда, подмигнул мне. Я заглядываю в шкатулку, и вижу, что последней наградой (соответственно, предназначенной для меня), является железный крест второй степени. Я еще раз бросаю взгляд на спасенного мною офицера и вижу, как его лицо расплывается в улыбке.
- Вильгельм Герхард! За героизм в бою, а также за спасение жизней многих наших бойцов, вам присуждается звание унтер-офицера, а также одна из высших наград Рейха – Железный крест! – и офицер, надевая его мне на шею, чуть тише говорит. – Второй степени... Хайль Гитлер!
- Хайль Гитлер! – отвечаем мы.
Начинает играть «Германия», и мы возвращаемся в колонну. Я все еще не верю в реальность происходящего. Может, этого ничего и нет? И я умер там, в поезде? Или еще раньше, в воронке вместе с Отто? Но я вижу, как Вебер, весь в бинтах, пожирает меня завистливыми глазами, и я понимаю – нет, это не сон!
Последний раз редактировалось: 06.09.2010 09:00
| |
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
|
|
Тема: Семнадцатая глава
| для ответа необходимо зарегистрироваться |
Соавтор - Дэн
ХVII
Стефан перевернулся на другой бок и, достав гранату, кинул ее в сторону русских. Прогремел взрыв, враг отозвался яростным ответным огнем по бетонному заграждению.
- Говно! – прокричал Ганс.
- Не ругайся, все наладится, - ответил ему один из унтер-офицеров.
- Это не ругательство, - вздохнул Ганс, показывая пальцем на подошву сапога.
- Да уж, - сказал Стефан. – Лучше не бывает. Сидеть за бетонной стенкой, боясь высунуть голову из-за пулеметного огня, да еще есть риск вляпаться в говно.
В действительности, слова Ганса были направлены больше на то, чтобы сказать что-нибудь, чтобы не находиться в постоянной тишине. Мы уже ничем не отличаемся от вышеуказанной субствнции ни по цвету, ни по запаху. Наши когда-то новые с иголочки мундиры забрызганы грязью, на сапогах комья земли, перемешанной с кирпичной пылью и мелкими осколками всего, что только можно.
- Там, - лейтенант Шмидт показал пальцем наверх. - Не одобрят.
- Богу все равно, в говне ты или напомаженный, - сказал Ганс.
- А я не про бога.
В воздухе то и дело свистят пули, мы слышим, как рвутся за стеной гранаты. Этот шум уже так привычен этим солдатам, что они, казалось бы, и не обращают на него внимания. Но каждый из них при услышанном звуке, сам того не замечая, переваривает: «А, вот это винтовка Мосина, рядом с оконным проемом попало, неплохо было бы убраться от него»., или «а вот это 35 мм снаряд, нужно бы убраться подальше от стен, а не то рухнут мне на голову».
Все замолчали. Горстка солдат прижалась к бетонной стене, избитой и изрешеченной пулями и снарядами. Прижались так, как приживаются к матери, ища спасения от нее, обнимая ее покрепче. И пока что эта мать-стена спасала сынов Германии. Но и такое, казалось бы, надежное укрытие, не вечно. Каждая пуля, свистя в воздухе, кусочек за кусочком отщелкивает он нее по камешку. Так и наша армия: она могуча и хорошо подготовлена, и, пока еще, сильна духом. Но человек за человеком, мы таем. Остается надеяться на то, что и стена, и мы, выдержим еще немножко.
- Ura! – слышим мы непонятное нам чужое слово, но уже знаем, что оно предвещает.
Иваны пошли в атаку.
Можно стрелять не глядя, тогда риск минимален, но и не попадешь. Почему-то не очень много солдат практикует этот метод, предпочитая встать в полный рост и прицельно стрелять в противника. Вот и Ганс был из таких – он выпрямился (не совсем выпрямился, не в полный рост, а присел на колено) и начал поливать русских огнем из своего «шмайсера». Стефан поплотнее прижался к заграждению и кинул очередную гранату.
Одна из пуль вышибла мозги лейтенанту, и он упал на землю прямо перед Стерчей. Еще один кирпичик выбит из стеноподобной немецкой армии. Быстрая смерть. Быстрая, но грязная – то самое серое вещество забрызгало пару парней, стоявших рядом со Шмидтом. В том числе и Стефана. Когда такое случилось в первый раз, его вырвало, но теперь – теперь он привык.
Ганс вскрикивает и хватается за плечо – попали, но ничего серьезного. Однако он выбыл, хоть и ненадолго, но выбыл. Стефан аккуратно укладывает его на землю и начинает стрелять вслепую.
Атака красноармейцев захлебнулась, и немцы перешли в наступление. Без лейтенанта действия беспорядочны, и, скорее всего, наступающие аналогично потерпят поражение. Стефан прыгает в воронку, и, решив, что дело проиграно, притворяется мертвым. Если немцы все-таки смогут прорвать оборону – он просто внезапно «оживет».
***[/center]
Я иду в деревню. Поезд в Германию прибудет не скоро, поэтому несколько дней мне придется провести здесь. Ну и ладно, все лучше, чем кланяться пулям и прятаться от снарядов в России.
Пока я иду, мне встречаются уходящие на фронт. Они, в полном боевом обмундировании, маршируют стройной шеренгой, и я стараюсь не смотреть им в глаза. Мне стыдно. Не так, как тогда, когда мы разгружали грузовики с ранеными, но все равно стыдно.
Ускоряя шаг, я вскоре миную и колонну, и неприятные ощущения от созерцания лиц уходящих на передовую.
Вскоре, добравшись до деревни (городом там и не пахнет), я сначала встречаю двух полицаев, потом пару старушек, которые стараются не ввязываться в разговоры с немцами, и, наконец, детей, играющих во дворе с собакой.
Я люблю животных – в отличие от людей, им все равно, кто ты – нацист, большевик, капиталист... Они умеют рассматривать самого человека, невзирая на его политические убеждения, возраст и то, курит он или нет. Если вернусь с этой чертовой войны, обязательно заведу себе кошку или собаку, а если мне не отстрелят яйца, то и детей.
Я забываю, что после ухода с награждения забыл снять каску, поэтому начинаю его искать, думая, что потерял ее. В конце концов, я все-таки нахожу ее у себя на голове. Странно – я уже так привык к ней, что не ощущаю никакого дискомфорта.
Разместили в доме с каким-то старинным (именно старинным, настолько он старый) дедом, которому, впрочем, нет до нас никакого дела. С другой стороны, комендатура через дорогу – всегда смогу навестить моего нового друга, который все-таки сумел выхлопотать мне железный крест.
Отто не живет со мной, он живет вообще на другом конце деревеньки (хотя, чтобы дойти из одного конца в другой, понадобится минут десять, не больше), и я этому рад. Надеюсь, он поладит с новыми соседями, ведь я, на самом деле, не желаю ему зла. Я вообще стараюсь никому не желать зла, хотя это и не всегда получается.
Забавно – пройдя через ад войны, проползя под колючими проволоками и прокравшись по минному полю, я стал пацифистом. Что ж, может, за этим я и попал на фронт?..
Последний раз редактировалось: 21.09.2010 09:02
| |
Страницы: 1 2
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
